– По-моему, – сказала она, – эта девочка прекрасно воспитана. Я готова признаться, любовь моя, что меня немного удивляет ее поведение, – она, конечно, не такая бойкая и живая, как многие современные девушки, тем более трудно было ожидать этого от девочки, которая носит фамилию Стин. Она не то что ее мать – впрочем, я не была с ней знакома, но уже того, что она сбежала с Уилфредом Стином едва не из классной комнаты, достаточно, чтобы судить о ее наклонностях. Но чего еще можно ожидать от сестры этой скверной Багл!
– Дорогая мама, я полностью разделяю вашу неприязнь к леди Багл, но сейчас вы заходите слишком далеко! – со смехом возразила Генриетта. – Она – ужасное существо, но при этом удручающе респектабельное!
– Как это мило, Хетта, что ты поставила меня на место! – с обидой в голосе произнесла леди Силвердейл. – Ты отлично понимаешь, что я имею в виду! Она поразительно невоспитанная женщина, чего не скажешь о малютке Черри! Я просто сказала, что трудно было этого ожидать, зная, что за люди Стины, и, хотя мне ничего не известно о Уиссетах, я не слышала, чтобы они были приняты в хороших домах. Я слышала, что старый Уиссет был адвокатом или что-то в этом роде. И если ты говоришь, что у Черри не было другого дома, кроме дома ее тети, мне непонятно, откуда эти ее приятные скромные манеры! Наверняка не от Амелии Багл!
– Нет, наверное, она научилась себя вести у мисс Флетчинг, – сказала Генриетта. – По словам Черри, она чудесная женщина – и это говорит в пользу мистера Уилфреда Стина, поместившего ее в школу мисс Флетчинг, хоть потом он и забывал платить по счетам.
– Возможно, – неохотно ответила леди Силвердейл, не желая признавать никаких достоинств за мистером Стином. – Только, по-моему, он отправил ее в первую попавшуюся школу – лишь бы с глаз долой. И еще я считаю, что дружелюбие и благодарность у нее в характере и уроки мисс Флетчинг тут ни при чем. Ты знаешь, дорогая, мне не часто нравятся люди, но должна признаться, я сильно привязалась к Черри и буду скучать, когда она покинет нас. Конечно, если Неттлкумб откажется принять ее – что меня совершенно не удивит, потому что он всегда был сумасшедшим, а к старости совсем спятил, – я бы с удовольствием оставила ее с нами!
Генриетта, отлично знавшая, что ее мать не так уж редко, а скорее, часто привязывается к людям, но становится совершенно невыносимой, когда в очередной раз оказывается, как сильно она ошиблась в своей новой протеже, недовольно произнесла:
– Радости выше крыши! Мама, прошу вас!.. Вы знакомы с Черри всего неделю!
– Девять дней, – с достоинством уточнила леди Силвердейл. – И я попрошу тебя, Хетта, воздерживаться от вульгарных выражений, когда ты говоришь со мной! Или с кем угодно другим, это тебе не идет! Я не имею ни малейшего представления, что значит твое «радости выше крыши», ты, наверное, переняла его у Чарли. Я должна тебе сказать, что девушкам не к лицу повторять такие выражения в подражание молодым людям.
– Чарли тут ни при чем, мэм! – сказала Генриетта; глаза ее смеялись. – Так всегда говорит Десфорд, когда ему кажется, что я собираюсь сделать глупость. Но я совсем не это имела в виду, извините, пожалуйста. Если говорить общепринятым языком, я просто хотела, чтобы вы хорошо обдумали свое решение.
– Естественно, я так и сделаю, – сказала леди Силвердейл; – Уж в этом ты можешь быть уверена.
Генриетта не почувствовала особой уверенности, но промолчала, зная по опыту, что ничто не может надежней побудить леди Силвердейл к необдуманному поступку, чем настойчивый совет воздержаться от него. По размышлении она решила, что должна была давно догадаться о намерениях своей матушки. Она видела, что с каждым днем Черри все больше завоевывает расположение леди Силвердейл, и несколько раз слышала, как та говорит, что не может себе представить, как она жила раньше «без нашего милого солнечного зайчика». Ничего удивительного в этом не было: Черри всегда была готова услужить своей доброй покровительнице; она с удовольствием бегала с поручениями, терпеливо распутывала шелковые нитки для вышивания, сопровождала леди Силвердейл на утомительно-медленных прогулках вокруг дома, вместе с ней каталась в ландо, читала ей вслух и с неподдельным удовольствием выслушивала старые анекдоты. Большая часть этих обязанностей прежде ложилась на Генриетту, и, хотя она выполняла свой долг честно, это было отчаянно скучно, особенно если приходилось в очередной раз выслушивать одни и те же истории или читать вслух любовные романы, к которым леди Силвердейл питала настоящую страсть. Но через три дня после появления Черри в Инглхерсте Генриетта немного простудилась и из-за сухости в горле не смогла читать вслух; она попросила Черри временно взять на себя эту обязанность, извинившись, что навязывает ей такое скучное занятие. Но Черри сказала, что ей оно не кажется скучным, и самое удивительное – это было правдой! Точнее, Генриетта удивлялась только поначалу, пока не поняла, что литературные вкусы Черри и леди Силвердейл полностью совпадают. У мисс Флетчинг читать романы запрещалось, и теперь Черри была полностью захвачена перипетиями чужой жизни – она сочувствовала героине, обожала героя, возмущалась злодеем и вместе с леди Силвердейл пыталась отгадать, чем все закончится. Таким же захватывающим для нее стал журнал «Зеркало моды», который выписывала леди Силвердейл. Она готова была изучать его с тем же вниманием и так же долго, как пожилая дама.
Приходилось признать, что, несмотря на все неоспоримые достоинства – хорошенькое личико, подкупающие манеры, мягкий характер, – Черри отличало плачевное отсутствие интеллекта. Генриетта с сожалением думала, что с возрастом Черри потеряет обаяние непосредственности и станет просто глупа, как леди Силвердейл (хотя, конечно, не так ленива), и страшно скучна для мужчины незаурядного ума. Она интересовалась исключительно домоводством и всякими мелочами. Для Генриетты она была не более интересным собеседником, чем маленький ребенок. Зато она восхитительно дополняла леди Силвердейл, как, возможно, и любую другую старую глупую женщину. Но что это за перспектива для впечатлительной девочки, мечтающей до слез быть любимой! Генриетта с сожалением думала, что, если Неттлкумб откажется позаботиться о Черри, другого решения не будет. Затея леди Силвердейл оставить Черри в Инглхерсте серьезно тревожила Генриетту. Глупо было бы надеяться, что леди Силвердейл всегда будет заботиться о Черри. В любой момент она могла проникнуться к бедной девочке неприязнью. И даже если этого не случится, весной, когда вся семья переберется в Лондон, как обычно, леди Силвердейл ринется в водоворот светской жизни и не будет испытывать ни малейшей потребности ни в какой другой наперснице, кроме портнихи. В Лондоне за Черри неизбежно закрепится репутация вечной Лишней Дамы, грозы любой хозяйки приема, и она сможет считать себя счастливой, если из-за внезапной болезни какой-нибудь из приглашенных дам ее светлость пожелает заполнить мисс Стин вакансию на своем званом вечере. Предположение, что в леди Силвердейл проснется брачный инстинкт и она позаботится о том, чтобы подобрать Черри подходящего мужа, выходило за грань допустимого. Этот инстинкт был сосредоточен целиком на судьбе дочери, чье затянувшееся девичество было единственным изъяном в беззаботном существовании миледи. Через год-два она, без сомнений, начнет присматривать подходящую невесту для Чарли, но для устройства судьбы Черри у миледи никогда не найдется времени.
Мысль о брате заставила Генриетту задуматься о другой угрозе. Леди Силвердейл, конечно, не приходило в голову, что Чарли, вынужденно задержавшийся в Инглхерсте, от скуки попытается флиртовать с Черри. Но Генриетта не питала никаких иллюзий на его счет. Она заметила, что Чарли начал посматривать на Черри гораздо благосклонней, чем при первой встрече; он больше не говорил с ней снисходительным тоном и по меньшей мере двум утренним посетителям леди Силвердейл рассказывал о «трогательной малютке», любимице матери. Генриетта ни минуты не думала, что у него на уме что-то серьезное; скорее, ей казалось, что приветливость и любезность Черри он ошибочно истолковал как авансы с ее стороны. Вначале Черри сильно робела в его обществе, но, когда они познакомились получше, она освоилась и стала вести себя с ним непринужденно, как со старшим братом. Она охотно болтала с ним, играла в криббедж, триктрак и шашки и даже в такую детскую игру, как лапки-тяпки, причем большая ловкость Чарли уравновешивалась тем, что ему приходилось обходиться без правой руки. Она развлекала Чарли, жалея больного и стараясь помочь его матери и сестре, но при этом и сама развлекалась от души, хотя и не было похоже, чтобы он хоть сколько-нибудь ей нравился. Это тоже огорчало Генриетту. И не потому, что она желала Черри пасть жертвой чар своего братца; безразличие, с которым Черри относилась ко всем знакомым молодым людям, и неумение поддержать разговор не позволяли надеяться на ее успех в обществе. Она вела себя естественно и непринужденно только с мужчинами, которые годились ей в отцы или по крайней мере были старше настолько, что их нельзя было считать возможными претендентами на ее руку. Ей определенно нравился Десфорд – он тоже был старше на десять лет, а по жизненному опыту – и на все двадцать, и Генриетта считала (и надеялась), что Черри видит в нем только великодушного покровителя. Кэри Нетеркотту и сэру Джеймсу Рэдклиффу также удалось завоевать ее расположение, но и этим славным джентльменам было за тридцать, и именно по этой причине Черри не замыкалась в себе, как устрица, и весело щебетала в их обществе, если они приезжали в Инглхерст. Однажды, когда мистера Нетеркотта посадили рядом с ней за обедом, она пересказала этому джентльмену содержание восхитительного романа, который читала леди Силвердейл. Генриетта краем уха слышала этот пересказ, в душе восхищаясь добротой молодого человека, который с заинтересованным терпением слушал длинную запутанную историю.
Что же касалось Чарли, Генриетта не сомневалась, что, если какая-нибудь зрелая красотка окажется в поле его зрения, Черри будет моментально забыта. К несчастью, по соседству не водилось зрелых красоток, а немногие незамужние молодые дамы не подходили под это определение. Никто из его закадычных приятелей не жил в Хертфордшире, к тому же все они пострадали в Брайтоне вместе с Чарли и отправились в родительские дома, расположенные в отдаленных частях страны, зализывать раны, нанесенные их телам и бумажникам разгульной жизнью. Леди Силвердейл часто сетовала, что никто из друзей Чарли не живет на дистанции верховой прогулки от Инглхерста, чтобы приехать развлечь больного. Однажды она зашла так далеко, что даже предложила ему пригласить кого-нибудь из приятелей на недельку-другую. Чарли с негодованием отверг это предложение, заявив, что никто из его друзей не пожелает на две недели похоронить себя в такой глуши, где нечем заняться с утра до вечера, кроме виста со ставками по полгинеи. Закончив эту речь, он встретился взглядом с сестрой, оторвавшейся от книги и пристально, с удивлением смотревшей на него. Он покраснел и извинился перед матерью:
– Я не хотел грубить, мэм, но надо же понимать, каково мне!.. Ну как можно приглашать гостей, когда я не могу ни ездить верхом, ни играть в бильярд, ни… ну, ничего не могу!
Леди Силвердейл признала убедительность этого аргумента; но, так как она высказывала свое согласие на протяжении двадцати минут, нельзя было строго судить Чарли, с трудом поднявшегося с дивана и поковылявшего прочь из библиотеки.
Генриетта жалела брата, но при этом подозревала, что его ужасный вид при появлении в Инглхерсте и затянувшееся выздоровление объяснялись не столько серьезностью увечий, сколько беспорядочной жизнью в компании таких же юных повес, губительно действовавшей на его здоровье. Ее подозрения подтвердил их сосед, самый влиятельный землевладелец окрути:
– Это просто удача, что юный шалопай получил такую встряску! Может, она пойдет ему на пользу!
Сэр Джон был опекуном Чарли и знал и сестру, и брата с рождения, поэтому не видел нужды смягчать свои слова. Он сказал также, что все, что нужно Чарли, – это как следует отлежаться.
– Он дошел до ручки, моя дорогая, это же с первого взгляда видно! Я говорил вашей матери: мальчишка еще зелен, чтобы жить в городе одному! Но она только разохалась: нельзя держать мальчика привязанным к материнской юбке, она полностью ему доверяет, и так далее… «Это все прекрасно, – сказал я. – Если б отец его был жив, или у него был старший брат или мужчина-наставник, чтобы объяснить ему, что к чему, и предостеречь насчет тех вещей, о которых с женщинами не говорят…» Ох, ладно! Не будем толочь воду в ступе. Но как такой проницательный человек, как ваш отец, позволил вашей матушке разбаловать мальчишку? Ладно, ладно, я вечно говорю, не подумав, но вы разумная девочка, Хетта, вы на меня не обидитесь! Надеюсь, последняя неприятность послужит ему уроком! – Он освежился понюшкой табаку и добавил, смягчившись: – Не вижу причины, почему бы ему не вырасти таким же прекрасным человеком, как его отец. Большинству шалопаев нужно только перебеситься! Самое лучшее для него – обручиться с хорошей девушкой. Он-то норовит поволочиться за модными дамами в возрасте, но и в этом ничего худого нет. Но с беспутными он не водится, можете мне поверить, я присматриваю за ним с тех пор, как он поселился в Лондоне самостоятельно!
– Чем я могу ему помочь? – прямо спросила Генриетта.
– Да ничем! – ответил сэр Джон, сунув в карман сюртука для верховой езды свою табакерку. – Разве что постарайтесь занять его, чтобы он не сбежал отсюда раньше, чем поправится полностью!
Ей пришлось удовлетвориться таким советом, но последовать ему оказалось довольно сложно. Чарли могли развлечь только сельские спортивные игры – от участия в которых ему приходилось воздерживаться – и карты. Но Генриетта, отлично игравшая в шахматы, проявляла так мало сообразительности в карточных играх, что с ней ему было ужасно скучно. Зато Черри, не имевшая ни способностей, ни желания постигнуть все тонкости шахмат, очень быстро схватывала правила любой карточной игры, так что Чарли заявил даже, что довольно скоро она станет весьма опасным противником за карточным столом.
– Какая удача, дорогая! – доверительно сказала дочери леди Силвердейл. – Наконец нашлось занятие для Чарли! Мужчины, знаешь ли, обожают кого-нибудь поучать, но страшно злятся, если их не понимают, например, как ты или я, любовь моя. Как нам повезло, что у крошки Черри способности к картам! Говорю тебе, я положительно благодарна, что Десфорд привез ее к нам!
Но спустя два дня звезда Черри едва не закатилась. Один из старейших чичисбеев леди Силвердейл проявил опасное неблагоразумие, с игривой галантностью упрашивая Черри собственными ручками продеть ему розу в петлицу, уверяя, что от этого аромат цветка будет нежней. Так как Черри вполне обоснованно сочла почтенного джентльмена глубоким старцем, она без всякого стеснения выполнила его просьбу, встречая его комплименты хихиканьем. Леди Силвердейл эта сцена совершенно не забавляла; на какой-то ужасный момент Генриетта решила, что процветанию Черри в их доме пришел конец. К счастью, бросив один единственный взгляд на застывшее лицо леди Силвердейл, устрашенный джентльмен догадался доверительно шепнуть хозяйке, когда Черри вышла из комнаты, что совершенно не умеет разговаривать с маленькими детьми, и добавил:
– Насколько лучше я чувствую себя теперь, миледи! – Это настолько умилостивило леди Силвердейл, что вместо того, чтобы задать Черри хорошую трепку, она спокойно посоветовала ей не поощрять ухаживания джентльменов. Но даже этот мягкий упрек оказал ужасное действие на Черри. Со слезами на глазах она воскликнула дрожащим голоском:
– Ох, нет, нет! Я вовсе не поощряла его, мэм! Я думала, он так любезен со мной, потому что вы ему приказали!.. – Слезы градом покатились из ее глаз, она жалобно добавила: – Не сердитесь на меня! Умоляю вас, не сердитесь, дорогая, дорогая леди Силвердейл! Я не вынесу вашего огорчения, клянусь всем святым, я не хотела огорчать вас – после всего, что вы для меня сделали!
Тронутая этой речью, леди Силвердейл совсем оттаяла и даже сама уронила несколько слезинок; а когда через час портниха, ревнивая старая дева, позволила себе какое-то замечание в адрес Черри, миледи назвала ее злобным гадким созданием и предупредила, что, если о мисс Стин еще когда-нибудь будет сказано «эта мисс Стин», портнихе укажут на дверь. Мисс Кардл в свою очередь разрыдалась, выразив надежду, что будет еще не слишком поздно, когда миледи узнает своих истинных друзей, но на этот раз леди Силвердейл сумела удержаться от своей привычки вторить чужим слезам и встретила извинения портнихи с ледяным спокойствием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27