– Наяда, что с тобой?
– С кем, со мной? – Она опустилась в кресло и непринужденно закинула ногу на ногу. – Элли, ты же меня знаешь! Я ничего не делаю наполовину! Ну подумаешь, испугалась немножко! Но просьбу твою выполнила…
С минуту я соображала, о чем это она.
– Проверила всех этих твоих новичков, – подсказала Наяда, покрутив пальцем у виска.
– Ах да…
– И сделала это совершенно бескорыстно, – проворковала моя подруга. – Я готова на что угодно, лишь бы засадить за решетку кого-нибудь вместо себя. Знаешь, недвижимостью торгуют такие болтуны! Выложили все сведения как миленькие!
– Так-так, думаю, нам не помешает по стаканчику хереса! – Я нырнула за бутылкой в буфет.
– Во-первых, Кларисса Уитком. – Наяда накинулась на печенье с хересом. – Поговаривают, что после того, как ее папаша с мамашей откинули копыта, накушавшись таблеток, поползли некие слухи. Соображаешь, что к чему, Элли? Или ты на почве домашней работы окончательно отупела? Старой деве осточертело ублажать надоевших стариканов, вот она и решила отправить их на тот свет, чтобы можно было как следует кутнуть на их денежки. Но если это правда, то душка Кларисса сумела выйти сухой из воды. Согласно вердикту следствия, ее родители совершили самоубийство в результате помрачения рассудка.
– Что еще? – спросила я нетерпеливо, глядя, как Наяда набивает рот печеньем.
– О Клариссе все. Переходим к Тому Эльфуссу? – Глаза моей подруги озорно сверкнули, но она тут же уткнула нос в рюмку. – Вот он уж точно имел отношение к убийству, пусть и непредумышленному.
– Том рассказывал мне, что нечаянно попал в учителя крикетным мячом, но он вовсе не говорил, что тот умер. К тому же Эльфуссу тогда было лет десять, не больше.
– Я имею в виду совсем другой случай. Похоже, над этим беднягой висит проклятие приносить несчастья. – Наяда торжествующе хихикнула. – Как-то раз малыш Том Эльфусс надумал прогуляться. Вырулил на улицу и заметил приятеля, окликнул его, тот ступил на мостовую, приветственно взмахнул рукой и окончил свою жизнь под колесами грузовика!
– А фамилия этого человека не Фрондкрэгг?
– Откуда тебе известно? – вытаращилась Наяда, на мгновение даже прекратив жевать.
– Потом расскажу, – уклонилась я. – А ты уверена, что это была случайная смерть?
– Боюсь, что так. – Она многозначительно повертела опустевшей рюмкой. – Когда этот самый мистер Фрондкрэгг сунулся на мостовую, рядом с ним никого не было. Поэтому если думаешь, что крошка Том своим окриком дал знать сообщнику, что пора толкать бедолагу под машину, то лучше проветри мозги. Бедняжечка Том! Он считает себя убийцей. Именно поэтому и решил уехать из Лондона.
– Неудивительно, что он выглядит таким грустным. – Я наполнила ее рюмку. – А сестры Миллер?
– О, у этих клуш случилась какая-то жуткая трагедия, связанная со смертью ребенка. Девочку звали Джессика.
– Это собака.
Наяда замерла с открытым ртом.
– Что за дурацкие шутки, Элли!
– Джессика – норфолкский терьер, точнее, терьерша.
– Ну да?! – обомлела Наяда и залпом проглотила херес.
– Ее портрет висит в «Высоких трубах», на самом видном месте в гостиной.
– До чего ж грустная история.
– Но вряд ли зловещая. Если только…
– Что?
– Если только Барселона Миллер не дала волю своей ярости и не укокошила ветеринара, принимавшего роды у злосчастной Джессики. Кроме того, она могла отомстить хозяину Барона фон Буфера.
– Какого барона? – Голубые глаза Наяды расширились еще больше.
– Фон Буфера. Пес, от которого Джессика забеременела. Это равнодушное создание отказалось чахнуть от тоски после смерти своей суженой. Если уж быть справедливыми до конца, то и Женеву Миллер нельзя оставлять вне подозрений. В конце концов, она тоже могла выйти из себя, наблюдая, как ее сестра превращается в ходячий памятник почившей собачонке.
Я рассеянно поставила свою рюмку на каминную полку и нечаянно смахнула Фифи. Фарфоровый пудель, подарок Рокси, с жалобным звоном окончил свое существование.
– Дорогая вещица? – всполошилась Наяда.
– Только в сентиментальном смысле.
– Что такое, миссис X.?! – Дверь стремительно распахнулась, и в гостиную ворвалась Рокси Мэллой. Вид у нее был такой, словно она примчалась пешком из Лондона, заслышав предсмертный хрип своего любимца. – Только в сентиментальном смысле, говорите? Да это настоящий английский фарфор! Двадцать пенсов выложила! – Она прищурилась и оглядела нас с Наядой. – Ладно, полагаю, это не конец света… Сложу осколки в коробку и устрою похороны в саду. Приглашаются все желающие! Надо звякнуть викарию, чтобы сказал пару слов над могилкой. Детишки будут рады развлечению, разве что Роза по малолетству не оценит событие… – Рокси исчезла за дверью.
Наяда во все глаза смотрела на меня.
– Какая еще Роза?
Глава четырнадцатая
Чтобы покрасить салфетки и чехлы для стульев в бежевый цвет, их погружают в крепкий холодный кофе.
– И что нашей Наяде так не терпелось поведать? – набросился на меня Фредди, стоило мне запереть за подругой дверь.
Только я открыла рот, дабы сообщить драгоценному кузену, что нет худшего порока, чем любопытство, как зазвонил телефон. Сэр Роберт Помрой интересовался, не буду ли я так любезна нанести визит его жене, ибо она горит желанием побеседовать со мной. О ее простуде он не сказал ни слова.
– Странно, – пробормотала я, повесив трубку. – Леди Помрой с какой-то стати приспичило со мной поболтать.
– Я с тобой!
– А кто будет присматривать за детьми и Джонасом? – спросила я. – Кроме того, вряд ли бы они стали зазывать меня к себе домой, да еще по телефону, если б затевали смертоубийство.
– И когда ты отправишься? – Фредди закинул в рот остатки тоста.
– Приготовлю обед и пойду.
– А почему бы не смыться прямо сейчас? – предложил кузен. – Я же вижу, тебе невтерпеж удрать. Так уж и быть, взвалю на себя тяжкую ношу домработницы.
– Да? – Я задумчиво глянула на часы. – Ладно! Как раз обернусь к тому времени, когда Бен вернется из ресторана, и у наших деток не возникнет ощущения, будто папочка с мамочкой трудятся в разные смены. Но только при одном условии, Фредди! Поклянись, что сразу после обеда отправишь их в кровать, как бы эти разбойники ни кочевряжились.
– Слушаюсь, капитан!
Я уже галопом неслась вверх по лестнице, размышляя, в чем следует предстать перед аристократическим семейством. В голове роились всевозможные варианты. Пришлось присесть и успокоить расшалившееся воображение. В конце концов я остановилась на кремовом платье и пушистой бежевой кофте, сунула ноги в туфли, достойные визита в Помрой-холл, схватила сумочку и бросилась вниз.
– У тебя на голове воронье гнездо! – радостно заметил Фредди, выныривая из кладовки.
Я метнулась к зеркалу и зашебуршила в волосах щеткой. Заострять внимание на том, что прическа моего драгоценного кузена напоминала швабру, которой на днях стукнуло сто лет, я не стала. Вместо этого выскочила за дверь, окунулась в легкую дымку тумана и рысью устремилась к машине. Сзади раздался топот – гигантскими прыжками меня догонял Фредди, размахивая плащом.
Я плюхнулась на сиденье автомобиля и ловко выдернула плащ из рук новоявленного швейцара.
– Больше ты ничего не забыла, дорогая кузиночка? Например, голову…
Какого черта я так волнуюсь? В конце концов, на стареньком «хайнце» уехал Бен и мне нет нужды бояться, что застряну где-нибудь на полпути. В моем распоряжении новенькая машина, работающая как часы. Но всю дорогу, пока петляла меж живых изгородей, направляясь к Помрой-холлу, перед моими глазами маячило лицо покойной мамочки. Она всегда являлась мне в трудные минуты, и на ее бестолковый совет я всегда могла положиться.
Незаметно я добралась до высокой кирпичной стены, окружавшей Помрой-холл. Завернула в величественные ворота, проехала по широченной подъездной дороге, обсаженной дубами и кипарисами, и остановилась перед древним фасадом из желтовато-коричневого кирпича, украшенного греческими колоннами. Во внутреннем дворике хозяйничали голуби, похоже перепутав его с Трафальгарской площадью.
Одна из птиц даже проводила меня до лестницы.
На первый мой звонок никто не ответил, как, впрочем, и на второй. Просто для того чтобы чем-то занять руки, я повернула массивную железную ручку. Дверь медленно отворилась, и я очутилась в просторном холле с мраморными полами и гранитным камином, оккупировавшим целый угол.
– Эй! – жалобно проблеяла я, словно прибыла прослушиваться на роль, втайне надеясь, что та окажется без слов.
Справа открылась дверь, и в щель высунулась голова сэра Роберта. Он растерянно вытаращился, словно размышляя, что мне здесь понадобилось. После продолжительного молчания сэр Роберт поманил меня, и я прошла в огромную комнату.
Мебель выглядела так, словно ее похитили из какого-нибудь музея. Я поежилась – не то от холода, не то от страха. В камине, размеры которого позволяли зажарить целое стадо быков, тлел едва заметный огонек, напоминавший угасающую свечу. Вид у представителей рода Помроев в золоченых рамах был такой, будто они страдали от жесточайшей простуды. Но даже красноносые предки выглядели не столь несчастными, как нынешний сэр Помрой. Следуя за мной на цыпочках, он тщательно закрыл за собой дверь. Слава Богу, хоть не запер на ключ.
– Леди Помрой нездоровится. – Сэр Роберт приложил палец к губам. – И мне не хочется будить ее. Приношу свои глубокие извинения, Элли, за то, что не встретил вас. Я отключил звонок, а всю прислугу отпустил по домам, чтобы не тревожили жену. Вы знаете, как раздражает суета даже хорошо обученных слуг, когда ты в таком состоянии. Ничего дурного они не желают, но с непостижимым упрямством рвутся вытирать пыль, выбивать ковры и чистить серебро. И все это обычно заканчивается грохотом – кто-нибудь непременно уронит серебряный поднос или севрскую салатницу.
– Мне очень жаль, что ее светлость приболела.
Я старалась говорить спокойно, ведь ничего страшного не произошло– я всего лишь очутилась наедине со слегка спятившим баронетом.
– Бедная Морин! Ей так плохо! – Щеки сэра Роберта, до того вздымавшиеся над воротником рубашки, вдруг обвисли. – А ведь всегда была такой крепкой женщиной. Я в полном недоумении, Элли, что мне теперь делать… Она полностью ушла в себя, отказывается от еды, и я не могу вытянуть из нее больше двух слов.
– Боже мой!
– Загадка! Что делать! Что делать! – Сэр Роберт потерянно опустился в одно из музейных кресел. – Тяжело видеть ее в столь угнетенном состоянии. Всегда такая бодрая и энергичная. Такая полная жизни. Я никогда столько не смеялся, как в наш медовый месяц. Гостиничный номер каждую ночь сотрясался от хохота.
– Вы сказали, что ее светлость просила меня заглянуть. – Мой разум атаковали страх и любопытство, так что я могла удержать зараз лишь одну мысль.
– Разве?
– По телефону.
– Ах да! Я же помнил, что вы зачем-то должны прийти. Да-да, сейчас отведу вас к жене.
Сэр Роберт тяжело поднялся и побрел в холл. Убедившись, что я не заблудилась меж мебельных раритетов, он начал подниматься по лестнице с видом человека, идущего на гильотину.
Около одной из дверей сэр Роберт остановился, тихонько поскребся и просипел:
– Морин, любовь моя! Здесь Элли Хаскелл… Если понадоблюсь, то я внизу.
Потомственный аристократ отпрянул в сторону, напоминая скорее робкого слугу, чем хозяина Помрой-холла. Я вошла в спальню леди Помрой, размышляя, какая роль уготована мне на сей раз.
Комната вполне могла быть спальней королевской особы эпохи Тюдоров. Повсюду бордовый плюш, на стенах – гобелены: собаки, терзающие дичь. Единственными источниками света служили ночник у кровати и узкая щель в шторах. Я чувствовала себя посетительницей лондонского Тауэра, где проводили свой отпуск члены монаршей семьи, прежде чем им отрубали головы.
– Элли, – донесся голос из-под балдахина.
Я на цыпочках приблизилась к кровати. Ее светлость в неверном свете походила на покойницу, тело которой выставили для последнего прощания.
– Так любезно с твоей стороны, что сразу же пришла. – Морин попыталась сесть. – Пожалуйста, возьми стул. – Она протянула руку. – И включи свет, чтобы мы могли лучше видеть друг друга.
Лучше не стало. Яркий свет лишь усилил впечатление, будто я собираюсь поболтать с покойницей. В те дни, когда Морин хозяйничала в бакалейной лавке, она была веселой и хорошенькой женщиной, а сейчас натянутая улыбка напоминала полоску резины, которая вот-вот порвется, щеки ввалились, румянец исчез и даже глаза потускнели. Так вот что за секрет выведала миссис Гигантс! Сердце мое затряслось, словно неисправная стиральная машина, в ушах пульсировала кровь. Сэр Роберт медленно, но верно отравлял свою жену! Ему уже надоела Морин, быть может, она проговорилась, что терпеть не может охоту на лис и мебель эпохи Тюдоров… Бессердечный негодяй, по которому плачет Тауэр! Я пристально посмотрела на окно – может, удастся через него вызволить несчастную… В следующий миг я едва не хлопнулась в обморок – холодные пальцы коснулись моей руки.
– Элли, ты должна мне помочь!
– Конечно, леди Помрой.
– Пожалуйста, не называй меня так. – Улыбка, казалось, разрезала ее лицо. – Для тебя я по-прежнему Морин. Мы же так давно знакомы. Я всегда чувствовала, что могу говорить с тобой откровенно, а за последние несколько дней поняла, что мне надо выговориться.
– Сэр Роберт?
– Он так добр.
– Да…
Боже, какое облегчение!
– Именно поэтому он никогда, даже спустя миллионы лет, не в силах будет понять, как женщина, которую он любит всем сердцем, могла совершить такое преступление.
Морин принялась шарить под подушкой. Я окаменела, лишь глаза мои следили за ее рукой. Вот сейчас вытащит пистолет… Казалось, рука возится под подушкой целую вечность. Наконец Морин достала платок и громко высморкалась.
Я обмякла, как лопнувший воздушный шарик.
– Почему бы тебе не рассказать обо всем по порядку?
– Помнишь, Элли, как Роберт на собрании Домашнего Очага говорил, что больше всего на свете ему ненавистна нечестность?
– Да, речь шла о цветах, которые были посланы чужаку, не являющемуся прихожанином церкви Святого Ансельма.
– А ты заметила, в какое я пришла замешательство? – Морин вновь засунула платок под подушку и положила дрожащие руки на простыню. – Ну, может, по мне было и не видно, но чувствовала я себя ужасно. Примерно за неделю до этого прошлое настигло меня… Самое неприятное, что я забыла о том, что сделала до… – голос ее дрогнул, – до того дня, когда Гертруда пришла к нам убираться и обнаружила…
– Что обнаружила?!
Вот он, решающий момент! Сейчас я узнаю правду!
– Пару меховых рукавиц.
Изумление, должно быть, до неузнаваемости исказило мое лицо.
– Они лежали в верхнем ящичке туалетного столика.
– Морин, я не понимаю.
– Помнишь, как пару лет назад миссис Брюквус устроила очередную кампанию и потребовала, чтобы все сорвали с себя меховые вещи и переслали их в некий Центр, где произойдет торжественное сожжение… – Я кивнула, и она продолжила: – Мою лавку наводнили женщины, желающие присоединиться к акции, – ты же знаешь, часть помещения занимает почта. Так вот, как-то раз зашла и Гертруда Гигантс, которую попросила отправить посылку сама миссис Брюквус. Гертруда в то время у нее убиралась. Мы поболтали, и она сказала, что внутри посылки.
– Рукавицы?
– Кроличьи рукавицы, принадлежавшие матери миссис Брюквус. Не знаю, что на меня нашло после ухода Гертруды. Зима стояла жутко холодная, и мне казалось преступным предавать огню рукавицы, когда у меня самой нет приличной пары. Плач всего мира не воскресил бы того кролика из мертвых. Так я сказала себе. Конечно, это не оправдание. И радости от этих рукавиц я не получила, так как боялась, что кто-нибудь меня в них увидит. Надев не больше двух раз, я спрятала их и благополучно о них забыла. Понимаешь, Элли, я тогда начала встречаться с Робертом, и все остальное просто вылетело у меня из головы.
– Пока рукавицы не нашла миссис Гигантс?
– Она их узнала и обвинила меня во всех смертных грехах. Это было ужасно! – Морин вновь потянулась за платком. – Гертруда сказала, что жестоко во мне разочарована. К тому же, оказывается, миссис Брюквус, не получив квитанции, обвинила Гертруду в воровстве.
– Миссис Гигантс угрожала рассказать все миссис Брюквус?
– Элли, она была слишком хорошей подругой. Гертруда уговаривала меня признаться. Но я отказалась, ведь тогда тень пала бы и на Роберта. Кража почтовых отправлений – это государственное преступление. Я могла угодить в тюрьму.
– Глупости! Не за пару же старых перчаток!
– Элли, ты ведь знаешь миссис Брюквус.
Эта защитница животных готова прилюдно четвертовать человека и сплясать на его останках. – Морин горестно шмыгнула носом. – Я подумывала отослать рукавицы миссис Брюквус, не раскрывая своего имени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28