Мой муж умер от чумы, поэтому в Лондоне меня ничто не удерживало. Возможно, я останусь здесь насовсем.Глаза Ральфа заметно потеплели.– Как бы мне хотелось этого. Нас осталось совсем мало. Иногда мне кажется, что Бог разгневался на нашу семью.Аннунсиата кивнула.– Я тоже думала, что Он гневается на меня. Но этого не может быть: Господь добр, все, что Он творит, есть добро.Ральф нахмурился.– Уже трое моих сыновей, – пробормотал он, и Аннунсиата поняла, о чем он думает – о себе она могла бы сказать так же. Однако слушая подобные слова от другого человека, она возмутилась всем существом.– Смерть означает для нас скорбь, – проговорила она, – но мы печалимся только из-за собственной утраты. Для наших усопших смерть – это облегчение, путь к славе, – мгновенная улыбка тронула губы Ральфа, и Аннунсиата покачала головой. – Вижу, вы слишком долго общались с диссидентами, кузен. Их жизнь слишком печальна, ведь даже вера не дает им утешения.Ральф думал о своей матери и о всех других людях, без страха встречающих смерть, поскольку вера давала им силы. Он думал о спокойном, радостном лице Святой Девы и смотрел в прекрасное уверенное лицо женщины, стоящей перед ним. Если бы он смог поверить, что его дети попадут к любящему Отцу, он освободился бы от тяжести собственной вины.– Вы должны наставить меня на путь истинный, графиня. Помогите мне вновь обрести веру!Она сухо кивнула, но прикосновение ее руки было нежным и успокаивающим. Обменявшись с Ральфом взглядами, Аннунсиата вновь принялась хлопотать вокруг гостей.
Весна началась довольно рано, и к Благовещенью установилась подходящая погода для увеселительных поездок. Ральф устроил пикник в день рождения Аннунсиаты. Они не стали уезжать слишком далеко от замка из-за хлопот с детьми и нездоровья Арабеллы – только спустились на луг, перебравшись через реку близ Клифтона. Когда-то эти земли принадлежали Морлэндам и относились к поместью Уотермилл. Слуги поехали вперед, чтобы сделать приготовления, и когда кавалькада наконец прибыла на место, там уже был установлен тент для тех, кто не выносил пребывания на солнце, расстелена скатерть, на которой разложили аппетитные закуски. Неподалеку устроились музыканты, чтобы услаждать слух господ.Аннунсиата искренне радовалась празднику.– Как любезно с вашей стороны было взять на себя все заботы, – сказала она Ральфу.– Для меня это было совершенно не трудно, – улыбнулся Ральф, и Берч, помогая Аннунсиате устроиться на почетном месте, многозначительно взглянула на хозяйку. Берч очень подружилась с Ральфом за зиму, подумала Аннунсиата. Пора было напомнить Берч о ее положении служанки.Все с удовольствием уплетали еду, веселились от души, дети танцевали, а затем выбежали на солнце, радуясь освобождению от скучных уроков. Восьмилетний Мартин, нынешний наследник замка Морлэндов, казался настороженным – он видел, что у него появились соперники, завоевывающие внимание обожаемой сестренки Дэйзи. Дэйзи не пыталась уговорить его поиграть с близнецами, которым уже исполнилось четыре с половиной года, и даже теперь, когда новизна знакомства с ними немного поблекла, Дэйзи часто предпочитала их общество компании Мартина. Дэйзи играла с Арабеллой, как с большой куклой – оправляла ее платьице, разглаживала кудряшки и пыталась носить на руках, хотя оба близнеца были крупными для своего возраста, и для шестилетней Дэйзи Арабелла оказывалась тяжеловатой. Отношения Дэйзи с маленьким лордом Баллинкри были совершенно иными: он приказывал ей, дразнил девочку и требовал оказывать почтение к себе, чего никогда не делал Мартин, и сам этот факт вызывал у Дэйзи любопытство. Аннунсиата тайком думала, что когда-нибудь Хьюго получит хорошую оплеуху от маленького, но решительного кулачка Дэйзи. Хьюго рос слишком самоуверенным, и хотя он был весьма умен для своего возраста и поэтому избалован, Аннунсиата думала, что вскоре ей придется всерьез взяться за воспитание сына. Единственным способом утихомирить его оказывалось холодное напоминание Берч, что если Хьюго виконт, то его младший брат – граф, и имеет перед ним все преимущества. Берч быстро превратилась в улучшенное и дополненное издание Эллин и держала обожаемых ею детей в ежовых рукавицах. Она наказывала их гораздо чаще, чем отец Сеймур, но Аннунсиата замечала, что при всей самоуверенности Хьюго он гораздо чувствительнее, чем думает Берч. Сознание того, что малыш Джордж всегда будет занимать более высокое положение, сильно уязвляло Хьюго. Аннунсиата решила поговорить с Берч об этом. Хьюго нуждался в любви к себе, которая бы не зависела от его титула.Мартин тихо сидел рядом с сыновьями Люси – четырнадцатилетним Кловисом и двенадцатилетним Эдуардом. Кловис становился все беспокойнее, он жаждал вернуться в Лондон и продолжить там свою карьеру. Король возвратился в столицу в феврале, и хотя голос Кловиса уже ломался, он мог оставаться в капелле, а со временем занять и более высокое положение. Король никогда не оставлял без внимания просьбы Аннунсиаты, так что в ее силах было помочь мальчику.– О чем это вы так задумались? – спросил Ральф, прерывая беседу.– Думаю, что пришло время Кловису вернуться ко двору, да и Эдуарду тоже – какая жалость, что его голос пропадает зря, он уже давно не упражнялся.– О! – разочарованно протянул Ральф, а спустя минуту спросил: – Так вы возвращаетесь вместе с ними?– Не знаю. Там я могу принести своей семье больше пользы, – Аннунсиата подозвала Берч: – Берч, кажется, Дэйзи опять хочет взять Арабеллу на руки. Останови ее.– Конечно, миледи. Привести Арабеллу к вам?– Нет, просто последи за ними. Похоже, Дэйзи не понимает, что Арабелла живой человек, а Арабелла слишком терпелива.Берч отошла, а Ральф тихо засмеялся. В ответ на недоуменный взгляд Аннунсиаты он объяснил:– Я до сих пор не могу привыкнуть к вашему новому положению. Маленькая Аннунсиата беспокоилась только о своих нарядах и выходках, неприличных для леди, а теперь вы мать троих детей, графиня!Аннунсиата усмехнулась.– В душе я нисколько не изменилась. Мне все еще хочется ездить в мужском седле и болтать голыми ногами в ручье, и вообще делать все то, за что никто не наказывает мальчишек. Я с ужасом думаю, сколько наказаний мне пришлось бы вытерпеть, если бы вы так часто не вступались за меня. Помните, Ральф, как вы избавляли меня от последствий моих собственных выходок?– Помню, – быстро отозвался он. – Только не знаю, помните ли вы. – На мгновение их глаза встретились, и Аннунсиата почувствовала жар на своих щеках. Внезапно Ральф поднялся. – Так давайте совершим какую-нибудь неприличную выходку! Способна ли ее светлость на время забыть о своем положении и проехаться со мной вверх по реке – наедине?Аннунсиата огляделась, а затем усмехнулась ему.– Почему бы и нет? Если титул графини не позволяет мне делать то, что я захочу, тогда к чему он?Протянув руку, Ральф помог ей подняться, и они поспешили к лошадям. Неподалеку сидел Том, болтая с горничной Пэл, и быстро встал, заметив их приближение.– Все в порядке, Том, мы только немного проедемся, – сказала Аннунсиата. – Мы скоро вернемся, скажи об этом, если кто-нибудь спросит.Том кивнул и отвязал Голдени. Ральф подсадил Аннунсиату в седло, и уже спустя минуту они рысью мчались вдоль берега реки, хохоча от восторга свободы. Ральф пустил Лиса галопом, и вскоре они уже гнались друг за другом, кони возбужденно всхрапывали, но их наездники не остановились, пока не обогнули заросли ив, которые скрыли их из виду.Ральф привязал Лиса к дереву и вернулся к Аннунсиате.– Ну, спускайтесь, – предложил он. – Я хочу побродить и поговорить с вами.Он протянул руки, и Аннунсиата склонилась к нему, ненадолго оказавшись в крепких объятиях Ральфа. Они стояли так близко, что Аннунсиата чувствовала запах его кожи, видела совсем рядом серые блестящие глаза, и все ее тело вздрагивало от наслаждения. Внезапно Ральф разжал руки, затем привязал Голдени к дереву и вернулся к Аннунсиате. И вот они под руку совсем по-дружески направились вдоль берега. Аннунсиата искоса поглядывала на своего спутника, который казался очень довольным, на его губах играла еле заметная улыбка, он что-то напевал. Он выглядит совершенно счастливым, подумала Аннунсиата, не таким, как в сентябре, и попыталась сказать об этом, чтобы завязать разговор.– В самом деле? – отозвался Ральф. – Правильно, я стал совсем другим. После смерти Мэри и потери мальчиков мне казалось, что для меня навсегда наступила мрачная зима, что я уже никогда не увижу весну. Меня как будто окружил мрак, я потерял всякую надежду. А сегодня мне кажется, что жизнь началась вновь. У меня все впереди, Аннунсиата, и знаете, почему?– Нет, так почему же?Похоже, Ральф забыл о своем вопросе и после паузы продолжал:– Как вы представляете свое будущее? Вы хотите вернуться ко двору или остаться в Шоузе, занять место своей матери?– Я еще не решила, – ответила Аннунсиата. – Мне трудно представить, что я никогда не вернусь ко двору... – «Никогда не увижусь с Рупертом? Нет, это немыслимо», – ...но с другой стороны, мне бы не хотелось постоянно жить в столице. Вероятно, было бы неплохо проводить в Лондоне зимы, а потом возвращаться сюда. Кроме того, я не представляю себе, как я смогу занять место своей матери. Нет, пока она жива, только она будет хозяйкой Шоуза.Ральф остановился и повернулся к ней так внезапно, как будто неожиданно принял решение.– Знаете, я всю жизнь был влюблен в вас, сам того не замечая. Думаю, не только я, но и Кит, и Эдуард любили вас, когда вы были ребенком, но вас предназначали в жены Киту. А вы – неужели вы любили кого-нибудь из нас? Нет, вероятно, вы были слишком влюблены в себя. – Его слова прозвучали не как порицание, а как замечание о единственно возможном варианте. – Вы знаете, что многие мужчины были влюблены в вас? Эдуард рассказывал нам о Хьюго и о графе – он многое успел поведать нам, – Ральф взглянул в блестящие глаза Аннунсиаты. – Кое-что ему не хотелось говорить, но мы с Эдуардом были очень близки, и я знал, о чем он думает. Он любил вас, как никого другого. А малыш Джордж – не кажется ли вам, что он поразительно похож на Эдуарда?Аннунсиата смутилась, как будто Ральф прочитал ее тайные мысли.– Нет, я говорю все это не для того, чтобы оскорбить вас. Разве я могу чем-либо обидеть вас? Я хочу только доказать, что понимаю вас, я все знаю о вас, Аннунсиата, и всегда знал, потому что любил вас. Когда вы приехали сюда в прошлом году, я решил, что ваша красота, ум и живость вызвали эту любовь, но теперь вижу, что был неправ. Я хочу, чтобы вы никогда не покидали меня. Вы для меня – как солнце.Глаза Аннунсиаты наполнились слезами, и она видела, что Ральф тоже чуть не плачет. Она поняла собственное сердце, но не смогла найти слова, чтобы объяснить свое чувство – сознание того, что она наконец оказалась дома, там, где она всегда должна была быть.Ральф снова заговорил.– Вы сказали, что не сможете стать хозяйкой Шоуза, пока жива ваша мать. Тогда согласны ли вы стать хозяйкой замка Морлэндов?– Да, – произнесла Аннунсиата единственно возможное и необходимое слово. Он обнял ее, прижался щекой к ее волосам, и Аннунсиата обвила его руками. Она чувствовала себя в безопасности, случившееся казалось ей неизбежным, предназначенным судьбой. Ей не удалось избежать своей судьбы.
Объявление о помолвке было сделано немедленно, но брачные бумаги были готовы только в августе, и, наконец, 3 сентября 1666 года вдова графа Челмсфордского обвенчалась с Ральфом Морлэндом в церкви замка Морлэндов. Аннунсиата была в парчовом платье, отделанном серебристым кружевом, и выглядела восхитительно. Ее шею обвивало бесценное наследство, достояние хозяйки замка Морлэндов – ожерелье из черного жемчуга.День выдался жарким и солнечным в череде теплых и тихих дней, которыми отличалось это лето. После роскошного пиршества в большом зале компания вышла потанцевать на подстриженной траве большой аллеи под аккомпанемент двадцати пяти лучших музыкантов, которых только смогли найти. Дети и молодежь устремились к извилистым уединенным дорожкам итальянского сада, чтобы поиграть в прятки; гости постарше расселись в тени, обсуждая удачу хозяина и графини, предсказывая им счастливое будущее и множество детей.Спустились сумерки, и слуги зажгли свечи. Было так тепло, что слугам приказали накрыть стол к ужину прямо в саду. Гости ели и пили при теплом свете факелов, расставленных вдоль рва, а лебеди беззвучно скользили мимо них по водной глади, не обращая внимания на гостей и пренебрегая крошками пирога и хлеба.– Вы счастливы, миледи? – спросил Ральф Аннунсиату, пока они переходили между группами гостей. Взяв мужа под руку, Аннунсиата слегка прижалась к нему.– Очень, – прошептала она, улыбаясь.В это время у дома послышался шум. Аннунсиата и Ральф переглянулись и неторопливо, чтобы не встревожить гостей, направились туда. Обогнув дом, они увидели всадника на взмыленной лошади, который беседовал со слугами. Слуги встревоженно переглядывались и забрасывали приезжего вопросами. Один из слуг отделился от группы и направился к хозяевам, уже издалека начиная что-то объяснять. Это был Том.– Миледи! Сэр! Это человек из Лондона, ужасные вести из Лондона... – Аннунсиата почувствовала, как ее сердце стремительно забилось. Опять чума? Голландцы? Король умер? – Пожар, миледи, в таверне близ Чипсайда, его не смогли потушить! Огонь перекинулся на склады с дегтем, варом, салом и пенькой, и тут уж его было не сдержать, да еще поднялся сильный ветер, а в такое жаркое лето все было сухим, как солома... – Том остановился и облизнул губы, глядя на хозяев, но перед его мысленным взором стояла совсем другая картина. – Запылал весь город, миледи, и пожар не могут потушить! Лондон горит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Весна началась довольно рано, и к Благовещенью установилась подходящая погода для увеселительных поездок. Ральф устроил пикник в день рождения Аннунсиаты. Они не стали уезжать слишком далеко от замка из-за хлопот с детьми и нездоровья Арабеллы – только спустились на луг, перебравшись через реку близ Клифтона. Когда-то эти земли принадлежали Морлэндам и относились к поместью Уотермилл. Слуги поехали вперед, чтобы сделать приготовления, и когда кавалькада наконец прибыла на место, там уже был установлен тент для тех, кто не выносил пребывания на солнце, расстелена скатерть, на которой разложили аппетитные закуски. Неподалеку устроились музыканты, чтобы услаждать слух господ.Аннунсиата искренне радовалась празднику.– Как любезно с вашей стороны было взять на себя все заботы, – сказала она Ральфу.– Для меня это было совершенно не трудно, – улыбнулся Ральф, и Берч, помогая Аннунсиате устроиться на почетном месте, многозначительно взглянула на хозяйку. Берч очень подружилась с Ральфом за зиму, подумала Аннунсиата. Пора было напомнить Берч о ее положении служанки.Все с удовольствием уплетали еду, веселились от души, дети танцевали, а затем выбежали на солнце, радуясь освобождению от скучных уроков. Восьмилетний Мартин, нынешний наследник замка Морлэндов, казался настороженным – он видел, что у него появились соперники, завоевывающие внимание обожаемой сестренки Дэйзи. Дэйзи не пыталась уговорить его поиграть с близнецами, которым уже исполнилось четыре с половиной года, и даже теперь, когда новизна знакомства с ними немного поблекла, Дэйзи часто предпочитала их общество компании Мартина. Дэйзи играла с Арабеллой, как с большой куклой – оправляла ее платьице, разглаживала кудряшки и пыталась носить на руках, хотя оба близнеца были крупными для своего возраста, и для шестилетней Дэйзи Арабелла оказывалась тяжеловатой. Отношения Дэйзи с маленьким лордом Баллинкри были совершенно иными: он приказывал ей, дразнил девочку и требовал оказывать почтение к себе, чего никогда не делал Мартин, и сам этот факт вызывал у Дэйзи любопытство. Аннунсиата тайком думала, что когда-нибудь Хьюго получит хорошую оплеуху от маленького, но решительного кулачка Дэйзи. Хьюго рос слишком самоуверенным, и хотя он был весьма умен для своего возраста и поэтому избалован, Аннунсиата думала, что вскоре ей придется всерьез взяться за воспитание сына. Единственным способом утихомирить его оказывалось холодное напоминание Берч, что если Хьюго виконт, то его младший брат – граф, и имеет перед ним все преимущества. Берч быстро превратилась в улучшенное и дополненное издание Эллин и держала обожаемых ею детей в ежовых рукавицах. Она наказывала их гораздо чаще, чем отец Сеймур, но Аннунсиата замечала, что при всей самоуверенности Хьюго он гораздо чувствительнее, чем думает Берч. Сознание того, что малыш Джордж всегда будет занимать более высокое положение, сильно уязвляло Хьюго. Аннунсиата решила поговорить с Берч об этом. Хьюго нуждался в любви к себе, которая бы не зависела от его титула.Мартин тихо сидел рядом с сыновьями Люси – четырнадцатилетним Кловисом и двенадцатилетним Эдуардом. Кловис становился все беспокойнее, он жаждал вернуться в Лондон и продолжить там свою карьеру. Король возвратился в столицу в феврале, и хотя голос Кловиса уже ломался, он мог оставаться в капелле, а со временем занять и более высокое положение. Король никогда не оставлял без внимания просьбы Аннунсиаты, так что в ее силах было помочь мальчику.– О чем это вы так задумались? – спросил Ральф, прерывая беседу.– Думаю, что пришло время Кловису вернуться ко двору, да и Эдуарду тоже – какая жалость, что его голос пропадает зря, он уже давно не упражнялся.– О! – разочарованно протянул Ральф, а спустя минуту спросил: – Так вы возвращаетесь вместе с ними?– Не знаю. Там я могу принести своей семье больше пользы, – Аннунсиата подозвала Берч: – Берч, кажется, Дэйзи опять хочет взять Арабеллу на руки. Останови ее.– Конечно, миледи. Привести Арабеллу к вам?– Нет, просто последи за ними. Похоже, Дэйзи не понимает, что Арабелла живой человек, а Арабелла слишком терпелива.Берч отошла, а Ральф тихо засмеялся. В ответ на недоуменный взгляд Аннунсиаты он объяснил:– Я до сих пор не могу привыкнуть к вашему новому положению. Маленькая Аннунсиата беспокоилась только о своих нарядах и выходках, неприличных для леди, а теперь вы мать троих детей, графиня!Аннунсиата усмехнулась.– В душе я нисколько не изменилась. Мне все еще хочется ездить в мужском седле и болтать голыми ногами в ручье, и вообще делать все то, за что никто не наказывает мальчишек. Я с ужасом думаю, сколько наказаний мне пришлось бы вытерпеть, если бы вы так часто не вступались за меня. Помните, Ральф, как вы избавляли меня от последствий моих собственных выходок?– Помню, – быстро отозвался он. – Только не знаю, помните ли вы. – На мгновение их глаза встретились, и Аннунсиата почувствовала жар на своих щеках. Внезапно Ральф поднялся. – Так давайте совершим какую-нибудь неприличную выходку! Способна ли ее светлость на время забыть о своем положении и проехаться со мной вверх по реке – наедине?Аннунсиата огляделась, а затем усмехнулась ему.– Почему бы и нет? Если титул графини не позволяет мне делать то, что я захочу, тогда к чему он?Протянув руку, Ральф помог ей подняться, и они поспешили к лошадям. Неподалеку сидел Том, болтая с горничной Пэл, и быстро встал, заметив их приближение.– Все в порядке, Том, мы только немного проедемся, – сказала Аннунсиата. – Мы скоро вернемся, скажи об этом, если кто-нибудь спросит.Том кивнул и отвязал Голдени. Ральф подсадил Аннунсиату в седло, и уже спустя минуту они рысью мчались вдоль берега реки, хохоча от восторга свободы. Ральф пустил Лиса галопом, и вскоре они уже гнались друг за другом, кони возбужденно всхрапывали, но их наездники не остановились, пока не обогнули заросли ив, которые скрыли их из виду.Ральф привязал Лиса к дереву и вернулся к Аннунсиате.– Ну, спускайтесь, – предложил он. – Я хочу побродить и поговорить с вами.Он протянул руки, и Аннунсиата склонилась к нему, ненадолго оказавшись в крепких объятиях Ральфа. Они стояли так близко, что Аннунсиата чувствовала запах его кожи, видела совсем рядом серые блестящие глаза, и все ее тело вздрагивало от наслаждения. Внезапно Ральф разжал руки, затем привязал Голдени к дереву и вернулся к Аннунсиате. И вот они под руку совсем по-дружески направились вдоль берега. Аннунсиата искоса поглядывала на своего спутника, который казался очень довольным, на его губах играла еле заметная улыбка, он что-то напевал. Он выглядит совершенно счастливым, подумала Аннунсиата, не таким, как в сентябре, и попыталась сказать об этом, чтобы завязать разговор.– В самом деле? – отозвался Ральф. – Правильно, я стал совсем другим. После смерти Мэри и потери мальчиков мне казалось, что для меня навсегда наступила мрачная зима, что я уже никогда не увижу весну. Меня как будто окружил мрак, я потерял всякую надежду. А сегодня мне кажется, что жизнь началась вновь. У меня все впереди, Аннунсиата, и знаете, почему?– Нет, так почему же?Похоже, Ральф забыл о своем вопросе и после паузы продолжал:– Как вы представляете свое будущее? Вы хотите вернуться ко двору или остаться в Шоузе, занять место своей матери?– Я еще не решила, – ответила Аннунсиата. – Мне трудно представить, что я никогда не вернусь ко двору... – «Никогда не увижусь с Рупертом? Нет, это немыслимо», – ...но с другой стороны, мне бы не хотелось постоянно жить в столице. Вероятно, было бы неплохо проводить в Лондоне зимы, а потом возвращаться сюда. Кроме того, я не представляю себе, как я смогу занять место своей матери. Нет, пока она жива, только она будет хозяйкой Шоуза.Ральф остановился и повернулся к ней так внезапно, как будто неожиданно принял решение.– Знаете, я всю жизнь был влюблен в вас, сам того не замечая. Думаю, не только я, но и Кит, и Эдуард любили вас, когда вы были ребенком, но вас предназначали в жены Киту. А вы – неужели вы любили кого-нибудь из нас? Нет, вероятно, вы были слишком влюблены в себя. – Его слова прозвучали не как порицание, а как замечание о единственно возможном варианте. – Вы знаете, что многие мужчины были влюблены в вас? Эдуард рассказывал нам о Хьюго и о графе – он многое успел поведать нам, – Ральф взглянул в блестящие глаза Аннунсиаты. – Кое-что ему не хотелось говорить, но мы с Эдуардом были очень близки, и я знал, о чем он думает. Он любил вас, как никого другого. А малыш Джордж – не кажется ли вам, что он поразительно похож на Эдуарда?Аннунсиата смутилась, как будто Ральф прочитал ее тайные мысли.– Нет, я говорю все это не для того, чтобы оскорбить вас. Разве я могу чем-либо обидеть вас? Я хочу только доказать, что понимаю вас, я все знаю о вас, Аннунсиата, и всегда знал, потому что любил вас. Когда вы приехали сюда в прошлом году, я решил, что ваша красота, ум и живость вызвали эту любовь, но теперь вижу, что был неправ. Я хочу, чтобы вы никогда не покидали меня. Вы для меня – как солнце.Глаза Аннунсиаты наполнились слезами, и она видела, что Ральф тоже чуть не плачет. Она поняла собственное сердце, но не смогла найти слова, чтобы объяснить свое чувство – сознание того, что она наконец оказалась дома, там, где она всегда должна была быть.Ральф снова заговорил.– Вы сказали, что не сможете стать хозяйкой Шоуза, пока жива ваша мать. Тогда согласны ли вы стать хозяйкой замка Морлэндов?– Да, – произнесла Аннунсиата единственно возможное и необходимое слово. Он обнял ее, прижался щекой к ее волосам, и Аннунсиата обвила его руками. Она чувствовала себя в безопасности, случившееся казалось ей неизбежным, предназначенным судьбой. Ей не удалось избежать своей судьбы.
Объявление о помолвке было сделано немедленно, но брачные бумаги были готовы только в августе, и, наконец, 3 сентября 1666 года вдова графа Челмсфордского обвенчалась с Ральфом Морлэндом в церкви замка Морлэндов. Аннунсиата была в парчовом платье, отделанном серебристым кружевом, и выглядела восхитительно. Ее шею обвивало бесценное наследство, достояние хозяйки замка Морлэндов – ожерелье из черного жемчуга.День выдался жарким и солнечным в череде теплых и тихих дней, которыми отличалось это лето. После роскошного пиршества в большом зале компания вышла потанцевать на подстриженной траве большой аллеи под аккомпанемент двадцати пяти лучших музыкантов, которых только смогли найти. Дети и молодежь устремились к извилистым уединенным дорожкам итальянского сада, чтобы поиграть в прятки; гости постарше расселись в тени, обсуждая удачу хозяина и графини, предсказывая им счастливое будущее и множество детей.Спустились сумерки, и слуги зажгли свечи. Было так тепло, что слугам приказали накрыть стол к ужину прямо в саду. Гости ели и пили при теплом свете факелов, расставленных вдоль рва, а лебеди беззвучно скользили мимо них по водной глади, не обращая внимания на гостей и пренебрегая крошками пирога и хлеба.– Вы счастливы, миледи? – спросил Ральф Аннунсиату, пока они переходили между группами гостей. Взяв мужа под руку, Аннунсиата слегка прижалась к нему.– Очень, – прошептала она, улыбаясь.В это время у дома послышался шум. Аннунсиата и Ральф переглянулись и неторопливо, чтобы не встревожить гостей, направились туда. Обогнув дом, они увидели всадника на взмыленной лошади, который беседовал со слугами. Слуги встревоженно переглядывались и забрасывали приезжего вопросами. Один из слуг отделился от группы и направился к хозяевам, уже издалека начиная что-то объяснять. Это был Том.– Миледи! Сэр! Это человек из Лондона, ужасные вести из Лондона... – Аннунсиата почувствовала, как ее сердце стремительно забилось. Опять чума? Голландцы? Король умер? – Пожар, миледи, в таверне близ Чипсайда, его не смогли потушить! Огонь перекинулся на склады с дегтем, варом, салом и пенькой, и тут уж его было не сдержать, да еще поднялся сильный ветер, а в такое жаркое лето все было сухим, как солома... – Том остановился и облизнул губы, глядя на хозяев, но перед его мысленным взором стояла совсем другая картина. – Запылал весь город, миледи, и пожар не могут потушить! Лондон горит!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42