– Пустяки. Я рад, что ты обратилась ко мне, хоть и немного удивлен. Мы расстались не на самой дружеской ноте.
– Да, – подтвердила Триш, вспоминая, как разозлилась, когда он раскритиковал составленный ею итоговый документ по делу его клиента. – Но ты замечательный! И в конце концов, ты же пытался снова нанять меня пару недель назад.
Она дала отбой, не дожидаясь его ответа, и набрала номер Уиллоу.
Ответила миссис Рашэм, домработница, и сообщила Триш, что Уиллоу не будет до вечера. Она предложила передать ей все, что нужно, но Триш назвала только свое имя. Нажав пальцем на рычажок, она размышляла, что еще можно предпринять. Наконец она сообразила, что если кто и знает об уликах, на основании которых арестовали Ники, так это Антония. Триш снова сняла трубку и набрала номер.
– Роберт Хит.
Она настолько удивилась, услышав его голос, что едва не выронила телефон. По-видимому, неприятности на работе – в чем бы они ни состояли – уже позади.
– Привет, Роберт. Это Триш, Триш Макгуайр. Как у тебя дела?
– Обычно ты не так глупа. Как, черт возьми, по-твоему, могут быть у меня дела? Антония у тебя?
– У меня? Нет… а что? – Триш привыкла не обращать внимания на его враждебность. – Я думала, она дома. Поэтому и звоню.
– Нет. Здесь только Мария Селеста, а мне нужна Антония. Лотти мертва.
Ледяная рука стиснула горло Триш. Она всегда подозревала Роберта, но от этого было ничуть не легче.
– Триш? Ты слышишь, Триш?
– Да. – Она дважды кашлянула. – Да, я слышу, Роберт. Почему ты сказал, что Шарлотта мертва?
– Они арестовали Ники Бэгшот за убийство. Она оставила мне записку, в которой только это и сказано. Я позвонил этим проклятым занудам, но мне ничего не объяснили, ни где нашли тело, ни кто убил Лотти. Ничего. Сумасшедший дом!
– Тела нет. Его еще не нашли.
– А откуда тебе это известно, Триш? – Подозрительность в его голосе не убеждала.
– Потому что Ники попросила полицию сообщить о своем аресте мне, и когда они позвонили, я спросила про тело. – Триш старалась, чтобы ее голос не выдал обуревавших ее чувств. – Я договорилась, чтобы к ней пришел адвокат и убедился, что она знает свои права и получает всю необходимую помощь.
– Ты договорилась насчет адвоката? Но почему? Какое это имеет к тебе отношение?
– Ники попросила связаться со мной. – Почему Роберт не понимает простейших вещей, которые она ему говорит? – Я сделала для нее, что могла.
– Я потрясен, Триш, – уже гораздо теплее и человечнее проговорил Роберт. – И благодарен. Просто не могу поверить.
Она решила воспользоваться его необычной мягкостью.
– Слушай, Роберт, могу я заехать? Мне нужно кое-что узнать, и было бы легче расспросить об этом тебя, а не Антонию. Мы можем поговорить?
– Запросто. Но не здесь. Нет смысла торчать дома, если Антония не приедет обедать. За последние дни я возненавидел этот дом. Как насчет «Глазированной груши»? Знаешь, где это место?
– Рядом с Шарлотт-стрит? Да, знаю. Могу встретиться там с тобой где-то через полчаса.
– Давай через сорок пять минут. Я оставлю Антонии записку, на случай, если она все же соблаговолит заявиться. До встречи, Триш.
Окрыленная тем, что все так легко устроилось, Триш помчалась по винтовой лестнице переодеваться. «Глазированная груша» была довольно новым, чрезвычайно модным заведением с баром и рестораном, где в основном собирались работники телевидения и рекламы. Ей не хотелось испортить все дело, представ перед Робертом в неподходящем виде.
Десять минут спустя, облачившись в кремовое эластичное боди, короткую черную юбку и очень длинный пиджак и гораздо сильнее, чем обычно, накрасив ресницы, она выбежала из квартиры, на ходу прикалывая к левому лацкану серебряную брошь.

Когда, опоздав всего на десять минут, Триш добралась до «Груши», Роберт сидел на высоком табурете в баре и с мрачным видом пил из бутылки пиво ультрамодной новейшей марки.
– Привет, – сказала Триш.
Роберт кивнул:
– Выпьешь?
Из-за крутившихся в голове вопросов она никак не могла сообразить, чего бы ей хотелось.
– Э… белого вина с содовой, пожалуйста.
– Хорошо. – Он помахал бармену и сделал заказ. По выражению его лица Триш поняла, что выбранный ею напиток ужасающе старомоден. Наверное, надо было заказать «Морской бриз», если только и он уже не устарел, но она никогда не любила такого рода коктейли.
– Будь здорова, – некстати сказал Роберт. Вид у него был расстроенный и больной, как у каждого из них; таким несчастным Триш никогда его не видела. Черный пиджак от Армани чрезмерно подчеркивал желтизну кожи, а губы казались обкусанными и сухими. К тому же Роберт как будто еще и похудел.
Триш, которая всю дорогу от Саутуорка репетировала вопросы, вдруг обнаружила, что не знает, с чего начать.
– Ты сказал, что Ники оставила записку? – наконец решилась она.
Роберт кивнул и, подцепив горсть жареного миндаля из серебряной вазочки на стойке, отправил его в рот. Три штуки упали на колени. Он смахнул их на пол с такой силой, что вполне мог причинить себе боль.
– И что в ней было?
– Только то, что ее арестовали, – пробормотал он, жуя орехи. – Она была не заклеена, и я решил, что Антония тоже ее прочла и поэтому слиняла. Но когда я позвонил в полицию, мне сказали, что не видели ее. И с Марией она ничего не передала – по крайней мере, мне об этом неизвестно. – В голосе Роберта послышалось раздражение. – Никогда не мог понять, зачем Антонии понадобилось нанимать женщину, которая говорит только по-испански. Это нелепо. Так же как и…
– И?.. Что, Роберт?
– Что? А, ничего. О чем ты хотела спросить, чего ей не надо слышать?
– Ах, – вздохнула Триш, сожалея, что Роберт запомнил предлог, под которым она выманила его на личную встречу. – Это касается того, как Ники обращалась с Шарлоттой. Мне сказали, что в последнее время ты часто видел их вместе.
– Кто это тебе сказал? – Его худое лицо исказилось подозрением. Триш, как могла, успокаивающе улыбнулась. Заметного эффекта это не оказало.
– Я ходила на детскую площадку поговорить с другими нянями на следующий день после того, как впервые увидела Ники. Антония с самого начала была убеждена в виновности Ники, а я нет. Я хотела поговорить с кем-нибудь, кто относился к ней хорошо. – Триш улыбнулась. – Я не сообразила, что ты тоже подходишь, иначе позвонила бы уже несколько дней назад.
Роберт промолчал.
– Во всяком случае, няни сказали мне, что днем ты довольно часто забирал Ники и Шарлотту с детской площадки, – продолжала Триш, гадая, удастся ли вообще выудить из него что-нибудь ценное. – Похоже, ты им всем нравишься, Роберт, в отличие от большинства других родителей, о которых они рассказывали.
– Значит, вот откуда это пошло? – сердито произнес он, прежде чем глотнуть еще пива. – А я-то ломал голову, что заставило ее так поступить.
– Не понимаю.
– Видимо, это ты передала Антонии ту маленькую пикантную подробность?
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, Роберт. После посещения площадки я Антонию не видела. Она почему-то злится на меня и больше не отвечает на мои звонки. Почему она должна была рассердиться, узнав, что ты там бываешь?
Бармен поставил перед Триш ее вино и заменил новой вазочкой с орехами опустошенную. Триш поблагодарила и повернулась к Роберту, подняв брови.
Он пожал плечами:
– Ее бесит, когда я сваливаю с работы раньше, чем освобождается она. И терпеть не может, когда я вожусь с Шарлоттой, а также считает, что мне не следует даже разговаривать с Ники, кроме как передавать распоряжения Антонии. По ее мнению, дружеское отношение к «персоналу» делает его нахальным. Глупая корова!
– Роберт!
– Но она действительно такая временами. Ты должна сама знать, как она обращается с людьми, которых считает ниже себя.
– В общем, да. Но давай пока забудем об Антонии. Роберт, кое-что мне непонятно.
– Блестящая Триш Макгуайр теряется в догадках? Великий боже!
– Ой, Роберт, прекрати! Неужели случившегося с Шарлоттой недостаточно, чтобы хоть это ты воспринимал серьезно? Неужели тебе все время надо, как ребенку, ходить вокруг да около? Я от этого просто с ума сойду!
В его взгляде, помимо опасливой злости и подозрительности, читалось неподдельное изумление.
– Да что с тобой такое?
– Я хочу узнать, что случилось с Шарлоттой, – сквозь зубы ответила она.
– Как и все мы, Триш! Что дает тебе право считать себя такой безупречной в данной ситуации?
– Прости, – сказала она, уловив в его голосе нотку отчаяния. – Просто я не понимаю.
– Чего, скажи на милость, ты не понимаешь?
– Почему все только и говорят о проблемах в твоей конторе. А ты, похоже, свободен как ветер: ходишь на детскую площадку, плаваешь по утрам в воскресенье, пришел сегодня на обед домой… Что происходит, Роберт?
Он ссутулился.
– Ты был слишком занят, чтобы в воскресенье побыть с Антонией, но…
– Ха!
– Что это значит, Роберт?
– Ты что, действительно думаешь, я бы не остался в воскресенье, если б Антония мне позволила?
– Что?
– Да, у меня было важное собрание. Но как бы это ни отразилось на моей работе, я ни на секунду не оставил бы Антонию, если б она позволила. Но ты же знаешь, какая она: терпеть не может, когда ей помогают, и не выносит никого рядом, если ей плохо. Это чертовски осложняет жизнь.
Триш вспомнила, как Антония сказала полицейским, что они с Робертом поссорились бы, заставь она его сидеть дома и ждать новостей о Шарлотте.
– По-видимому, я должна извиниться, – медленно проговорила она.
– Господи боже! Великая Триш Макгуайр приносит мне извинения. Пресвятая Богородица!
– Не надо, Роберт! Оставим то собрание в воскресенье. Если неприятности настолько серьезны, то почему теперь у тебя так много свободного времени? Тут что-то не сходится. Сам понимаешь.
– Значит, ты тоже подозреваешь меня в убийстве Лотти, да? Боже! Эти женщины! Да по тому, как обращается со мной Антония, можно подумать, что я доктор Менгеле. С самой встречи в аэропорту. И сообщает полиции. Я уверен, что это она. Больше никто не мог. И это так на нее похоже.
– Да о чем ты? – спросила Триш, от души желая, чтобы он говорил полными и логически связанными предложениями. Она предположила, что его привычка перескакивать с темы на тему, не закончив ни одну из них, связана с фрагментарной, клиповой подачей материала, которую он использовал в своих рекламных кампаниях. Триш, привыкшая в суде к округлым, законченным предложениям, находила эту его манеру несносной. – Что делает Антония?
– Сообщает полицейским самые разные факты обо мне, не относящиеся к делу, – на сей раз более внятно ответил он. – Собранные вместе, они наложились на их собственную предвзятость и превратили меня в Подозреваемого Номер Один.
В душе Триш боролись сочувствие… и подозрение.
– Разве Антония тебе ничего такого не говорила? – полюбопытствовал Роберт.
– Нет, – сказала Триш. – Она была неизменно лояльна по отношению к тебе и в моем присутствии не сказала ни слова против тебя.
– Удивительно.
– Но если ты Подозреваемый Номер Один, почему они вдруг арестовали Ники?
– Бог их знает, – сказал он, и его узкое лицо больше, чем обычно, напомнило крысиную мордочку. – Вчера они от меня отвязались. Я подумал было, что они увидели свет в конце туннеля. Но теперь я не уверен. У них в порядке вещей подтасовать улики, чтобы появился предлог сцапать Ники и попытаться заставить ее признаться, будто она видела, как я убиваю Лотти.
– А она видела? – спросила Триш, прежде чем успела прикусить язык. К ее изумлению, Роберт закашлялся и наклонил голову, сжав большим и указательным пальцами переносицу, словно старался сдержать слезы. Но это же абсурд! Личные впечатления Триш и все, что она о Роберте слышала, не давали ей поверить, что он переживает. – Роберт? Что такое?
– Да ради бога! Неужели ты не понимаешь? Почему Ники единственной хватило ума понять, что я любил эту малявку?
– Ты любил ее, Роберт? – Триш заметила, что он говорит в прошедшем времени, и с еще большей настороженностью стала наблюдать за разыгрываемой им сценой. – Серьезно?
Он взглянул на нее, высморкался во взятую со стойки бумажную салфетку. Триш показалось, что на глазах у него настоящие слезы, и она снова почувствовала смущение.
– Она была с характером и забавная, ужасно забавная. До этого я никогда не общался с детьми ее возраста. – Он еще выпил и продолжил почти без всякой враждебности: – Знаешь, Триш, а ты сука! До сих пор я этого не понимал.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты хитростью заставила меня встретиться с тобой, верно? Ты сказала, что хочешь узнать о чем-то, о чем не можешь спросить Антонию, но ты просто хотела выложить свои обвинения и посмотреть на мою реакцию. Даже Антония не заходила так далеко. Пока.
– Роберт…
– Или это она стоит за твоей маленькой проделкой… а? Она подумала, что план полиции в отношении Ники может не сработать, и решила, что ее драгоценная, блестящая Триш добьется большего?
– Ничего подобного, – сказала Триш, изо всех сил сдерживая гнев. – Я же сказала тебе, что не разговаривала сегодня с Антонией. И ни в чем тебя не обвиняла. Я лишь хотела узнать, что за проблемы у тебя на работе. Ты сам выложил все остальное. Не представляю, почему ты так скрытничаешь насчет своей работы.
На мгновение, пока он знаком просил у бармена еще пива, ей показалось, что больше Роберт не произнесет ни слова.
– А почему бы и нет? – сказал он, выпив почти полбутылки. – Если ты от меня отвяжешься, почему бы и не сказать? Все равно это скоро выйдет наружу… банк постарается. И по сравнению с Лотти все это мелочи. Мы по уши в дерьме, Триш. Наш самый крупный счет незаконно присвоен, и наличные последние полгода текли широким потоком. До закрытия дела в пятницу банк дал нам возможность найти другого гаранта или нового денежного клиента. Ну что – удовлетворена?
– А Антония не может помочь?
– При всем своем богатстве, Триш, – сказал он покровительственным тоном, который всегда действовал ей на нервы, – она – пескарь по сравнению с акулами, которые кружат в нашем пруду. За последние четыре года мы здорово выросли, как тебе должно быть известно, если ты хоть иногда слушаешь, что тебе говорят. Я точно помню, как рассказывал тебе об этом почти год назад. Тогда у тебя был жутко скучающий вид, но я не догадывался, что ты вообще ничего не воспринимала.
Триш вспомнила и тот случай и отвращение, внушаемое ей настойчивостью, с которой Роберт информировал о своих успехах каждого встречного.
– Но я не обратился бы к Антонии, будь она даже крупной рыбой.
– Хотя как банкир, – заметила Триш, – она должна знать множество потенциальных гарантов, к которым ты мог бы обратиться.
Он пожал плечами, стараясь сохранить безразличный вид. В первый раз Триш уловила в его раздражении признаки настоящей злости. Через секунду он повернулся на табурете и, помахав пустой бутылкой бармену, потребовал еще пива. Даже со спины Триш чувствовала его напряжение.
Вот оно что, подумала Триш. Видимо, он все же обратился к Антонии за помощью, а она отказала. Не удивительно, что в доме царит такая напряженная атмосфера. И не удивительно, что Антония относится к нему с такой подозрительностью. Она думает, что он похитил Шарлотту из мести? Или чтобы получить выкуп и расплатиться с банком? Этого она боится?
Или все еще хуже? Неужели полиция права насчет педофилии? Кто знает? Стресс – один из самых известных спусковых крючков насилия над детьми. И эта ситуация на работе послужила таковым для Роберта? Искренне ли Ники утверждала, что могла оставить те синяки на руках Шарлотты, или она пыталась выгородить Роберта?
Внезапно все вопросы были вытеснены из головы Триш отчетливым воспоминанием о том, как Шарлотта описала свои кошмары.
– Шарлотта когда-нибудь рассказывала тебе о своих страшных снах?
– Нет, – не оборачиваясь, ответил Роберт.
– О снах про «огромных шевелящихся червяков»?
Он немного повернулся и глянул на нее через плечо.
– Про червяков? – Голос его был более высоким, чем обычно. Может быть, от удивления, а может быть, и от страха, подумала Триш, стараясь не давать воли своему воображению.
– Да, – как могла, твердо сказала она. – Про больших, розовых червяков.
Роберт покачал головой и снова посмотрел на бармена. Сделав заказ, он развернулся к Триш:
– Ты ужасно выглядишь, Триш. Что с тобой?
– Ничего. А что? Что?
– Ты белая как полотно, и вид такой, словно тебя сейчас вырвет.
– Я действительно чувствую себя неважно, – признала она. Она сделала глоток белого вина, смешанного с содовой, но это не помогло. – Это происходит всякий раз, когда я думаю о Шарлотте и о том, что с ней могут сделать.
Но не сейчас. Во всяком случае, обычно ей так Плохо не бывает.
– Ты не беременна, а, Триш? В этом причина?
– Что? – переспросила она, злясь на идиотский и не относящийся к делу вопрос. – Нет, конечно, не беременна.
– Так это описывают. И выглядишь ты так же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31