В городах очень мешают провода, поэтому, пока не научишься маневрировать, старайся летать повыше, но не настолько высоко, чтобы не видеть ориентиров. Скорость полета ничем не ограничена, а чувство пространства появится далеко не сразу. Также имей в виду, что колокольный звон некоторых храмов может сбивать с толку и нарушать ориентацию. Прежде чем лететь, не забывай надеть плащ-невидимку…
– Держи ноги в тепле и правильно переходи через улицу. Я поняла, – Элис старательно закивала.
– Все верно, – невозмутимо одобрил Невилл, – и даже будучи невидимой, летать лучше в брюках. Теперь попробуй еще раз. Отсюда – к подножью и обратно.
Эйтлиайн
Учить сиофрэ Сиофрэ – одно из названий для подменыша
летать – странное занятие. То, что фейри умеют, если можно так выразиться, с рождения, нужно объяснить словами. Попробуйте научить рыбу дышать… Хорошо еще, что мой батюшка когда-то учился так же, и не счел для себя зазорным рассказать мне о сформулированных для себя принципах полета.
Одно удовольствие было смотреть, как моя Элис, затаив дыхание, “соскальзывает вверх” по невидимой золотой нити. Сейчас это кажется ей самым сложным, но скоро она поймет, что сложнее всего не взлететь, а лететь. Туда, куда нужно. С нужной скоростью. Выбирать правильную высоту и главное, конечно, не сбиваться с курса. Блуждать в облаках – сомнительное удовольствие, а небо любит иногда запутать и сбить с толку, просто так, от странного своего чувства юмора.
И все-таки я чувствую себя обманщиком.
На Земле смертные почти столетие расстаются с верой. Это очередной шажок вверх по спирали – короткий и сравнительно легкий. Я даже в этой реальности знаю множество уголков, где потеря Бога происходит мучительно и страшно, а здесь нам удалось мягко и безболезненно направить людей к безбожию. Но сейчас мне хочется явиться к Сыну Утра и спросить: этого ли ты искал, Светоносный? Мы действуем на Земле так же, как повсюду, однако только сюда, только к людям фийн диу посылал Мессию, и мне грустно оттого, что вера в Сына уходит вместе с верой в Отца. Грустно оттого, что Элис никогда не знала, а теперь уже и не узнает возвышающего торжества и чистой радости победы жизни над смертью.
Не мертвому бы говорить об этом, но в светлый праздник Воскресенья даже сумеречные фейри, представления не имеющие об истинных богах, сами полагающие себя богами, чувствуют присутствие чего-то необыкновенного. Они радуются без причин, и радостью напоено все вокруг, и мы, мертвецы Полуночи, прячась в свои норы подальше от света, в этот единственный день горько завидуем дорэхэйт. У них, лишенных знания, есть надежда. А мы мудры. И не надеемся ни на что.
Но я знаю: мудрость – это дар, а не проклятие, что бы ни говорили по этому поводу все те же смертные. Мудрость – это то, чем готов одарить Сын Утра, это свет, который Он несет, это путь, которым пройдут достойные. Путь, начавшийся, когда сказано было: “…вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло…” (Быт. 3;22)
То, что христиане называют искушением, длилось много тысячелетий, и плод с Древа познания до сих пор лишь надкушен, и немногие смертные знают добро и зло, а еще меньше их стремится к знанию. Хотя я допускаю мысль, что Адам и Ева существовали в действительности – в той действительности, где возможно все, но пока недоступной людям.
Однако искушение состоялось – это главное. Люди отвергли свою зависимость от любой высшей силы, и перед ними открылись самые разные дороги. А дорогу лучше начинать с сомнений. С сомнений в том, что мир сотворен, с сомнений в том, что есть кто-то выше и больше людей. Однако плох тот путь, на который выходят, сомневаясь в любви. А мы, боюсь, подводим наших смертных именно к этому.
И я сейчас боюсь спугнуть, разрушить то, что неярко тлеет в моей собственной душе – любовь земную. Но именно сейчас, так не вовремя, думаю о том, что не смог бы любить как человек, не проживи я свою недолгую жизнь с уверенностью в любви иной, Отца к детям, и детей – к Отцу. Сын Утра тоже любит людей – это так, и он учит любить. Лучшее его творение, прекраснейший из нас, мудрейший из нас, чистейший из нас – Гиал, Единорог, воплотил в себе небесную любовь. Но он не смог остаться со смертными. Он ушел, ужаснувшись того, во что они превращают себя, того, что делают с ним. А Сын оставался с людьми, несмотря ни на что, и теперь люди уходят от него сами. Что они берут с собой? Что, кроме мудрости, даешь ты взамен божьей любви, Светоносный?
Любовь человеческую. Но людям ее недостаточно.
…Провожая Элис до назначенного места… до назначенного времени встречи с Куртом, Невилл был задумчив. Впрочем, это не помешало ему давать объяснения и отвечать на вопросы. Вопросов же хватало: даже ошеломленная своим умением летать, – ее словно в пятки подталкивало, и Элис каждые две минуты, зажмурившись, ненадолго взмывала в воздух, – молчать она все равно не могла.
В Срединный мир Невилл увел ее просто. С той же легкостью, с какой попадали они в любое место на Земле, или, вот, на Солнце. А как же “вход в Холмы”, с которого началось когда-то их знакомство?
– А никак, – пожал плечами Крылатый, – мне входы и выходы не нужны. Тебе, кстати, тоже. И Сияющей, – добавил он, предупреждая вопрос, – но ей опасно появляться в моих владениях.
Реку же времени, о которой Элис столько слышала, увидеть не довелось. Потому что смотреть оказалось не на что. Не было никакой реки, никаких берегов – ничего. Но принц, дав Элис время оглядеться и почувствовать себя в Волшебной стране, поинтересовался:
– Готова к путешествию?
И получив утвердительный кивок, подал руку:
– Пойдем.
Всего несколько шагов, под ногами вместо мягкой травы что-то вроде пляжа с тончайшим, мелким как тальк песком, а потом сразу – широкий холл, застеленный бежевым ковром. Экзотические цветы вдоль обшитых темным деревом стен. Лифт.
Тонкий палец с когтем легко щелкнул по носу:
– Не теряйся. Ты в своем номере, и прожила здесь пять дней. Подожди минутку, сейчас воспоминания улягутся в нужном порядке.
Минутки не потребовалось. Элис почти сразу вспомнила все, что произошло за эти дни: все прогулки, поездки, встречи и новые знакомства. Вспомнила даже имя самого услужливого портье. Но странное ощущение так и не отпустило. Казалось, что две Элис Ластхоп стоят у дверей лифта, причем одна уже нажала кнопку вызова…
– И еще, – Невилл посерьезнел, – этот отель достаточно стар, ты запомни на будущее, риалта, вдруг пригодится, когда в следующий раз остановишься здесь. Существует два “Адлона”: один, словно бы тень другого. И мы сейчас на теневой стороне, – он провел ее в бесшумно раскрывшиеся двери зеркальной кабины лифта. – Чтобы вернуться к людям, пройди сквозь зеркало к своему отражению…
Отражение? Отражение было одно. То есть, их был множество, но во всех зеркалах Элис увидела только себя. Себя, спускающуюся в лифте, глядящую на себя, спускающуюся в лифте, глядящую на себя…
– Идем, – Невилл сжал ее локоть, – не бойся.
Она и не испугалась. Сначала. От обилия собственных отражений все слегка перепуталось, так что Элис, если бы не верила принцу на слово, решила, будто они лишь взглянули в одно из зеркал, а потом отвернулись от него. И еще – исчезло чувство раздвоенности.
Но где же принц?! То есть, где его отражение?!
– У некоторых из нас нет ни отражений, ни тени, – он не стал дожидаться вопроса, – это бывает. Не вспоминай сказки, в них мало правды. А настоящие мертвецы видны как раз в зеркалах. В этом отеле хватает призраков.
Элис немедля начала оглядываться. Мертвецов она боялась ужасно, хотя и понимала, что страх этот, сродни инсектофобии – такой же нелепый и лишенный оснований…
Что там Невилл говорил о страхе?
…и все же сейчас интересно было бы взглянуть на привидение.
– Отель сгорел, – негромко объяснил принц, – вскоре после большой войны. Только об этом никто не знает. Люди, погибшие в том пожаре, продолжают жить, как ни в чем не бывало, и стоит неповрежденным разрушенное здание, и призраки остались, неприкаянные духи, они ненавидят свои прежние тела, но, – увы им, – бессильны навредить.
– Если ты не поможешь, – досказала Элис, – Бео объяснила мне. Это тоже твое волшебство?
– Пожар – шалость дорэхэйт. Остальное сделали мои слуги.
– Твои слуги спасли людей? Почему? Нет, я опять ничего не понимаю…
– Да уж, – вздохнул Невилл. – О спасении речи не шло.
Странно было прощаться, зная, что оба они направляются в одно и то же место. Ну, почти. Крылатый принц – в замок на холме. Элис – в дом под холмом.
А пунктуальный Курт, не уступая в пунктуальности Невиллу, остановил свою “Победу” у подъезда отеля в тот самый миг, когда принц растаял в воздухе.
– Привет! – Элис забралась в машину. – Спасибо, что заехал.
– Мне не трудно, – Курт вырулил на дорогу, – даже приятно. Но я не пойму: Драхен сам, что же, не мог вернуть тебя, где взял?
– А у меня плащ пропал, представляешь? – дипломатично сообщила Элис.
– Плащ-невидимка?
– Да. Но у меня уже другой есть.
– С ума сойти, – проворчал Курт, – не иначе, у Драхена подпольная швейная фабрика.
ГЛАВА IХ.
10-Й ДЕНЬ ЛУНЫ
“В десятый лунный день рекомендуется медитация с целью уяснить наше прошлое и настоящее, лучше представлять, чем обеспечить будущее и ту линию, которую мы ведем в жизни”.
П.Глоба, Т.Глоба “О чем молчит Луна”
“Чурель ненавидит жизнь самой большой злостью. Она обладает подвесными грудями, толстыми уродливыми губами и выпадающими волосами”.
“Сокровища человеческой мудрости” (библиотека Эйтлиайна).
Итак, Элис – это проблема.
Но Курт был настолько рад видеть ее, что пока ехали до города, о проблемах даже не задумывался. И то сказать, за пять дней успел соскучиться. Когда всего общества – родственники, мама, да тетради Лихтенштейна, а всех занятий – чтение и прогулки по саду, заскучать немудрено.
– А у тебя что? – весело поинтересовалась Элис. – Ты повидался с этим… Ефимом?
– С Ефремом.
– Ну да, с Ефремом Люксембургом…
– Лихтенштейном.
– Это одно и тоже! – она махнула рукой. – Узнал что-нибудь интересное?
– Много чего. Теперь вот думаю, что с этим делать. Извини, если покажусь невежей, но почему ты вдруг уехала?
– Так, – Элис скорчила гримаску, – я потом объясню. А с тем, что ты узнал, уже можно что-то делать?
– В принципе, да.
В прочитанных записях был один весьма ценный практический совет. Лихтенштейн сообщал, что тот, кто спасет Змея от гибели, добровольно напоив своей кровью, сможет просить его о чем угодно. Желание будет выполнено.
Самый главный сказочный закон: на помощь отвечают благодарностью. Оставалась сущая ерунда: во-первых, убедиться, что это не суеверие, поскольку ручаться за истинность своей рекомендации рабби Исаак не мог; а во-вторых, улучить момент, когда Драхен окажется на грани смерти. Пункт второй, конечно, поспособствовал бы выполнению пункта первого, но реализовать его, располагая только своими силами, Курт не мог. Как ни жаль, а пока оставалось лишь собирать информацию, да раздумывать над тем, как и кому ее преподнести по возвращении.
– В принципе, да, – повторил Курт, – но практически ничего сделать нельзя. Да я и не собираюсь. А ты, если соберешься опять исчезнуть, не забывай документы.
– Вы что, сговорились учить меня жить? – Элис откинулась на спинку сиденья и закинула руки за голову: – Курт, а я летать научилась.
Как она и ожидала, он нисколько не удивился.
– Ага. Поздравляю. И как впечатления?
– Не описать.
– Ты пользуешься каким-то составом, или волшебными предметами?
– Слушай, Курт, комсомольцы все такие?
– Нет. Мне просто интересно.
– Ему просто интересно! – с пафосом повторила Элис. – А я ведь так и не знаю, где именно ты учишься. Ты, случайно, не математик?
– Похож?
– Ни с одним математиком близко не знакома, но, по-моему, они тоже ничему не удивляются. Курт, внимание, я летаю сама. Не на метле, не на черном козле, и без мази из жира младенцев.
– Некрещеных?
– Естественно.
– Ты знаешь, – Курт на мгновение отвернулся от дороги и поглядел на нее, – не хочу тебя огорчать, но сами по себе люди летать не могут. В книгах даже великие чародеи использовали для полета заклинания или какую-нибудь нечисть, вроде чертей.
– Показать?
– Да в том, что ты можешь летать, я не сомневаюсь. Мало ли, вычитала в своих учебниках какое-нибудь заклинание, а оно оказалось настоящим. Приедем домой, дам тебе почитать хорошую книжку. Это тоже сказка, но такая, знаешь, современная. Про целый институт магов, волшебников. Там и фольклорные элементы, есть и даже про дракона немножко. Ты читаешь по-немецки?
– Приходится.
– Ну вот. Прочитаешь, может, поймешь, почему я всему верю. Я только сказки не люблю. А фантастику уважаю.
…Книга вышла в прошлом году и читалась запоем всеми курсантами и преподавателями. Библиотечные экземпляры ходили по рукам, а когда очередной счастливчик шел сдавать книгу, в хвост к нему пристраивалась целая колонна потенциальных читателей. Не спасала даже жесткая субординация, и старшекурсники в званиях младших лейтенантов ждали своей очереди на равных с “первокурами”. Курту повезло больше: ему книгу подарили… когда через месяц он снова увидел ее, отданную почитать, узнал не сразу.
Впрочем, обложка была аккуратно подклеена липкой пленкой, и на ней даже можно было разобрать рисунок.
Курт терпеть не мог дурного обращения с книгами, пусть и не со зла доводили их до плачевного состояния, а потому, что, постоянно переходя из рук в руки, затаскается до неузнаваемости даже инкунабула, обшитая металлом и толстой кожей. Но тогда ему был не до того. Тогда Курт думал: как же так вышло, что об их работе, о том, чему учат курсантов на факультете прикладной этнографии, и о том, какого рода деятельность им предстоит, написано с полной откровенностью, а цензура пропустила это, позволила сделать достоянием множества людей? Можно рассчитывать на то, что большинство читателей примут повесть за фантастическую, не увидят за тонким юмором жутковатой правды, но, по мнению Курта, риск был неоправдан.
Хотя, конечно, было бы грустно, если бы книгу действительно запретили.
А сейчас Курт порадовался, что привез из Москвы томик на немецком, с автографом обоих авторов. Вез подарок Георгу, да хватило ума придержать: пусть сначала Элис прочтет. У отца было что-то вроде ясновидения, видимо, передалось по наследству, хоть и не выявили ничего подобного многочисленные тесты в академии.
С Элис не все в порядке. С точки зрения обывателей – Элис вообще ненормальная, но странно, что на нее до сих пор не обратили внимания люди, компетентные. Курт не знал, имел ли отец Элис представление о работе в США службы, аналогичной той, в которой предстояло служить Курту. Но следовало предположить, что Ластхоп намеренно скрыл свою дочь от пристального внимания американских магов (они там называли себя экстрасенсами, что, конечно, было неправдой), выдал ее способности за болезненные проявления. А курс лечения окончательно подавил в Элис начавшую пробуждаться силу. Если бы не Драхен… Вот, кстати, еще вопрос, насколько успешно справились врачи со своей задачей, если несмотря ни на что Элис добралась до Ауфбе. Ее привел сюда инстинкт, а вовсе не случайность, и здесь всего за несколько дней Элис из обычного человека превратилась в интуитивного мага. Если, конечно, можно назвать интуитивным мага, инстинкты которого пробуждаются искусственно. Курт и сам не отказался бы взять у Змея несколько уроков, чтобы так же безболезненно и легко научиться всему, чему научилась Элис.
Снегурочка.
На то, чтобы научиться видеть нечисть… ну, пусть фейри, уходило три из пяти лет учебы. Не считая спецкурсов. Да и это умение нельзя было назвать видением в полном смысле, скорее уж это была способность чувствовать и находить. Та самая, что есть у всех без исключения детей.
С третьего курса отдельно обучали специалистов по воплощению. Для этого нужен был особый дар, хоть и не настолько редкий, как тот, что вроде бы, обнаружили у Курта.
Элис умела видеть фейри, пока ее не начали лечить. А теперь видит снова. Элис интуитивно воплотила мертвое ничто своего сада в уязвимую форму садового шланга. Элис понимает русский язык, как родной, хотя никогда не учила его и почти никогда не слышала. Элис умеет летать и даже не замечает, что пользуется при этом довольно сложной формулой. Во всяком случае, она должна ею пользоваться: люди не могут летать без помощи магии – это давно доказано. И Элис нужна Курту, чтобы установить контакт со Змеем.
И при всем при этом она ничего не должна знать. Ну почему, почему, скажите на милость, Элис Ластхоп не родилась в семье просоветски настроенных интеллигентов? Таких хватает: в США многие образованные люди понимают преимущества идей коммунизма, а некоторые даже признают, что реализовать идеи возможно лишь советскими методами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Держи ноги в тепле и правильно переходи через улицу. Я поняла, – Элис старательно закивала.
– Все верно, – невозмутимо одобрил Невилл, – и даже будучи невидимой, летать лучше в брюках. Теперь попробуй еще раз. Отсюда – к подножью и обратно.
Эйтлиайн
Учить сиофрэ Сиофрэ – одно из названий для подменыша
летать – странное занятие. То, что фейри умеют, если можно так выразиться, с рождения, нужно объяснить словами. Попробуйте научить рыбу дышать… Хорошо еще, что мой батюшка когда-то учился так же, и не счел для себя зазорным рассказать мне о сформулированных для себя принципах полета.
Одно удовольствие было смотреть, как моя Элис, затаив дыхание, “соскальзывает вверх” по невидимой золотой нити. Сейчас это кажется ей самым сложным, но скоро она поймет, что сложнее всего не взлететь, а лететь. Туда, куда нужно. С нужной скоростью. Выбирать правильную высоту и главное, конечно, не сбиваться с курса. Блуждать в облаках – сомнительное удовольствие, а небо любит иногда запутать и сбить с толку, просто так, от странного своего чувства юмора.
И все-таки я чувствую себя обманщиком.
На Земле смертные почти столетие расстаются с верой. Это очередной шажок вверх по спирали – короткий и сравнительно легкий. Я даже в этой реальности знаю множество уголков, где потеря Бога происходит мучительно и страшно, а здесь нам удалось мягко и безболезненно направить людей к безбожию. Но сейчас мне хочется явиться к Сыну Утра и спросить: этого ли ты искал, Светоносный? Мы действуем на Земле так же, как повсюду, однако только сюда, только к людям фийн диу посылал Мессию, и мне грустно оттого, что вера в Сына уходит вместе с верой в Отца. Грустно оттого, что Элис никогда не знала, а теперь уже и не узнает возвышающего торжества и чистой радости победы жизни над смертью.
Не мертвому бы говорить об этом, но в светлый праздник Воскресенья даже сумеречные фейри, представления не имеющие об истинных богах, сами полагающие себя богами, чувствуют присутствие чего-то необыкновенного. Они радуются без причин, и радостью напоено все вокруг, и мы, мертвецы Полуночи, прячась в свои норы подальше от света, в этот единственный день горько завидуем дорэхэйт. У них, лишенных знания, есть надежда. А мы мудры. И не надеемся ни на что.
Но я знаю: мудрость – это дар, а не проклятие, что бы ни говорили по этому поводу все те же смертные. Мудрость – это то, чем готов одарить Сын Утра, это свет, который Он несет, это путь, которым пройдут достойные. Путь, начавшийся, когда сказано было: “…вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло…” (Быт. 3;22)
То, что христиане называют искушением, длилось много тысячелетий, и плод с Древа познания до сих пор лишь надкушен, и немногие смертные знают добро и зло, а еще меньше их стремится к знанию. Хотя я допускаю мысль, что Адам и Ева существовали в действительности – в той действительности, где возможно все, но пока недоступной людям.
Однако искушение состоялось – это главное. Люди отвергли свою зависимость от любой высшей силы, и перед ними открылись самые разные дороги. А дорогу лучше начинать с сомнений. С сомнений в том, что мир сотворен, с сомнений в том, что есть кто-то выше и больше людей. Однако плох тот путь, на который выходят, сомневаясь в любви. А мы, боюсь, подводим наших смертных именно к этому.
И я сейчас боюсь спугнуть, разрушить то, что неярко тлеет в моей собственной душе – любовь земную. Но именно сейчас, так не вовремя, думаю о том, что не смог бы любить как человек, не проживи я свою недолгую жизнь с уверенностью в любви иной, Отца к детям, и детей – к Отцу. Сын Утра тоже любит людей – это так, и он учит любить. Лучшее его творение, прекраснейший из нас, мудрейший из нас, чистейший из нас – Гиал, Единорог, воплотил в себе небесную любовь. Но он не смог остаться со смертными. Он ушел, ужаснувшись того, во что они превращают себя, того, что делают с ним. А Сын оставался с людьми, несмотря ни на что, и теперь люди уходят от него сами. Что они берут с собой? Что, кроме мудрости, даешь ты взамен божьей любви, Светоносный?
Любовь человеческую. Но людям ее недостаточно.
…Провожая Элис до назначенного места… до назначенного времени встречи с Куртом, Невилл был задумчив. Впрочем, это не помешало ему давать объяснения и отвечать на вопросы. Вопросов же хватало: даже ошеломленная своим умением летать, – ее словно в пятки подталкивало, и Элис каждые две минуты, зажмурившись, ненадолго взмывала в воздух, – молчать она все равно не могла.
В Срединный мир Невилл увел ее просто. С той же легкостью, с какой попадали они в любое место на Земле, или, вот, на Солнце. А как же “вход в Холмы”, с которого началось когда-то их знакомство?
– А никак, – пожал плечами Крылатый, – мне входы и выходы не нужны. Тебе, кстати, тоже. И Сияющей, – добавил он, предупреждая вопрос, – но ей опасно появляться в моих владениях.
Реку же времени, о которой Элис столько слышала, увидеть не довелось. Потому что смотреть оказалось не на что. Не было никакой реки, никаких берегов – ничего. Но принц, дав Элис время оглядеться и почувствовать себя в Волшебной стране, поинтересовался:
– Готова к путешествию?
И получив утвердительный кивок, подал руку:
– Пойдем.
Всего несколько шагов, под ногами вместо мягкой травы что-то вроде пляжа с тончайшим, мелким как тальк песком, а потом сразу – широкий холл, застеленный бежевым ковром. Экзотические цветы вдоль обшитых темным деревом стен. Лифт.
Тонкий палец с когтем легко щелкнул по носу:
– Не теряйся. Ты в своем номере, и прожила здесь пять дней. Подожди минутку, сейчас воспоминания улягутся в нужном порядке.
Минутки не потребовалось. Элис почти сразу вспомнила все, что произошло за эти дни: все прогулки, поездки, встречи и новые знакомства. Вспомнила даже имя самого услужливого портье. Но странное ощущение так и не отпустило. Казалось, что две Элис Ластхоп стоят у дверей лифта, причем одна уже нажала кнопку вызова…
– И еще, – Невилл посерьезнел, – этот отель достаточно стар, ты запомни на будущее, риалта, вдруг пригодится, когда в следующий раз остановишься здесь. Существует два “Адлона”: один, словно бы тень другого. И мы сейчас на теневой стороне, – он провел ее в бесшумно раскрывшиеся двери зеркальной кабины лифта. – Чтобы вернуться к людям, пройди сквозь зеркало к своему отражению…
Отражение? Отражение было одно. То есть, их был множество, но во всех зеркалах Элис увидела только себя. Себя, спускающуюся в лифте, глядящую на себя, спускающуюся в лифте, глядящую на себя…
– Идем, – Невилл сжал ее локоть, – не бойся.
Она и не испугалась. Сначала. От обилия собственных отражений все слегка перепуталось, так что Элис, если бы не верила принцу на слово, решила, будто они лишь взглянули в одно из зеркал, а потом отвернулись от него. И еще – исчезло чувство раздвоенности.
Но где же принц?! То есть, где его отражение?!
– У некоторых из нас нет ни отражений, ни тени, – он не стал дожидаться вопроса, – это бывает. Не вспоминай сказки, в них мало правды. А настоящие мертвецы видны как раз в зеркалах. В этом отеле хватает призраков.
Элис немедля начала оглядываться. Мертвецов она боялась ужасно, хотя и понимала, что страх этот, сродни инсектофобии – такой же нелепый и лишенный оснований…
Что там Невилл говорил о страхе?
…и все же сейчас интересно было бы взглянуть на привидение.
– Отель сгорел, – негромко объяснил принц, – вскоре после большой войны. Только об этом никто не знает. Люди, погибшие в том пожаре, продолжают жить, как ни в чем не бывало, и стоит неповрежденным разрушенное здание, и призраки остались, неприкаянные духи, они ненавидят свои прежние тела, но, – увы им, – бессильны навредить.
– Если ты не поможешь, – досказала Элис, – Бео объяснила мне. Это тоже твое волшебство?
– Пожар – шалость дорэхэйт. Остальное сделали мои слуги.
– Твои слуги спасли людей? Почему? Нет, я опять ничего не понимаю…
– Да уж, – вздохнул Невилл. – О спасении речи не шло.
Странно было прощаться, зная, что оба они направляются в одно и то же место. Ну, почти. Крылатый принц – в замок на холме. Элис – в дом под холмом.
А пунктуальный Курт, не уступая в пунктуальности Невиллу, остановил свою “Победу” у подъезда отеля в тот самый миг, когда принц растаял в воздухе.
– Привет! – Элис забралась в машину. – Спасибо, что заехал.
– Мне не трудно, – Курт вырулил на дорогу, – даже приятно. Но я не пойму: Драхен сам, что же, не мог вернуть тебя, где взял?
– А у меня плащ пропал, представляешь? – дипломатично сообщила Элис.
– Плащ-невидимка?
– Да. Но у меня уже другой есть.
– С ума сойти, – проворчал Курт, – не иначе, у Драхена подпольная швейная фабрика.
ГЛАВА IХ.
10-Й ДЕНЬ ЛУНЫ
“В десятый лунный день рекомендуется медитация с целью уяснить наше прошлое и настоящее, лучше представлять, чем обеспечить будущее и ту линию, которую мы ведем в жизни”.
П.Глоба, Т.Глоба “О чем молчит Луна”
“Чурель ненавидит жизнь самой большой злостью. Она обладает подвесными грудями, толстыми уродливыми губами и выпадающими волосами”.
“Сокровища человеческой мудрости” (библиотека Эйтлиайна).
Итак, Элис – это проблема.
Но Курт был настолько рад видеть ее, что пока ехали до города, о проблемах даже не задумывался. И то сказать, за пять дней успел соскучиться. Когда всего общества – родственники, мама, да тетради Лихтенштейна, а всех занятий – чтение и прогулки по саду, заскучать немудрено.
– А у тебя что? – весело поинтересовалась Элис. – Ты повидался с этим… Ефимом?
– С Ефремом.
– Ну да, с Ефремом Люксембургом…
– Лихтенштейном.
– Это одно и тоже! – она махнула рукой. – Узнал что-нибудь интересное?
– Много чего. Теперь вот думаю, что с этим делать. Извини, если покажусь невежей, но почему ты вдруг уехала?
– Так, – Элис скорчила гримаску, – я потом объясню. А с тем, что ты узнал, уже можно что-то делать?
– В принципе, да.
В прочитанных записях был один весьма ценный практический совет. Лихтенштейн сообщал, что тот, кто спасет Змея от гибели, добровольно напоив своей кровью, сможет просить его о чем угодно. Желание будет выполнено.
Самый главный сказочный закон: на помощь отвечают благодарностью. Оставалась сущая ерунда: во-первых, убедиться, что это не суеверие, поскольку ручаться за истинность своей рекомендации рабби Исаак не мог; а во-вторых, улучить момент, когда Драхен окажется на грани смерти. Пункт второй, конечно, поспособствовал бы выполнению пункта первого, но реализовать его, располагая только своими силами, Курт не мог. Как ни жаль, а пока оставалось лишь собирать информацию, да раздумывать над тем, как и кому ее преподнести по возвращении.
– В принципе, да, – повторил Курт, – но практически ничего сделать нельзя. Да я и не собираюсь. А ты, если соберешься опять исчезнуть, не забывай документы.
– Вы что, сговорились учить меня жить? – Элис откинулась на спинку сиденья и закинула руки за голову: – Курт, а я летать научилась.
Как она и ожидала, он нисколько не удивился.
– Ага. Поздравляю. И как впечатления?
– Не описать.
– Ты пользуешься каким-то составом, или волшебными предметами?
– Слушай, Курт, комсомольцы все такие?
– Нет. Мне просто интересно.
– Ему просто интересно! – с пафосом повторила Элис. – А я ведь так и не знаю, где именно ты учишься. Ты, случайно, не математик?
– Похож?
– Ни с одним математиком близко не знакома, но, по-моему, они тоже ничему не удивляются. Курт, внимание, я летаю сама. Не на метле, не на черном козле, и без мази из жира младенцев.
– Некрещеных?
– Естественно.
– Ты знаешь, – Курт на мгновение отвернулся от дороги и поглядел на нее, – не хочу тебя огорчать, но сами по себе люди летать не могут. В книгах даже великие чародеи использовали для полета заклинания или какую-нибудь нечисть, вроде чертей.
– Показать?
– Да в том, что ты можешь летать, я не сомневаюсь. Мало ли, вычитала в своих учебниках какое-нибудь заклинание, а оно оказалось настоящим. Приедем домой, дам тебе почитать хорошую книжку. Это тоже сказка, но такая, знаешь, современная. Про целый институт магов, волшебников. Там и фольклорные элементы, есть и даже про дракона немножко. Ты читаешь по-немецки?
– Приходится.
– Ну вот. Прочитаешь, может, поймешь, почему я всему верю. Я только сказки не люблю. А фантастику уважаю.
…Книга вышла в прошлом году и читалась запоем всеми курсантами и преподавателями. Библиотечные экземпляры ходили по рукам, а когда очередной счастливчик шел сдавать книгу, в хвост к нему пристраивалась целая колонна потенциальных читателей. Не спасала даже жесткая субординация, и старшекурсники в званиях младших лейтенантов ждали своей очереди на равных с “первокурами”. Курту повезло больше: ему книгу подарили… когда через месяц он снова увидел ее, отданную почитать, узнал не сразу.
Впрочем, обложка была аккуратно подклеена липкой пленкой, и на ней даже можно было разобрать рисунок.
Курт терпеть не мог дурного обращения с книгами, пусть и не со зла доводили их до плачевного состояния, а потому, что, постоянно переходя из рук в руки, затаскается до неузнаваемости даже инкунабула, обшитая металлом и толстой кожей. Но тогда ему был не до того. Тогда Курт думал: как же так вышло, что об их работе, о том, чему учат курсантов на факультете прикладной этнографии, и о том, какого рода деятельность им предстоит, написано с полной откровенностью, а цензура пропустила это, позволила сделать достоянием множества людей? Можно рассчитывать на то, что большинство читателей примут повесть за фантастическую, не увидят за тонким юмором жутковатой правды, но, по мнению Курта, риск был неоправдан.
Хотя, конечно, было бы грустно, если бы книгу действительно запретили.
А сейчас Курт порадовался, что привез из Москвы томик на немецком, с автографом обоих авторов. Вез подарок Георгу, да хватило ума придержать: пусть сначала Элис прочтет. У отца было что-то вроде ясновидения, видимо, передалось по наследству, хоть и не выявили ничего подобного многочисленные тесты в академии.
С Элис не все в порядке. С точки зрения обывателей – Элис вообще ненормальная, но странно, что на нее до сих пор не обратили внимания люди, компетентные. Курт не знал, имел ли отец Элис представление о работе в США службы, аналогичной той, в которой предстояло служить Курту. Но следовало предположить, что Ластхоп намеренно скрыл свою дочь от пристального внимания американских магов (они там называли себя экстрасенсами, что, конечно, было неправдой), выдал ее способности за болезненные проявления. А курс лечения окончательно подавил в Элис начавшую пробуждаться силу. Если бы не Драхен… Вот, кстати, еще вопрос, насколько успешно справились врачи со своей задачей, если несмотря ни на что Элис добралась до Ауфбе. Ее привел сюда инстинкт, а вовсе не случайность, и здесь всего за несколько дней Элис из обычного человека превратилась в интуитивного мага. Если, конечно, можно назвать интуитивным мага, инстинкты которого пробуждаются искусственно. Курт и сам не отказался бы взять у Змея несколько уроков, чтобы так же безболезненно и легко научиться всему, чему научилась Элис.
Снегурочка.
На то, чтобы научиться видеть нечисть… ну, пусть фейри, уходило три из пяти лет учебы. Не считая спецкурсов. Да и это умение нельзя было назвать видением в полном смысле, скорее уж это была способность чувствовать и находить. Та самая, что есть у всех без исключения детей.
С третьего курса отдельно обучали специалистов по воплощению. Для этого нужен был особый дар, хоть и не настолько редкий, как тот, что вроде бы, обнаружили у Курта.
Элис умела видеть фейри, пока ее не начали лечить. А теперь видит снова. Элис интуитивно воплотила мертвое ничто своего сада в уязвимую форму садового шланга. Элис понимает русский язык, как родной, хотя никогда не учила его и почти никогда не слышала. Элис умеет летать и даже не замечает, что пользуется при этом довольно сложной формулой. Во всяком случае, она должна ею пользоваться: люди не могут летать без помощи магии – это давно доказано. И Элис нужна Курту, чтобы установить контакт со Змеем.
И при всем при этом она ничего не должна знать. Ну почему, почему, скажите на милость, Элис Ластхоп не родилась в семье просоветски настроенных интеллигентов? Таких хватает: в США многие образованные люди понимают преимущества идей коммунизма, а некоторые даже признают, что реализовать идеи возможно лишь советскими методами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48