Я влюбилась в тебя, когда ты топил меня в этом озере. Я влю
билась в тебя, когда ты залепил мне куском жвачки. Я влюбилась в тебя по уш
и, но не понимала этого, злилась на тебя и весь мир из-за того, что не понима
ла, злилась так, что чуть не лопнула, а чтобы не лопнуть Ц пошла и поцелова
ла тебя под яблоней!
Билл дернулся, словно ударенный током, и подался вперед. Мэри не обратила
на это никакого внимания и горячо продолжала:
Ц После этого злость моя прошла, а влюбленность осталась, но ты уехал, и я
так и не успела ничего понять. Потом я выросла и была совершенно спокойна,
понимаешь? Как Спящая Красавица, как Белоснежка, как чурбан!
Ведь я же любила тебя и не знала об этом! Как же я могла реагировать на кого-
то еще? И если б ты не приехал, я бы прекрасненько вышла за Ника, потому что м
не было все равно, за кого выходить, ведь ЛЮБИЛА-ТО Я ТОЛЬКО ТЕБЯ, ПОНИМАЕШ
Ь?!
Билл чувствовал легкое головокружение. Такая "теория выхода замуж за дру
гого" оказалась для него несколько неожиданной. Мэри осеклась и добавила
совсем тихо:
Ц Но ты приехал. Саданул дверью. Спящая Красавица свалилась с лежанки, Бе
лоснежка проснулась. Я все поняла и вспомнила. Билл?
Ц А?
Ц Я идиотка?
Он посмотрел на нее. Потом молча привлек ее к себе. Зарылся лицом в густые
каштановые волосы, вдохнул ее запах и застонал, но теперь совсем иначе. Эт
о был стон счастья, стон радости, стон человека, у которого просто не остал
ось сил на пение и радостный смех.
Мэри прижалась к нему, обвила руками, замерла. Почти все, как она придумала
. Стук его сердца возле ее уха. Могучие руки на ее плечах.
Его запах. Его тепло. Не хватает только малости…
Ц Билл.
Ц А?
Ц Поцелуй меня. Пожалуйста!
Ц Нет, маленькая.
Ц Что-о?
Ц Сначала Ц слово офицера.
Ц Какое еще слово офицера?!
Ц Я вчера тебе его дал, забыла?
Ц Билл, я ничего не хочу знать. Мне все равно, что было с тобой до того, как т
ы приехал.
Ц Правда?
Ц Не в том смысле, что все равно, а в том смысле, что это ничего не изменит.

Его тело изменилось. Руки стали жестче. Сердце глухо бухнуло и забилось р
овно. А потом Билл Уиллингтон отстранил ее, растрепанную, пылающую, возбу
жденную до предела, от себя и тихо заговорил…
… Я был хорошим полицейским, Мэри. Начал с самого низа, учился всему, чему м
еня могли научить. Первое время на задержаниях было страшновато. А на деж
урствах и вовсе доводилось видеть такое, что до тошноты…
Но я не жалел, никогда не жалел. Во-первых, это же дед меня отправил, а уж дед
у я всегда доверял на все сто. Во-вторых, учителя мне попались очень даже н
еплохие, хотя ругались на меня страшно. Я знал, что делаю важное, хорошее д
ело. Борюсь со злом. Помогаю добру. И делаю это вполне конкретным образом.

Я столько зла этого самого видел, Мэри!
Порой даже сомневался, наяву ли я это вижу.
Неужели люди могут делать такое с людьми!
Шлюхи продавались за рюмку спиртного, за дозу наркотика. Матери выставля
ли своих малолетних дочерей на панель. И сыновей, кстати, тоже. Мы находили
в мусорных баках младенцев. Если они были еще живы Ц отвозили в госпитал
ь, а там выяснялось, что почти все они были наркоманами. Понимаешь, доктор!
Новорожденный младенец Ц наркоман…
К трупам я быстро привык, а вот к этим детям Ц нет. Страшно было в это верит
ь. Совсем близко, через пару кварталов, кипит совсем другая жизнь. Туристы
кормят голубей на Трафальгарской площади, красные автобусы везут лондо
нцев по делам и просто так… В театрах играют, в опере поют, в музеях выстав
ки…
Я в музей первый раз попал два года назад, Мэри. И как назло, на выставку Бос
ха, Дюрера и Гойи. "Дьявол глазами художников" называлась. Очень она мне по
нравилась. В самый раз про меня и мою работу. Потому что я-то с десяток лет у
же знал, каков из себя дьявол.
Ну ладно, это потом. Что еще надо знать про мою жизнь? Она большим разнообр
азием не отличалась. Сутки через трое дежурства, патрулирование по улица
м, а в промежутках Ц допросы свидетелей, потерпевших, ну и, если повезет, с
амих преступников.
Чем еще занимались… Да ничем, в смысле свободного времени. Свободное вре
мя мы тоже, как правило, проводили на работе. Семейным, конечно, проще, толь
ко их у нас было мало, семейных. Все больше холостые да разведенные.
Я даже сошелся с одной женщиной, вдовой одного нашего парня. Ничего, что я
тебе об этом…, впрочем, ты же врач. Тебе можно все.
Мы не любили друг друга. Так… Прятались.
От одиночества, от страха, от тоски. Она потом уехала, а я через месяц не смо
г вспомнить, какого цвета у нее глаза.
Все остальные, Мэри, были такие, что даже врачу об этом лучше не рассказыва
ть. Нет, ты не смотри на меня с таким ужасом. Я с ними работал. Понимаешь, ест
ь такая штука, называется работа под прикрытием. Я и еще несколько наших п
арней притворялись преступниками.
Крутыми парнями. Селились в трущобах, заводили знакомства, связи. Шлюхи н
ам помогали.
Проще говоря, стучали.
Вот такая жизнь, Мэри… Когда меня взяли в Особый отдел, я думал, будет легч
е. Не надо притворяться, влезать в шкуру этих подонков.
Просто приезжаешь, оцепляешь район и бьешь негодяям морды до полного изн
еможения. Оказалось Ц нет.
Во-первых, меня продолжали использовать на работе под прикрытием, уж бол
ьно хорошие контакты у меня завязались в одном подпольном притоне. А во-в
торых, бить морду не так уж легко, особенно, если перед тобой сопливый паца
ненок или девчушка. Крупные рыбы редко попадаются, вместо себя они подст
авляли подростков, таких, кому ответственность не светит.
Мы накрыли один такой притон. Операция была в самом разгаре, когда он рван
ул в окно.
На вид он был совсем мальчишкой, но лет-то ему было вполне достаточно. Рон
ни-Малыш, так его звали. Он торговал наркотиками с двенадцати лет, держал
под собой десяток малолетних проституток и был замешан по меньшей мере в
трех убийствах. Хороший у него был список, верно?
Я погнался за ним. Был уверен, что возьму его спокойно, без стрельбы и лишн
его шума.
Дыхалка у Ронни была никуда, сказывался стаж наркомана. Но он спасал свою
жизнь и потому несся как заяц. Потом споткнулся и упал. Выстрелил в меня с
земли. Попал в ногу. Я отключился на несколько секунд, потом открыл глаза,
попробовал сесть Ц и тут мой напарник заорал мне "Билл, сзади!" Я разверну
лся и выстрелил. Инстинктивно. Так меня учили.
"Питон" называется моя пушка, Мэри. Называлась, вернее. Специальная разраб
отка для спецподразделений. Это только в кино после выстрелов красиво ум
ирают и даже успевают произнести монолог. "Питон" с десяти метров пробива
ет в человеке дыру, в которую можно просунуть кулак.
Я даже не понял, кто там упал. Потом подполз поближе и увидел. Ему лет пятна
дцать было.
Ходил в помощниках у Ронни. Мы его знали.
Он, наверное, с рождения в полиции на учете состоял. Но ему было пятнадцать
лет…
Потом меня штопали, останавливали кровь, а я все смотрел на этого парня. Он
лежа был еще меньше. И пушка в руке. Потом уж я узнал, что он двоих наших усп
ел из нее положить. Но лежал на земле передо мной мальчик. И это я его убил.

В больницу меня отвезли ближайшую, нашу, при Ярде. Тюремная больница. "Мы н
е шьем, а штопаем", говорил всегда Джонни Блауз, тамошний хирург, но меня он
и зашили на совесть. Уже там меня навестил мой начальник и сказал, что хотя
расследование и будет проведено, беспокоиться не о чем. Мол, это по-любом
у была самооборона, а еще и двое наших сотрудников убиты…
Но я-то видел его, Мэри. Маленького мальчишку с неестественно вывернутой
рукой. Пистолет казался огромным, такой он был щуплый, паренек этот.
Я знаю, зря я это сделал, но только через пару дней я сбежал из госпиталя и п
оперся на похороны. Адрес мне дали в Ярде. Я шел с палкой, еле-еле, и очень хо
тел не успеть, упасть, потерять сознание. Я трусил, Мэри.
А на кладбище никого не было. Только пастор, старичок такой смешной, да мат
ь этого паренька с двумя девчушками. И гроб уже в могиле был. Я глазам свои
м не поверил, думал, может, я ошибся? Гроб был совсем маленький, Мэри. Белый,
узкий, из простых досок. Детский гроб.
А потом пастор дочитал молитву, и эти девчушки, совсем маленькие, подошли
и бросили на крышку по комку земли. Подошли могильщики и стали забрасыва
ть могилу. Помнишь, какая жара стояла месяц назад, Мэри? Земля была совсем
сухая, спекшаяся. И ее комья стучали по крышке, как выстрелы.
А потом я хотел подойти и тоже бросить землю, хотел что-то сказать его мат
ери, даже, кажется, начал говорить, но тут она подняла на меня глаза.
Она меня не ударила, Мэри, не обругала, не прокляла. Просто стояла и смотре
ла. Ничего больше я не помню. Говорят, в управление я пришел без палки и бел
ый, как полотно. А потом Джим Бейлис хлопнул меня по плечу и сказал, что неч
его так переживать из-за какого-то ублюдка… И тогда я его избил. Я этого не
помню, честно говоря. Туман у меня стоял перед глазами, Мэри. И глаза той же
нщины.
Меня тут же отстранили и отправили в бессрочный отпуск по ранению. Начал
ьник заступился, поэтому обошлось без скандала. Служебное расследовани
е проводят до сих пор, но это все ерунда. Это не главное. Главное, Мэри, то, чт
о с того самого дня я перестал спать. Только закрою глаза Ц и она стоит. См
отрит на меня. И земля стучит по крышке гроба. Белого, маленького. Детского
гроба.
Ты вся дрожишь, Мэри? Прости. Я должен был тебе это рассказать. Вернее, не до
лжен был вообще с тобой связываться. И приезжать не должен был. Расслабил
ся… Дед все знает, но молчит. Я думаю, если бы у меня был хоть один шанс, он бы
мне его дал. Но у меня его нет, и потому дед молчит. Это единственное, что он
может для меня сделать.
Вот такая, Мэри, история…
Лягушки голосили над озером страстную кантату, луна забралась на самый в
ерх и стала маленькой, как серебряная монетка, все вокруг стало призрачн
о-седым и нереальным, но Мэри этого не замечала. Она сидела, судорожно при
жав кулаки к груди, и черный, мутный ужас клубился у нее в горле, мешая дыша
ть и начисто лишая речи.
Как он может носить в себе столько боли?
Он совсем молодой парень, почти ее ровесник, но их разделяют века. Тысячел
етия. Глупая беззаботная девчонка Мэри Райан, со своей глупой уверенност
ью, что мир прекрасен, а все люди хороши по-своему, со своей непоколебимой
жизнерадостностью Ц и Билл Уиллингтон, взрослый мужчина, переживший ст
рашную трагедию и сумевший выжить, не сойти с ума, не потерять человеческ
ий облик. Держащийся из последних сил за хрупкую соломинку под названием
"родной дом", усталый и загнанный, одинокий и гордый, несчастный и сильный
…
Она страшно боялась сделать что-то не так.
Страшно! Она чувствовала себя неловкой и громоздкой, глупой и несуразной
девчонкой. Но тишина давила, беспощадно резала уши своей звенящей пилой,
и не было больше никакой возможности молчать, сидеть неподвижно, ждать, п
оэтому Мэри Райан протянула руку, коснулась холодных пальцев Билла, впив
шихся в траву, Ц и крепко сжала их.
Откашлялась, потому что голос отсутствовал напрочь.
Ц Билл?
Ц Уходи.
Ц Нет.
Ц Уходи, Мэри. Ты хороший, добрый человек, но я освобождаю тебя от этого бр
емени.
Ты не можешь помочь.
Ц Могу.
Он поднял огромные, обведенные черным глаза.
Ц Чем же, Мэри?
Она ничего не сказала. Просто закрыла глаза и поцеловала его в губы.
Почувствовала, как напряглось в немом протесте тело Билла, испугалась, ч
то он сейчас ее оттолкнет, и поскорее обвила руками его крепкую шею, нелов
ко, совершенно не грациозно перекатилась на коленки, потянулась к нему, п
рижалась.
Обняла его изо всех сил Ц и успокоилась.
Теперь все было правильно. Все, как надо.
Через мгновение, равное вечности, он ответил на ее поцелуй. Руки его налил
ись теплом и силой. Он подхватил ее на руки, прижал к себе, поднял лицо к сер
ебряной луне и тихо прошептал:
Ц Спасибо тебе, Господи! Зря я в Тебя столько лет не верил…
Их поцелуи становились все дольше и слаще, лягушки орали все сладостраст
нее, а серебро луны затопило лес и озеро, вскипело и перелилось через край
, и в серебряной кипящей лаве кожа Мэри светилась, а глаза Билла горели…
Он опустился вместе со своей ношей на траву, его губы скользнули по шее Мэ
ри, задержались на бешено бьющейся жилке, потом спустились ниже, к ключиц
ам. Она беспокойно и нервно гладила его плечи, дрожала от нетерпения и стр
аха, льнула к нему…
Билл на секунду оторвался от Мэри, чтобы расстегнуть и снять ее кофточку.
А потом он со вздохом припал к ее трепещущей груди и замер.
Через несколько секунд Мэри немного обеспокоилась. Билл не шевелился. Он
а с трудом приподнялась, придавленная к земле его весом.
Паника родилась где-то в животе, покатилась к горлу нарастающим криком
Ц но в этот момент Билл глубоко вздохнул, обвил ее обеими руками и сонно п
робормотал:
Ц Спасен… У нее глаза шоколадные… Я умру за нее…
Мэри замерла.
Она лежала у подножия старой ивы, целомудренно прикрывшей их ветвями. На
обнаженной груди Мэри покоилась голова Билла Уиллингтона, пряди его тем
ных, посеребренных сединой волос щекотали ей шею.
Билл крепко спал.
Мэри улыбнулась луне, заглянувшей в этот момент между ветвей ивы, и прикр
ыла глаза.

Глава 7

Билл тонул, тонул в какой-то темной воде, проваливался в тартарары, но при
этом радостно улыбался. Тьма была шоколадной, как глаза Мэри, нестрашной
и бархатной, теплой и ласкающей. Глаза больше не болели, и ушел из виска ту
пой, ноющий гул. Тело было легким и невесомым.
Он не мог пошевелить руками, но знал наверняка, что это даже и хорошо, пото
му что в руках он сжимает что-то очень важное и безмерно ценное.
Потом тьма закончилась, вернее, превратилась в обычную лесную темноту, и
по хорошо знакомой тропинке он вышел в свой собственный сад, прямо к древ
ней и корявой яблоне.
Под яблоней стояла девочка в светлом платье, босая, темноволосая. При поя
влении Билла она подняла голову и радостно засмеялась, протягивая к нему
руки, а он Ц прямо во сне Ц испуганно зажмурился, боясь увидеть на месте
лица девочки прежнее туманное пятно.
Прохладные нежные руки провели по его щеке. Билл робко открыл глаза.
Под старой яблоней, в заросшем дедовом саду перед ним стояла и смеялась М
эри Райан, и льдинки звенели в хрустальном бокале, рассыпая во все сторон
ы золотистые пузырьки…
Билл рассмеялся, вторя ей, Ц и проснулся окончательно.
Было совсем раннее утро. Солнце пробивалось сквозь заросли, разбрасывая
пригоршнями бриллианты и изумруды, повисающие на траве и ветках ожерель
ями росы.
Птицы распевали на все лады, и даже ворона Ц весьма неважный певец Ц жиз
нерадостно каркала на кусте боярышника.
Мэри открыла глаза Ц и утонула в счастливом взгляде Билла. Серые глаза с
ветились таким восторгом и преклонением, что девушка немедленно ощутил
а себя королевой.
Странно… Смущения не было. Совсем. Хотя из одежды на ней была только юбка,
а Билл по-прежнему обнимал ее.
Теперь, одарив Мэри сияющим взглядом, он снова прижался щекой к ее груди и
блаженно затих. Мэри осторожно вытянула вверх затекшие руки и потянулас
ь.
Ц Кошмар! Я заснула.
Ц Я тоже.
Ц Я заснула голая, с малознакомым офицером полиции, в лесу, на берегу озе
ра, куда в любой момент может примчаться орда детей.
Ц Мэри?
Ц Чего тебе?
Ц Я тоже заснул.
Ц Да, но ты-то заснул одетый, к тому же с уважаемым человеком, врачом Грин-
Вэлли…
БИЛЛ! Ты заснул?!
Ц Да.
Ц И проспал всю ночь?
Ц Как убитый.
Ц И тебе не снились кошмары?
Ц Мне снилась ты.
Ц Ох… А мне ты. Кажется. Потому что точно я не помню. Я помню только, что был
а очень и очень счастлива.
Ц Мэри?
Ц Что?
Ц Ты вчера сказала…, что тебе кажется…, ну… что ты меня…
Ц Я тебя люблю?
Ц Я…
Ц Так я тебя люблю.
Ц Мэри?
Ц Ну?
Ц Я тебя люблю.
Ц Ох, Билл…
Ц И я не могу без тебя жить. Я умру без тебя. Я умру за тебя. Я умру с твоим им
енем на губах. Я вообще никогда не умру, если рядом будешь ты!
Ц Билл… У меня сердце сейчас разорвется. Я такая счастливая, что прямо уж
ас. Господи, как я разговариваю! Билл!
Ц Мэри…
Ц Я люблю тебя. И я всегда буду с тобой.
Всегда. И тоже никогда не умру. Мы будем абсолютно бессмертные и вечно влю
бленные.
Он опять поцеловал ее, на этот раз нежно и осторожно, а потом она без всяко
го смущения выскользнула из его рук, скинула юбку Ц и через пару секунд о
ни вдвоем нарушили многолетнее табу Грин-Вэлли, с хохотом и криком нырну
в в теплую коричневую воду лесного озера.
Полчаса спустя они шли по еле заметной тропинке к дому Уиллингтонов. Бил
л отводил ветки в сторону и отшвыривал коряги, попадающиеся по пути, а Мэр
и держала его за руку и утопала в собственном счастье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15