Кажется, тогда похолодало и шел снег, но какой это был месяц, Сэл, хоть убей, вспомнить не мог. Скорее всего декабрь или январь. Они часами отрабатывали какую-нибудь одну музыкальную фразу. При малейшей погрешности Карл требовал повторной записи. Причем с самого начала. И тогда перематывалась пленка и начиналась запись голоса Изабель — часть за частью, фраза за фразой, слово за словом. Выверяли все до мелочей, и когда Карл сказал наконец: «Давайте послушаем, что получилось», — Изи сорвала с себя наушники, бросилась в контрольную студию и стала по-португальски клясть Сэла и Карла. Потом разрыдалась, схватила пальто — он хорошо помнит, фалдистое голубое пальто с капюшоном — и среди ночи помчалась на улицу. Сэл ее догнал, прижал к груди и принялся утешать. А она все рыдала и рыдала, а вокруг плясали снежинки. Прошло довольно много времени, прежде чем Изи наконец успокоилась, и они вернулись в студию. Карл встретил их широкой улыбкой и включил стационарные динамики. Прослушав от начала до конца запись, Сэл понял, насколько она безупречна, настоящий шедевр. Теперь можно было с уверенностью сказать, что Изабель станет звездой.
— Вот ваш завтрак, — тихо произнесла Яни, протягивая ему тарелку с ячменными лепешками, яичницей и бобами.
Сэл по-прежнему смотрел на нее невидящим взглядом. Но постепенно образ всплыл как бы из пустоты, словно проявленная в растворе фотография.
— Что? — пробормотал он, возвращаясь к действительности.
Она поставила ему тарелку на колени.
— Desayuno Como.
Сэл с явным отвращением смотрел на яичницу и бобы.
— Не хочется, — сказал он, но тем не менее потянулся за тарелкой. Она осторожно отстранила его руку, продолжая держать тарелку.
— Ешьте, ешьте.
Уставившись в стену, чтобы не видеть тарелки, Сэл отковырнул кусочек яичницы, сунул в рот и стал машинально жевать. Ничего, прошло. Отломил кусочек лепешки и тоже отправил в рот. Жевать что-то твердое было даже приятно, для этого требовались некоторые усилия. Он вдруг почувствовал себя совершенно нормально. Но уже в следующий момент желудок его взбунтовался, не желая принимать пищу, к горлу подступила тошнота. Он сидел с набитым ртом, в полной растерянности, не зная, что делать, потом срыгнул прямо в тарелку, поставил ее на пол и отодвинул подальше, чтобы не видеть. Он потянулся за бутылкой, но рука беспомощно опустилась на пол, наткнувшись на маленький сверток в серебряной фольге. Сэл осторожно снял обертку и вытащил пакетик, тоже из фольги, — в таких продаются пасхальные сладости. Это была большая порция кокаина — целая четверть унции! — купленная им у местного торговца на прошлой неделе. Кончиком перочинного ножа, которым пользовался в таких случаях, он подцепил чуть-чуть кокаина, втянул его одной ноздрей, потом другой. Тошноту как рукой сняло, желудок тоже успокоился. Он почувствовал облегчение. Но на всякий случай втянул в нос еще немного порошка. Теперь стало совсем хорошо. Это было, если можно так выразиться, официальное начало дня. Сэл закурил и прислонился спиной к цементной стене. Стакан с текилой слегка дрожал в руке.
Яни гладила белый халат — свою униформу. Гладильная доска стояла у двери, так что провод утюга тянулся к потолку, к розеткам удлинителя. Сэл курил и наблюдал за тем, как она гладит. Хилые мышцы рук дрожали от напряжения, когда она всей своей тяжестью налегала на утюг, водя им по жесткой ткани. Невзрачная, с плоской фигурой, двадцати одного года от роду, она уже была матерью двух девочек четырех и пяти лет. Ни к какому делу она приспособиться не могла, проститутки из нее тоже не получилось. Сэл знал, что рано или поздно за какую-нибудь оплошность ее выгонят из отеля. Он взял еще немного кокаина из блестящего пакетика и продолжал думать о Яни. Она мечтала стать «его женщиной», но за пять месяцев он ни разу ее не трахнул. Не было никакого желания. Он довольствовался тем, что жил на Дог-Бич, вдали от праздных американских туристов и от постоянного страха. Яни ухаживала за ним, избавляла его от хлопот, которые вконец опостылели, как сама жизнь. Приятно было во сне ощущать близость ее тщедушного, как у подростка, тела, ее ровное дыхание, которое действовало на него успокаивающе. Целых три недели Сэл находился в пути — ехал, останавливался, лечился, снова ехал, — проделав в общей сложности расстояние в тысячу триста километров, проехав из конца в конец скоростное шоссе Баджа, и завершил свой путь здесь, на Дог-Бич, напившись и уснув прямо за рулем красного «джипа». Из хибары вышла девушка — это была Яни. Сэл сунул ей в руку деньги, попросил приютить его на ночь. Яни пустила его к себе в постель, и так он тут и остался.
После очередной порции кокаина и еще одного стакана текилы Сэл почувствовал себя вполне сносно, так что вскоре даже смог подняться со своего «ложа». Тем более что ему срочно понадобилось отправиться по большой нужде. Он сунул ноги в сандалии и пошел было к двери, но вдруг вернулся.
«Вспомнил про пистолет, — подумала Яни, — даже в уборную таскает его с собой».
Спрятав «люгер» за пояс джинсов и напялив большую, не по размеру майку с эмблемой «КАВО», он нетвердой походкой направился к двери.
На его пути стеной стала жара. Это было истинное преддверие ада: Сэл ладонью прикрыл глаза и, прищурившись, смотрел на сияющее белое солнце. Дог-Бич была объята тишиной — шестнадцать бетонных кубиков, беспорядочно разбросанных вдоль пышущего жаром шоссе № 1. Между стоявшими тут и там раскуроченными машинами были натянуты веревки для просушки белья. А за «домами» виднелись берег и море. Словом, Дог-Бич была еще одним местом, где в невыносимых для жизни условиях обретались бедняки.
Сэл поспешно направился по утрамбованной дорожке за угол дома. Наискосок, под навесом крыши в тени трое молодых парней в соломенных шляпах сидели по-индейски, поджав под себя ноги, и пили пиво. Они беседовали, обменивались шутками, и с их лиц не сходила улыбка. «Удивительные люди, — подумал Сэл, — чему, черт побери, здесь можно радоваться?» Сэл шмыгнул в один из действующих в Плая-Перро туалетов и, едва накинув крючок на хлипкую дверцу, услышал новый взрыв смеха. «Это они надо мной смеются, подонки», — мелькнула мысль. Но сейчас Сэлу было не до этого. Он едва успел спустить штаны и усесться на стульчак, как из него буквально хлынуло, и он вздохнул с облегчением, тотчас же ощутив застоявшуюся вонь общественного туалета. Воспользовавшись клочком газеты, кем-то специально оставленным здесь, Сэл натянул штаны и хотел сбросить с двери крючок, но тут его стошнило, и он облевал весь унитаз. В нос ударил мерзкий запах алкогольного перегара. Тыльной стороной ладони Сэл вытер губы и распахнул едва державшуюся дверь уборной. Трое молодых парней по-прежнему сидели в тени под навесом и не сводили с него глаз. Сэл проверил, на месте ли его «люгер», и пошел назад к хибаре Яни.
Женщина еще не кончила гладить. Сэл снова уселся на матрац, налив себе вина, и уже собрался поднести стакан ко рту, когда вдруг заметил под столом двух маленьких девчушек, полуголых, с коричневой кожей и копной непокорных рыжеватых волос на голове. Они во все глаза глядели на Сэла.
Когда он уходил, их здесь не было, Сэл в этом не сомневался. Так уже случалось не раз. Сэл понятия не имел, зачем они появляются и где находятся остальное время. Как и сегодня, эти существа всегда смотрели на него с нескрываемым удивлением, словно понять не могли, откуда, черт побери, он взялся и завалился на их матрац, хотя с момента появления его в доме уже прошло пять месяцев. Сэл никак не мог к этому привыкнуть и ужасно злился.
Опрожнив стакан, ни к кому не обращаясь, сказал:
— Проедусь-ка я на машине.
* * *
Примерно через месяц своего пребывания в Кабо Сэл обнаружил на взморье укромное местечко. Он проехал от мыса на север минут пятнадцать, съехал с шоссе, чтобы справить малую нужду, и вдруг заметил среди песчаных дюн почти заросшую тропинку, ведущую к океану. Проехав по ней с полмили, за чередой холмов, похожих на насыпь, Сэл увидел узкую полоску берега, куда, похоже, не ступала нога человека, надежно скрытую от глаз водителей проезжавших мимо машин. Он точно рассчитал расстояние — четверть мили до насыпи, еще четверть мили от насыпи до берега океана и еще столько же вдоль берега по прямой. Туда и обратно около четырех с половиной миль. Как-то само собой получилось, что он стал вдруг бегать, хотя никогда в жизни не делал никаких физических упражнений. Меньше всего, разумеется, он думал о своем здоровье. Просто в тот день он босиком шел по берегу, разбрасывая ногами песок, и вдруг перешел на бег. Ему понравилось. Палящее солнце над головой и горячий песок под ногами. В тот первый день он, конечно, не смог пробежать весь маршрут и, чтобы привести себя в норму, окунулся в спасительную прохладу океана. На следующий день он снова приехал сюда, но только на третий день сумел добежать до утеса, хотя напомнила о себе еще не зажившая рана. Теперь он приходил сюда каждый день. Пробежки по берегу стали ему так же необходимы, как игра в отеле на фортепиано по вечерам. Он понял, что алкоголь и кокаин в определенной пропорции оказывают на него анестезирующее действие, и потому, когда совсем голый бегал по пляжу, разражаясь непристойной бранью, на секунду-другую забывал о том, что обречен, можно сказать, мертвец.
Сегодня, как обычно, Сэл оставил «джип» в лощине между двумя дюнами, а сам пошел вниз, туда, где волна непрерывно набегала на берег. Он снял сандалии и вошел по щиколотку в воду, оказавшуюся на удивление холодной. На расстоянии примерно двух миль от берега из воды выступали две скалы, где сейчас собрались тюлени, и Сэл слышал их тихий лай, доносимый ветром на берег. Вернувшись к «джипу», он положил сандалии на капот для просушки. «Люгер» — на сиденье, на «люгер» бросил майку, которую снял, наконец расстегнул «молнию» на обрезанных до колен джинсах, и они легко соскользнули на песок. Несмотря на жару, яички сразу съежились, будто от холода. Сэл и сам не знал, почему ему нравится бегать по берегу голым. Нравится — и все. Яички во время бега раскачивались, и Сэл иногда ощущал легкую боль, и это ему было приятно, но, как ни странно, боль, по крайней мере, хоть ненадолго вытесняла съедавшую душу тоску. Какую-то минуту Сэл прищурившись смотрел на белую ленту берега, потом легко побежал по песку, а одолев половину пути, уже мчался во всю прыть. Скатываясь со лба, пот застилал глаза, нависал каплями на кончике носа. Неужели это он дышит так шумно? Или это гигантское чудовище гонится за ним? Его тело купалось в жарких лучах солнца, подобно эмбриону в околоплодной жидкости, и Сэл наконец понял, почему ему нравилось бегать по берегу голым. Горячие лучи солнца выжгут его боль, она изжарится, как зеленый перец на костре. Останется пустая оболочка. И тогда мучительная боль оставит его навсегда.
— Сука неблагодарная, — вопил Сэл, — ведь я любил тебя!
— Что он там орет? — спросил Магеллан, смахивая ладонью пот с лица.
— Quien sabe, — ответил Зунига, на всякий случай прижимая к бедру свой MAC-10.
Магеллан ехидно улыбнулся.
— Ты что, гринго, по-английски не понимаешь?
Зунига, который искал место поудобнее, пропустил это замечание мимо ушей.
— Надо было прихватить с собой ружье с телескопическим прицелом. Но кто знал, что этот чокнутый бегает по берегу?
Они затаились в сотне ярдов от «джипа» среди зарослей колючей травы.
— Пистолет лучше, — возразил Магеллан. — Я люблю посмотреть в глаза перед тем, как всадить пулю. — Он рассмеялся.
«Сущий дьявол, — похолодев, подумал Зунига, — накличет на нас беду».
— Смотри, — прошипел Магеллан. — Вот он бежит.
Маленький голый человек как раз огибал нагромождения валунов. Он обежал вокруг «джипа» и снова помчался к берегу, продолжая кричать:
— Ты, грязная шлюха!..
Магеллан расхохотался.
— Этот выблядок, видать, совсем ку-ку! Бегает в чем мать родила, ругает кого-то, когда кругом ни души.
Человек скрылся за холмом, но ругань его была по-прежнему слышна.
Зунига приподнялся, снял пистолет с предохранителя.
— Пошли, обыщем машину. — Он поспешил к красному «джипу». Магеллан — за ним.
— Послушай, гринго... надо выяснить все насчет денег, а уж потом прикончить его. Согласен?
Под майкой на сиденье Зунига увидел «люгер». Напарники многозначительно переглянулись.
— Не такой уж он «ку-ку», каким выглядит, — проговорил наконец индеец, засовывая «люгер» за пояс.
Он быстро обшарил «джип», заглянул под сиденье, за сиденье, в карманы на дверцах.
— Значит, выясним, где у него баксы, а уж потом пустим в расход. Договорились? — не отставал Магеллан от индейца.
— Быстрее. Он сейчас будет здесь. — Они поспешили в свое укрытие.
— После прикончим его, — прошептал Магеллан на ухо индейцу. Пригнув головы, они следили за бегущим прямо на них маленьким американцем. Когда до «джипа» ему оставалось ярдов сто, бандиты внезапно услышали шум у себя за спиной.
— Кто это? — Магеллан обернулся и увидел тощую бродячую собаку, всю облезлую. Такие страшные бывают только в Мексике. Собака смотрела на них и лаяла, словно оповещала мир об их местонахождении.
— Пошла прочь, проклятая! — злобно зашипел Магеллан, но собака еще громче залаяла.
Зунига даже не взглянул на нее. Глаза его были по-прежнему прикованы к голому бегуну, который теперь замедлил бег и глядел в ту сторону, откуда доносился лай.
— Замолчи! У, проклятая сука!
Бегун остановился. Сейчас он находился, пожалуй, в семидесяти пяти ярдах по другую сторону «джипа». Постояв с минуту, он вдруг побежал назад, к берегу.
Зунига встал во весь рост, вскинул свой MAC-10 и выстрелил.
— Подожди! — прошептал Магеллан, но тоже прицелился и выстрелил.
— Это — наша работа, — крикнул индеец, продолжая палить по маленькому американцу с гребня дюны, на которую вскарабкался. Американец теперь бежал зигзагами, бросаясь то вправо, то влево. Бандиты, стоя на песчаной насыпи, выпускали очередь за очередью, но никак не могли попасть в цель.
— Проклятый янки, сволочь, — Магеллан соскользнул с песчаной дюны, выбросил пустой магазин и вставил новый. — Дерьмо собачье!
Зунига шел метра на четыре впереди, с трудом пробираясь сквозь сухой мелкий песок, и вскоре достиг кромки воды, где песок был мокрый и упругий. Тут он сбросил башмаки и помчался за убегающим американцем.
— Стреляй! — кричал Магеллан, забыв о деньгах. Они обязаны выполнить задание шефа. — Не дай ему уйти!
Американец бежал из последних сил, индеец уже наступал ему на пятки. Но вдруг он метнулся в сторону и прыгнул в накатывавшие на берег волны.
— Гринго! — услышал Зунига у себя за спиной, не зная, кого на этот раз имел в виду Магеллан.
Оказавшись по бедра в воде, на что не потребовалось много времени, Сэл оттолкнулся ногами и нырнул. Последнее, что они видели, был мелькнувший над водой белый зад американца. После этого он больше ничем себя не. обнаруживал.
— О-о-х! — застонал индеец, словно нокаутированный боксер, и принялся наугад палить из пистолета. Шагнув навстречу набегавшей волне, он выпустил в воду еще одну очередь, длившуюся целых четыре секунды.
— Сволочь! Дерьмо! — Теперь Магеллан стоял в воде рядом с Зунигой, решетя пулями волны. — Гринго. Дерьмо!
Зунига перезарядил пистолет и выпустил еще одну длинную очередь, еще и еще, пока не израсходовал последний патрон.
— Проклятый янки! — Магеллан не переставал стрелять. — Он ушел! Ушел!
Зунига опустил пистолет и устремил взгляд на простиравшийся перед ним океан. Не настигни американца пуля, он так или иначе проявил бы себя. Зунига был вне себя от досады. Ничего подобного с ним прежде никогда не случалось. Он безупречно выполнял все задания и очень дорожил своей репутацией. И вот на тебе, вдруг осечка!
— Нет, не мог он уйти.
— Не Мог? — орал Магеллан. — Тогда где же он, этот ублюдок? Где его вонючий труп? — Он в сердцах ударил ногой по воде, вздымая каскад брызг. — Где?
Зунига задумчиво смотрел, как разбиваются о берег волны.
— Иисус Христос, — шептал Магеллан, пиная ногами волны. — Что, черт возьми, мы скажем хозяину в Мехико?
Зунига продолжал смотреть на безбрежное водное пространство.
— Скажем правду. — Он повернулся и в упор взглянул на Магеллана. — Скажем, что задание выполнено.
Магеллан вплотную подошел к Зуниге.
— Ты можешь с уверенностью сказать, что мы убили его? Я, например, не могу.
— При такой массированной стрельбе он не мог уцелеть. В противном случае мы непременно обнаружили бы его! Если бы даже он поплыл в Китай. Но его нигде и в помине нет. Знаешь почему? Потому что его задница с девятимиллиметровыми пулями бороздит теперь дно океана.
Магеллан, не ответив ни слова, окинул взглядом до самого горизонта океанский простор и повернулся к индейцу.
А тот между тем продолжал:
— Мы скажем хозяину, что убили его, а тело бросили в воду, потому что это чистая правда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Вот ваш завтрак, — тихо произнесла Яни, протягивая ему тарелку с ячменными лепешками, яичницей и бобами.
Сэл по-прежнему смотрел на нее невидящим взглядом. Но постепенно образ всплыл как бы из пустоты, словно проявленная в растворе фотография.
— Что? — пробормотал он, возвращаясь к действительности.
Она поставила ему тарелку на колени.
— Desayuno Como.
Сэл с явным отвращением смотрел на яичницу и бобы.
— Не хочется, — сказал он, но тем не менее потянулся за тарелкой. Она осторожно отстранила его руку, продолжая держать тарелку.
— Ешьте, ешьте.
Уставившись в стену, чтобы не видеть тарелки, Сэл отковырнул кусочек яичницы, сунул в рот и стал машинально жевать. Ничего, прошло. Отломил кусочек лепешки и тоже отправил в рот. Жевать что-то твердое было даже приятно, для этого требовались некоторые усилия. Он вдруг почувствовал себя совершенно нормально. Но уже в следующий момент желудок его взбунтовался, не желая принимать пищу, к горлу подступила тошнота. Он сидел с набитым ртом, в полной растерянности, не зная, что делать, потом срыгнул прямо в тарелку, поставил ее на пол и отодвинул подальше, чтобы не видеть. Он потянулся за бутылкой, но рука беспомощно опустилась на пол, наткнувшись на маленький сверток в серебряной фольге. Сэл осторожно снял обертку и вытащил пакетик, тоже из фольги, — в таких продаются пасхальные сладости. Это была большая порция кокаина — целая четверть унции! — купленная им у местного торговца на прошлой неделе. Кончиком перочинного ножа, которым пользовался в таких случаях, он подцепил чуть-чуть кокаина, втянул его одной ноздрей, потом другой. Тошноту как рукой сняло, желудок тоже успокоился. Он почувствовал облегчение. Но на всякий случай втянул в нос еще немного порошка. Теперь стало совсем хорошо. Это было, если можно так выразиться, официальное начало дня. Сэл закурил и прислонился спиной к цементной стене. Стакан с текилой слегка дрожал в руке.
Яни гладила белый халат — свою униформу. Гладильная доска стояла у двери, так что провод утюга тянулся к потолку, к розеткам удлинителя. Сэл курил и наблюдал за тем, как она гладит. Хилые мышцы рук дрожали от напряжения, когда она всей своей тяжестью налегала на утюг, водя им по жесткой ткани. Невзрачная, с плоской фигурой, двадцати одного года от роду, она уже была матерью двух девочек четырех и пяти лет. Ни к какому делу она приспособиться не могла, проститутки из нее тоже не получилось. Сэл знал, что рано или поздно за какую-нибудь оплошность ее выгонят из отеля. Он взял еще немного кокаина из блестящего пакетика и продолжал думать о Яни. Она мечтала стать «его женщиной», но за пять месяцев он ни разу ее не трахнул. Не было никакого желания. Он довольствовался тем, что жил на Дог-Бич, вдали от праздных американских туристов и от постоянного страха. Яни ухаживала за ним, избавляла его от хлопот, которые вконец опостылели, как сама жизнь. Приятно было во сне ощущать близость ее тщедушного, как у подростка, тела, ее ровное дыхание, которое действовало на него успокаивающе. Целых три недели Сэл находился в пути — ехал, останавливался, лечился, снова ехал, — проделав в общей сложности расстояние в тысячу триста километров, проехав из конца в конец скоростное шоссе Баджа, и завершил свой путь здесь, на Дог-Бич, напившись и уснув прямо за рулем красного «джипа». Из хибары вышла девушка — это была Яни. Сэл сунул ей в руку деньги, попросил приютить его на ночь. Яни пустила его к себе в постель, и так он тут и остался.
После очередной порции кокаина и еще одного стакана текилы Сэл почувствовал себя вполне сносно, так что вскоре даже смог подняться со своего «ложа». Тем более что ему срочно понадобилось отправиться по большой нужде. Он сунул ноги в сандалии и пошел было к двери, но вдруг вернулся.
«Вспомнил про пистолет, — подумала Яни, — даже в уборную таскает его с собой».
Спрятав «люгер» за пояс джинсов и напялив большую, не по размеру майку с эмблемой «КАВО», он нетвердой походкой направился к двери.
На его пути стеной стала жара. Это было истинное преддверие ада: Сэл ладонью прикрыл глаза и, прищурившись, смотрел на сияющее белое солнце. Дог-Бич была объята тишиной — шестнадцать бетонных кубиков, беспорядочно разбросанных вдоль пышущего жаром шоссе № 1. Между стоявшими тут и там раскуроченными машинами были натянуты веревки для просушки белья. А за «домами» виднелись берег и море. Словом, Дог-Бич была еще одним местом, где в невыносимых для жизни условиях обретались бедняки.
Сэл поспешно направился по утрамбованной дорожке за угол дома. Наискосок, под навесом крыши в тени трое молодых парней в соломенных шляпах сидели по-индейски, поджав под себя ноги, и пили пиво. Они беседовали, обменивались шутками, и с их лиц не сходила улыбка. «Удивительные люди, — подумал Сэл, — чему, черт побери, здесь можно радоваться?» Сэл шмыгнул в один из действующих в Плая-Перро туалетов и, едва накинув крючок на хлипкую дверцу, услышал новый взрыв смеха. «Это они надо мной смеются, подонки», — мелькнула мысль. Но сейчас Сэлу было не до этого. Он едва успел спустить штаны и усесться на стульчак, как из него буквально хлынуло, и он вздохнул с облегчением, тотчас же ощутив застоявшуюся вонь общественного туалета. Воспользовавшись клочком газеты, кем-то специально оставленным здесь, Сэл натянул штаны и хотел сбросить с двери крючок, но тут его стошнило, и он облевал весь унитаз. В нос ударил мерзкий запах алкогольного перегара. Тыльной стороной ладони Сэл вытер губы и распахнул едва державшуюся дверь уборной. Трое молодых парней по-прежнему сидели в тени под навесом и не сводили с него глаз. Сэл проверил, на месте ли его «люгер», и пошел назад к хибаре Яни.
Женщина еще не кончила гладить. Сэл снова уселся на матрац, налив себе вина, и уже собрался поднести стакан ко рту, когда вдруг заметил под столом двух маленьких девчушек, полуголых, с коричневой кожей и копной непокорных рыжеватых волос на голове. Они во все глаза глядели на Сэла.
Когда он уходил, их здесь не было, Сэл в этом не сомневался. Так уже случалось не раз. Сэл понятия не имел, зачем они появляются и где находятся остальное время. Как и сегодня, эти существа всегда смотрели на него с нескрываемым удивлением, словно понять не могли, откуда, черт побери, он взялся и завалился на их матрац, хотя с момента появления его в доме уже прошло пять месяцев. Сэл никак не мог к этому привыкнуть и ужасно злился.
Опрожнив стакан, ни к кому не обращаясь, сказал:
— Проедусь-ка я на машине.
* * *
Примерно через месяц своего пребывания в Кабо Сэл обнаружил на взморье укромное местечко. Он проехал от мыса на север минут пятнадцать, съехал с шоссе, чтобы справить малую нужду, и вдруг заметил среди песчаных дюн почти заросшую тропинку, ведущую к океану. Проехав по ней с полмили, за чередой холмов, похожих на насыпь, Сэл увидел узкую полоску берега, куда, похоже, не ступала нога человека, надежно скрытую от глаз водителей проезжавших мимо машин. Он точно рассчитал расстояние — четверть мили до насыпи, еще четверть мили от насыпи до берега океана и еще столько же вдоль берега по прямой. Туда и обратно около четырех с половиной миль. Как-то само собой получилось, что он стал вдруг бегать, хотя никогда в жизни не делал никаких физических упражнений. Меньше всего, разумеется, он думал о своем здоровье. Просто в тот день он босиком шел по берегу, разбрасывая ногами песок, и вдруг перешел на бег. Ему понравилось. Палящее солнце над головой и горячий песок под ногами. В тот первый день он, конечно, не смог пробежать весь маршрут и, чтобы привести себя в норму, окунулся в спасительную прохладу океана. На следующий день он снова приехал сюда, но только на третий день сумел добежать до утеса, хотя напомнила о себе еще не зажившая рана. Теперь он приходил сюда каждый день. Пробежки по берегу стали ему так же необходимы, как игра в отеле на фортепиано по вечерам. Он понял, что алкоголь и кокаин в определенной пропорции оказывают на него анестезирующее действие, и потому, когда совсем голый бегал по пляжу, разражаясь непристойной бранью, на секунду-другую забывал о том, что обречен, можно сказать, мертвец.
Сегодня, как обычно, Сэл оставил «джип» в лощине между двумя дюнами, а сам пошел вниз, туда, где волна непрерывно набегала на берег. Он снял сандалии и вошел по щиколотку в воду, оказавшуюся на удивление холодной. На расстоянии примерно двух миль от берега из воды выступали две скалы, где сейчас собрались тюлени, и Сэл слышал их тихий лай, доносимый ветром на берег. Вернувшись к «джипу», он положил сандалии на капот для просушки. «Люгер» — на сиденье, на «люгер» бросил майку, которую снял, наконец расстегнул «молнию» на обрезанных до колен джинсах, и они легко соскользнули на песок. Несмотря на жару, яички сразу съежились, будто от холода. Сэл и сам не знал, почему ему нравится бегать по берегу голым. Нравится — и все. Яички во время бега раскачивались, и Сэл иногда ощущал легкую боль, и это ему было приятно, но, как ни странно, боль, по крайней мере, хоть ненадолго вытесняла съедавшую душу тоску. Какую-то минуту Сэл прищурившись смотрел на белую ленту берега, потом легко побежал по песку, а одолев половину пути, уже мчался во всю прыть. Скатываясь со лба, пот застилал глаза, нависал каплями на кончике носа. Неужели это он дышит так шумно? Или это гигантское чудовище гонится за ним? Его тело купалось в жарких лучах солнца, подобно эмбриону в околоплодной жидкости, и Сэл наконец понял, почему ему нравилось бегать по берегу голым. Горячие лучи солнца выжгут его боль, она изжарится, как зеленый перец на костре. Останется пустая оболочка. И тогда мучительная боль оставит его навсегда.
— Сука неблагодарная, — вопил Сэл, — ведь я любил тебя!
— Что он там орет? — спросил Магеллан, смахивая ладонью пот с лица.
— Quien sabe, — ответил Зунига, на всякий случай прижимая к бедру свой MAC-10.
Магеллан ехидно улыбнулся.
— Ты что, гринго, по-английски не понимаешь?
Зунига, который искал место поудобнее, пропустил это замечание мимо ушей.
— Надо было прихватить с собой ружье с телескопическим прицелом. Но кто знал, что этот чокнутый бегает по берегу?
Они затаились в сотне ярдов от «джипа» среди зарослей колючей травы.
— Пистолет лучше, — возразил Магеллан. — Я люблю посмотреть в глаза перед тем, как всадить пулю. — Он рассмеялся.
«Сущий дьявол, — похолодев, подумал Зунига, — накличет на нас беду».
— Смотри, — прошипел Магеллан. — Вот он бежит.
Маленький голый человек как раз огибал нагромождения валунов. Он обежал вокруг «джипа» и снова помчался к берегу, продолжая кричать:
— Ты, грязная шлюха!..
Магеллан расхохотался.
— Этот выблядок, видать, совсем ку-ку! Бегает в чем мать родила, ругает кого-то, когда кругом ни души.
Человек скрылся за холмом, но ругань его была по-прежнему слышна.
Зунига приподнялся, снял пистолет с предохранителя.
— Пошли, обыщем машину. — Он поспешил к красному «джипу». Магеллан — за ним.
— Послушай, гринго... надо выяснить все насчет денег, а уж потом прикончить его. Согласен?
Под майкой на сиденье Зунига увидел «люгер». Напарники многозначительно переглянулись.
— Не такой уж он «ку-ку», каким выглядит, — проговорил наконец индеец, засовывая «люгер» за пояс.
Он быстро обшарил «джип», заглянул под сиденье, за сиденье, в карманы на дверцах.
— Значит, выясним, где у него баксы, а уж потом пустим в расход. Договорились? — не отставал Магеллан от индейца.
— Быстрее. Он сейчас будет здесь. — Они поспешили в свое укрытие.
— После прикончим его, — прошептал Магеллан на ухо индейцу. Пригнув головы, они следили за бегущим прямо на них маленьким американцем. Когда до «джипа» ему оставалось ярдов сто, бандиты внезапно услышали шум у себя за спиной.
— Кто это? — Магеллан обернулся и увидел тощую бродячую собаку, всю облезлую. Такие страшные бывают только в Мексике. Собака смотрела на них и лаяла, словно оповещала мир об их местонахождении.
— Пошла прочь, проклятая! — злобно зашипел Магеллан, но собака еще громче залаяла.
Зунига даже не взглянул на нее. Глаза его были по-прежнему прикованы к голому бегуну, который теперь замедлил бег и глядел в ту сторону, откуда доносился лай.
— Замолчи! У, проклятая сука!
Бегун остановился. Сейчас он находился, пожалуй, в семидесяти пяти ярдах по другую сторону «джипа». Постояв с минуту, он вдруг побежал назад, к берегу.
Зунига встал во весь рост, вскинул свой MAC-10 и выстрелил.
— Подожди! — прошептал Магеллан, но тоже прицелился и выстрелил.
— Это — наша работа, — крикнул индеец, продолжая палить по маленькому американцу с гребня дюны, на которую вскарабкался. Американец теперь бежал зигзагами, бросаясь то вправо, то влево. Бандиты, стоя на песчаной насыпи, выпускали очередь за очередью, но никак не могли попасть в цель.
— Проклятый янки, сволочь, — Магеллан соскользнул с песчаной дюны, выбросил пустой магазин и вставил новый. — Дерьмо собачье!
Зунига шел метра на четыре впереди, с трудом пробираясь сквозь сухой мелкий песок, и вскоре достиг кромки воды, где песок был мокрый и упругий. Тут он сбросил башмаки и помчался за убегающим американцем.
— Стреляй! — кричал Магеллан, забыв о деньгах. Они обязаны выполнить задание шефа. — Не дай ему уйти!
Американец бежал из последних сил, индеец уже наступал ему на пятки. Но вдруг он метнулся в сторону и прыгнул в накатывавшие на берег волны.
— Гринго! — услышал Зунига у себя за спиной, не зная, кого на этот раз имел в виду Магеллан.
Оказавшись по бедра в воде, на что не потребовалось много времени, Сэл оттолкнулся ногами и нырнул. Последнее, что они видели, был мелькнувший над водой белый зад американца. После этого он больше ничем себя не. обнаруживал.
— О-о-х! — застонал индеец, словно нокаутированный боксер, и принялся наугад палить из пистолета. Шагнув навстречу набегавшей волне, он выпустил в воду еще одну очередь, длившуюся целых четыре секунды.
— Сволочь! Дерьмо! — Теперь Магеллан стоял в воде рядом с Зунигой, решетя пулями волны. — Гринго. Дерьмо!
Зунига перезарядил пистолет и выпустил еще одну длинную очередь, еще и еще, пока не израсходовал последний патрон.
— Проклятый янки! — Магеллан не переставал стрелять. — Он ушел! Ушел!
Зунига опустил пистолет и устремил взгляд на простиравшийся перед ним океан. Не настигни американца пуля, он так или иначе проявил бы себя. Зунига был вне себя от досады. Ничего подобного с ним прежде никогда не случалось. Он безупречно выполнял все задания и очень дорожил своей репутацией. И вот на тебе, вдруг осечка!
— Нет, не мог он уйти.
— Не Мог? — орал Магеллан. — Тогда где же он, этот ублюдок? Где его вонючий труп? — Он в сердцах ударил ногой по воде, вздымая каскад брызг. — Где?
Зунига задумчиво смотрел, как разбиваются о берег волны.
— Иисус Христос, — шептал Магеллан, пиная ногами волны. — Что, черт возьми, мы скажем хозяину в Мехико?
Зунига продолжал смотреть на безбрежное водное пространство.
— Скажем правду. — Он повернулся и в упор взглянул на Магеллана. — Скажем, что задание выполнено.
Магеллан вплотную подошел к Зуниге.
— Ты можешь с уверенностью сказать, что мы убили его? Я, например, не могу.
— При такой массированной стрельбе он не мог уцелеть. В противном случае мы непременно обнаружили бы его! Если бы даже он поплыл в Китай. Но его нигде и в помине нет. Знаешь почему? Потому что его задница с девятимиллиметровыми пулями бороздит теперь дно океана.
Магеллан, не ответив ни слова, окинул взглядом до самого горизонта океанский простор и повернулся к индейцу.
А тот между тем продолжал:
— Мы скажем хозяину, что убили его, а тело бросили в воду, потому что это чистая правда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52