Моя честь, говорили они, не должна спуск
ать бесчестья, нанесенного семье, и в требовании юноши слышна вовсе не мо
льба, но угроза. Стыд и срам платить такой ценой за ничтожество его заслуг
. Удовлетворяя столь наглые домогания, монарх обнаружит бессилие и робос
ть; в двух словах: отменить наказание, наложенное предшественниками, зна
чит признать негодным их суд. В довершение кто-то шепнул мне, что весь их р
од враждебен династии. Этими доводами министры одолели меня. Отказ сокру
шил юного лорда, он оставил двор и впал в отчаяние, а старик продолжал томи
ться в тюрьме. Позже выяснилось, что я через это лишился двух вернейших св
оих подданных.
Из-за происков министров, признаюсь, я имел превратное мнение о своем нар
оде, предполагая в нем враждебность ко мне и мятежный дух, тогда как на дел
е, о чем я узнал после смерти, меня все чтили и уважали. Редкий государь изб
егнет козней, мешающих ему войти в прямые отношения с подданными, что сул
ят ему народную любовь, но зачастую губительны для министра, ибо у того на
уме только свои собственные интересы. Сдается мне, что о самых важных соб
ытиях в моей жизни я вам рассказал Ц ведь и в жизни королей случается так
ое, о чем вовсе не обязательно распространяться. Далеко не все их мысли и д
омашние дела окружены державным ореолом, бывают такие положения, когда м
ежду голым королем и голым сапожником едва ли отыщется разница. Однако, н
е выкажи я неблагодарность Бернардо дель Карпио, это мое паломничество н
а землю могло стать последним; ведь я думал, Минос лопнет от смеха, слушая
рассказ о святом Иакове, но история с графом настроила его против меня: на
хмурившись, он крикнул: Ц Отправляйтесь-ка обратно, король! Ц И не пожел
ал меня больше слушать.

Глава XVIII
Юлиан становится шутом

В следующее свое посещение земли я попал во Францию, где родился при двор
е Людовика III и со временем удостоился чести стать шутом принца, прозванно
го Карлом Простоватым
Годы царствования этого короля Ц 898 Ц 923. В главе упомянуты Д
омициан, римский император в 81 Ц 96 гг., и Калигула, назначивший своего коня
консулом и приведший его в Сенат.
. Впрочем, не скажу наверняка, к чему больше сводилась моя роль при дв
оре: самому ходить в дураках либо оставлять в дураках всех прочих. Ловкий
и каверзный плут, я, конечно, не был тем шутом, каким его обычно представля
ют. Я превосходно видел глупость своего хозяина Ц и не только его Ц и уме
л пользоваться ею.
Карл Простоватый носился со мной, как Домициан с актером Парисом, и, как Па
рис, я на свой выбор раздавал должности и награды. Это привлекало ко мне мн
огих придворных, искренне державших меня за дурака и, однако, превозноси
вших мое умение разбираться в людях. Один особенно выделялся: человек бе
з чести и совести, без сердца и ума, трусливый мозгляк Ц словом, совершенн
ый урод душой и телом, и притом коварнейшая тварь. Сей господин пожелал пр
имкнуть к моей партии и с таким усердием курил фимиам моему здравомыслию
, что я не в меру привязался к нему; казалось бы, с чего терять голову, если д
ействительно имеешь качества, за которые тебя хвалят, но ведь в глазах вс
его двора я был только шут, пусть даже знающий себе цену, и его лесть была м
не слаще меда. Естественно, я выхлопотал ему епархию, потеряв при этом под
халима: потом я доброго слова от него не услышал.
Я не смягчал выражений, отзываясь о вельможах и самом короле, чему свидет
ельством такая моя выходка: однажды его простецкое величество заметил м
не, будто я-де забрал столько власти, что люди принимают меня за короля, а е
го самого Ц за моего шута. Я сделал вид, что взбешен. Ц В чем дело? Ц спрос
ил король. Ц Плохо быть королем? Ц Нет, сэр, Ц ответил я, Ц плохо иметь т
акого шута.
Эбер, граф Вермандуа, моими стараниями вернул себе расположение Простак
а (так я обычно звал Карла), после чего, уломав короля, отобрал у графа Болду
ина город Аррас и обменял его на Перонн, который ему уступил граф Альтмар.
Болдуин явился ко двору хлопотать о возвращении своего города, но то ли и
з гордости, то ли по неведению пренебрег мною. Столкнувшись с ним во дворц
е, я сказал ему, что он пошел неверным путем; он отрезал, что не нуждается в с
оветах дурака. Тогда я сказал, что понимаю его предвзятость, поскольку ка
кой-то дурак уже навредил ему советами, и добавил, что в попутчики надо бр
ать умных дураков. Он буркнул в ответ, что приехал налегке. Ц Эх, милорд,
Ц сказал я, Ц я тоже часто езжу налегке, но при мне всегда моя глупость.
Ц Кругом рассмеялись, и он дал мне оплеуху. Я нажаловался Простаку, и тот,
резко выговорив ему, отрешил его от двора, так и не удовлетворив его ходат
айство.
Приведенные примеры скорее свидетельствуют о моем влиянии при дворе и д
ерзости, нежели о моем остроумии; мои шутки не заслуживали того восхищен
ия, какое им выпадало, потому что на деле я вовсе не был остроумцем, а был пр
остым шутом. Но если вокруг бесчинствует одна грубость, то прослыть остр
яком довольно легко Ц особенно при дворе, где всякий ненавидит всякого
и завидует ему, а строгий этикет велит выказывать горячую приязнь, и разу
меется, всякий будет несказанно рад, когда кто-то третий посмеется над гл
упостью его приятеля. Вдобавок мнение двора одно на всех, как мода, и оно п
окорно воле принца или фаворита. Я нисколько не сомневаюсь в том, что при д
воре Калигулы все, как один, считали его лошадь славным, толковым консуло
м. Точно так же меня объявили остроумнейшим из всех шутов. Любое мое слово
возбуждало смех и сходило за острое словцо, особенно у дам, которые начин
али смеяться, едва я открывал рот, и потом поворачивали мои слова в смешну
ю сторону, хотя мне часто в голову не приходило шутить.

Дамам доставалось от меня наравне с мужчинами, и эт
о сходило мне с рук, но лишь до поры до времени; однажды я подшутил над крас
отой некой Аделаиды, фаворитки Простака, и та вместе со всеми и вроде бы от
души посмеялась шутке, а на самом деле обиделась насмерть и положила рас
сорить меня с королем. Она преуспела в этом (ибо чего не сделает фаворитка
с человеком, которого заслуженно прозвали Простаком?), и с каждым днем кор
оль относился ко мне все суше, а когда я позволял себе кое-какие вольности
, он выказывал такое недовольство, что придворные (а они особо приметливы,
когда повелитель не в духе) вскоре смекнули, что к чему, и будь я настолько
слеп, чтобы не понять по его переменившемуся обращению, что Простак лиши
л меня своих милостей, поведение придворных обнаружило бы это яснее ясно
го: еще пару дней назад моего общества искали, а теперь все чурались меня.
Пажи и привратники глумились надо мной, гвардеец, которого я слегка заде
л, дал мне пощечину, наказав впредь фамильярничать с ровней себе. Над этим
парнем я потешался много лет, и он не смел и подумать, чтобы поднять на мен
я руку.
Хотя я своими глазами видел, как переменился ко мне Простак, я не мог взять
в толк, по какой причине. Меньше всего я мог подумать на Аделаиду: она была
славная женщина, а главное, я то и дело подтрунивал над ее скандальной сла
вой и не имел никаких оснований думать, что оскорбил ее. Тут-то я и понял, чт
о женщина стерпит самое суровое порицание своим поступкам, но посягател
ьства на свою красоту она не простит никогда; и Аделаида, уже не таясь, пот
ребовала моего удаления Ц я, мол, и глуп, и совсем не забавен, и она-де не по
нимает, какой нужно иметь вкус, чтобы находить меня остроумным. И все повт
оряли ее слова, все соглашались с нею. Стоило мне теперь заговорить с кем-
нибудь, как тот сразу принимал важный вид, и если прежде мне достаточно бы
ло раскрыть рот, чтобы все рассмеялись, то теперь я никакими силами не мог
их рассмешить.
В таком положении были мои дела, когда я однажды явился в обществе без шут
овского колпака. Простак, изредка еще заговаривавший со мной, спросил: Ц
В чем дело, шут? Ц Сэр, Ц ответил я, Ц при дворе завелись другие дураки, и
я не хочу выделяться. Ц Что ты несешь? Ц продолжал Простак. Ц С чего у на
с завестись дуракам? Ц Ах, сэр, Ц отвечал я, Ц даже ваше величество иные
дамы выставляют дураком каждый божий день. Ц Простак оставил без внима
ния мою выходку, но раздались голоса, что за дерзость следовало бы пересч
итать мне ребра; зато королеве пришлась по вкусу моя проделка, и, зная, что
своей опалой я обязан ненавистной ей Аделаиде, она забрала меня к себе, и я
стал шутом при ее дворе, и так же меня почитали и превозносили мое остроум
ие, как прежде, в окружении короля. Правда, власть королевы распространял
ась только на ее челядь, и лести, взяток и подарков мне доставалось меньше
против прежнего.
Впрочем, и эти скромные лавры я вкушал недолго: веселье было не в характер
е королевы, и мои проказы ей скоро надоели; забыв, ради чего она взяла меня
к себе, она перестала меня замечать, а там и двор от меня отвернулся, и я уме
р, надорвав свое сердце.
От души посмеявшись кое-чему в моем рассказе, Минос отправил меня обратн
о, сказав, что в Элизиуме шутам делать нечего.

Глава XIX
Юлиан выступает в роли нищего
Этот пикарескный герой живет, Ц судя по вс
ему, в X в.


Я вернулся в Рим, где и родился в большой бедняцкой семье, которая, не стан
у от вас скрывать, жила подаянием. Кто сам не побирался, тот вряд ли знает, ч
то это такое же ремесло, как всякое другое, со своим уставом и своими секре
тами, или хитростями, выучиться которым так же маятно, как всякому мастер
ству.
Перво-наперво нас учат делать жалостное лицо. Кое-кому тут очень пособля
ет природа, однако добиться успеха может всякий, если возьмется за ум в ра
ннем возрасте, пока мышцы еще сохраняют подвижность.
Следующая ступень Ц жалобный голос. В этом навыке участие природы также
обещает блестящие результаты, однако и тут искусство, помноженное на тр
удолюбие и рвение, творит чудеса даже при отсутствии способностей: главн
ое, надо начинать сызмала.
Я назвал важнейшие предметы, но остается еще множество других. Женщин до
полнительно натаскивают искусству плача, другими словами, умению пусти
ть слезу по любому поводу, и многие играючи справляютсся с этим заданием.
Иные женщины с поразительной легкостью делаются виртуозами в этом иску
сстве. Сравнительно с другими занятиями ремесло нищего требует глубоко
го постижения человеческой природы. Обширнейшая осведомленность нищег
о в людских страстях не раз наводила меня на мысль о том, что государствен
ному мужу было бы небесполезно проходить у нас выучку. Их сходство вообщ
е поразительно, поскольку и тот и другой, придерживаясь одних правил, дел
ают одно дело: водят за нос род людской. Надо, впрочем, признать, что их жуль
нические барыши весьма различны: если нищий довольствуется малым, то гос
ударственный муж мало что оставляет после себя.
Один очень великий английский философ
Имеется в виду следующее место в «Письме об
энтузиазме» (1708) А. Шефстбери (1671 Ц 1713): «Новички между ними [то есть нищими. Ц
Вадим Xаритонов .] могут невинно обходиться «господином» и «бог
помилует». Но бывалые старики Ц не важно, кто едет навстречу в карете, Ц
всегда обращаются к ним со словами «ваша честь» и «ваше лордство». «Пото
му что если действительно повстречается лорд, то нас иначе накажут, Ц го
ворят они, Ц за то, что неправильно обратились, а если не лорд, то никто не
в обиде и никто не рассердится» (раздел IV).
, имея в виду наш промысел, остерегал обидеть человека более низким
званием, нежели то, на какое он претендует. Того же мнения держался мой оте
ц. Помню, мальчиком увидев папу римского, я увязался за ним, канюча: Ц Пода
йте Христа ради, сэр! Подайте ради господа бога, сэр! Ц А он выбранил меня в
ответ: Ц Вас следует выпороть, сэр, чтоб не трепали имя божие всуе. Ц И вп
рямь, всуе было мое старание, ибо он ничего мне не дал. Отец же, слыша его сло
ва, внял совету и примерно выпорол меня. Под розгой я клялся никогда больш
е не поминать имя божие всуе. Отец на это сказал: Ц Я не потому наказываю т
ебя, что ты всуе помянул его имя, а потому, что ты не назвал папу его святейш
еством.
Если бы добрым людям достало ума последовать примеру своих пастырей, нищ
ие давно повывелись бы: всего дважды на моей памяти слуги божьи подали мн
е на бедность. Один раз это был здоровяк, давший мне серебряную монетку со
словами, что себе он оставил и того меньше; другой был новоиспеченный свя
щенник в щеголеватой сутане. Ц Подайте, ваше преподобие, сэр, Ц просил я,
Ц уважьте свой сан. Ц Я уважаю мой сан, дитя, Ц отвечал он. Ц Дай бог каж
дому так. Ц И, бросив мне жалкие гроши, с важным видом прошествовал дальш
е.
К женщинам я обыкновенно обращался так: Ц Храни вас господь, прекрасная
госпожа, храни господь вашу красоту! Ц И обыкновенно это имело успех тем
вернее, заметил я, чем дурнее собой была женщина.
Мы вывели одно безошибочное правило: чем пышнее выезд, тем беднее пожива,
и наоборот, если в коляске с хозяином один слуга, а то и никого, Ц удача, сч
итай, в руках, оплошать почти не случалось.
По нашим наблюдениям, в разных обстоятельствах человек до неузнаваемос
ти меняется: он может расщедриться, проигравшись в карты, а при выигрыше н
е оторвет от сердца и гроша. Можно смело просить у адвоката, когда он едет
из сельской глуши к своим клиентам в Рим, у врача, когда он идет проведать
своих больных; и эти же самые люди, сделав свои дела, превращаются в неприк
асаемых, как мы их звали между собой.
Ходячим и, пожалуй, самым верным у нас было такое правило: кто меньше имеет
, тот охотнее подает. Поэтому умение отличить богатого от бедного состав
ляет основу основ нищенской науки, и вроде бы вся задача в том, чтобы увиде
ть, где суть, а где видимость, но дело это требует хорошей сноровки и сугуб
ого внимания, поскольку и бедняк и богач испокон веку совершенствуются в
притворстве, выдавая себя один за другого. При этом бедняк, пуская вам пыл
ь в глаза, ломает комедию всерьез, а богач, даже являя своим видом саму убо
гость, не расстанется с каким-нибудь приметным знаком своего состояния.
Его рубище, к примеру, не стоит ломаного гроша, зато палец украшен дорогим
перстнем либо в кармане тикают золотые часы. Своей напускной бедностью о
н словно хочет вас унизить, а вовсе не расположить к себе. Напротив, бедняк
искренен в стремлении сойти за богатого, но из-за несдержанности переиг
рывает и выдает себя Ц так, не рассчитав своих сил, обыкновенно напивают
ся до зеленого змия. Ему бы взять в дорогу одного слугу на хорошей лошади,
а он берет двух, и, поскольку купить или нанять еще одну добрую лошадь ему
не по карману, по крайней мере один из слуг трясется на кляче. Одеваться пр
осто и опрятно ему мало, он нацепляет на себя пошлые украшения, и чем роско
шнее его верхнее платье, тем дряннее нижнее белье. Не умножая примеров, ри
скну высказать неоспоримую истину: если кто-то пытается ослепить вас бл
еском своего наряда или выезда, знайте, что это не свой, а заемный блеск. А е
сли человек живет не по средствам, то лишние траты его не смущают, и достат
очно польстить его богатству и великолепию, чтобы наверняка получить по
дачку.
Есть, впрочем, разряд богатых людей, обычно весьма щедрых: на них, только ч
то едва сводивших концы с концами, богатство сваливается как снег на гол
ову, и если они не станут заправскими скупцами, то, как правило, начинают п
роматывать это состояние. Я знал одного: получив значительную сумму дене
г, он отвалил мне целый талант, хотя я просил всего один обол; приятель пож
урил его, а он огрызнулся: Ц Почему не дать? Ведь у меня осталось еще пятьд
есят.
Если бы люди ценили вещи по их содержанию, а не по обманчивой наружности, т
о жизнь нищего, возможно, была бы завиднее любого состояния, которого мы д
омогаемся в угоду честолюбию, не щадя сил, с опасностью для себя и часто це
ной преступления. Вообще говоря, бедный нищий Ц это такая же выдумка, как
богатый дворянин; ибо за вычетом людей высокомерных, которых толковый ни
щий всегда приберет к рукам, остается очень мало настолько ожесточенных
натур, что не способны сочувствовать нищете и горю, когда собственные ст
расти не поглощают их целиком.
У легко доставшихся денег Ц счастливая участь: они не ложатся в чулок; в п
ротивном случае, при наших возможностях разбогатеть, стяжательский зуд
отравлял бы нам жизнь, как всем прочим; у нас же деньги не задерживаются, х
отя в семье не без урода; деньги несут нам радость, а не треволнения. От без
мятежной жизни все болезни, но нас бог милует Ц мы целый день на ногах. То
гда и лакомый кусок впрок, и ленивый жирок не нарастает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14