..— Простите, это я лишил их глаз? Всех... — скромно спросил Мишель-Герхард фон Штольц.— Вы, — грустно кивнул незнакомец. Что было уже даже и не смешно.— А землетрясение в Южной Америке — это тоже я?— Не знаю. Если вы там ничего не брали, то тогда — нет.Бред... Психа... Сбежавшего из Кащенко... И отчего-то признавшего в нем ровню.— Послушайте, любезнейший, — примирительно сказал Мишель-Герхард фон Штольц, — я знаю одно чудное место, где обитают ангелы в белых халатах, — они вам помогут. И заодно всему вашему народу. Идемте, я вас провожу.— Вы не понимаете! — в отчаянии ломая руки вскричал незнакомец! — Вы обладаете тем, цены чего вы не знаете, и, лишь вернув то, что вы имеете, вы сможете познать истинные масштабы своего обретения!— Что я имею, чего не знаю, но отчего-то должен вернуть? — напрямую спросил Мишель-Герхард фон Штольц. — Ответьте же, Христа ради!— Этого я вам сказать не могу, — вздохнул незнакомец. — Вы должны догадаться сами и сделать то, чего от вас ждут, по своей доброй воле, или все будет напрасно!Просто сказка какая-то, притом страшная: верни то — не знаю что, тому — не скажу кому, не то — вот меч и твоя голова с плеч!И ведь накаркал же!..— Вы думаете, я сумасшедший?— Ну что вы! — горячо возразил Мишель-Герхард фон Штольц.— Вы не верите мне!.. Тогда, чтобы вы поверили, я теперь, при вас отсеку себе палец.Да вдруг, выхватив из-под одежд кинжал и выставив вперед указательный палец, рубанул по нему что было сил.Алая кровь брызнула на белый десятитысячедолларовый костюм.Что-то шмякнулось на асфальт.Господи, да что ж это такое делается!!— Теперь вы поверили?.. Верните чужое, дабы обрести свое! — вскричал незнакомец, зажимая обрубок пальца. — И да избегнете тем страшных бед, что вы навлекаете на себя.Взглянул на собеседника да прибавил жалобно:— Если вы не поверите мне и теперь, то я...— Не надо! — взревел Мишель-Герхард фон Штольц, отпрыгивая в сторону. — Я верю вам, верю... Я все верну!.. Все, что вы ни пожелаете!..И повернувшись, что было сил бросился прочь, отчаянно размахивая своими сумками, пакетами и сетками!..И хоть, по уверениям незнакомца, лишил он зрения целый народ, сам при том остался слеп... Не признал он в незнакомце того мессию, о котором его предупреждали...Вернее, не за того принял!И не оттуда...А жаль... Глава 15 Длинны коридоры Лубянки, как сама жизнь.И кончаются тем же, чем кончается жизнь...Так думал Мишель, шагая пред часовым.— Направо!— Налево!— Вниз!..Он уже был здесь, уже ходил, уже сидел в камере средь обреченных офицеров и уже стоял пред стенкой, не на Лубянке, в ином месте, ну да это все равно. Он прошел весь тот путь почти до самого конца и теперь шел сызнова...— Стой!— К стене лицом!..— Заходи!..За дверью не оказалось мешков с песком — был просторный кабинет, полный народа — в кожанках, гимнастерках, гражданском платье. Средь них Мишель разглядел сидящего полубоком на подоконнике Председателя ВЧК Дзержинского. Все о чем-то громко спорили.— Можно войти? — гаркнул конвоир, хоть уже был внутри.— А... господин Фирфанцев? — заметил Мишеля Дзержинский. — Заходите, заходите.Вслед Мишелю сунулся было конвоир, но был остановлен окриком:— Вы можете быть свободны.— Но как же так, товарищ Дзержинский, мне надобно при нем состоять, а ну как он на вас кинется ал и руки на себя наложит, а мне через то под трибунал?— Не кинется... Вы ведь не станете ни на кого кидаться? — усмехнулся Председатель ВЧК. — А коли кинется, мы уж как-нибудь с ним справимся. Вон нас тут сколько.Все засмеялись.Недовольный конвоир вышел, прикрыв за собой дверь.— Тише, товарищи! — крикнул Дзержинский. — Тише!.. Предлагаю послушать товарища Фирфанцева, он только что прибыл из Ревеля.Мишель встал посреди кабинета, как на лобное место.— Ну же, говорите!Мишель рассказал все то, что рассказывал ранее.Присутствующие загудели.— Ну, что на это скажете, товарищ Красин?.. Леонид Борисович — где вы там? — обратился Дзержинский к мужчине совсем не «товарищеского» вида — интеллигентному, с седой бородкой клинышком.Все взоры обратились в его сторону.Но Красин при том ничуть не смутился.— Скажу, что ничего нового не услышал, — что у нас воруют, так это всяк знает. Конечно, воруют — как без того!..Все опять загалдели.— Только, позвольте вас спросить, — повысил голос Красин, — когда на Руси не воровали? Вспомните хоть того же Карамзина! Народ расейский всегда, испокон веков, был подвержен двум порокам — пьянству и воровству, отчего пил горькую и тащил что ни попадя у соседа и в особенности у государства, почитая сии ценности ничьими, тащил — да тут же вновь в трактире пропивал! Вот и эти тащат и пьют!— Так надо их за это судить и расстрелять!— Расстрелять можно и после, но только оттого другие воровать не перестанут! Поставим новых, так они тоже понесут, да поболе прежних, потому как голоднее! Лучше эти — от них хоть ясно, чего теперь ждать.— Да ведь это потворство ворам и саботажникам! — грозно выкрикнул кто-то.— Какие они воры — так, тащат по мелочи. Коли бы они были истинными ворами, так разве бы мы что узнали? — резонно возразил Красин.— Верно он говорит!..— Иные бы — все и разом украли и сами сбежали, ищи их после! А эти воруют — почти не таясь! Вот и товарищ Фирфанцев это подтверждает. Да ведь главное, что не бегут!Где мне взять преданных людей, у которых руки к золоту не потянутся? Да и есть ли такие? А коли есть, как долго мне их искать... А торговля — она не терпит.Снова заговорили все и разом. Но это уж Мишеля не касалось — для него кликнули конвоира, что вывел его вон.Через час лишь из комнаты стали выходить люди. Последним — Красин. Он задержался подле Мишеля.— Ну и понаделали вы дел!.. Воистину — услужливый дурак!..Мишель вспыхнул. Но не в его положении было задираться. Красин промокнул платком мокрый лоб, обернулся к красноармейцу, сказал:— Будьте так любезны — сопроводите арестованного за мной. — И, видя недоуменное лицо красноармейца, прибавил: — Это распоряжение Председателя ВЧК.Вновь пошли по коридорам.Куда только?..Вышли на улицу, где Красина ждала машина. Поехали.— Что ж вы сразу ко мне не пришли? — укоризненно качая головой, сказал Красин. — Чего ж сразу в Ч К?— Да ведь золото расхищалось, что не мне и не вам принадлежит, а государству! — ответил Мишель.— А что есть государство, как не населяющий его народ? — спросил Красин. — Вы согласны?— Пожалуй, — кивнул Мишель.— А народу ныне больше, чем золото, нужен хлеб, ведь золотом сыт не будешь, его не укусишь. А боле хлеба нужен мир.— Хлеб — положим, но при чем здесь мир? — не понял Мишель.— Вы, сударь, как я погляжу, политически наивная личность, — грустно улыбнулся Красин. — Поди, считаете, что войны выигрываются солдатской доблестью и силой оружия?Чего скрывать — именно так Мишель и считал! Считал, что врагов отчизны можно победить лишь в открытом бою на поле брани, отчего и пошел добровольно на германский фронт и воевал, живота своего не щадя.— Как бы не так! — пожал плечами Красин. — Может быть, в библейские времена оружие что-нибудь и значило, но только ныне все иначе. Вот хотите знать, кто в нынешней, гражданской войне беляков наголову разбил?..— Кто? — не понял вопроса Мишель.— Я, — скромно ответил Красин. — Причем не выходя из кабинета.— Но разве вы военачальник? — попытался улыбнуться, поддерживая шутку, Мишель.Хоть была это никакая не шутка!— Нет, я не военачальник, берите выше — я финансист и политик.И видя, что Мишель ничего не понял, прибавил:— Вы не задумывались, отчего Антанта, кою у нас любят называть не иначе как мировой гидрой, не смогла, как ни старалась, задушить Советскую власть?Честно говоря, Мишель о том не раз размышлял. Ведь довольно было бывшим союзникам, погрузив на транспорты десяток дивизий, высадиться в Архангельске и Мурманске, а то и под самым боком Петрограда, где-нибудь в Финском заливе, да двинуть свои армии на Москву, чтобы уж через неделю вступить под барабанный бой в Первопрестольную! Что могли им противопоставить большевики, кроме разрозненных, голодных, неуправляемых, разбегающихся во все стороны отдельных частей? Решительно — ничего! И когда Мишель читал в советских газетах об иностранной интервенции, он уверен был, что очень скоро услышит Москва чужую речь, а в московских переулках замелькают мундиры иностранного покроя! Дни считал!..А союзники никуда не пошли, застряв в северных портах. Отчего ж так?.. Или их Красин знает ответ на этот вопрос? Но коли знает — говорить не спешит.— А теперь ответьте мне на другой вопрос — почему белые гвардии не вошли в Москву?..Повторять глупые газетные лозунги о героизме Красной армии и неизбежности победы пролетариата Мишель не стал. Просто молчал.— Так я вам отвечу, — сказал за него Красин. — Потому что белые армии не получили обещанной им Антантой помощи в виде денег, оружия и амуниции. Голыми руками пришлось воевать господам белым генералам!Согласитесь, кабы беляки имели в достатке пушек, пулеметов, снарядов, патронов, да сверх того французских и английских танков и аэропланов, то доблестная Красная армия могла бы и побежать и бежала бы, не остановясь, до самого Белого моря!Да, тоже верно! Нынешняя война с обеих сторон была лапотная — без нормального снабжения, без теплого обмундирования, с трехлинеечками наперевес да с изношенными на германском фронте «максимами». Не чета германской!Все — так!— И в то время как белые армии испытывали нужду в оружии, боеприпасах, да что там говорить, даже в продовольственном снабжении, в нейтральных портах уже стояли десятки транспортов, доверху набитые вооружением. Да-с!— Отчего же они не пришли? — спросил Мишель.— Я воспрепятствовал, — вновь скромно потупился его собеседник. — Равно как остановил интервенцию...Как стало очевидно, что Советской власти не устоять, мне, по поручению Ленина, пришлось снестись с деловыми людьми в Лондоне, Париже и по ту сторону океана и предложить им выгодную сделку — золото в обмен на мир.Стоило это немало, стоило почти всего золотого запаса Российской империи, но — того стоило!Или, может быть, вы считаете, что презренный металл выше жизни человеческой?Нет, Мишель так не считал. Жизнь человеческая, она — от Бога, а злато всего лишь химический элемент.— Белых мы добьем, а вот поляков нам не одолеть, — вздохнул Красин. — Помяните мое слово! Потому как у них победу не купить, какую цену ни давай, ведь для них это война с захватчиком! С нами!— Куда же шло то золото, что сопровождал я? — спросил Мишель.— По старым сделкам, — ответил Красин, — мы дорожим партнерскими отношениями.Теперь все стало более-менее понятно.Золото уходило, уходило эшелонами, но уходило в обмен на мир. Воистину, это была сделка века! Пока армии белых и красных рубились на полях сражений за свои идеалы, за их спинами решалась судьба их победы! И победил тот, кто смог дать больше!Победил вот этот интеллигентный, с бородкой клинышком господин!— Но как можно поручать столь важное дело столь нечистым на руку людям? — подивился Мишель.— Таким только и можно! — ответил Красин. — Продать золото обычным путем невозможно, лишь через цепочку посредников, которые не будут отличаться щепетильностью. Ревель лишь один из маршрутов...— Да, я знаю, другой идет через Финляндию, — кивнул Мишель.Красин удивленно вскинул бровь:— Откуда?!— Я сидел в финской тюрьме за контрабанду бриллиантов, — ответил Мишель.— Да, и через Финляндию тоже, — подтвердил Красин. — И не только через нее. Конечно, используя подобного рода каналы, мы несем убытки, но сие есть неизбежная жертва. Если хотите — комиссия. Там, где золото, — там всегда воры.— Но ведь этих вы сами поставили! — напомнил Мишель.— Лучше этих, чем других... Они покуда воруют, пьют, спускают деньги на девок, но можно считать, что их уже нет. И они знают, что их уже почти нет! Все они понесут справедливое возмездие и будут вскорости расстреляны, так зачем жертвовать преданными людьми?Да, верно — все понял Мишель. Понял больше, чем было сказано. Столь серьезная сделка требует соблюдения тайны. Фартовые ребята, с которыми он имел дело, служа прежде в уголовном сыске, тоже, разжившись «рыжьем», посылали к скупщикам, в качестве посредников, мелких урок, коих им не было жаль. А после, случалось, резали их на Хитровке, дабы никто не узнал, куда ушло снятое с мертвецов золото.Как видно, мировой порядок мало отличается от уголовного. А раз так, то Глушков с Граковским и иже с ними обречены!.. Но... ведь тогда и он тоже, коли он участвовал в вывозе золота и узнал то, чего знать не следует!Уж не потому ли Красин с ним так разоткровенничался?— Мне жаль, — сказал Красин, — что вы угодили в сей скверный переплет, ну да теперь все позади — можете возвращаться к своей работе. Вы ведь, кажется, сокровища бриллиантовой комнаты ищете, что пропали в четырнадцатом году при перевозке их из Петрограда в Москву?— Что? — не понял в первое мгновение Мишель, потому что думал о своем. — Да, ищу.— Найдете?— Постараюсь, — пообещал Мишель, хоть не был в том уверен.— Обязательно найдите, нам теперь деньги ох как нужны — нам страну из руин поднимать! — сказал Красин. И уж иным тоном прибавил: — Должен уведомить вас, что решением Коллегии ВЧК вы поступаете теперь в мое распоряжение!..Так вот почему ему даровали жизнь — в обмен на поиск утраченных царских сокровищ! Сколько раз уж бриллианты дома Романовых почти убивали его и сколько же раз возвращали к жизни! Они — его рок, но они же — ангел-хранитель!— Идите и — ищите!..«А запонки-то у него бриллиантовые!..» — вдруг отметил Мишель. Хотел было закурить попросить, да отчего-то передумал...Уже на пути в экспертную комиссию Мишель подумал, что не спасение это, но лишь отсрочка приговора — не найти ему тех сокровищ, коль он их с шестнадцатого года ищет да все никак сыскать не может!..С теми думами и в комиссию Горького пришел. А там, едва дверь отворил, навстречу ему бросился с распростертыми объятиями Валериан Христофорович да, облапав его, стал тискать и мять, будто медведь, и кричать что есть мочи:— А-а! Милостивый государь... пропащий наш... объявились-таки, а мы уж не чаяли!..Да вдруг, посреди сердечных приветствий, отстранился и, погрозив пальцем, сказал наставительно:— Вот вы, сударь, все это время где-то пропадали, а я меж тем, времени зря не теряя, ваши пропавшие сокровища сыскал!Да-с!.. Глава 16 Холодна зима на Руси — изо рта пар валит, на усах и бороде сосульками оседая, за нос ледяными пальцами хватает, за пазуху лезет. Бр-р!..А в лесу и того пуще — под ногами сугробы по грудь, на деревьях снег шапками, с неба белые хлопья валят, все и вся заметая, — нет спасения человеку без огня. Оттого горит на поляне костер, красным пятном средь белых снегов тлея — в утоптанном кругу на уголья, жаром дышащие, горой стволы сосен навалены, пламя такое, что верхушки деревьев лижет, отчего рушатся вниз подтаявшие снежные комья. Пред костром топчутся люди в мужицких тулупах, кушаками перепоясанные, — то одним боком к пламени повернутся, то другим — лица у всех дикие, заросшие, глядеть страшно. Топчутся да промеж себя говорят...— Jch friere an den Fussken, sin eiskalt...— Wie lange sollen wir noch warten bei dieser Kalte? Wir frieren uns zu Tode!..— Guck mal, deine Wangen sind ganz weise Такой мороз, что ноги отморозил.
— Сколь ждать можно? Да ведь замерзнем совсем!
— Глянь, у тебя щеки белые... (нем.)

.Да ведь не по-русски ж они говорят-то!..Как же так — с виду иваны, а речь иноземная!Чудеса, да и только!.. Как занесло их на Русь в леса дремучие, что меж Санкт-Петербургом и Москвой стеной стоят, чего им здесь надобно?И отчего меж Иванов ряженых ходит человек в платье европейском да щегольском и каждого с превеликим усердием осматривает — чтоб не было при них вещиц иноземных, а все лишь исконно русское? Коли найдет кисет али трубку — счас швыряет их в снеги, ногами топчет, а виновника по лицу кулаком бьет, да не жалеючи, так, что кровь во все стороны брызжет и зубы в снег плюются! Кричит:— Велено было вам, шельмы, ничего при себе не иметь, что вас от русичей отличает! В другой раз, коли найду чего — на месте зарублю!Да ведь не шутит, не грозит, а коли обещал — так зарубит, глазом не моргнув, — таков нрав у Фридриха Леммера!Недовольно ворчат иваны — к чему сей маш-керад, к чему не бриться, не стричься, да сверх того в латаные-перелатаные лохмотья рядиться, будто в привычном платье на большую дорогу выйти нельзя? Да разве не довольно того, чтоб они издали на разбойников походили?..И невдомек им, что нужен сей машкерад единственно на случай, коли убьют кого из них да свезут мертвеца в Санкт-Петербург, дабы опознать его. Оттого должно быть ему не бритым и не стриженым, дурно пахнуть, под шубами сопрев, и не иметь при себе никаких вещиц иноземных, кои могут указать на его происхождение! Вот отчего так старается Фридрих, сам каждого ощупывая и оглядывая, чтоб никакой малости не пропустить!— А это чего?— Так кинжал!— А кинжал чей, бестолочь такая?!— Голландского мастера Юргенса Брауха, из города Амстердама, что на всю Европу славен своим умением оружие ковать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22