Я доложу, что ты здесь торчала.
– Я здесь вместо Мейзи. Я тебя обслужу. Но ты от нее отстанешь.
Мягкий Ти тупо уставился на нее, переваривая новость.
– Хорошо, девка, но придется постараться.Как следует постараться.
Земля была замусорена осколками, окурками, презервативами. Мягкий Ти, в отличие от других охранников, никогда не требовал от женщин вагинального секса.
Он потер живот и задрал рубашку.
– Ну, давай, иди к папочке, – сказал охранник, растопырив пальцы на боках.
– Мог бы и сам расстегнуть штаны, козлина.
– Нет уж, давай сама.
Она встала коленями на жесткий кусок фанеры, валявшийся на земле. Никто их видеть не мог.
Она вытащила пенис Мягкого Ти, толстый, короткий, вонявший одеколоном, и склонилась к нему… Быстро его возбудила. Член затвердел. Она стала двигать головой взад и вперед. Губы ее онемели. Неужели в былые времена это ее возбуждало?
– Хорошо, – прохрипел он, – вижу, что тебе нравится.
Она бы ему ответила, да рот был занят.
– Врешь, вижу, что нравится. Она откинулась назад.
– Думай о голых бабах, педрила. Он пригнул ее голову и засмеялся.
– Ну, ты даешь, девка, ты и впрямь умеешь. Она продолжала, изо всех сил, быстро.
– Сожми, сожми посильней. –Его дыхание участилось, ноги затряслись. – Хорошо, – промычал он, – хорошо, о'кей.
Она подставила лицо и стала обладательницей бесценной спермы.
– Хорошо, – сказал Мягкий Ти, шлепнув ее членом по щеке. – Пойди, приведи себя в порядок. – Он засмеялся и застегнул штаны. Потом потянулся и ущипнул ее за щеку. – А ты сучка хоть куда, верно. – Потом бросил на нее жесткий взгляд. – В следующий раз я хочу видеть улыбку.
Когда Мягкий Ти исчез за углом здания, начиналась его смена, Кристина вынула из кармана стаканчик, соскребла его твердым ободком с щеки семя, не все, но уж не меньше двух чайных ложек. Затем закрыла стаканчик, аккуратно надев крышку, замотала его липкой лентой, потом левым рукавом рубашки вытерла язык и зубы, а правым губы и щеки. Напоследок плюнула – изо всех сил.
Несколько женщин, зная о том, что она задумала, наблюдали издалека за ходом событий. Вот Кристина с мрачной решительностью направилась к административному зданию. Долорес, молодая доминиканка, подбиравшая граблями траву, крикнула:
– Значит, получилось? Кристина кивнула.
– Здорово, молодчина, – отозвалась Долорес. Кристина вошла в здание администрации.
– Я хочу поговорить с начальником, – сказала она охраннику по прозвищу Кольца – он носил их на каждом пальце обеих рук.
– Зачем?
– По важному делу.
– Он занят.
– Я слышала, что кое у кого из женщин есть сильные наркотики.
Кольца посмотрел на нее с подозрением: за долгие годы службы каких только небылиц не наслушался. Но и Кристина кое-что знала. С некоторых пор героин поступал из Мексики, дешевый и чистый. Проникал и кокаин. Если кто-то из женщин умрет, то первым, кого возьмут за задницу, будет он. И сделает это сам начальник тюрьмы, крепко сбитый коротышка, седовласый, коротко стриженный, с репутацией умного, сурового, не лишенного справедливости человека. Дело в том, что он хотел стать начальником одной из мужских тюрем штата, эта должность считалась в некотором смысле политической. Чтобы занять ее, требовался безупречный послужной список. Женщины-заключенные, умирающие от передозировки героина, не входили в планы коротышки.
– Сначала скажи мне, в чем дело, – сказал Кольца.
– Нет. – Кристина покачала головой. – Мне нужно видеть самого начальника.
Охранник взял ключи и клипборд, отомкнул зарешеченную дверь и исчез за ней, не забыв замкнуть. Через минуту он вернулся. На лице его застыло изумление.
– Хорошо.
Она шла по коридору из цементных блоков в кабинет начальника тюрьмы, ощущая кожей кондиционированный воздух. Тот стоял возле стола, низенький, в скверном костюме.
– Присаживайтесь, мисс Уэллес, вы…
– Я хочу с вами поговорить, но вовсе не о том, о чем я сказала Кольцам.
Начальник тюрьмы поднял руку, пытаясь ее прервать.
– Нет, подождите, подождите, начальник, позвольте мне сказать, – произнесла она. – Мягкий Ти терроризирует женщин.
– Мистер Томас?
– Мистер Томас. Он требует сексуальных услуг.
Начальник тюрьмы присел.
– Это очень серьезное обвинение.
– Я знаю,что это очень серьезное обвинение. Тюремные порядки не представляли секрет для того, кто провел в камере хотя бы несколько месяцев. Дело в том, что охранников, как правило, не наказывали, хотя их наглость была известна всем. Но тот из них, чью вину удалось доказать, превращал тюремное заведение надолго в главную тему дня. Ей посвящались пресс-конференции, которые проводили правоохранительные агентства, ее облагали судебными исками и снимали для телевизионных новостей. После этого охранника, конечно, увольняли, что, как совершенно справедливо отмечалось тюремным профсоюзом, лишало его средств к существованию, поскольку ни на что другое он был, как правило, не способен. Только четкое выполнение приказаний, умение выносить предельную скуку, скрытое желание поиздеваться над более слабыми, наконец, избить женщину. Вот то, на что уходили «таланты» охранника.
Начальник тюрьмы чувствовал, что Кристина была исполнена решимости.
– Продолжайте, – сказал он.
– Он принуждает женщин к оральному сексу.
– Вас?
Она выдержала его взгляд.
– Меня.
– Когда?
– Минут пять назад.
Начальник рассеянно кивнул и провел руками по столу, будто сметая свое раздражение.
– Вы же понимаете, мисс Уэллес, что при отсутствии прямых доказательств у меня есть только ваше слово против его.
Кристина ликовала – сейчас коротышка решит, что она растерялась, коли молчит. Не торопись, говорила она себе, поиграй на его нервах. Теперь давай!
– У меня есть доказательства. Начальник сложил руки на груди. Он слышал и не такое. Рука Кристины скользнула в карман.
– Вот кое-что в подтверждение моихслов. – И она поставила на стол маленький пластиковый стаканчик. – Здесь его сперма. Так что отдайте ее на анализ, проведите тест на ДНК или что вы там делаете, а потом проверьте его. Пять минут назад он размазал все это добро по моему лицу. А теперь пойдите и спросите его, где я эту сперму взяла, хорошо? Я ее у него не своровала,понимаете, что я имею в виду?
Начальник взял маленький пластиковый стаканчик, отклеил ленту, заглянул внутрь и кивнул. Затем поднял глаза на Кристину.
– Ну что ж, все понятно, – сказал он.
– Что? Вы что, не собираетесь реагировать?
– Я, между прочим, собираюсьреагировать, – сказал он, отодвинув стаканчик на край стола. – Но когда и как, не ваше дело. Однако, – он взглянул на бумаги на своем столе, – у нас есть гораздо более важная тема для разговора.
Она не верила своим ушам. Неужели он намерен прикрыть мерзавца?
– Что? – вырвалось у нее. Она с отвращением вспомнила о том, что только что ей пришлось вынести, – Значит, то, о чем мы будем говорить, важнее того, о чем я вам рассказала, начальник?
– Завтра вы должны предстать перед судом, мисс Уэллес.
– Перед судом?
– Верховным судом штата.
– Я ничего не понимаю.
– Похоже, ваш адвокат с вами не связалась.
– Никто мне ничего не говорил, – выдохнула она, испугавшись по-настоящему. – Они что, хотят добавить мне срок? Но ведь это…
– Да нет же. нет, – прервал он ее раздраженно. Он протянул Кристине бумагу. Это было письмо из офиса окружного прокурора Манхэттена…
Вам надлежит доставить Кристину Уэллес, заключенную № 95g1139-112D в Верховный суд штата Нью-Йорк, округ 47, в связи с ходатайством № 440.10. Ожидается, что ходатайство об освобождении данной заключенной и отмене приговора будет одобрено судом.
Мы не смогли связаться с семьей заключенной. Пожалуйста, сообщите заключенной о предстоящем изменении ее статуса и подготовьте ее к скорому освобождению.
Она подняла глаза на начальника. Он молча кивнул, губы сжаты. Кондиционер в окне что-то невнятно бормотал. Кристина перевела взгляд на письмо. Свои семь лет она получила отчасти благодаря миссис Бертоли, адвокату с мясистым лицом, одной из своры продажных защитников Нижнего Бродвея, которой удалось пробиться в более высокий эшелон. Почему прокурор написал это письмо? Она едва помнила его. На вид ему не было и тридцати, он ковырялся во всех мелочах ее жизни, чтобы понять, почему молодая женщина стала преступницей. В отличие от миссис Берто-ли, которая не проявила никакого интереса к ее судьбе, она являлась на процесс, чтобы отработать гонорар. (Его заплатил Рик из денег, заработанных для него Кристиной.) Кристина отказалась сотрудничать с обвинением, и ее признали виновной по всем пунктам. Она покорно приняла приговор, усмотрев в нем логический результат жизни, вышедшей из-под контроля.
– Так меня выпускают? – спросила она, стараясь скрыть дрожь в голосе.
– Да, – ответил начальник бесстрастно.
– Но послушайте, ведь такого не бывает.
– Да, обычно не бывает.
– Не могу в это поверить. Глаза начальника были холодны.
– А я могу.
Вечером в камере при свете тусклой лампочки она упаковывала свои вещи в черный пластиковый мешок для мусора. Их было немного. Несколько книг, пленки с музыкальными записями, пять пар трусов, две пары брюк, три футболки, одно безобразное платье, пара кроссовок, лифчик из почтового каталога, щетка для волос, зубная щетка, зубная нить, тампоны и маленький пузырек с аспирином. Косметики у нее не было. Среди бумаг – фотографии ее матери и покойного отца и старая записная книжка с именами тех, кто был в ее прежней жизни. Отношений она ни с кем не поддерживала, хотела про всех забыть и чтобы все забыли про нее.
Мейзи стояла, наблюдая, и тихо плакала, слезы скапливались в асимметричных ложбинках на ее щеках.
– Может быть, ты придешь навестить меня?
– Я не смогу, Мейзи, – ответила Кристина. – Я буду по тебе скучать, но я никогда не вернусь сюда обратно.
Мейзи протянула ей маленький флакончик духов.
– Больше мне нечего подарить. Кристина продолжала собираться.
– Ничего мне не нужно дарить.
– Такой, как ты, я раньше не встречала. Ты совсем не похожа на остальных.
– Я такая же, как все, Мейзи.
– Ты сегодня такое сделала. Об этом все только и говорят. Мягкого Ти выволокли днем из конторы и забрали ключи. – Мейзи бросила взгляд вдоль коридора, затем посмотрела на Кристину, глаза ее лучились нежностью, она ласково улыбалась.
Кристина покачала головой.
– Не могу, Мейзи.
– Ведь в последний раз.
– Не могу. Душой я уже не здесь.
Кристина посмотрела на потолок, ей была знакома каждая трещинка, каждый готовый обвалиться кусочек штукатурки. Еще одна ночь, и она больше никогда не увидит эту камеру.
Мейзи подступила к ней поближе.
– В последний раз?
Я поплачу о Мейзи позже, сказала себе Кристина.
– Прости, Мейзи, но сейчас у меня на уме другое.
Мейзи вздохнула.
– Ты собираешься вернуться к мужчинам?
– Это не то, о чем я в данный момент думаю.
– Знаю, но мне просто интересно.
– Мейзи, мне правда сейчас не до того. – Кристина повернулась к ней. Большие, спокойные глаза Мейзи были устремлены на нее.
– А я не сомневаюсь, что вернешься, – сказала Мейзи, в ее голосе звучала любовь. – Уж такая ты уродилась,моя крошка.
– Посмотрим.
– Мне ли не знать?
Может быть, она права, наверняка права. Неспроста же дрожали иногда у Кристины коленки, когда она думала о мужчинах.
– А я по ним скучаю, – сказала Мейзи. – Скучаю по моему Робби, он отец моего младшенького, самый крупный мужчина из тех, кого я знала.
– Да, знавала я парня, у которого было полно мускулов, – откликнулась Кристина. – Тот козел, из-за которого я сюда и попала.
– Ты никогда об этом не рассказывала.
– Кое-что я тебе рассказывала, Мейзи, то, что могла.
– Слыхала о Катише? Ее освободили после четырех лет отсидки, а потом она позвонила одной из наших и сказала, что у нее было аж десять мужчин в первую неделю на воле.
Кристина кивнула: ей говорили.
– Ты собираешься позвонить своей мамуле во Флориду?
– Очень хотела бы, но, возможно, с этим не стоит торопиться.
– Не уверена.
– Она по тебе так скучает. Кристина уронила мешок на пол.
– Может быть, я не скажу ей, что меня выпустили.
Мейзи нахмурилась в недоумении.
– Тяжелый случай.
Кристина посуровела. Да, тяжелый.
День ее условного освобождения был так далек, что она не позволяла себе думать о жизни в Манхэттене. Но теперь, по прошествии всего лишь нескольких часов, мысли одолевали ее. Нужны будут деньги, это точно. На тюремном счету лежало немногим более трехсот долларов, если ей удастся как-то прожить на эти деньги пару недель, все будет нормально. Она найдет работу и снимет комнату в центре города, возле Первой или Второй авеню. Начнет все сначала. Постарается не дергаться. С людьми будет разговаривать осторожно. А прожить можно и на гроши, тратить каждый доллар с оглядкой, больше ничего. Ей хотелось пройтись по улицам, посмотреть на витрины магазинов. Она купит себе маленький приемник, будет лежать на кровати и слушать WCBS-FM, станцию, крутящую старые хиты, читать журналы в книжном магазине, ходить в кино, просто балдеть в кресле с кока-колой и попкорном. Ей хотелось увидеть фильм с Джеком Николсоном, любой фильм, где он играет. Да. Еще она примет ванну, первую ванну за четыре года, такую горячую, как только можно вытерпеть. Она будет любоваться прелестными детьми в парке. Куда ушло время? Она попытается стать другой. Женщиной, которая настороже. В длинном темном пальто, из тех, которые можно купить в комиссионке в Виллидж за сорок баксов, с глубокими карманами. Достаточно просторном, чтобы в нем утонуть. Она будет гладить собак. Будет подметать пол. Подметать свой пол опять и опять. Может быть, ей удастся арендовать жилье с дощатым полом, который она сможет покрасить. В розовый или светло-зеленый, возможно. Потом стол. Пусть будут простой дубовый стол. Небольшой, со стулом. Она купит миленькое бра, когда сможет себе это позволить. Очень миленькое. Так много вещей, о которых надо подумать. Заведет кошку, станет краситься дорогой помадой; читая газеты, будет возмущаться редакционными статьями. Выйдет замуж за миллионера. Ха. Зажжет свечу, чтобы наблюдать за пламенем. И будет очень осторожной, это обязательно. Не станет с кем попало болтать, много о себе рассказывать. Возможно, сделает стрижку, купит солнечные очки. Она была уверена, что люди Тони Вердуччи станут ее разыскивать, наблюдать за ней. Она найдет себе жилье и скажет хозяину, что отопление должно быть хорошим. В тюрьме из-за холода стены в декабре покрывались льдом; половина женщин каждую зиму заболевала воспалением легких, кашляли и отхаркивались в уборных, особенно больные СПИДом. Что еще? Еще вино. Она будет пить его маленькими глотками, и пусть оно ударит в голову. Она не выпивала четыре года. Первый бокал, может быть, под кусок баранины или цыпленка. А пьют красное вино с цыпленком? Она не помнила. Это не важно. Напиться допьяна, вот чего ей хотелось. И хороший кофе. Не слишком много, всего пару чашек, это помогает думать. Сигареты тоже. Сколько захочет, но не больше пяти в день. Она пойдет в книжный магазин «Стренд» и поищет старые книжки. Пороется в историческом отделе, как раньше. Среди книг чувствуешь себя в безопасности. Хорошо бы прочитать последнюю биографию Чарльза Диккенса. Она собиралась найти какую-нибудь дерьмовую работу и жить на сущие гроши. Жить тихо и правильно. Покупать только качественную еду и держать ее в холодильнике. Овощи, и фрукты, и снятое молоко. Хороший хлеб. Может быть, немного сыра. Свежая морковка. Грейпфруты. Она скучала по луку и хорошей мексиканской еде, по хумусу, чесноку, хрустким яблокам, а еще по запаху химчистки и свежей газете, которую до нее никто не читал, хорошему шампуню и сэндвичу с копченой индейкой. Сто лет как не глазела на лимузины на Плаза-Отель, не имела собственного телефона, забыла вкус настоящего масла. Она мечтала, чтобы большая мужская рука нежно гладила ее шею вверх и вниз. И о моменте, когда мужчина целиком внутри тебя, когда тебе не хочется ни о чем думать. Ни о чем. Ездить в лифтах и смотреть, как зажигаются зеленые огни светофоров, слушать позвякивание велосипедных звонков – сколько вещей, о которых хотелось подумать, и сколько – о которых думать было тревожно. Почему, ради всего святого, манхэттенский окружной прокурор решил ее освободить? Ведь она былавиновна, в самом деле виновна.
Ориент-Пойнт, Лонг-Айленд Нью-Йорк
7 сентября 1999 года
Ему нравилось воображать собственную смерть, хотя и дураку ясно, что когда она явится, то непременно будет не в том обличье, в каком ее воображаешь. Поразмышляв таким образом, он решил рвануть к большому красному бую, который удерживали три железные цепи, облепленные гроздьями черно-голубых мидий и водорослями. Океан дергал его за бороду и поднимался до самых губ;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Я здесь вместо Мейзи. Я тебя обслужу. Но ты от нее отстанешь.
Мягкий Ти тупо уставился на нее, переваривая новость.
– Хорошо, девка, но придется постараться.Как следует постараться.
Земля была замусорена осколками, окурками, презервативами. Мягкий Ти, в отличие от других охранников, никогда не требовал от женщин вагинального секса.
Он потер живот и задрал рубашку.
– Ну, давай, иди к папочке, – сказал охранник, растопырив пальцы на боках.
– Мог бы и сам расстегнуть штаны, козлина.
– Нет уж, давай сама.
Она встала коленями на жесткий кусок фанеры, валявшийся на земле. Никто их видеть не мог.
Она вытащила пенис Мягкого Ти, толстый, короткий, вонявший одеколоном, и склонилась к нему… Быстро его возбудила. Член затвердел. Она стала двигать головой взад и вперед. Губы ее онемели. Неужели в былые времена это ее возбуждало?
– Хорошо, – прохрипел он, – вижу, что тебе нравится.
Она бы ему ответила, да рот был занят.
– Врешь, вижу, что нравится. Она откинулась назад.
– Думай о голых бабах, педрила. Он пригнул ее голову и засмеялся.
– Ну, ты даешь, девка, ты и впрямь умеешь. Она продолжала, изо всех сил, быстро.
– Сожми, сожми посильней. –Его дыхание участилось, ноги затряслись. – Хорошо, – промычал он, – хорошо, о'кей.
Она подставила лицо и стала обладательницей бесценной спермы.
– Хорошо, – сказал Мягкий Ти, шлепнув ее членом по щеке. – Пойди, приведи себя в порядок. – Он засмеялся и застегнул штаны. Потом потянулся и ущипнул ее за щеку. – А ты сучка хоть куда, верно. – Потом бросил на нее жесткий взгляд. – В следующий раз я хочу видеть улыбку.
Когда Мягкий Ти исчез за углом здания, начиналась его смена, Кристина вынула из кармана стаканчик, соскребла его твердым ободком с щеки семя, не все, но уж не меньше двух чайных ложек. Затем закрыла стаканчик, аккуратно надев крышку, замотала его липкой лентой, потом левым рукавом рубашки вытерла язык и зубы, а правым губы и щеки. Напоследок плюнула – изо всех сил.
Несколько женщин, зная о том, что она задумала, наблюдали издалека за ходом событий. Вот Кристина с мрачной решительностью направилась к административному зданию. Долорес, молодая доминиканка, подбиравшая граблями траву, крикнула:
– Значит, получилось? Кристина кивнула.
– Здорово, молодчина, – отозвалась Долорес. Кристина вошла в здание администрации.
– Я хочу поговорить с начальником, – сказала она охраннику по прозвищу Кольца – он носил их на каждом пальце обеих рук.
– Зачем?
– По важному делу.
– Он занят.
– Я слышала, что кое у кого из женщин есть сильные наркотики.
Кольца посмотрел на нее с подозрением: за долгие годы службы каких только небылиц не наслушался. Но и Кристина кое-что знала. С некоторых пор героин поступал из Мексики, дешевый и чистый. Проникал и кокаин. Если кто-то из женщин умрет, то первым, кого возьмут за задницу, будет он. И сделает это сам начальник тюрьмы, крепко сбитый коротышка, седовласый, коротко стриженный, с репутацией умного, сурового, не лишенного справедливости человека. Дело в том, что он хотел стать начальником одной из мужских тюрем штата, эта должность считалась в некотором смысле политической. Чтобы занять ее, требовался безупречный послужной список. Женщины-заключенные, умирающие от передозировки героина, не входили в планы коротышки.
– Сначала скажи мне, в чем дело, – сказал Кольца.
– Нет. – Кристина покачала головой. – Мне нужно видеть самого начальника.
Охранник взял ключи и клипборд, отомкнул зарешеченную дверь и исчез за ней, не забыв замкнуть. Через минуту он вернулся. На лице его застыло изумление.
– Хорошо.
Она шла по коридору из цементных блоков в кабинет начальника тюрьмы, ощущая кожей кондиционированный воздух. Тот стоял возле стола, низенький, в скверном костюме.
– Присаживайтесь, мисс Уэллес, вы…
– Я хочу с вами поговорить, но вовсе не о том, о чем я сказала Кольцам.
Начальник тюрьмы поднял руку, пытаясь ее прервать.
– Нет, подождите, подождите, начальник, позвольте мне сказать, – произнесла она. – Мягкий Ти терроризирует женщин.
– Мистер Томас?
– Мистер Томас. Он требует сексуальных услуг.
Начальник тюрьмы присел.
– Это очень серьезное обвинение.
– Я знаю,что это очень серьезное обвинение. Тюремные порядки не представляли секрет для того, кто провел в камере хотя бы несколько месяцев. Дело в том, что охранников, как правило, не наказывали, хотя их наглость была известна всем. Но тот из них, чью вину удалось доказать, превращал тюремное заведение надолго в главную тему дня. Ей посвящались пресс-конференции, которые проводили правоохранительные агентства, ее облагали судебными исками и снимали для телевизионных новостей. После этого охранника, конечно, увольняли, что, как совершенно справедливо отмечалось тюремным профсоюзом, лишало его средств к существованию, поскольку ни на что другое он был, как правило, не способен. Только четкое выполнение приказаний, умение выносить предельную скуку, скрытое желание поиздеваться над более слабыми, наконец, избить женщину. Вот то, на что уходили «таланты» охранника.
Начальник тюрьмы чувствовал, что Кристина была исполнена решимости.
– Продолжайте, – сказал он.
– Он принуждает женщин к оральному сексу.
– Вас?
Она выдержала его взгляд.
– Меня.
– Когда?
– Минут пять назад.
Начальник рассеянно кивнул и провел руками по столу, будто сметая свое раздражение.
– Вы же понимаете, мисс Уэллес, что при отсутствии прямых доказательств у меня есть только ваше слово против его.
Кристина ликовала – сейчас коротышка решит, что она растерялась, коли молчит. Не торопись, говорила она себе, поиграй на его нервах. Теперь давай!
– У меня есть доказательства. Начальник сложил руки на груди. Он слышал и не такое. Рука Кристины скользнула в карман.
– Вот кое-что в подтверждение моихслов. – И она поставила на стол маленький пластиковый стаканчик. – Здесь его сперма. Так что отдайте ее на анализ, проведите тест на ДНК или что вы там делаете, а потом проверьте его. Пять минут назад он размазал все это добро по моему лицу. А теперь пойдите и спросите его, где я эту сперму взяла, хорошо? Я ее у него не своровала,понимаете, что я имею в виду?
Начальник взял маленький пластиковый стаканчик, отклеил ленту, заглянул внутрь и кивнул. Затем поднял глаза на Кристину.
– Ну что ж, все понятно, – сказал он.
– Что? Вы что, не собираетесь реагировать?
– Я, между прочим, собираюсьреагировать, – сказал он, отодвинув стаканчик на край стола. – Но когда и как, не ваше дело. Однако, – он взглянул на бумаги на своем столе, – у нас есть гораздо более важная тема для разговора.
Она не верила своим ушам. Неужели он намерен прикрыть мерзавца?
– Что? – вырвалось у нее. Она с отвращением вспомнила о том, что только что ей пришлось вынести, – Значит, то, о чем мы будем говорить, важнее того, о чем я вам рассказала, начальник?
– Завтра вы должны предстать перед судом, мисс Уэллес.
– Перед судом?
– Верховным судом штата.
– Я ничего не понимаю.
– Похоже, ваш адвокат с вами не связалась.
– Никто мне ничего не говорил, – выдохнула она, испугавшись по-настоящему. – Они что, хотят добавить мне срок? Но ведь это…
– Да нет же. нет, – прервал он ее раздраженно. Он протянул Кристине бумагу. Это было письмо из офиса окружного прокурора Манхэттена…
Вам надлежит доставить Кристину Уэллес, заключенную № 95g1139-112D в Верховный суд штата Нью-Йорк, округ 47, в связи с ходатайством № 440.10. Ожидается, что ходатайство об освобождении данной заключенной и отмене приговора будет одобрено судом.
Мы не смогли связаться с семьей заключенной. Пожалуйста, сообщите заключенной о предстоящем изменении ее статуса и подготовьте ее к скорому освобождению.
Она подняла глаза на начальника. Он молча кивнул, губы сжаты. Кондиционер в окне что-то невнятно бормотал. Кристина перевела взгляд на письмо. Свои семь лет она получила отчасти благодаря миссис Бертоли, адвокату с мясистым лицом, одной из своры продажных защитников Нижнего Бродвея, которой удалось пробиться в более высокий эшелон. Почему прокурор написал это письмо? Она едва помнила его. На вид ему не было и тридцати, он ковырялся во всех мелочах ее жизни, чтобы понять, почему молодая женщина стала преступницей. В отличие от миссис Берто-ли, которая не проявила никакого интереса к ее судьбе, она являлась на процесс, чтобы отработать гонорар. (Его заплатил Рик из денег, заработанных для него Кристиной.) Кристина отказалась сотрудничать с обвинением, и ее признали виновной по всем пунктам. Она покорно приняла приговор, усмотрев в нем логический результат жизни, вышедшей из-под контроля.
– Так меня выпускают? – спросила она, стараясь скрыть дрожь в голосе.
– Да, – ответил начальник бесстрастно.
– Но послушайте, ведь такого не бывает.
– Да, обычно не бывает.
– Не могу в это поверить. Глаза начальника были холодны.
– А я могу.
Вечером в камере при свете тусклой лампочки она упаковывала свои вещи в черный пластиковый мешок для мусора. Их было немного. Несколько книг, пленки с музыкальными записями, пять пар трусов, две пары брюк, три футболки, одно безобразное платье, пара кроссовок, лифчик из почтового каталога, щетка для волос, зубная щетка, зубная нить, тампоны и маленький пузырек с аспирином. Косметики у нее не было. Среди бумаг – фотографии ее матери и покойного отца и старая записная книжка с именами тех, кто был в ее прежней жизни. Отношений она ни с кем не поддерживала, хотела про всех забыть и чтобы все забыли про нее.
Мейзи стояла, наблюдая, и тихо плакала, слезы скапливались в асимметричных ложбинках на ее щеках.
– Может быть, ты придешь навестить меня?
– Я не смогу, Мейзи, – ответила Кристина. – Я буду по тебе скучать, но я никогда не вернусь сюда обратно.
Мейзи протянула ей маленький флакончик духов.
– Больше мне нечего подарить. Кристина продолжала собираться.
– Ничего мне не нужно дарить.
– Такой, как ты, я раньше не встречала. Ты совсем не похожа на остальных.
– Я такая же, как все, Мейзи.
– Ты сегодня такое сделала. Об этом все только и говорят. Мягкого Ти выволокли днем из конторы и забрали ключи. – Мейзи бросила взгляд вдоль коридора, затем посмотрела на Кристину, глаза ее лучились нежностью, она ласково улыбалась.
Кристина покачала головой.
– Не могу, Мейзи.
– Ведь в последний раз.
– Не могу. Душой я уже не здесь.
Кристина посмотрела на потолок, ей была знакома каждая трещинка, каждый готовый обвалиться кусочек штукатурки. Еще одна ночь, и она больше никогда не увидит эту камеру.
Мейзи подступила к ней поближе.
– В последний раз?
Я поплачу о Мейзи позже, сказала себе Кристина.
– Прости, Мейзи, но сейчас у меня на уме другое.
Мейзи вздохнула.
– Ты собираешься вернуться к мужчинам?
– Это не то, о чем я в данный момент думаю.
– Знаю, но мне просто интересно.
– Мейзи, мне правда сейчас не до того. – Кристина повернулась к ней. Большие, спокойные глаза Мейзи были устремлены на нее.
– А я не сомневаюсь, что вернешься, – сказала Мейзи, в ее голосе звучала любовь. – Уж такая ты уродилась,моя крошка.
– Посмотрим.
– Мне ли не знать?
Может быть, она права, наверняка права. Неспроста же дрожали иногда у Кристины коленки, когда она думала о мужчинах.
– А я по ним скучаю, – сказала Мейзи. – Скучаю по моему Робби, он отец моего младшенького, самый крупный мужчина из тех, кого я знала.
– Да, знавала я парня, у которого было полно мускулов, – откликнулась Кристина. – Тот козел, из-за которого я сюда и попала.
– Ты никогда об этом не рассказывала.
– Кое-что я тебе рассказывала, Мейзи, то, что могла.
– Слыхала о Катише? Ее освободили после четырех лет отсидки, а потом она позвонила одной из наших и сказала, что у нее было аж десять мужчин в первую неделю на воле.
Кристина кивнула: ей говорили.
– Ты собираешься позвонить своей мамуле во Флориду?
– Очень хотела бы, но, возможно, с этим не стоит торопиться.
– Не уверена.
– Она по тебе так скучает. Кристина уронила мешок на пол.
– Может быть, я не скажу ей, что меня выпустили.
Мейзи нахмурилась в недоумении.
– Тяжелый случай.
Кристина посуровела. Да, тяжелый.
День ее условного освобождения был так далек, что она не позволяла себе думать о жизни в Манхэттене. Но теперь, по прошествии всего лишь нескольких часов, мысли одолевали ее. Нужны будут деньги, это точно. На тюремном счету лежало немногим более трехсот долларов, если ей удастся как-то прожить на эти деньги пару недель, все будет нормально. Она найдет работу и снимет комнату в центре города, возле Первой или Второй авеню. Начнет все сначала. Постарается не дергаться. С людьми будет разговаривать осторожно. А прожить можно и на гроши, тратить каждый доллар с оглядкой, больше ничего. Ей хотелось пройтись по улицам, посмотреть на витрины магазинов. Она купит себе маленький приемник, будет лежать на кровати и слушать WCBS-FM, станцию, крутящую старые хиты, читать журналы в книжном магазине, ходить в кино, просто балдеть в кресле с кока-колой и попкорном. Ей хотелось увидеть фильм с Джеком Николсоном, любой фильм, где он играет. Да. Еще она примет ванну, первую ванну за четыре года, такую горячую, как только можно вытерпеть. Она будет любоваться прелестными детьми в парке. Куда ушло время? Она попытается стать другой. Женщиной, которая настороже. В длинном темном пальто, из тех, которые можно купить в комиссионке в Виллидж за сорок баксов, с глубокими карманами. Достаточно просторном, чтобы в нем утонуть. Она будет гладить собак. Будет подметать пол. Подметать свой пол опять и опять. Может быть, ей удастся арендовать жилье с дощатым полом, который она сможет покрасить. В розовый или светло-зеленый, возможно. Потом стол. Пусть будут простой дубовый стол. Небольшой, со стулом. Она купит миленькое бра, когда сможет себе это позволить. Очень миленькое. Так много вещей, о которых надо подумать. Заведет кошку, станет краситься дорогой помадой; читая газеты, будет возмущаться редакционными статьями. Выйдет замуж за миллионера. Ха. Зажжет свечу, чтобы наблюдать за пламенем. И будет очень осторожной, это обязательно. Не станет с кем попало болтать, много о себе рассказывать. Возможно, сделает стрижку, купит солнечные очки. Она была уверена, что люди Тони Вердуччи станут ее разыскивать, наблюдать за ней. Она найдет себе жилье и скажет хозяину, что отопление должно быть хорошим. В тюрьме из-за холода стены в декабре покрывались льдом; половина женщин каждую зиму заболевала воспалением легких, кашляли и отхаркивались в уборных, особенно больные СПИДом. Что еще? Еще вино. Она будет пить его маленькими глотками, и пусть оно ударит в голову. Она не выпивала четыре года. Первый бокал, может быть, под кусок баранины или цыпленка. А пьют красное вино с цыпленком? Она не помнила. Это не важно. Напиться допьяна, вот чего ей хотелось. И хороший кофе. Не слишком много, всего пару чашек, это помогает думать. Сигареты тоже. Сколько захочет, но не больше пяти в день. Она пойдет в книжный магазин «Стренд» и поищет старые книжки. Пороется в историческом отделе, как раньше. Среди книг чувствуешь себя в безопасности. Хорошо бы прочитать последнюю биографию Чарльза Диккенса. Она собиралась найти какую-нибудь дерьмовую работу и жить на сущие гроши. Жить тихо и правильно. Покупать только качественную еду и держать ее в холодильнике. Овощи, и фрукты, и снятое молоко. Хороший хлеб. Может быть, немного сыра. Свежая морковка. Грейпфруты. Она скучала по луку и хорошей мексиканской еде, по хумусу, чесноку, хрустким яблокам, а еще по запаху химчистки и свежей газете, которую до нее никто не читал, хорошему шампуню и сэндвичу с копченой индейкой. Сто лет как не глазела на лимузины на Плаза-Отель, не имела собственного телефона, забыла вкус настоящего масла. Она мечтала, чтобы большая мужская рука нежно гладила ее шею вверх и вниз. И о моменте, когда мужчина целиком внутри тебя, когда тебе не хочется ни о чем думать. Ни о чем. Ездить в лифтах и смотреть, как зажигаются зеленые огни светофоров, слушать позвякивание велосипедных звонков – сколько вещей, о которых хотелось подумать, и сколько – о которых думать было тревожно. Почему, ради всего святого, манхэттенский окружной прокурор решил ее освободить? Ведь она былавиновна, в самом деле виновна.
Ориент-Пойнт, Лонг-Айленд Нью-Йорк
7 сентября 1999 года
Ему нравилось воображать собственную смерть, хотя и дураку ясно, что когда она явится, то непременно будет не в том обличье, в каком ее воображаешь. Поразмышляв таким образом, он решил рвануть к большому красному бую, который удерживали три железные цепи, облепленные гроздьями черно-голубых мидий и водорослями. Океан дергал его за бороду и поднимался до самых губ;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51