Саксонский курфюрст нашел поддержку у венских иезуитов, которые приняли в залог его драгоценности и открыли ему кредит у своих орденских братьев в Польше. Несмотря на это, первое время казалось, что корону все-таки получит Конти, за которого стоял примас Польши, алчный и честолюбивый архиепископ Гнезненский Радзиовский.Флемминг сумел привлечь на сторону Августа вице-примаса; еще весомее было то, что в пользу саксонского курфюрста открыто высказался имперский посол. В июне 1697 года избирательный сейм начал заседания. Добиться единогласия не удалось ни одному из претендентов. Сторонники примаса выбрали Конти, а сторонники вице-примаса — Августа, и то лишь после того, как Флемминг роздал сенаторам еще почти 2 миллиона лир.Составились враждующие конфедерации. Дело должна была решить сила. Тут-то и обнаружилось превосходство саксонского курфюрста. Франция была далеко, а саксонские войска — рядом; к тому же Петр I держал наготове у польских границ многочисленную армию (Конти был нежелателен для России, так как Франция поддерживала турок, с которыми воевал тогда русский царь). Август смело двинул армию на Варшаву. На границе его встретила лояльная депутация от республики, и Август без колебаний направился в древнюю столицу Польши Краков, где происходили коронации. 12 сентября новый, еще далеко не всеми признанный король торжественно вступил в город.Во главе процессии ехали верхом краковские купцы и горожане; за ними двигались: польская гвардия, два драгунских полка, 24 пажа, 24 королевских коня в красных бархатных, вышитых серебром попонах, 22 королевские кареты, 40 мулов в желтых попонах саксонского курфюрста, 8 любимых лошадей короля, со сбруей и седлами, украшенными драгоценными камнями, 21 барабанщик и 2 литаврщика. Затем следовали саксонские министры и кавалерия — кирасирский полк и гусары, — польское дворянство, сенаторы, вице-примас, коронный маршал князь Любомирский и, наконец, сам Август на сером коне, седло и сбруя которого были украшены бриллиантами и рубинами. Король был облачен в польское одеяние из золотой парчи, обшитое горностаем, и голубой жилет с перевязью; шесть представителей городского магистрата несли над ним балдахин из красного бархата. Короля окружали 50 пеших телохранителей в желтых швейцарских кафтанах. За Августом шествовали имперский посол и остальные сановники. Замыкали процессию две роты конной лейб-гвардии и полк лейб-кирасир. В шествии участвовали также 40 верблюдов, нагруженных золотом и серебром.
Польский король Август II.
Краковцы решили, что с таким королем можно жить. Три дня спустя Август короновался древней короной Ягеллонов. Коронация была обставлена с не меньшей пышностью. Август явился в собор в наряде собственного изобретения, очень напоминавшем маскарадный костюм и представлявшем смесь германско-рыцарского, древнеримского и польского одеяний. На нем была кираса, под ней — римская туника, поножи, с плеч свисала голубая бархатная, затканная золотыми цветами мантия, подбитая горностаем. Король быт обут в сандалии, с которыми несколько комично сочеталась большая шляпа с султаном из белых перьев. Бриллианты на королевском костюме оценивались более чем в миллион талеров. Во время литургии произошла смутившая всех неприятность. Часа через три после начала торжества Августу стало так жарко в его наряде, что он лишился чувств, — по странному стечению обстоятельств именно в тот момент, когда епископ начал читать символ веры. Не вспомнить о недавнем протестантском прошлом короля было невозможно. С Августа сняли кирасу, привели его в себя, дочитали символ веры, три раза прокричали «Vivat rex!» — «Да здравствует король!», пропели молебен и наконец вручили ему державу и скипетр под ружейную и пушечную пальбу в городе.Между тем принц Конти высадился в Данциге, чтобы изгнать Августа. Эта экспедиция не имела успеха. При Оливе принца чуть не захватили в плен саксонские солдаты, и через несколько недель после высадки в Данциге те же горожане проводили незадачливого претендента восвояси.Но и Августу его новое королевство доставляло мало радости. Он лишился всякой поддержки почти сразу после коронации, благодаря именно тем мерам, которые принял, чтобы всех собрать под свои знамена. Привыкнув в Саксонии к абсолютной власти над дисциплинированными немцами, он прилагал все усилия, чтобы превратить свою власть в Польше в наследственную. Этим он восстановил против себя даже тех магнатов, которые ранее поддерживали его. В 1699 году короля вынудили вывести из Польши саксонские войска, оставив с ним только 1200 гвардейцев.Единственное свое спасение Август видел в войне.
4
Август пострадал в Северной войне больше всех, хотя приходился родственником Карлу XII — они были двоюродными братьями (их матери, обе — датские принцессы, были сестрами). Именно ввиду родства Карл и не мог простить Августу покушения на Лифляндию, решив вести войну до тех пор, пока не свергнет вероломного родственника с польского престола.Надолго позабыв после нарвской победы о русских, Карл сосредоточил все усилия на изгнании саксонцев из Курляндии. Шведский король располагал в Лифляндии 44000 человек (16000 кавалеристов и 28000 пехотинцев); в Швеции осталось 20000 солдат, в Померании, Бремене, Вердене находилось столько же — всего более 90000 человек. С такой армией чувствовать себя всемогущим мог и человек, менее Карла уверенный в своей непобедимости.Перезимовав под Нарвой, шведский король направился под Ригу. Саксонская армия преградила ему путь, заняв позицию вдоль Двины, которая в этом месте весьма широка. Поскольку Август уехал из армии, командование саксонцами принял на себя маршал Стенау; с ним были герцог Курляндский и Паткуль. В распоряжении Стенау находилось 12000 человек и одна пушка без лафета.Карл привел к Двине 15000 шведов. При таком соотношении сил переправа представлялась делом весьма трудным. Карл приказал построить транспорты с более высокими, чем обычно, бортами, которые могли опускаться, как подъемные мосты, — по ним шведы должны были сойти на берег. Другая хитрость заключалась в том, что король, учтя направление ветра, — с севера, откуда подходили шведы, на юг, где располагались саксонцы, — приказал зажечь огромные вороха сырой соломы. Ветер понес густые клубы едкого дыма на саксонцев, и Карл начал переправу.Как обычно, король находился вместе со всеми. На середине реки он ободряюще крикнул Рёншельду:— Ну что! Двина не будет злее копенгагенского моря! Поверьте мне, генерал, мы их разобьем.Через четверть часа барки подошли к другому берегу; короля едва уговорили не высаживаться с первым отрядом. Шведы сразу выгрузили пушки и открыли огонь по неприятелю. Ветер вскоре рассеял дым, и саксонцы увидели идущие на них синие шеренги.Стенау повел на них отборную кавалерию. Шведская пехота была смята и преследуема до реки. Но Карл вновь собрал ее там так же легко, как на параде. Стенау был отброшен, и шведы вышли на равнину.Теперь в смятении пребывали саксонцы. Видя это, Стенау отвел их к месту, окруженному лесом и болотом, где находилась его единственная пушка. Здесь саксонцы воспряли духом и мужественно встретили атаку шведов. Герцог Курляндский ободрял их, показывая чудеса храбрости: он трижды врывался в середину шведской гвардии; под ним пали две лошади. Наконец его сбросили с коня ударом мушкета, и саксонские кирасиры вытащили его, полумертвого, из-под копыт. Саксонцы на этом участке пришли в беспорядок, за ними смешались и прочие.Узнав о поражении своих войск в Курляндии, Август пришел в бешенство. Передают, что он получил эту весть, когда сидел в седле. Король пришпорил коня и мчался до тех пор, пока не загнал бедное животное. Тогда он соскочил на землю и саблей отрубил коню голову.Все города Курляндии сдались шведам без боя. Летом 1701 года Карл въехал в Митаву, столицу герцогства. Не останавливаясь здесь, он проследовал дальше в Литву. Шведский король признался, что почувствовал удовлетворение, войдя в местечко Бирзен, где недавно встречались Август и Петр. Здесь он задумал лишить Августа трона.За одним из королевских обедов некий немецкий полковник громко заметил, что стол шведского короля сильно отличается от пиров Августа и Петра, и не в лучшую сторону.— Да, — сказал Карл, вставая, — тем легче я расстрою их пищеварение. ПОЛЬСКАЯ ОХОТА Каналья! Все у нас украл. Фридрих II.
1
С приближением Карла к польским границам Август все явственнее видел, что перспектива войны со Швецией не вызывает у поляков особого энтузиазма. Они боялись оказаться зажатыми Августом в тисках между Саксонией и Лифляндией; кроме того, союз короля с русским царем, позволивший русским войскам передвигаться по польской территории, оскорблял их национальное чувство.Перед началом войны в Речи Посполитой сложились две враждующие партии: князя Сапеги и вельможи Огинского. Август опирался на первую партию. Теперь, после захвата шведами Литвы, положение польского короля внутри страны значительно ухудшилось. Литовская армия, и без того небольшая, была почти истреблена Карлом. Немногочисленные сторонники Августа рассеялись по стране маленькими отрядами и мародерствовали.В самой Польше коронное войско вместо 36000 человек едва насчитывало половину, но и эти люди были ненадежны; шляхта, не получая от короля жалованья, колебалась в своих настроениях.Сторонники Огинского и примаса еще ранее требовали от короля созыва сейма, чтобы декларировать нейтралитет Польши в военных действиях как ведущихся Августом исключительно в качестве саксонского курфюрста. Король должен был пойти на созыв сейма 2 декабря 1701 года в Варшаве. С первых же заседаний Август заметил, что власть шведского короля на сейме, по крайней мере, равняется власти самого Августа. Приверженцы Сапеги, Любомирского, государственного казначея, — тех вельмож, которые больше всех были обязаны Августу, — уже более или менее явно держали сторону Карла.Самым опасным врагом польского короля оставался примас, председатель сейма. Руководимый своим честолюбием и любовницей, прозванной злыми языками Кардинальшей, он несколько лет, прошедших после избрания Августа на польский престол, терпеливо ждал своего часа. Теперь он увлек за собой всех недовольных королем.Примас действовал осторожно. Со стороны могло показаться, что он хочет примирить короля с республикой. Он рассылал по стране циркулярные письма, проникнутые, казалось, духом смирения и любви, — старая уловка из широкого набора святейших провокаций политиканствующих прелатов; именем Христа он заклинал Карла дать мир Польше. На это Карл отвечал, что воюет не с поляками, а с Августом и саксонцами, что шведы пришли освободить Польшу от угнетения, но, не желая оказывать давления на сейм, пока остаются в Литве, надеясь, что поляки сами уладят свои дела, и так далее.В результате секретных совещаний в доме примаса сейм принял решение: направить посольство к Карлу и одновременно потребовать у Августа отозвать из Польши саксонцев и не призывать на помощь русских. Фактически эти требования уже были лишними: остатки саксонцев, разбитых под Ригой, король отправил на зиму в Саксонию, а Петр еще не был в состоянии выполнить бирзенские соглашения о посылке Августу своих войск.В конце концов интриги на сейме приобрели такой запутанный характер, что даже примас потерял над ними контроль. Образовалось столько партий, сколько вельмож чувствовали себя обойденными королевскими милостями или обещаниями примаса. Сегодня, на одном заседании, побеждали сторонники Августа, завтра, на другом, — его противники. Все кричали о свободе и справедливости и составляли тайные заговоры. Никто уже толком не знал, чего хотел, и 17 февраля 1702 года сейм разошелся, ничего не решив. Сенаторы остались в Варшаве (им было предоставлено право издавать предварительные законы, которые редко отвергались сеймом), чтобы присматривать за королем.В такой ситуации Август предпочел, по словам Вольтера, получать законы от победителя, а не от подданных. Он направил к шведскому королю свою любовницу графиню Аврору Кенигсмарк с тайным поручением обговорить с Карлом условия мира.Марии Авроре, дочери графа Конрада Христофора фон Кенигсмарка и его супруги Марии Кристины, урожденной графини Врангель из Стокгольма, было 34 года. Ее отец состоял поочередно на шведской и голландской службе и был убит бомбой в 1673 году при осаде Бонна.Аврора была младшей дочерью в семье и отличалась необыкновенной красотой. Еще в двенадцатилетнем возрасте она обратила на себя внимание на бале-маскараде в Гамбурге, придя на него в костюме цыганки.Она была среднего роста, стройна, хорошо сложена; ее большие черные глаза на прелестном лице сверкали огнем, умом, весельем. Вместе с тем графиня была умна и остроумна, скромна, приветлива, а ее доброта вошла в поговорку. Она получила прекрасное воспитание, говорила на немецком, французском, итальянском и шведском языках и читала древних авторов на латыни. Изысканные манеры она усвоила во время путешествий по лучшим дворам Европы. Август пленился ею еще до вступления на польский престол, и с тех пор графиня не раз оказывала сильное влияние на политику саксонского двора.Взвешивая шансы на успех дипломатической миссии графини Кенигсмарк, Август исходил из трех соображений: Аврора была красива, опытна в государственных делах и имела влияние в Швеции через род Врангелей, к которому принадлежала по материнской линии. К тому же Карл не имел никакой причины сердиться на нее. Напротив, графиня однажды даже написала стихотворный панегирик Карлу, где заставила богов восторгаться различными добродетелями шведского короля. Стихотворение заканчивалось так: Все боги, рассуждая о его деяниях,Заранее помещали его в храм славы.Только Вакх и Венера молчали. Августу следовало бы обратить внимание на последнюю строчку. Впрочем, и сама графиня вряд ли сомневалась в том, что ей удастся очаровать шведского девственника.Многое в тогдашнем положении Карла говорило за мир с Августом: восточные провинции Швеции в 1702 году уже начали переходить в руки Петра, Саксония же была далека и поход туда опасен. Польша пока не вступала в войну, несмотря на все усилия саксонского курфюрста, но вторгнуться в ее пределы означало увеличить число своих врагов; при этом война приняла бы несправедливый характер.Сторонники здравого смысла в окружении шведского короля приняли графиню весьма любезно; граф Пипер легко пообещал ей аудиенцию у Карла. Однако все они еще мало знали своего короля.Карлом владела одна мысль: свергнуть Августа с престола за его участие в коалиции. Сразу после переправы через Двину он издал манифест, в котором объявлял себя защитником польских вольностей, а Августа — тираном, поправшим их, и ставил себе цель лишить его короны для блага Польши и Швеции. Таким образом, с самого начала своих блестящих успехов Карл избирал для себя отдаленные цели, отражавшие только его личные стремления и непонятные его приближенным. Его душа викинга признавала только одну политику — порыв гордого сердца к бессмертной славе.Старания Пипера добиться для графини Кенигсмарк аудиенции пропали впустую — Карл наотрез отказался ее видеть. Тогда графиня пошла на хитрость. Уверенная в том, что один взгляд, брошенный на нее королем, заставит его переменить свое решение, она подстерегла его на узкой тропинке во время охоты и, выйдя из кареты, пошла ему навстречу. Ее ждало жестокое разочарование. Король ей резко поклонился, дернул поводья и исчез. Это была единственная аудиенция, которой она могла добиться.Вольтер, комментируя этот эпизод, галантно замечает, что графиня могла утешиться мыслью, что Карл, по-видимому, во всей Европе боялся только ее. На самом деле отношение короля к прекрасной посланнице было вызвано отвращением, которое она ему внушала. Карл знал, каким способом графиня добилась своего блестящего положения, и однажды в беседе обозвал ее грубым солдатским словом. К женщинам вообще Карл был равнодушен, женщин продажных он презирал.Провал посольства графини Кенигсмарк стал полной неожиданностью для Августа. Его испугала непреклонность Карла. Чтобы сохранить видимость королевского достоинства, он вновь попытался вступить в переговоры — на этот раз через своего камергера графа Витцума. Граф должен был во что бы то ни стало добиться от Карла ответа на вопрос: где и как Карл соизволит принять посольство короля и Речи Посполитой? Новый посланник попал не на аудиенцию, а в тюрьму: Карл придрался к тому, что его бумаги недействительны, и отослал его в Ригу, где продержал три месяца. Это нарушение международного права было допущено откровенно по праву сильного. Карл заявил, что примет послов только от республики, а не от Августа.Свои слова шведский король подкрепил действиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Польский король Август II.
Краковцы решили, что с таким королем можно жить. Три дня спустя Август короновался древней короной Ягеллонов. Коронация была обставлена с не меньшей пышностью. Август явился в собор в наряде собственного изобретения, очень напоминавшем маскарадный костюм и представлявшем смесь германско-рыцарского, древнеримского и польского одеяний. На нем была кираса, под ней — римская туника, поножи, с плеч свисала голубая бархатная, затканная золотыми цветами мантия, подбитая горностаем. Король быт обут в сандалии, с которыми несколько комично сочеталась большая шляпа с султаном из белых перьев. Бриллианты на королевском костюме оценивались более чем в миллион талеров. Во время литургии произошла смутившая всех неприятность. Часа через три после начала торжества Августу стало так жарко в его наряде, что он лишился чувств, — по странному стечению обстоятельств именно в тот момент, когда епископ начал читать символ веры. Не вспомнить о недавнем протестантском прошлом короля было невозможно. С Августа сняли кирасу, привели его в себя, дочитали символ веры, три раза прокричали «Vivat rex!» — «Да здравствует король!», пропели молебен и наконец вручили ему державу и скипетр под ружейную и пушечную пальбу в городе.Между тем принц Конти высадился в Данциге, чтобы изгнать Августа. Эта экспедиция не имела успеха. При Оливе принца чуть не захватили в плен саксонские солдаты, и через несколько недель после высадки в Данциге те же горожане проводили незадачливого претендента восвояси.Но и Августу его новое королевство доставляло мало радости. Он лишился всякой поддержки почти сразу после коронации, благодаря именно тем мерам, которые принял, чтобы всех собрать под свои знамена. Привыкнув в Саксонии к абсолютной власти над дисциплинированными немцами, он прилагал все усилия, чтобы превратить свою власть в Польше в наследственную. Этим он восстановил против себя даже тех магнатов, которые ранее поддерживали его. В 1699 году короля вынудили вывести из Польши саксонские войска, оставив с ним только 1200 гвардейцев.Единственное свое спасение Август видел в войне.
4
Август пострадал в Северной войне больше всех, хотя приходился родственником Карлу XII — они были двоюродными братьями (их матери, обе — датские принцессы, были сестрами). Именно ввиду родства Карл и не мог простить Августу покушения на Лифляндию, решив вести войну до тех пор, пока не свергнет вероломного родственника с польского престола.Надолго позабыв после нарвской победы о русских, Карл сосредоточил все усилия на изгнании саксонцев из Курляндии. Шведский король располагал в Лифляндии 44000 человек (16000 кавалеристов и 28000 пехотинцев); в Швеции осталось 20000 солдат, в Померании, Бремене, Вердене находилось столько же — всего более 90000 человек. С такой армией чувствовать себя всемогущим мог и человек, менее Карла уверенный в своей непобедимости.Перезимовав под Нарвой, шведский король направился под Ригу. Саксонская армия преградила ему путь, заняв позицию вдоль Двины, которая в этом месте весьма широка. Поскольку Август уехал из армии, командование саксонцами принял на себя маршал Стенау; с ним были герцог Курляндский и Паткуль. В распоряжении Стенау находилось 12000 человек и одна пушка без лафета.Карл привел к Двине 15000 шведов. При таком соотношении сил переправа представлялась делом весьма трудным. Карл приказал построить транспорты с более высокими, чем обычно, бортами, которые могли опускаться, как подъемные мосты, — по ним шведы должны были сойти на берег. Другая хитрость заключалась в том, что король, учтя направление ветра, — с севера, откуда подходили шведы, на юг, где располагались саксонцы, — приказал зажечь огромные вороха сырой соломы. Ветер понес густые клубы едкого дыма на саксонцев, и Карл начал переправу.Как обычно, король находился вместе со всеми. На середине реки он ободряюще крикнул Рёншельду:— Ну что! Двина не будет злее копенгагенского моря! Поверьте мне, генерал, мы их разобьем.Через четверть часа барки подошли к другому берегу; короля едва уговорили не высаживаться с первым отрядом. Шведы сразу выгрузили пушки и открыли огонь по неприятелю. Ветер вскоре рассеял дым, и саксонцы увидели идущие на них синие шеренги.Стенау повел на них отборную кавалерию. Шведская пехота была смята и преследуема до реки. Но Карл вновь собрал ее там так же легко, как на параде. Стенау был отброшен, и шведы вышли на равнину.Теперь в смятении пребывали саксонцы. Видя это, Стенау отвел их к месту, окруженному лесом и болотом, где находилась его единственная пушка. Здесь саксонцы воспряли духом и мужественно встретили атаку шведов. Герцог Курляндский ободрял их, показывая чудеса храбрости: он трижды врывался в середину шведской гвардии; под ним пали две лошади. Наконец его сбросили с коня ударом мушкета, и саксонские кирасиры вытащили его, полумертвого, из-под копыт. Саксонцы на этом участке пришли в беспорядок, за ними смешались и прочие.Узнав о поражении своих войск в Курляндии, Август пришел в бешенство. Передают, что он получил эту весть, когда сидел в седле. Король пришпорил коня и мчался до тех пор, пока не загнал бедное животное. Тогда он соскочил на землю и саблей отрубил коню голову.Все города Курляндии сдались шведам без боя. Летом 1701 года Карл въехал в Митаву, столицу герцогства. Не останавливаясь здесь, он проследовал дальше в Литву. Шведский король признался, что почувствовал удовлетворение, войдя в местечко Бирзен, где недавно встречались Август и Петр. Здесь он задумал лишить Августа трона.За одним из королевских обедов некий немецкий полковник громко заметил, что стол шведского короля сильно отличается от пиров Августа и Петра, и не в лучшую сторону.— Да, — сказал Карл, вставая, — тем легче я расстрою их пищеварение. ПОЛЬСКАЯ ОХОТА Каналья! Все у нас украл. Фридрих II.
1
С приближением Карла к польским границам Август все явственнее видел, что перспектива войны со Швецией не вызывает у поляков особого энтузиазма. Они боялись оказаться зажатыми Августом в тисках между Саксонией и Лифляндией; кроме того, союз короля с русским царем, позволивший русским войскам передвигаться по польской территории, оскорблял их национальное чувство.Перед началом войны в Речи Посполитой сложились две враждующие партии: князя Сапеги и вельможи Огинского. Август опирался на первую партию. Теперь, после захвата шведами Литвы, положение польского короля внутри страны значительно ухудшилось. Литовская армия, и без того небольшая, была почти истреблена Карлом. Немногочисленные сторонники Августа рассеялись по стране маленькими отрядами и мародерствовали.В самой Польше коронное войско вместо 36000 человек едва насчитывало половину, но и эти люди были ненадежны; шляхта, не получая от короля жалованья, колебалась в своих настроениях.Сторонники Огинского и примаса еще ранее требовали от короля созыва сейма, чтобы декларировать нейтралитет Польши в военных действиях как ведущихся Августом исключительно в качестве саксонского курфюрста. Король должен был пойти на созыв сейма 2 декабря 1701 года в Варшаве. С первых же заседаний Август заметил, что власть шведского короля на сейме, по крайней мере, равняется власти самого Августа. Приверженцы Сапеги, Любомирского, государственного казначея, — тех вельмож, которые больше всех были обязаны Августу, — уже более или менее явно держали сторону Карла.Самым опасным врагом польского короля оставался примас, председатель сейма. Руководимый своим честолюбием и любовницей, прозванной злыми языками Кардинальшей, он несколько лет, прошедших после избрания Августа на польский престол, терпеливо ждал своего часа. Теперь он увлек за собой всех недовольных королем.Примас действовал осторожно. Со стороны могло показаться, что он хочет примирить короля с республикой. Он рассылал по стране циркулярные письма, проникнутые, казалось, духом смирения и любви, — старая уловка из широкого набора святейших провокаций политиканствующих прелатов; именем Христа он заклинал Карла дать мир Польше. На это Карл отвечал, что воюет не с поляками, а с Августом и саксонцами, что шведы пришли освободить Польшу от угнетения, но, не желая оказывать давления на сейм, пока остаются в Литве, надеясь, что поляки сами уладят свои дела, и так далее.В результате секретных совещаний в доме примаса сейм принял решение: направить посольство к Карлу и одновременно потребовать у Августа отозвать из Польши саксонцев и не призывать на помощь русских. Фактически эти требования уже были лишними: остатки саксонцев, разбитых под Ригой, король отправил на зиму в Саксонию, а Петр еще не был в состоянии выполнить бирзенские соглашения о посылке Августу своих войск.В конце концов интриги на сейме приобрели такой запутанный характер, что даже примас потерял над ними контроль. Образовалось столько партий, сколько вельмож чувствовали себя обойденными королевскими милостями или обещаниями примаса. Сегодня, на одном заседании, побеждали сторонники Августа, завтра, на другом, — его противники. Все кричали о свободе и справедливости и составляли тайные заговоры. Никто уже толком не знал, чего хотел, и 17 февраля 1702 года сейм разошелся, ничего не решив. Сенаторы остались в Варшаве (им было предоставлено право издавать предварительные законы, которые редко отвергались сеймом), чтобы присматривать за королем.В такой ситуации Август предпочел, по словам Вольтера, получать законы от победителя, а не от подданных. Он направил к шведскому королю свою любовницу графиню Аврору Кенигсмарк с тайным поручением обговорить с Карлом условия мира.Марии Авроре, дочери графа Конрада Христофора фон Кенигсмарка и его супруги Марии Кристины, урожденной графини Врангель из Стокгольма, было 34 года. Ее отец состоял поочередно на шведской и голландской службе и был убит бомбой в 1673 году при осаде Бонна.Аврора была младшей дочерью в семье и отличалась необыкновенной красотой. Еще в двенадцатилетнем возрасте она обратила на себя внимание на бале-маскараде в Гамбурге, придя на него в костюме цыганки.Она была среднего роста, стройна, хорошо сложена; ее большие черные глаза на прелестном лице сверкали огнем, умом, весельем. Вместе с тем графиня была умна и остроумна, скромна, приветлива, а ее доброта вошла в поговорку. Она получила прекрасное воспитание, говорила на немецком, французском, итальянском и шведском языках и читала древних авторов на латыни. Изысканные манеры она усвоила во время путешествий по лучшим дворам Европы. Август пленился ею еще до вступления на польский престол, и с тех пор графиня не раз оказывала сильное влияние на политику саксонского двора.Взвешивая шансы на успех дипломатической миссии графини Кенигсмарк, Август исходил из трех соображений: Аврора была красива, опытна в государственных делах и имела влияние в Швеции через род Врангелей, к которому принадлежала по материнской линии. К тому же Карл не имел никакой причины сердиться на нее. Напротив, графиня однажды даже написала стихотворный панегирик Карлу, где заставила богов восторгаться различными добродетелями шведского короля. Стихотворение заканчивалось так: Все боги, рассуждая о его деяниях,Заранее помещали его в храм славы.Только Вакх и Венера молчали. Августу следовало бы обратить внимание на последнюю строчку. Впрочем, и сама графиня вряд ли сомневалась в том, что ей удастся очаровать шведского девственника.Многое в тогдашнем положении Карла говорило за мир с Августом: восточные провинции Швеции в 1702 году уже начали переходить в руки Петра, Саксония же была далека и поход туда опасен. Польша пока не вступала в войну, несмотря на все усилия саксонского курфюрста, но вторгнуться в ее пределы означало увеличить число своих врагов; при этом война приняла бы несправедливый характер.Сторонники здравого смысла в окружении шведского короля приняли графиню весьма любезно; граф Пипер легко пообещал ей аудиенцию у Карла. Однако все они еще мало знали своего короля.Карлом владела одна мысль: свергнуть Августа с престола за его участие в коалиции. Сразу после переправы через Двину он издал манифест, в котором объявлял себя защитником польских вольностей, а Августа — тираном, поправшим их, и ставил себе цель лишить его короны для блага Польши и Швеции. Таким образом, с самого начала своих блестящих успехов Карл избирал для себя отдаленные цели, отражавшие только его личные стремления и непонятные его приближенным. Его душа викинга признавала только одну политику — порыв гордого сердца к бессмертной славе.Старания Пипера добиться для графини Кенигсмарк аудиенции пропали впустую — Карл наотрез отказался ее видеть. Тогда графиня пошла на хитрость. Уверенная в том, что один взгляд, брошенный на нее королем, заставит его переменить свое решение, она подстерегла его на узкой тропинке во время охоты и, выйдя из кареты, пошла ему навстречу. Ее ждало жестокое разочарование. Король ей резко поклонился, дернул поводья и исчез. Это была единственная аудиенция, которой она могла добиться.Вольтер, комментируя этот эпизод, галантно замечает, что графиня могла утешиться мыслью, что Карл, по-видимому, во всей Европе боялся только ее. На самом деле отношение короля к прекрасной посланнице было вызвано отвращением, которое она ему внушала. Карл знал, каким способом графиня добилась своего блестящего положения, и однажды в беседе обозвал ее грубым солдатским словом. К женщинам вообще Карл был равнодушен, женщин продажных он презирал.Провал посольства графини Кенигсмарк стал полной неожиданностью для Августа. Его испугала непреклонность Карла. Чтобы сохранить видимость королевского достоинства, он вновь попытался вступить в переговоры — на этот раз через своего камергера графа Витцума. Граф должен был во что бы то ни стало добиться от Карла ответа на вопрос: где и как Карл соизволит принять посольство короля и Речи Посполитой? Новый посланник попал не на аудиенцию, а в тюрьму: Карл придрался к тому, что его бумаги недействительны, и отослал его в Ригу, где продержал три месяца. Это нарушение международного права было допущено откровенно по праву сильного. Карл заявил, что примет послов только от республики, а не от Августа.Свои слова шведский король подкрепил действиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39