— Простите, я не знала. — Она покачала головой. — Мы здесь почти не имеем новостей из внешнего мира... Простите за то, что я ошиблась насчет цели вашего приезда.
— Мне нужно поговорить с Кодзэри в связи с дознанием, — сказал Сано. — Это не займет у нее много времени.
Поколебавшись, настоятельница согласилась:
— Я пошлю за Кодзэри.
— Пожалуйста, не говорите ей, кто я и зачем явился, — предупредил Сано. — Я сделаю это сам.
— Хорошо.
Когда настоятельница ушла, Сано бросил монету в ящик для пожертвований, зажег и поставил свечу на алтарь. Он мысленно помолился за успех своей миссии и за безопасность Рэйко, которая в этот момент находилась в императорском дворце.
* * *
— Госпожу Асагао вызвали во дворец, но она сказала мне, чтобы мы примерили ваш новый костюм для спектакля, — прощебетала фрейлина, встретившая Рэйко за воротами усадьбы наложницы императора.
Порыв ветра прошелестел в листве деревьев и лозах дикого винограда. Гром раскатился по сумрачному небу, и капли дождя оросили гравиевую дорожку, фрейлина крикнула:
— Собирается буря. Бежим!
Она потащила Рэйко к приземистому зданию. Вход сюда был закрыт для всех мужчин, кроме императора. Идя в сопровождении фрейлины по коридорам, Рэйко видела, как служанки заслоняют бумажные стены дома деревянными щитами. Деревянные же рамы, обтянутые бумагой, делили помещение на несколько комнат. В комнатах молодые женщины пили чай или приводили себя в порядок. Замечая Рэйко, они улыбались и кланялись. Император наверняка, помимо Асагао, имел много наложниц, а те — толпы служанок. Отовсюду неслись разговоры и смех.
Покои Асагао выходили окнами в сад; среди ив мелькали холеные лужайки. Ширмы, расписанные пейзажами, делили комнату на гардеробную, спальню и гостиную. В гардеробной находился встроенный шкаф. Неподалеку стоял низкий столик с зажженными масляными лампами, их окружали гребни, щетки, кувшины и зеркала. На полу валялась обувь. Фрейлина указала на богато расшитое красными лилиями шелковое кимоно изумрудного цвета, висевшее на деревянных плечиках:
— Вот ваш костюм. Давайте я помогу вам переодеться.
— О нет, спасибо, в этом нет необходимости, — ответила Рэйко. — Не утруждайте себя.
— Это вовсе не обременительно, — улыбнулась фрейлина. — Для меня честь услужить вам.
— Не сомневаюсь, что вы очень заняты. Уверяю вас, я вполне справлюсь сама.
Молодая женщина растерянно захлопала ресницами.
— Все хорошо, — ободрила ее Рэйко. — Идите. Я не трону вещей вашей госпожи. Если возникнет заминка, я вас позову.
Фрейлина удалилась. Рэйко выждала минуту и поспешно сдвинула дверные створки. Сердце бешено колотилось от страха.
Здравый смысл подсказывал, что письма нужно искать в гостиной. Рэйко обежала взглядом самисэн, музыкальные ноты и игральные карты, валявшиеся на татами, низкие столики, лампы, подушки, железный сундук и письменный стол в виде квадратного ящика красного лака. Рэйко решила начать с письменного стола. На наклонной крышке лежали четыре книги небольшого формата в тканых переплетах. Рэйко перелистала одну. Она содержала текст пьесы, которая накануне разыгрывалась во дворе. Рэйко перенесла книжки на пол и подняла столешницу. Ящик был набит флаконами из-под туши, письменными принадлежностями, негодными к употреблению, мятыми театральными программками и листами, на которых детским почерком были выведены классические стихотворения. Если Асагао со дня окончания школы и написала нечто более существенное, то Рэйко сие не обнаружила.
Дождь стучал по черепичной крыше; ветер летал по саду. Открыв железный сундук, Рэйко увидела куклы и прочие игрушки девочки Асагао. Послышались голоса. Рэйко замерла. Когда вновь воцарилась тишина, она с облегчением перевела дух и, закрыв сундук, шмыгнула в спальню.
На хлопчатобумажном матрасе поверх легкого летнего одеяла лежало скомканное ночное кимоно. Обогнув матрас, Рэйко подошла к стенному шкафу, выдвинула ящики и раздвинула дверцы. Постельное белье, зимние одеяла, угольные жаровни, лампы, свечи — ничего интересного, если не считать бутылочки из-под вина, да и та Рэйко была ни к чему.
Сыщица бросилась в гардеробную и стала рыться в одежде. От шелковых кимоно и поясов струился аромат лилий. Прикосновение к чужим личным вещам заставило Рэйко виновато осознать, что работа детектива часто идет вразрез с правилами хорошего тона. «А не напрасно ли я нарушаю уединение Асагао?» — подумала Рэйко, отодвигая дверцу соседнего отделения шкафа.
В нос ударил знакомый резкий металлический запах. У Рэйко перехватило дыхание. С сильно бьющимся сердцем она заглянула в вонючую темноту. Это лежало в самом дальнем углу. Рэйко медленно протянула руку и вытащила сверток, заляпанный красно-коричневой грязью.
Ошеломленная Рэйко развернула находку и обнаружила два кимоно: из розовато-лилового тяжелого шелка и белое тонкое. Верхняя и нижняя одежда придворной дамы. Полы обоих халатов темнели от засохшей крови. Рэйко немедленно вообразила Асагао в Саду пруда. У ног лежит труп Коноэ. Императорская наложница старается восстановить дыхание, красивое лицо искажено гримасой злобного торжества...
Рэйко в смятении тряхнула головой. Ветер осыпал стены дома брызгами дождя, где-то хлюпала и булькала вода. Оглушительный раскат грома породил женские визги и вопли. А комнату наполнял сухой и неподвижный воздух, атмосфера была угнетающей.
— Милостивые боги, — прошептала Рэйко.
Находка связывала императорскую наложницу с преступлением. И все-таки Рэйко не верилось, что Асагао — убийца. Держа кимоно на вытянутых руках, она смотрела на зловещие пятна и пыталась найти им невинное объяснение.
Возможно, это не кровь Левого министра Коноэ. Возможно, Асагао случайно запачкала кимоно во время месячных. Тогда почему крови так много и только на полах? Может быть, Асагао поранилась или оказала помощь кому-то истекающему кровью. Тогда для чего прятать грязную одежду? А если уж и впрямь она убийца, то с какой стати не уничтожила улику?
Шорох отодвигаемой двери оборвал размышления. Охнув от неожиданности, Рэйко прижала кимоно к груди и обернулась; лицо залило краской стыда.
— О, здравствуйте, ваше высочество. Я как раз... э-э... намеревалась примерить костюм для спектакля.
Асагао остолбенела. Яркий макияж будто поблек, на лбу обозначились морщины. Казалось, Главная наложница не может сообразить, кто перед ней.
— Ваше высочество!.. — озадаченно позвала Рэйко.
Взгляд Асагао уперся в окровавленные кимоно. Странная смесь подозрения, ужаса и покорности отразилась в глазах. Со слабым стоном Асагао осела на пол и закрыла руками лицо.
* * *
Летняя буря обрушилась на храм Кодай. Прислушиваясь к раскатам грома и шелесту дождя, наблюдая за длинным алым язычком свечи, которую поставил на алтарь святилища, Сано почувствовал, что рядом кто-то есть. Он обернулся и увидел женщину лет тридцати пяти, среднего роста, в просторном сером кимоно. Она улыбнулась:
— Я Кодзэри. — Тихий голос эхом прокатился по полутемному залу. — Вы хотели поговорить со мной?
— Да, — ответил Сано и внимательно посмотрел на монахиню. Высокий лоб, точеные скулы, гладко выбритый череп идеальной формы. Кожа цвета слоновой кости, будто источающая сияние. Тяжелые, как со сна, веки; разрез глаз полумесяцем. Губы припухлые, чувственные. Сердце у Сано забилось быстрее, дыхание участилось. Эта физическая реакция потрясла его. Он-то думал, что возраст и женитьба оградили его от чар незнакомых красавиц.
Борясь с волнением, Сано представился и сказал:
— К сожалению, у меня для вас плохие новости. Ваш бывший муж, Левый министр Коноэ, умер.
Кодзэри напряглась, улыбка сбежала с губ. Монахиня повернулась к алтарю и спросила:
— Как это случилось?
Сано отметил, что поведение Кодзэри естественно, а вопрос логичен. Но что ее встревожило — смерть Коноэ или приезд детектива сёгуна, — он не разобрал.
— Его убили. Я должен задать вам несколько вопросов, которые могут иметь отношение к делу.
Она сглотнула.
— Хорошо...
— Как случилось, что вы вышли замуж за Левого министра Коноэ?
— Я происхожу из небогатой семьи, принадлежащей к клану Наканоин. Детство мое прошло в императорской резиденции. Когда мне исполнилось пятнадцать лет, я вышла замуж за кузена, но он умер. — Лампы освещали профиль Кодзэри. — Левый министр был вдовцом. Он поговорил с моими родными, и те дали согласие на наш брак.
— А вы были согласны? — спросил Сано, осознавая абсурдность влечения к этой женщине. Кодзэри — монахиня и возможная свидетельница в деле об убийстве; у него есть жена, которую он искренне любит. Что происходит?
Кодзэри пристально смотрела на свечу, скрещенные ладони машинально поглаживали грудь чуть ниже ключиц.
— Это было так давно... Сделавшись монахиней, я оставила прошлое позади.
Наблюдая за ней, Сано не мог отогнать мысль о нежности ее кожи, теплой гибкости тела. Фитили в лампах едва слышно потрескивали; дождь барабанил по крыше храма.
— Вы любили Левого министра? — спросил Сано.
— Нет. — Уголки манящих губ приподнялись в слабой улыбке. — Когда мы поженились, мне было семнадцать лет, а ему — тридцать два. — Она глянула на Сано. — Думаю, мы мало подходили друг другу.
— У вас не было детей?
Румянец окрасил бледное лицо.
— Я была замужем за Левым министром всего год. Полагаю, у нас не было достаточно времени, чтобы завести детей. Но у Левого министра есть дочери от первого брака.
— Знаю, — кивнул Сано. — Почему вы оставили Коноэ?
— Я последовала зову души.
— Других причин не было?
— Нет. — Кодзэри снова взглянула на Сано. — Он был добрый человек, дал мне все, о чем только может мечтать женщина.
Сано достал из-за пояса кимоно письма, найденные в доме Коноэ:
— Позвольте кое-что процитировать.
— Пожалуйста.
— "Как вы могли покинуть меня? Без вас каждый день кажется мне бессмысленной вечностью. Я как поверженный воин. Гнев разъедает мою душу, словно червь израненную плоть. Я сгораю от желания выдавить из вас строптивость. Я отомщу!"
Кодзэри вздрогнула. Тяжелые веки прикрыли глаза. Она простерла руку с поднятой ладонью в сторону Сано, будто защищаясь от жестоких слов.
— Это писал вам Левый министр, — пояснил Сано. — Вы читали?
— Я прекратила читать его письма много лет назад. Когда была послушницей, отвечала: надеялась, он убедится, что я твердо решила поселиться здесь. А как только приняла постриг, начала возвращать письма нераспечатанными. — Кодзэри закрыла лицо руками. — Я не хочу знать, что в этих бумагах.
— Я прочел их, — сказал Сано, перебирая письма. — Левый министр показался мне грубым и вспыльчивым. Таким он и был?
Кодзэри покачала головой, машинально проведя рукой по шее:
— Он изменился после того, как мы расстались.
Сано усомнился в этом. Крах семьи мог повлиять на поведение человека, но не на характер. Наверняка досада, вызванная тем, что его отвергли, усугубила или, напротив, выявила природные черты Коноэ. И немудрено. Сано обнаружил, что его крайне интересует прекрасная монахиня. «Кто вы? — захотелось ему спросить. — Какие желания вы подавляете с помощью медитаций и молитв?» Но произнес он другое:
— Коноэ когда-нибудь обращался с вами дурно?
— Никогда.
Кодзэри обернулась, и по ее взгляду Сано понял, что она увидела в чиновнике бакуфу мужчину, будто услышала невысказанные вопросы.
— Как вы относились к настойчивости Левого министра? — смущенно пробормотал Сано, словно вел не следствие об убийстве, а выяснял, есть ли у него шансы на свидание.
— Я терялась в догадках, почему муж поступает подобным образом, — ответила монахиня. — Сначала я винила себя, хотя не подавала ему никаких надежд, потом обижалась... и наконец пришла к выводу, что у Левого министра просто ущербная душа. Иначе как объяснить его неспособность признать собственное поражение? Мне стало жаль калеку.
— Тем не менее его смерть должна вас обрадовать, ведь теперь вы свободны от преследований.
Кодзэри неуверенно улыбнулась:
— Возможно, так оно и будет. Особенно если учесть, что его душа обрела покой, которого не ведала в этом мире. Но у меня пока не было времени свыкнуться с мыслью, что он ушел навеки.
Сано подумал: «А не обусловлена ли ее печаль иным? Не сыграла ли она какую-то роль в убийстве Коноэ?» Ему очень хотелось верить, что обольстительные уста не лгут, лишь профессиональная добросовестность мешала поддаться таинственному очарованию Кодзэри.
— Левый министр навешал вас? — спросил он, разрываясь между чувством и долгом. — Когда вы в последний раз виделись с ним?
Она пожала плечами, припоминая:
— Вроде бы в начале лета. Он опять ворвался в монастырь, и стража, как всегда, выпроводила его.
«Детективы перепроверят ваши показания», — в уме предупредил ее Сано и перешел к следующему этапу допроса. Пятнадцать лет пребывания в буддистском монастыре предполагали развитие сверхъестественных способностей.
— Вы практикуете здесь сюгэндо? — спросил он.
Этот комплекс приемов, включающий и технику киаи, позволял творить буквально чудеса. Буддистский монах, легендарный герой Эн-но-Гёдза, живший шестнадцать веков назад, в одиночку громил армии противников, ходил по воде, летал по воздуху, появлялся в нескольких местах одновременно. Его последователи славились познаниями в области оккультизма. Древние судьи нанимали их, чтобы читать мысли обвиняемых, а монархи обращались к ним за прорицаниями.
— Мы приверженцы того направления школы Цзэн, которое способствует выработке внутренней гармонии, — ответила Кодзэри. — У нас миролюбивый орден. Мы отрицаем насилие и не нуждаемся в боевых искусствах.
В прошлом, однако, дело обстояло иначе. Буддистские монастыри активно участвовали в военных действиях и добивались впечатляющих успехов. Поэтому сёгуны Токугавы держали их под строгим контролем, что, впрочем, ничего не гарантировало. Храм Кодай, хранитель буддистских традиций, вполне мог тайно заниматься сюгэндо во всем объеме.
«А не ошибается ли ёрики Хосина, утверждая, что посторонних в ночь убийства на территории императорской резиденции не было? — подумал Сано. — А не освоила ли Кодзэри технику киаи? А не расправилась ли она с надоевшим ей Коноэ?»
Женщина вновь сделала жест, который свидетельствовал о том, что ей явно не чужды чувственные наслаждения. Плотское желание обожгло Сано, и он задал вопрос, едва соображая, что говорит:
— Незадолго до вашего второго замужества погиб миговник... простите, мелкий чиновник из штата Левого министра Коноэ. Что вы знаете об этом?
Полуприкрытые глаза и слегка разомкнутые губы влажно поблескивали в свете горящих ламп.
— Да почти ничего. — Кодзэри с трудом перевела дыхание.
Сано, поняв, что и она сгорает от вожделения, испугался.
— Я тогда тяжело болела, мне было не до дворцовых сплетен.
Ужас и чувство вины затопили Сано. Как он смеет желать Кодзэри, когда у него есть Рэйко?!
Оставалось выяснить еще кое-что важное, но у Сано больше не было сил вести дознание.
— Извините!.. — бросил он и чуть ли не бегом кинулся вон из святилища.
Дождь поутих; в лужах отражалось свинцовое небо. Сано глубоко вдохнул сырой ароматный воздух и подивился, что это нашло на него. На выдохе он услышал свой титул и увидел спешащего к нему охранника.
— У меня для вас срочное послание! — крикнул охранник на ходу. — От вашей жены.
12
— Я пригласил вас, чтобы прояснить некоторые обстоятельства, — известил Сано Асагао.
Он сидел в приемном зале канцелярии бакуфу, занимавшей половину дворца для официальных визитов сёгуна. Напротив размещались Главная наложница императора, Правый министр, жена отрекшегося императора и группа придворных; нынешний император располагался на устланном подушками помосте. По периметру комнаты стояли на страже воины сёгуна. Асагао изображала саму безучастность, Томохито пребывал в замешательстве; прочие олицетворяли осторожность.
— Моя жена нашла вот это в ваших апартаментах, ваше высочество, — произнес Сано, указав на вешалку с окровавленными кимоно. — Пожалуйста, расскажите, как они туда попали?
В письме Рэйко, посланном в храм Кодай, содержалась просьба о незамедлительной встрече в Особняке Нидзё. Когда Сано примчался, Рэйко вручила ему уличающие предметы и описала, где и каким образом их добыла. Сано оставил Рэйко дома, а сам отправился во дворец. Вызвал он лишь Асагао, прочие явились по собственному почину.
Исидзё холодно заметил:
— Действия вашей супруги нанесли тяжкое оскорбление императорскому двору. Она не имела права обыскивать апартаменты.
Его поддержала Дзёкио:
— Госпожа Асагао и я предложили вашей жене дружбу, а она воспользовалась нашим доверием, чтобы шпионить за нами. — В голосе звучало суровое осуждение. Красивая женщина оказалась именно такой, какой ее охарактеризовала Рэйко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Мне нужно поговорить с Кодзэри в связи с дознанием, — сказал Сано. — Это не займет у нее много времени.
Поколебавшись, настоятельница согласилась:
— Я пошлю за Кодзэри.
— Пожалуйста, не говорите ей, кто я и зачем явился, — предупредил Сано. — Я сделаю это сам.
— Хорошо.
Когда настоятельница ушла, Сано бросил монету в ящик для пожертвований, зажег и поставил свечу на алтарь. Он мысленно помолился за успех своей миссии и за безопасность Рэйко, которая в этот момент находилась в императорском дворце.
* * *
— Госпожу Асагао вызвали во дворец, но она сказала мне, чтобы мы примерили ваш новый костюм для спектакля, — прощебетала фрейлина, встретившая Рэйко за воротами усадьбы наложницы императора.
Порыв ветра прошелестел в листве деревьев и лозах дикого винограда. Гром раскатился по сумрачному небу, и капли дождя оросили гравиевую дорожку, фрейлина крикнула:
— Собирается буря. Бежим!
Она потащила Рэйко к приземистому зданию. Вход сюда был закрыт для всех мужчин, кроме императора. Идя в сопровождении фрейлины по коридорам, Рэйко видела, как служанки заслоняют бумажные стены дома деревянными щитами. Деревянные же рамы, обтянутые бумагой, делили помещение на несколько комнат. В комнатах молодые женщины пили чай или приводили себя в порядок. Замечая Рэйко, они улыбались и кланялись. Император наверняка, помимо Асагао, имел много наложниц, а те — толпы служанок. Отовсюду неслись разговоры и смех.
Покои Асагао выходили окнами в сад; среди ив мелькали холеные лужайки. Ширмы, расписанные пейзажами, делили комнату на гардеробную, спальню и гостиную. В гардеробной находился встроенный шкаф. Неподалеку стоял низкий столик с зажженными масляными лампами, их окружали гребни, щетки, кувшины и зеркала. На полу валялась обувь. Фрейлина указала на богато расшитое красными лилиями шелковое кимоно изумрудного цвета, висевшее на деревянных плечиках:
— Вот ваш костюм. Давайте я помогу вам переодеться.
— О нет, спасибо, в этом нет необходимости, — ответила Рэйко. — Не утруждайте себя.
— Это вовсе не обременительно, — улыбнулась фрейлина. — Для меня честь услужить вам.
— Не сомневаюсь, что вы очень заняты. Уверяю вас, я вполне справлюсь сама.
Молодая женщина растерянно захлопала ресницами.
— Все хорошо, — ободрила ее Рэйко. — Идите. Я не трону вещей вашей госпожи. Если возникнет заминка, я вас позову.
Фрейлина удалилась. Рэйко выждала минуту и поспешно сдвинула дверные створки. Сердце бешено колотилось от страха.
Здравый смысл подсказывал, что письма нужно искать в гостиной. Рэйко обежала взглядом самисэн, музыкальные ноты и игральные карты, валявшиеся на татами, низкие столики, лампы, подушки, железный сундук и письменный стол в виде квадратного ящика красного лака. Рэйко решила начать с письменного стола. На наклонной крышке лежали четыре книги небольшого формата в тканых переплетах. Рэйко перелистала одну. Она содержала текст пьесы, которая накануне разыгрывалась во дворе. Рэйко перенесла книжки на пол и подняла столешницу. Ящик был набит флаконами из-под туши, письменными принадлежностями, негодными к употреблению, мятыми театральными программками и листами, на которых детским почерком были выведены классические стихотворения. Если Асагао со дня окончания школы и написала нечто более существенное, то Рэйко сие не обнаружила.
Дождь стучал по черепичной крыше; ветер летал по саду. Открыв железный сундук, Рэйко увидела куклы и прочие игрушки девочки Асагао. Послышались голоса. Рэйко замерла. Когда вновь воцарилась тишина, она с облегчением перевела дух и, закрыв сундук, шмыгнула в спальню.
На хлопчатобумажном матрасе поверх легкого летнего одеяла лежало скомканное ночное кимоно. Обогнув матрас, Рэйко подошла к стенному шкафу, выдвинула ящики и раздвинула дверцы. Постельное белье, зимние одеяла, угольные жаровни, лампы, свечи — ничего интересного, если не считать бутылочки из-под вина, да и та Рэйко была ни к чему.
Сыщица бросилась в гардеробную и стала рыться в одежде. От шелковых кимоно и поясов струился аромат лилий. Прикосновение к чужим личным вещам заставило Рэйко виновато осознать, что работа детектива часто идет вразрез с правилами хорошего тона. «А не напрасно ли я нарушаю уединение Асагао?» — подумала Рэйко, отодвигая дверцу соседнего отделения шкафа.
В нос ударил знакомый резкий металлический запах. У Рэйко перехватило дыхание. С сильно бьющимся сердцем она заглянула в вонючую темноту. Это лежало в самом дальнем углу. Рэйко медленно протянула руку и вытащила сверток, заляпанный красно-коричневой грязью.
Ошеломленная Рэйко развернула находку и обнаружила два кимоно: из розовато-лилового тяжелого шелка и белое тонкое. Верхняя и нижняя одежда придворной дамы. Полы обоих халатов темнели от засохшей крови. Рэйко немедленно вообразила Асагао в Саду пруда. У ног лежит труп Коноэ. Императорская наложница старается восстановить дыхание, красивое лицо искажено гримасой злобного торжества...
Рэйко в смятении тряхнула головой. Ветер осыпал стены дома брызгами дождя, где-то хлюпала и булькала вода. Оглушительный раскат грома породил женские визги и вопли. А комнату наполнял сухой и неподвижный воздух, атмосфера была угнетающей.
— Милостивые боги, — прошептала Рэйко.
Находка связывала императорскую наложницу с преступлением. И все-таки Рэйко не верилось, что Асагао — убийца. Держа кимоно на вытянутых руках, она смотрела на зловещие пятна и пыталась найти им невинное объяснение.
Возможно, это не кровь Левого министра Коноэ. Возможно, Асагао случайно запачкала кимоно во время месячных. Тогда почему крови так много и только на полах? Может быть, Асагао поранилась или оказала помощь кому-то истекающему кровью. Тогда для чего прятать грязную одежду? А если уж и впрямь она убийца, то с какой стати не уничтожила улику?
Шорох отодвигаемой двери оборвал размышления. Охнув от неожиданности, Рэйко прижала кимоно к груди и обернулась; лицо залило краской стыда.
— О, здравствуйте, ваше высочество. Я как раз... э-э... намеревалась примерить костюм для спектакля.
Асагао остолбенела. Яркий макияж будто поблек, на лбу обозначились морщины. Казалось, Главная наложница не может сообразить, кто перед ней.
— Ваше высочество!.. — озадаченно позвала Рэйко.
Взгляд Асагао уперся в окровавленные кимоно. Странная смесь подозрения, ужаса и покорности отразилась в глазах. Со слабым стоном Асагао осела на пол и закрыла руками лицо.
* * *
Летняя буря обрушилась на храм Кодай. Прислушиваясь к раскатам грома и шелесту дождя, наблюдая за длинным алым язычком свечи, которую поставил на алтарь святилища, Сано почувствовал, что рядом кто-то есть. Он обернулся и увидел женщину лет тридцати пяти, среднего роста, в просторном сером кимоно. Она улыбнулась:
— Я Кодзэри. — Тихий голос эхом прокатился по полутемному залу. — Вы хотели поговорить со мной?
— Да, — ответил Сано и внимательно посмотрел на монахиню. Высокий лоб, точеные скулы, гладко выбритый череп идеальной формы. Кожа цвета слоновой кости, будто источающая сияние. Тяжелые, как со сна, веки; разрез глаз полумесяцем. Губы припухлые, чувственные. Сердце у Сано забилось быстрее, дыхание участилось. Эта физическая реакция потрясла его. Он-то думал, что возраст и женитьба оградили его от чар незнакомых красавиц.
Борясь с волнением, Сано представился и сказал:
— К сожалению, у меня для вас плохие новости. Ваш бывший муж, Левый министр Коноэ, умер.
Кодзэри напряглась, улыбка сбежала с губ. Монахиня повернулась к алтарю и спросила:
— Как это случилось?
Сано отметил, что поведение Кодзэри естественно, а вопрос логичен. Но что ее встревожило — смерть Коноэ или приезд детектива сёгуна, — он не разобрал.
— Его убили. Я должен задать вам несколько вопросов, которые могут иметь отношение к делу.
Она сглотнула.
— Хорошо...
— Как случилось, что вы вышли замуж за Левого министра Коноэ?
— Я происхожу из небогатой семьи, принадлежащей к клану Наканоин. Детство мое прошло в императорской резиденции. Когда мне исполнилось пятнадцать лет, я вышла замуж за кузена, но он умер. — Лампы освещали профиль Кодзэри. — Левый министр был вдовцом. Он поговорил с моими родными, и те дали согласие на наш брак.
— А вы были согласны? — спросил Сано, осознавая абсурдность влечения к этой женщине. Кодзэри — монахиня и возможная свидетельница в деле об убийстве; у него есть жена, которую он искренне любит. Что происходит?
Кодзэри пристально смотрела на свечу, скрещенные ладони машинально поглаживали грудь чуть ниже ключиц.
— Это было так давно... Сделавшись монахиней, я оставила прошлое позади.
Наблюдая за ней, Сано не мог отогнать мысль о нежности ее кожи, теплой гибкости тела. Фитили в лампах едва слышно потрескивали; дождь барабанил по крыше храма.
— Вы любили Левого министра? — спросил Сано.
— Нет. — Уголки манящих губ приподнялись в слабой улыбке. — Когда мы поженились, мне было семнадцать лет, а ему — тридцать два. — Она глянула на Сано. — Думаю, мы мало подходили друг другу.
— У вас не было детей?
Румянец окрасил бледное лицо.
— Я была замужем за Левым министром всего год. Полагаю, у нас не было достаточно времени, чтобы завести детей. Но у Левого министра есть дочери от первого брака.
— Знаю, — кивнул Сано. — Почему вы оставили Коноэ?
— Я последовала зову души.
— Других причин не было?
— Нет. — Кодзэри снова взглянула на Сано. — Он был добрый человек, дал мне все, о чем только может мечтать женщина.
Сано достал из-за пояса кимоно письма, найденные в доме Коноэ:
— Позвольте кое-что процитировать.
— Пожалуйста.
— "Как вы могли покинуть меня? Без вас каждый день кажется мне бессмысленной вечностью. Я как поверженный воин. Гнев разъедает мою душу, словно червь израненную плоть. Я сгораю от желания выдавить из вас строптивость. Я отомщу!"
Кодзэри вздрогнула. Тяжелые веки прикрыли глаза. Она простерла руку с поднятой ладонью в сторону Сано, будто защищаясь от жестоких слов.
— Это писал вам Левый министр, — пояснил Сано. — Вы читали?
— Я прекратила читать его письма много лет назад. Когда была послушницей, отвечала: надеялась, он убедится, что я твердо решила поселиться здесь. А как только приняла постриг, начала возвращать письма нераспечатанными. — Кодзэри закрыла лицо руками. — Я не хочу знать, что в этих бумагах.
— Я прочел их, — сказал Сано, перебирая письма. — Левый министр показался мне грубым и вспыльчивым. Таким он и был?
Кодзэри покачала головой, машинально проведя рукой по шее:
— Он изменился после того, как мы расстались.
Сано усомнился в этом. Крах семьи мог повлиять на поведение человека, но не на характер. Наверняка досада, вызванная тем, что его отвергли, усугубила или, напротив, выявила природные черты Коноэ. И немудрено. Сано обнаружил, что его крайне интересует прекрасная монахиня. «Кто вы? — захотелось ему спросить. — Какие желания вы подавляете с помощью медитаций и молитв?» Но произнес он другое:
— Коноэ когда-нибудь обращался с вами дурно?
— Никогда.
Кодзэри обернулась, и по ее взгляду Сано понял, что она увидела в чиновнике бакуфу мужчину, будто услышала невысказанные вопросы.
— Как вы относились к настойчивости Левого министра? — смущенно пробормотал Сано, словно вел не следствие об убийстве, а выяснял, есть ли у него шансы на свидание.
— Я терялась в догадках, почему муж поступает подобным образом, — ответила монахиня. — Сначала я винила себя, хотя не подавала ему никаких надежд, потом обижалась... и наконец пришла к выводу, что у Левого министра просто ущербная душа. Иначе как объяснить его неспособность признать собственное поражение? Мне стало жаль калеку.
— Тем не менее его смерть должна вас обрадовать, ведь теперь вы свободны от преследований.
Кодзэри неуверенно улыбнулась:
— Возможно, так оно и будет. Особенно если учесть, что его душа обрела покой, которого не ведала в этом мире. Но у меня пока не было времени свыкнуться с мыслью, что он ушел навеки.
Сано подумал: «А не обусловлена ли ее печаль иным? Не сыграла ли она какую-то роль в убийстве Коноэ?» Ему очень хотелось верить, что обольстительные уста не лгут, лишь профессиональная добросовестность мешала поддаться таинственному очарованию Кодзэри.
— Левый министр навешал вас? — спросил он, разрываясь между чувством и долгом. — Когда вы в последний раз виделись с ним?
Она пожала плечами, припоминая:
— Вроде бы в начале лета. Он опять ворвался в монастырь, и стража, как всегда, выпроводила его.
«Детективы перепроверят ваши показания», — в уме предупредил ее Сано и перешел к следующему этапу допроса. Пятнадцать лет пребывания в буддистском монастыре предполагали развитие сверхъестественных способностей.
— Вы практикуете здесь сюгэндо? — спросил он.
Этот комплекс приемов, включающий и технику киаи, позволял творить буквально чудеса. Буддистский монах, легендарный герой Эн-но-Гёдза, живший шестнадцать веков назад, в одиночку громил армии противников, ходил по воде, летал по воздуху, появлялся в нескольких местах одновременно. Его последователи славились познаниями в области оккультизма. Древние судьи нанимали их, чтобы читать мысли обвиняемых, а монархи обращались к ним за прорицаниями.
— Мы приверженцы того направления школы Цзэн, которое способствует выработке внутренней гармонии, — ответила Кодзэри. — У нас миролюбивый орден. Мы отрицаем насилие и не нуждаемся в боевых искусствах.
В прошлом, однако, дело обстояло иначе. Буддистские монастыри активно участвовали в военных действиях и добивались впечатляющих успехов. Поэтому сёгуны Токугавы держали их под строгим контролем, что, впрочем, ничего не гарантировало. Храм Кодай, хранитель буддистских традиций, вполне мог тайно заниматься сюгэндо во всем объеме.
«А не ошибается ли ёрики Хосина, утверждая, что посторонних в ночь убийства на территории императорской резиденции не было? — подумал Сано. — А не освоила ли Кодзэри технику киаи? А не расправилась ли она с надоевшим ей Коноэ?»
Женщина вновь сделала жест, который свидетельствовал о том, что ей явно не чужды чувственные наслаждения. Плотское желание обожгло Сано, и он задал вопрос, едва соображая, что говорит:
— Незадолго до вашего второго замужества погиб миговник... простите, мелкий чиновник из штата Левого министра Коноэ. Что вы знаете об этом?
Полуприкрытые глаза и слегка разомкнутые губы влажно поблескивали в свете горящих ламп.
— Да почти ничего. — Кодзэри с трудом перевела дыхание.
Сано, поняв, что и она сгорает от вожделения, испугался.
— Я тогда тяжело болела, мне было не до дворцовых сплетен.
Ужас и чувство вины затопили Сано. Как он смеет желать Кодзэри, когда у него есть Рэйко?!
Оставалось выяснить еще кое-что важное, но у Сано больше не было сил вести дознание.
— Извините!.. — бросил он и чуть ли не бегом кинулся вон из святилища.
Дождь поутих; в лужах отражалось свинцовое небо. Сано глубоко вдохнул сырой ароматный воздух и подивился, что это нашло на него. На выдохе он услышал свой титул и увидел спешащего к нему охранника.
— У меня для вас срочное послание! — крикнул охранник на ходу. — От вашей жены.
12
— Я пригласил вас, чтобы прояснить некоторые обстоятельства, — известил Сано Асагао.
Он сидел в приемном зале канцелярии бакуфу, занимавшей половину дворца для официальных визитов сёгуна. Напротив размещались Главная наложница императора, Правый министр, жена отрекшегося императора и группа придворных; нынешний император располагался на устланном подушками помосте. По периметру комнаты стояли на страже воины сёгуна. Асагао изображала саму безучастность, Томохито пребывал в замешательстве; прочие олицетворяли осторожность.
— Моя жена нашла вот это в ваших апартаментах, ваше высочество, — произнес Сано, указав на вешалку с окровавленными кимоно. — Пожалуйста, расскажите, как они туда попали?
В письме Рэйко, посланном в храм Кодай, содержалась просьба о незамедлительной встрече в Особняке Нидзё. Когда Сано примчался, Рэйко вручила ему уличающие предметы и описала, где и каким образом их добыла. Сано оставил Рэйко дома, а сам отправился во дворец. Вызвал он лишь Асагао, прочие явились по собственному почину.
Исидзё холодно заметил:
— Действия вашей супруги нанесли тяжкое оскорбление императорскому двору. Она не имела права обыскивать апартаменты.
Его поддержала Дзёкио:
— Госпожа Асагао и я предложили вашей жене дружбу, а она воспользовалась нашим доверием, чтобы шпионить за нами. — В голосе звучало суровое осуждение. Красивая женщина оказалась именно такой, какой ее охарактеризовала Рэйко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31