От удивления он забыл об осторожности. Дойдя до развилки, Ригоберто остановился и замер. Сквозь шум дождя его молодые честолюбивые уши различили хлюпанье ног по грязи. Ригоберто рванулся вдогонку удаляющимся звукам и при вспышке молнии метрах в двадцати от себя увидел трех мужчин, которые остановились и повернули в его сторону головы. Блик молнии погас, но более отдаленные вспышки неясно высвечивали застывшие силуэты людей.
Ригоберто далеко вытянул перед собой руку с непромокаемым «магнумом». Он дрожал от азарта. Все инструкции майора вылетели из его головы, и он, неожиданно для себя, громко и властно закричал, перекрывая шум дождя:
– Ни с места! Буду стрелять! Руки за голову!
В то же мгновение три фигуры метнулись в заросли. Лучший агент бросился за ними, но, поскользнувшись, плюхнулся лицом в жирную, черную грязь.
– Дьявол! – громко выругался Ригоберто и, не давая себе отчета в том, что делает, направил «магнум» в сторону доносящегося из зарослей треска и надавил на спусковой крючок.
Револьвер громко щелкнул, показав свою готовность произвести выстрел, но стрелять почему-то не стал. Лежа в грязи на животе, Ригоберто двумя руками взвел тугой боек и, на этот раз держа «магнум» уже двумя руками, плавно надавил на курок. «Магнум» опять щелкнул. И только тогда Ригоберто осенило, что револьвер не заряжен.
Когда лучший агент наконец впихнул в барабан три больших мокрых патрона, которые хранил в нагрудном кармане рубашки в качестве резерва боеприпасов, он услышал тихое урчание мотора и увидел вспыхнувшие габаритные огни, тут же погасшие.
– Сукины дети! Они угоняют мою машину! – вскричал Ригоберто, проворно вскочил на ноги и погнался за машиной. Но уже через несколько метров он сообразил, что преступники движутся на машине значительно быстрее. Остановившись, Ригоберто картинно вскинул руку с револьвером и дважды выстрелил. Два снопика пламени вырвались из ствола «магнума» и на секунду ослепили и оглушили агента номер один. Затем Ригоберто услышал надсадный рев мотора и с размаху швырнул предательский револьвер в грязь.
– Проклятье! Он же был всегда заряжен! – прохрипел Ригоберто, словно оправдываясь перед кем-то.
* * *
– Чико, ты слышишь меня? Прием! Прием, чико! Прием! – Взволнованный голос майора Кастельяноса отчетливо доносился из трубки радиотелефона, и от этого голоса Лысана бросало в пот. Он делал своим подчиненным угрожающие жесты и требовал абсолютного молчания.
– Карахо, Гидо! Опять пропала связь! – Голос майора звучал на этот раз приглушенно. – Ты слышишь, толстяк? Какой-то шум, и ничего больше! И знаешь, мне кажется, шумит мотор! Послушай сам! Вроде бы шум мотора, а этот сопляк не отзывается! Куда он подевался?
Лысан с перекосившимся от страха лицом выдернул ключ из замка зажигания, и двигатель, поперхнувшись, замолк. Машина по инерции катилась по шоссе, постепенно останавливаясь.
Из трубки донеслось бормотание Гидо, из которого Лысан разобрал только одно крепкое ругательство. Машина остановилась, и Шакал дрожащей, как лист на ветру, ладонью прикрыл микрофон. Затем в его руке появился перочинный ножик, и одним неловким резким движением Шакал перерезал провод, подававший в радиотелефон питание от аккумулятора.
– Все! Рация больше не работает! – проблеял он, и Лысан шумно выдохнул. – Куда теперь, это самое, ехать? – Шакалу было трудно говорить. Страх душил его.
Лысан угрюмо набычился и молчал. От переживаний, выпавших на его долю в эту бурную ночь, он окончательно отупел и сам чувствовал это.
Эта сволочь тут полицию свою содержит, значит. Уже стрелять в нас начали, как в бешеных собак! И пристрелят… «Он такой тихий, такой культурный, интеллигент! Он нас пальцем не тронет!» – зашипел Лысан, цитируя Шакала, который после встречи с Луисом в кабаре старался убедить Лысана в миролюбивом настрое «профессора». – Почему мы его раньше не пришили! – заорал Лысан в полный голос. – Ведь могли же, могли его там, в море, придавить или когда он вам песни пел!.. А теперь подыхать остается! Вот он как экипирован!.. Надо разбегаться! – помолчав с полминуты, вынес он резолюцию. – Разбираем запасные паспорта – и на все четыре стороны! Каждый выбирается как сумеет. Давай заводи! Гони к мосту! Пока этот, что там остался, не успел предупредить.
Шакал включил зажигание и погнал машину в сторону моста, соединявшего Ринкон Иносенте с материковой частью Эль-Параисо. Подавленное молчание повисло в кабине «форда», принадлежавшего пограничной службе Эль-Параисо.
Подъезжая к мосту, Шакал увеличил скорость и промчался мимо закутанного в плащ полицейского, который делал какие-то жесты и на которого никто, кроме Шакала, не обратил внимания. Проскочив мост, Шакал включил все фары, которыми в избытке был оснащен «форд», и еще прибавил скорости, стремясь как можно скорее достичь Национальной автострады. Лысан и Алексис озирались по сторонам так, словно могли увидеть за стеклами машины что-то важное, однако не видели ничего, кроме освещенного мощным светом пространства впереди машины и придорожных кустов, которые выхватывали из темноты вспышки молнии. Рокот грома и шум тропического ливня заглушали все звуки. Даже шум двигателя, казалось, доносился откуда-то издалека.
По расчетам Лысана, они уже должны были приближаться к Национальной автомагистрали. Лысан оживился и, криво улыбаясь, начал подбадривать подчиненных:
– А погодка такая нам, значит, на руку! Так, глядишь, к рассвету доберемся до столицы, а там врассыпную. Первым, значит, полечу я, прямо в Боготу. Есть такой утренний рейс… А потом вы, значит. Уж не знаю как: вместе или по отдельности. Как вам больше, значит, нравится. Днем будет еще самолет на Мехико. В столице за полдня он нас не найдет! Сейчас выскочим на большую дорогу, схватим такси, а эту тележку загоним в кусты подальше. Пусть поищет, сукин сын! Как он в нас не попал, ума не приложу! Всего-то метров двадцать было… Будь у меня оружие, я бы из него решето сделал!.. Это ты зачем машину останавливаешь, а-а-а? Ты что! – просипел Лысан, заметив, что машина плавно замедляет ход.
– Это самое, бензин кончился! Видите, лампочка красная горит! – Машина остановилась, и Шакал безуспешно гонял стартер, пытаясь снова завести мотор.
– Туши свет, фары туши, кретин! – приказал Лысан, вцепившись в костлявое плечо Шакала. Тот выключил фары, и все вокруг погрузилось во мрак. Лысан зажег свет в салоне и стал шарить руками во внутреннем багажнике машины. – Вот, значит, и карта! – прохрипел он, вытащив подробнейшую карту Ринкон Иносенте и его окрестностей, которой были снабжены все машины пограничной службы. Вместе с Алексисом Лысан склонился над картой и через какое-то время сообщил: – До большого шоссе еще километра три, а то и все пять… – и он разразился отчаянной матерной тирадой, в адрес неизвестного ему Ригоберто, который не удосужился заправить машину. Затем Лысан выключил свет и послал Шакала на разведку.
Шакал поежился и вылез из машины, с тайным намерением больше не возвращаться, бросить своих боевых товарищей и бежать куда глаза глядят. Но обрушившийся ему на голову ливень отрезвил его и заставил вспомнить, что запасные документы и деньги остались у Лысана. Потоптавшись немного вокруг машины, Шакал наткнулся на фанерный щит, установленный на обочине. Молнии ослепляли Шакала, и все же ему удалось рассмотреть добродушную морду медведя с рулем в руках, и Шакал, имевший поразительную память на мелочи, в ужасе бросился к машине.
– Мы совсем рядом… – задыхаясь, прошептал Шакал, плюхнувшись на сиденье. – С домом этого самого старика ненормального, у которого машину нанимали… В общем, куда мы с Алексисом его первый раз привезли! – бормотал Шакал. – Если старик его человек, нужно уходить скорее! А то они нас, это самое, найдут…
– А я, значит, примерно так и прикидывал, что старикашка со своим сараем где-то здесь поблизости будет. – Лысан тоже шептал, вслушиваясь в шум дождя.
– Послушайте! – Алексис сбросил оцепенение и заговорил громко и страстно. – Нужно идти в дом к старику! Там нас никто не станет искать! Здесь, на дороге, мы до утра ни одной машины не поймаем. А там деревня, может, удастся нанять что-нибудь. И потом, если старик в самом деле его человек, то это даже на руку. Как он предупредит, если мы его скрутим? А искать нас в доме своего агента он не станет! Так что можно будет посидеть у старика и до следующей ночи. Они будут искать нас в столице, а мы будем спокойно посиживать здесь, у них под боком! Заодно эту хижину перероем! Может быть, там есть «порошок»…
Лысан недоверчиво посматривал на Алексиса. В его голой голове уже почти сложился стандартный план. Лысан решил остановить первую попавшуюся машину, взять ее пассажиров в качестве заложников и гнать в столицу. Но последний аргумент Алексиса, фраза о том, что там может оказаться «порошок», один килограмм которого мог обеспечить Лысану роскошную старость, оказался неотразимым.
– Давай загоняй машину в кусты! – бросил Лысан Шакалу и собрался вылазить, но Шакал предупредил его:
– Она же не заводится. Выйдете с Алексисом, а я попробую продвинуть ее стартером. Но придется толкать…
Ругая Шакала последними словами, Лысан и Алексис вылезли из «форда» и стали помогать Шакалу, рывками продвигая машину к кювету. Общими усилиями ее столкнули с проезжей части, и Шакал вылез, чтобы помочь Лысану и Алексису руками заталкивать упиравшийся «форд» в заросли колючих кустов.
– Ну вот, значит, пусть поищут! – удовлетворенно проурчал Лысан, когда работа была завершена. – Пошли быстрее! Пока этот старый пень спит, мы его прихлопнем.
– А то еще и девчонка там окажется! – мечтательно пробасил Алексис. – Ей-то уж мы точно рот раскроем! Я знаю, как обращаться с женщинами!
Лысан не отвечал. Он сосредоточенно месил грязь, то и дело спотыкаясь. Им владели плохие предчувствия.
Поднявшись на пригорок и петляя между загонами для свиней, обтянутыми колючей проволокой, «ударная группа» наконец уперлась в стену дома. Вперед был выслан Алексис, который вернулся через несколько минут и доложил, что дверь открыта и в доме темно.
– Пошли, только тихо! – отдал приказ Лысан. Несмотря на страх, он вдруг почувствовал себя полководцем.
Алексис первым вошел в дом. В правой руке он держал толстый железный колышек, который подобрал рядом с дверью. Такие колышки крестьяне Эль-Пара-исо забивают в землю и привязывают к ним скотину. Алексис прокрался по коридору, осторожно отворил дверь в спальню. Освещаемая вспышками молний, спальня была пуста. Пустыми оказались и две другие комнаты. Алексис вернулся к дверям и позвал мокнувших под дождем Лысана и Шакала.
– Пусто! Никого нет! – прошептал он, провожая Лысана в спальню и подобострастно придерживая его за талию.
«Ударная группа» овладела домом Панчо, не встретив на своем пути решительно никакого сопротивления. Алексис и Лысан устроились в спальне, а Шакалу было велено дежурить под дверью и ожидать появления Панчо.
– Этот старый пень может и до утра, значит, не появиться. Но ты сиди и слушай! – наставлял Шакала Лысан. – У тебя, значит, уши молодые, слышат хорошо. Как только что-нибудь услышишь, беги к нам. Возьми табуретку и садись. Часа через два рассветет, тебя Алексис сменит. Да не спи, смотри у меня!
Шакал уселся на табуретке и стал послушно внимать шуму дождя. Алексис лег на полу в спальне рядом с окном.
– Вы не бойтесь, я не усну! На этого ублюдка разве можно положиться. Тоже буду слушать. Да и какой теперь сон…
– Ну а я, значит, вздремну чуть-чуть! – с теплой интонацией старшего брата отозвался Лысан. – Толкни меня через полчасика! Или лучше через час. И за Шакалом посматривай, а то еще сбежит…
Лысан растянулся на широкой кровати и закрыл глаза. Он вспоминал и переживал страшные события последних суток. Эти сутки растянулись во времени, как молочная тянучка. Еще вчера утром они выходили в море полные надежды, почти уверенные в том, что возьмут наконец этого проклятого «профессора», а сейчас двадцать часов спустя, профессор сам загнал их в угол, в этот воняющий свиньями сарай. Где была роковая ошибка? Как и что можно сделать теперь, чтобы выбраться из этой гнусной страны?
«И все-таки Алексис большое дерьмо!» – Эта мысль, словно полыхавшие за тонкими стенами дома молнии, озарила голову Лысана, ожесточила его сердце, и он заскрипел зубами в припадке бессильной ненависти, нащупывая глазами лежащего на земляном полу Алексиса. Лысан вспомнил, как Алексис взбунтовался на катере, когда он захотел весьма остроумно использовать Алексиса, не умеющего плавать, в качестве секретного подводного оружия; затем Лысан в деталях припомнил, как Алексис отталкивал его в сторону от спасительной двери, когда страшный «профессор» перевернул тунцовый катер. Потом Алексис промазал из ружья, когда, по мнению Лысана, невозможно было промахнуться; и, наконец, бросил на произвол судьбы их с Шакалом, надел акваланг и прыгнул за борт, когда продырявленный Луисом катер был уже наполовину залит водой и двигатель захлебывался, а до берега оставалось не менее двухсот метров. «Это счастье наше, что там везде было по пояс, и, значит, кое-как добрели бы до берега!» – обвинял Лысан, вслушиваясь в шум дождя и созерцая неподвижную, словно окаменевшую в темноте фигуру Алексиса.
Постепенно мысли Лысана стали путаться и переплетаться, уступая шаг за шагом место сновидениям. Ни один из снившихся ему снов Лысан никогда не мог вспомнить. Засыпая, он словно проваливался в темную, сырую и душную яму. Последним из того, что вертелось в его уже почти укутанной сном голове, было воспоминание, как Шакал высмотрел в бинокль Луиса и маленькую графиню, а несколькими минутами позже обнаружил в цветочном горшке микрофон.
«Что ни говори, а у Шакала настоящий нюх! И голова вроде бы соображает. Когда нас уже совсем к морю прижали, Шакал догадался утопить машину этого деда и двигаться пешком. Идея хорошая – концы в воду и врассыпную. Из таких людей получается толк. Может быть, лет через пять этот парень еще нашим шефом станет…» Обсасывая это малоправдоподобное предположение, Лысан рухнул в яму своих таинственных, никому не известных и не познаваемых снов.
* * *
Шакал заснул раньше всех. Ужасные приключения последних суток свалили его в сон прямо на табуретке перед входной дверью. Во сне Шакал поводил ушами. Он спал, но не спали его уши. Уши разбудили Шакала, как только издалека стал доноситься новый мерный, чавкающий звук. Он открыл глаза. Сквозь щели в двери пробивался слабый серый свет.
Чавкающие звуки приближались, нарастали, и вдруг Шакалу стало понятно, что это шлепает ногами по грязи человек, что человек идет именно сюда, к двери, за которой Шакал несет свою нелегкую вахту. Бесшумно вскочив с табуретки, он ринулся в спальню будить начальство.
Лысан проснулся мгновенно и, больно зажав Шакалу рот грязной пятерней, потянулся ухом к приоткрытым жалюзи окна.
– Должно быть, дед идет! – прерывисто прошептал он, продолжая душить покорно притихшего Шакала грязной ладонью. – Эй ты, не слышишь, что ли! – злобно прошипел Лысан, заметив, что Алексис мирно спит, прислонив кокосовую голову к стене.
– Я уже давно его слышу! – отрывисто прошептал только что проснувшийся Алексис и преданно посмотрел в глаза Лысану. – Пусть он заходит! Здесь мы его и возьмем!
Шаги звучали уже под самыми окнами, и, может быть, поэтому план Алексиса показался Лысану мудрым, а главное, легко осуществимым.
– Да, подождем, значит, здесь, – прошептал он, отпуская задохнувшегося Шакала и медленно садясь на кровати, в то время как Алексис на цыпочках неуклюже приблизился к двери в коридор и медленно прикрыл ее.
Входная дверь заскрипела, и из коридора донеслось приглушенное шумом дождя ругательство. Пока Панчо скрипел резиновыми сапогами, цепляясь каблуками за порог, затихшая в спальне «ударная группа» сходила с ума, пытаясь догадаться, что делает в темноте старик. Сапоги снялись минут за пять. У Панчо было много времени, он не хотел пачкать руки и к тому же был настолько пьян, что не мог наклониться, не рискуя распахать носом земляной пол.
Панчо провел ночь на свадьбе у соседа. По традициям Эль-Параисо, свадьбы, как, впрочем, любые другие торжества, длятся всю ночь напролет. И всю ночь напролет все, от стара до мала, от тех, кто только-только научился ходить, кончая теми, кто уже почти разучился это делать по причине преклонного возраста, – всю ночь напролет люди Эль-Параисо танцуют, танцуют, танцуют.
Панчо тоже танцевал, но не очень много. Втайне от хозяев и гостей он овладел длинной темной бутылкой дешевого рома и всю ночь стаканчик за стаканчиком вливал его в свой впалый дряблый живот, медленно, но уверенно приближаясь к пику блаженного состояния, когда в нем оживали мучительно сладкие и яркие воспоминания и он наяву видел тот самый торжественный день, главный в его жизни День, когда он надел мундир лейтенанта и, увешавшись оружием, прошелся по улицам Ринкон Иносенте, бывшего тогда глухой провинциальной деревней на берегу моря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Ригоберто далеко вытянул перед собой руку с непромокаемым «магнумом». Он дрожал от азарта. Все инструкции майора вылетели из его головы, и он, неожиданно для себя, громко и властно закричал, перекрывая шум дождя:
– Ни с места! Буду стрелять! Руки за голову!
В то же мгновение три фигуры метнулись в заросли. Лучший агент бросился за ними, но, поскользнувшись, плюхнулся лицом в жирную, черную грязь.
– Дьявол! – громко выругался Ригоберто и, не давая себе отчета в том, что делает, направил «магнум» в сторону доносящегося из зарослей треска и надавил на спусковой крючок.
Револьвер громко щелкнул, показав свою готовность произвести выстрел, но стрелять почему-то не стал. Лежа в грязи на животе, Ригоберто двумя руками взвел тугой боек и, на этот раз держа «магнум» уже двумя руками, плавно надавил на курок. «Магнум» опять щелкнул. И только тогда Ригоберто осенило, что револьвер не заряжен.
Когда лучший агент наконец впихнул в барабан три больших мокрых патрона, которые хранил в нагрудном кармане рубашки в качестве резерва боеприпасов, он услышал тихое урчание мотора и увидел вспыхнувшие габаритные огни, тут же погасшие.
– Сукины дети! Они угоняют мою машину! – вскричал Ригоберто, проворно вскочил на ноги и погнался за машиной. Но уже через несколько метров он сообразил, что преступники движутся на машине значительно быстрее. Остановившись, Ригоберто картинно вскинул руку с револьвером и дважды выстрелил. Два снопика пламени вырвались из ствола «магнума» и на секунду ослепили и оглушили агента номер один. Затем Ригоберто услышал надсадный рев мотора и с размаху швырнул предательский револьвер в грязь.
– Проклятье! Он же был всегда заряжен! – прохрипел Ригоберто, словно оправдываясь перед кем-то.
* * *
– Чико, ты слышишь меня? Прием! Прием, чико! Прием! – Взволнованный голос майора Кастельяноса отчетливо доносился из трубки радиотелефона, и от этого голоса Лысана бросало в пот. Он делал своим подчиненным угрожающие жесты и требовал абсолютного молчания.
– Карахо, Гидо! Опять пропала связь! – Голос майора звучал на этот раз приглушенно. – Ты слышишь, толстяк? Какой-то шум, и ничего больше! И знаешь, мне кажется, шумит мотор! Послушай сам! Вроде бы шум мотора, а этот сопляк не отзывается! Куда он подевался?
Лысан с перекосившимся от страха лицом выдернул ключ из замка зажигания, и двигатель, поперхнувшись, замолк. Машина по инерции катилась по шоссе, постепенно останавливаясь.
Из трубки донеслось бормотание Гидо, из которого Лысан разобрал только одно крепкое ругательство. Машина остановилась, и Шакал дрожащей, как лист на ветру, ладонью прикрыл микрофон. Затем в его руке появился перочинный ножик, и одним неловким резким движением Шакал перерезал провод, подававший в радиотелефон питание от аккумулятора.
– Все! Рация больше не работает! – проблеял он, и Лысан шумно выдохнул. – Куда теперь, это самое, ехать? – Шакалу было трудно говорить. Страх душил его.
Лысан угрюмо набычился и молчал. От переживаний, выпавших на его долю в эту бурную ночь, он окончательно отупел и сам чувствовал это.
Эта сволочь тут полицию свою содержит, значит. Уже стрелять в нас начали, как в бешеных собак! И пристрелят… «Он такой тихий, такой культурный, интеллигент! Он нас пальцем не тронет!» – зашипел Лысан, цитируя Шакала, который после встречи с Луисом в кабаре старался убедить Лысана в миролюбивом настрое «профессора». – Почему мы его раньше не пришили! – заорал Лысан в полный голос. – Ведь могли же, могли его там, в море, придавить или когда он вам песни пел!.. А теперь подыхать остается! Вот он как экипирован!.. Надо разбегаться! – помолчав с полминуты, вынес он резолюцию. – Разбираем запасные паспорта – и на все четыре стороны! Каждый выбирается как сумеет. Давай заводи! Гони к мосту! Пока этот, что там остался, не успел предупредить.
Шакал включил зажигание и погнал машину в сторону моста, соединявшего Ринкон Иносенте с материковой частью Эль-Параисо. Подавленное молчание повисло в кабине «форда», принадлежавшего пограничной службе Эль-Параисо.
Подъезжая к мосту, Шакал увеличил скорость и промчался мимо закутанного в плащ полицейского, который делал какие-то жесты и на которого никто, кроме Шакала, не обратил внимания. Проскочив мост, Шакал включил все фары, которыми в избытке был оснащен «форд», и еще прибавил скорости, стремясь как можно скорее достичь Национальной автострады. Лысан и Алексис озирались по сторонам так, словно могли увидеть за стеклами машины что-то важное, однако не видели ничего, кроме освещенного мощным светом пространства впереди машины и придорожных кустов, которые выхватывали из темноты вспышки молнии. Рокот грома и шум тропического ливня заглушали все звуки. Даже шум двигателя, казалось, доносился откуда-то издалека.
По расчетам Лысана, они уже должны были приближаться к Национальной автомагистрали. Лысан оживился и, криво улыбаясь, начал подбадривать подчиненных:
– А погодка такая нам, значит, на руку! Так, глядишь, к рассвету доберемся до столицы, а там врассыпную. Первым, значит, полечу я, прямо в Боготу. Есть такой утренний рейс… А потом вы, значит. Уж не знаю как: вместе или по отдельности. Как вам больше, значит, нравится. Днем будет еще самолет на Мехико. В столице за полдня он нас не найдет! Сейчас выскочим на большую дорогу, схватим такси, а эту тележку загоним в кусты подальше. Пусть поищет, сукин сын! Как он в нас не попал, ума не приложу! Всего-то метров двадцать было… Будь у меня оружие, я бы из него решето сделал!.. Это ты зачем машину останавливаешь, а-а-а? Ты что! – просипел Лысан, заметив, что машина плавно замедляет ход.
– Это самое, бензин кончился! Видите, лампочка красная горит! – Машина остановилась, и Шакал безуспешно гонял стартер, пытаясь снова завести мотор.
– Туши свет, фары туши, кретин! – приказал Лысан, вцепившись в костлявое плечо Шакала. Тот выключил фары, и все вокруг погрузилось во мрак. Лысан зажег свет в салоне и стал шарить руками во внутреннем багажнике машины. – Вот, значит, и карта! – прохрипел он, вытащив подробнейшую карту Ринкон Иносенте и его окрестностей, которой были снабжены все машины пограничной службы. Вместе с Алексисом Лысан склонился над картой и через какое-то время сообщил: – До большого шоссе еще километра три, а то и все пять… – и он разразился отчаянной матерной тирадой, в адрес неизвестного ему Ригоберто, который не удосужился заправить машину. Затем Лысан выключил свет и послал Шакала на разведку.
Шакал поежился и вылез из машины, с тайным намерением больше не возвращаться, бросить своих боевых товарищей и бежать куда глаза глядят. Но обрушившийся ему на голову ливень отрезвил его и заставил вспомнить, что запасные документы и деньги остались у Лысана. Потоптавшись немного вокруг машины, Шакал наткнулся на фанерный щит, установленный на обочине. Молнии ослепляли Шакала, и все же ему удалось рассмотреть добродушную морду медведя с рулем в руках, и Шакал, имевший поразительную память на мелочи, в ужасе бросился к машине.
– Мы совсем рядом… – задыхаясь, прошептал Шакал, плюхнувшись на сиденье. – С домом этого самого старика ненормального, у которого машину нанимали… В общем, куда мы с Алексисом его первый раз привезли! – бормотал Шакал. – Если старик его человек, нужно уходить скорее! А то они нас, это самое, найдут…
– А я, значит, примерно так и прикидывал, что старикашка со своим сараем где-то здесь поблизости будет. – Лысан тоже шептал, вслушиваясь в шум дождя.
– Послушайте! – Алексис сбросил оцепенение и заговорил громко и страстно. – Нужно идти в дом к старику! Там нас никто не станет искать! Здесь, на дороге, мы до утра ни одной машины не поймаем. А там деревня, может, удастся нанять что-нибудь. И потом, если старик в самом деле его человек, то это даже на руку. Как он предупредит, если мы его скрутим? А искать нас в доме своего агента он не станет! Так что можно будет посидеть у старика и до следующей ночи. Они будут искать нас в столице, а мы будем спокойно посиживать здесь, у них под боком! Заодно эту хижину перероем! Может быть, там есть «порошок»…
Лысан недоверчиво посматривал на Алексиса. В его голой голове уже почти сложился стандартный план. Лысан решил остановить первую попавшуюся машину, взять ее пассажиров в качестве заложников и гнать в столицу. Но последний аргумент Алексиса, фраза о том, что там может оказаться «порошок», один килограмм которого мог обеспечить Лысану роскошную старость, оказался неотразимым.
– Давай загоняй машину в кусты! – бросил Лысан Шакалу и собрался вылазить, но Шакал предупредил его:
– Она же не заводится. Выйдете с Алексисом, а я попробую продвинуть ее стартером. Но придется толкать…
Ругая Шакала последними словами, Лысан и Алексис вылезли из «форда» и стали помогать Шакалу, рывками продвигая машину к кювету. Общими усилиями ее столкнули с проезжей части, и Шакал вылез, чтобы помочь Лысану и Алексису руками заталкивать упиравшийся «форд» в заросли колючих кустов.
– Ну вот, значит, пусть поищут! – удовлетворенно проурчал Лысан, когда работа была завершена. – Пошли быстрее! Пока этот старый пень спит, мы его прихлопнем.
– А то еще и девчонка там окажется! – мечтательно пробасил Алексис. – Ей-то уж мы точно рот раскроем! Я знаю, как обращаться с женщинами!
Лысан не отвечал. Он сосредоточенно месил грязь, то и дело спотыкаясь. Им владели плохие предчувствия.
Поднявшись на пригорок и петляя между загонами для свиней, обтянутыми колючей проволокой, «ударная группа» наконец уперлась в стену дома. Вперед был выслан Алексис, который вернулся через несколько минут и доложил, что дверь открыта и в доме темно.
– Пошли, только тихо! – отдал приказ Лысан. Несмотря на страх, он вдруг почувствовал себя полководцем.
Алексис первым вошел в дом. В правой руке он держал толстый железный колышек, который подобрал рядом с дверью. Такие колышки крестьяне Эль-Пара-исо забивают в землю и привязывают к ним скотину. Алексис прокрался по коридору, осторожно отворил дверь в спальню. Освещаемая вспышками молний, спальня была пуста. Пустыми оказались и две другие комнаты. Алексис вернулся к дверям и позвал мокнувших под дождем Лысана и Шакала.
– Пусто! Никого нет! – прошептал он, провожая Лысана в спальню и подобострастно придерживая его за талию.
«Ударная группа» овладела домом Панчо, не встретив на своем пути решительно никакого сопротивления. Алексис и Лысан устроились в спальне, а Шакалу было велено дежурить под дверью и ожидать появления Панчо.
– Этот старый пень может и до утра, значит, не появиться. Но ты сиди и слушай! – наставлял Шакала Лысан. – У тебя, значит, уши молодые, слышат хорошо. Как только что-нибудь услышишь, беги к нам. Возьми табуретку и садись. Часа через два рассветет, тебя Алексис сменит. Да не спи, смотри у меня!
Шакал уселся на табуретке и стал послушно внимать шуму дождя. Алексис лег на полу в спальне рядом с окном.
– Вы не бойтесь, я не усну! На этого ублюдка разве можно положиться. Тоже буду слушать. Да и какой теперь сон…
– Ну а я, значит, вздремну чуть-чуть! – с теплой интонацией старшего брата отозвался Лысан. – Толкни меня через полчасика! Или лучше через час. И за Шакалом посматривай, а то еще сбежит…
Лысан растянулся на широкой кровати и закрыл глаза. Он вспоминал и переживал страшные события последних суток. Эти сутки растянулись во времени, как молочная тянучка. Еще вчера утром они выходили в море полные надежды, почти уверенные в том, что возьмут наконец этого проклятого «профессора», а сейчас двадцать часов спустя, профессор сам загнал их в угол, в этот воняющий свиньями сарай. Где была роковая ошибка? Как и что можно сделать теперь, чтобы выбраться из этой гнусной страны?
«И все-таки Алексис большое дерьмо!» – Эта мысль, словно полыхавшие за тонкими стенами дома молнии, озарила голову Лысана, ожесточила его сердце, и он заскрипел зубами в припадке бессильной ненависти, нащупывая глазами лежащего на земляном полу Алексиса. Лысан вспомнил, как Алексис взбунтовался на катере, когда он захотел весьма остроумно использовать Алексиса, не умеющего плавать, в качестве секретного подводного оружия; затем Лысан в деталях припомнил, как Алексис отталкивал его в сторону от спасительной двери, когда страшный «профессор» перевернул тунцовый катер. Потом Алексис промазал из ружья, когда, по мнению Лысана, невозможно было промахнуться; и, наконец, бросил на произвол судьбы их с Шакалом, надел акваланг и прыгнул за борт, когда продырявленный Луисом катер был уже наполовину залит водой и двигатель захлебывался, а до берега оставалось не менее двухсот метров. «Это счастье наше, что там везде было по пояс, и, значит, кое-как добрели бы до берега!» – обвинял Лысан, вслушиваясь в шум дождя и созерцая неподвижную, словно окаменевшую в темноте фигуру Алексиса.
Постепенно мысли Лысана стали путаться и переплетаться, уступая шаг за шагом место сновидениям. Ни один из снившихся ему снов Лысан никогда не мог вспомнить. Засыпая, он словно проваливался в темную, сырую и душную яму. Последним из того, что вертелось в его уже почти укутанной сном голове, было воспоминание, как Шакал высмотрел в бинокль Луиса и маленькую графиню, а несколькими минутами позже обнаружил в цветочном горшке микрофон.
«Что ни говори, а у Шакала настоящий нюх! И голова вроде бы соображает. Когда нас уже совсем к морю прижали, Шакал догадался утопить машину этого деда и двигаться пешком. Идея хорошая – концы в воду и врассыпную. Из таких людей получается толк. Может быть, лет через пять этот парень еще нашим шефом станет…» Обсасывая это малоправдоподобное предположение, Лысан рухнул в яму своих таинственных, никому не известных и не познаваемых снов.
* * *
Шакал заснул раньше всех. Ужасные приключения последних суток свалили его в сон прямо на табуретке перед входной дверью. Во сне Шакал поводил ушами. Он спал, но не спали его уши. Уши разбудили Шакала, как только издалека стал доноситься новый мерный, чавкающий звук. Он открыл глаза. Сквозь щели в двери пробивался слабый серый свет.
Чавкающие звуки приближались, нарастали, и вдруг Шакалу стало понятно, что это шлепает ногами по грязи человек, что человек идет именно сюда, к двери, за которой Шакал несет свою нелегкую вахту. Бесшумно вскочив с табуретки, он ринулся в спальню будить начальство.
Лысан проснулся мгновенно и, больно зажав Шакалу рот грязной пятерней, потянулся ухом к приоткрытым жалюзи окна.
– Должно быть, дед идет! – прерывисто прошептал он, продолжая душить покорно притихшего Шакала грязной ладонью. – Эй ты, не слышишь, что ли! – злобно прошипел Лысан, заметив, что Алексис мирно спит, прислонив кокосовую голову к стене.
– Я уже давно его слышу! – отрывисто прошептал только что проснувшийся Алексис и преданно посмотрел в глаза Лысану. – Пусть он заходит! Здесь мы его и возьмем!
Шаги звучали уже под самыми окнами, и, может быть, поэтому план Алексиса показался Лысану мудрым, а главное, легко осуществимым.
– Да, подождем, значит, здесь, – прошептал он, отпуская задохнувшегося Шакала и медленно садясь на кровати, в то время как Алексис на цыпочках неуклюже приблизился к двери в коридор и медленно прикрыл ее.
Входная дверь заскрипела, и из коридора донеслось приглушенное шумом дождя ругательство. Пока Панчо скрипел резиновыми сапогами, цепляясь каблуками за порог, затихшая в спальне «ударная группа» сходила с ума, пытаясь догадаться, что делает в темноте старик. Сапоги снялись минут за пять. У Панчо было много времени, он не хотел пачкать руки и к тому же был настолько пьян, что не мог наклониться, не рискуя распахать носом земляной пол.
Панчо провел ночь на свадьбе у соседа. По традициям Эль-Параисо, свадьбы, как, впрочем, любые другие торжества, длятся всю ночь напролет. И всю ночь напролет все, от стара до мала, от тех, кто только-только научился ходить, кончая теми, кто уже почти разучился это делать по причине преклонного возраста, – всю ночь напролет люди Эль-Параисо танцуют, танцуют, танцуют.
Панчо тоже танцевал, но не очень много. Втайне от хозяев и гостей он овладел длинной темной бутылкой дешевого рома и всю ночь стаканчик за стаканчиком вливал его в свой впалый дряблый живот, медленно, но уверенно приближаясь к пику блаженного состояния, когда в нем оживали мучительно сладкие и яркие воспоминания и он наяву видел тот самый торжественный день, главный в его жизни День, когда он надел мундир лейтенанта и, увешавшись оружием, прошелся по улицам Ринкон Иносенте, бывшего тогда глухой провинциальной деревней на берегу моря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38