Усмотрев на ремешке выведенный несмываемой краской номер, Дорохов отыскал шкафчик с теми же цифрами; отпер ключиком замок и обнаружил внутри стопку чистого и отглаженного белья: два махровых полотенца, две простыни, шапочку. Внизу лежали упакованные в целлофан резиновые тапочки невероятного размера…
Раздеваясь, он осторожно разглядывал посетителей, но знакомого лица не увидел. Обмотав вокруг талии простынь, водрузив на голову шапку и напялив исполинские сланцы, запер шкаф. А застегивая на запястье ремешок, завертел головой в выборе дальнейшего направления.
В небольшой и ярко освещенной комнате под названием "Элеотезий" стояло в ряд шесть топчанов. На двух из них блестели нагие мужские тела; два крепких массажиста колдовали над млевшими от удовольствия клиентами. "Так… здесь его нет", – повернул майор к следующей двери.
Вдоль стен "Gymnasion" располагался с десяток тренажеров, и лишь единственный пожилой еврей – должно быть, завсегдатай термы, изъявил желание бряцать железками на одном из них.
"Tepidarium" встретил приглушенным желтым светом и упругой волной теплого воздуха. Посередине внушительного помещения рябил бирюзовыми бликами бассейн, вокруг него – вдоль украшенных мозаикой стен, ютились узкие каменные лавочки.
"А тут придется слегка задержаться. Во-первых, не стоит бегать по всей бане и привлекать внимание. А во-вторых, многовато народу – всех сразу не разглядеть…"
В терпидарии находилось, по меньшей мере, три десятка человек. Кто-то, не шевелясь, стоял по шею в воде; кто-то медленно плавал вдоль невысоких бортиков. Но большинство мужчин спокойно восседали на лавочках – либо молча, либо негромко беседуя.
"Вероятно, это некий предбанник – для предварительного разогрева, – предположил Дорохов, – здесь тепло, но не жарко. А настоящая парная должна быть дальше".
Под дальним сводом действительно белела очередная табличка, но расстояние не позволяло разобрать букв. Да его и не интересовали названия из давно умершего языка. Мучил другой вопрос: куда подевался Оська? Потому и собирался рассмотреть лица тех, кто обосновался в теплом зале со сводчатым потолком.
"Странно, но почему-то никто не выходит из парилки", – осторожно разглядывая соседей, отметил Артур. Дверь с белой табличкой изредка открывалась, и в клубах белесого пара исчезал очередной желающий пропотеть. Однако обратно в терпидарий он уже не возвращался…
Вскоре молодой человек не вытерпел бездействия: встал, бросил на лавку шапочку с простынкой, скинул с ног резиновые "лыжи" и подивился искусственной теплоте каменного пола. Сашку в зале он так и не узрел, а перед заходом в "Caldarium" – самое жаркое помещение с горячими ваннами, следовало ополоснуться в теплом бассейне. Так, во всяком случае, поступало большинство посетителей термы.
Отправился в воду и он…
По мере знакомства с римской экзотикой беспокойство майора усиливалось. В кальдарии капитана тоже найти не удалось – напрасно он вглядывался в силуэты людей сквозь плотный горячий пар, напрасно обшарил пятиметровую горячую ванну. Бесшабашного грузина нигде не было…
С досады Дорохов снова взялся вспоминать каждую строчку письма Александра Сергеевича, напрягать фантазию и обдумывать последствия самого скверного из вариантов – если встретить напарника не удастся.
Ситуация складывалась скверной. Из ресторана Александр ушел неспроста – наверняка почувствовал за собой слежку. Хвост, скорее всего, прицепился где-нибудь в окрестностях Института океанографии. Значит и им с Ириной появляться там опасно. А как не появляться, если Сашка до сих пор не передал диск с записью съемки?… Да и решение поставленной перед группой задачи без приближения к объекту и непосредственного контакта с сотрудниками виделось невозможным.
С этими невеселыми мыслями и с затуманенной от жары головой он двинулся к залу с табличкой "Frigidarium"…
Пышущий жаром ад остался позади, тело обожгло прозрачным холодом.
– Фу-ух… – немного отдышавшись, прислонился он спиной к прохладной стене.
Народу в этом помещении было немного: какой-то старикан возлегал на скамье, еще одно тело лениво рассекало воду в просторном бассейне.
Через минуту, скинув насквозь промокшую простынку, молодой человек решительно спустился по ступенькам в ледяную купель.
И в тот же миг кто-то навалился на него сзади, обхватил крепкими руками, поволок под воду…
"Ну, засранец! Удавлю, если не захлебнусь!…" – увидел он под водой радостную физиономию друга. Всплыв на поверхность, покосился на бездвижное тело старца. Любитель попариться явно пребывал в нирване: ни обычного для пожилого возраста надменного любопытства, ни возмущения шалостями двух взрослых мужиков. И вообще, если б не вздымавшаяся от тяжелого дыхания грудь, дедок вполне сошел бы за покойника.
Артур изобразил ужасную гримасу и отвесил Оське смачный подзатыльник.
– За что?! – шепотом возопил тот.
– За то! Бестолочь!… Мля, еле нашел тебя тут. Уже не знал, что думать!…
– Так это ж хорошо! Зэ-значит, отличное местечко я выбрал для встречи. И, кстати, не ты меня, а я тебя нашел.
– Ладно, кончай с лирикой. Ты все здесь осмотрел? Где можно спокойно поговорить?
– А везде!… Хочешь – прямо в этом бассейне.
– Нет, тут яйца отморозим, – мотнул головой Дорохов и потихоньку пошел к ступеням.
Александр предложил:
– Тогда идем в раздевалку. Или в гимнастический зал…
Почему из жаркой парилки никто не возвращался в терпидарий, майор догадался, покинув ледяной фригидарий и оказавшись в раздевалке. Все залы римской термы попросту соединялись коридорами, образуя замкнутый круг.
Молодые мужчины проследовали вдоль рядов одинаковых шкафчиков; далее Осишвили, успевший неплохо изучить лабиринты, завернул в крохотную комнатку с несколькими пустовавшими креслами, парой журнальных столиков и стойким табачным запахом.
– Здесь можно покурить, – бесцеремонно потянулся Сашка к оставленной кем-то пачке сигарет.
Щелкнув чужой зажигалкой, Артур осторожно поинтересовался:
– Вчера случились неприятности?
– Конечно. Неужели бы я повелся на плоские сиськи той бэ-блондинки!?
– Так уж и плоские?…
– Да-а… ни сисек, ни задницы. И лобок волосатый как у обезьяны!
– А обезьян-то ты где щупал? В сухумском питомнике, что ли?…
– Не, я тогда маленький был.
– Сегодня в кильватере спокойно?
– Все путем. А вчера дважды пришлось поднапрячься. Ну, ты же зэ-знаешь – я везунчик.
– Везунчик… Ксиву-то сменил?
– Разумеется, – кивнул он и, наклонившись к самому уху приятеля, пояснил: – Из отеля тоже ночью съехал – на пляже под лунным светом загорал сэ-среди любителей ночного купания. А утром определился в гостиницу поскромнее на окраине. Из номера не вылезал до поездки к Морскому музею. Отсыпался, телек посмотрел… А как вы с супругой провели вэ-время?
В курительной комнате никого, кроме них не было; беглый осмотр стен, потолка и скудного интерьера результатов не дал – ни камер, ни микрофонов, ни другой оперативной техники. И, тем не менее, говорили они приглушенно, тщательно избегая малейших намеков на истинную цель визита в Израиль.
– Ничего. Отдыхаем потихоньку, по музеям ходим…
– Ничего ничему – рознь, – хитро прищурился молодой грузин. – С постоянным-то партнером веселее, чем со всякими бл… блондинками.
– Это точно, – затягиваясь дымком, согласился майор: – А ты? Помнится, ты мечтал осмотреть не только святыни на склоне Кармель, но и запечатлеть пригород. Получилось или не успел?
– Отчего же – поснимал. Вчера нанял таксиста и катался с ним часа дэ-два вокруг Хайфы. Хорошие, доложу тебе, места. Живописные!
Докурив, они отправились в раздевалку. И лишь по дороге до шкафчиков рискнули перекинуться парой фраз открытым текстом.
– Диск с тобой?
– В кармане брюк. Ты одевайся помедленнее, а я щас быстро соберусь, пэ-пройду на выход мимо и передам.
– Договорились. Как впечатления об объекте?
– Хреновое. Такси свернуло к нему с шоссе не более чем на минуту. И тут же хэ-хвост нарисовался. Так что самим туда соваться не следует – охранники постоянно секут в мониторы. Лучше действовать по второму плану.
– Ладно, обсудим сегодня с "женой". Что за машина висела на хвосте?
– Темно-серый "бумер" с обычным израильским номером: семь черных цифр на желтом фоне. Цифры запоминать не стал – у них, небось, запасных номеров в гараже больше чем гаечных кэ-ключей.
– Согласен. Где встречаемся в следующий раз?
– Есть одно укромное местечко.
– Знаешь… Расскажи-ка мне об этом местечке сам, а то я мозги перегрел, отгадывая шарады нашего полководца.
Оська беззвучно хохотнул, приобнял приятеля и прошептал на ухо координаты.
– Годится, – кивнул тот и, протянув на прощание руку, поторопил: – Одевайся и тащи диск – мне пора отчаливать. Везунчик…
Глава пятая
Россия
Чечня; Ханкала
Краснодарский край; Адлер
8-19 июня
Жизнь опять искусственно поделилась на две части: на ту, что была до госпиталя и ту, которая ожидала после. В первые дни никто из врачей не брался предположить, каковы будут последствия часового пребывания конечности под огромным куском обвалившейся стены. Потому и оставалось, лежа на больничной койке, гнать из головы нехорошие мысли о смутном "одноногом" будущем.
В ханкалинский военный госпиталь он загремел уже в четвертый раз. Дважды "прохлаждался" с легкими ранениями, а год назад залег почти на два месяца – осколок гранаты пробил легкое и застрял в ребре, в трех сантиметрах от позвоночника. Как тогда выразился военврач: "в дюйме от полного паралича". Но благо – обошлось…
И вот он снова в почти родных пенатах. Даже доктора с медсестрами узнают и кивают. Кажется, довелось пожить и в этой палате – только не у окна, как сейчас, а на соседней койке. Война угасала, и в прошлом году четырехместная офицерская палата была заполнена на пятьдесят процентов – помимо капитана здесь обитала здоровая гипсовая мумия с вечно улыбавшейся головой старлея Бородкина. Днем он улыбался, а ночью распугивал дежурный медперсонал женского пола, истошно выкрикивая: "Минет! Минет!" Позже выяснилось, что снится ему каждую ночь непреодолимая задача: суровый приказ идти вперед, и преграждающее путь бескрайнее минное поле. Бедолага мечется меж двух огней; решает, как быть: остаться на позиции и загреметь под трибунал или идти вперед – на верную смерть. И вдруг Господь посылает озарение: Бородкин видит в поле свободный от мин проход. Видит, да никак не может поднять в атаку своих охламонов. Не может и, чуть не плача, голосит: "Мин нет! Мин нет!…"
Но та веселуха происходила год назад. Теперь же приходилось скучать в палате одному. Поначалу врачи с сомнением качали головами и помалкивали: ниже коленного сустава повреждены вены и сухожилия; имеются пораженные некрозом участки…
Быстренько сделали кучу рентгеновских снимков; покопались скальпелями под суставом; удалили омертвевшую ткань. Заштопали, перевязали, напичкали антибиотиками. И вскоре молодой организм взял верх. Вначале сняли швы, потом хирург выдал костыли и повелел побольше ходить – разрабатывать ногу. Пять дней спустя Миронов поменял костыли на палочку. А позавчера впервые прошелся по двору без нее.
Он старался меньше думать о травме и не смотреть на перебинтованную ногу; между прогулками подолгу лежал неподвижно, уставившись то на электрическую розетку, то на слабо качавшиеся вертикальные жалюзи, то в бесконечную белизну потолка.
Теребил свой давний талисман – пулю от патрона 5,45в39, что постоянно носил на капроновой нити на шее. И вспоминал, вспоминал…
Весна в прошлом году задержалась. В мае на равнине стояла жара, а чуть выше – в горных ущельях местами еще лежал снег.
Бригаду привлекли к войсковой операции по ликвидации остатков бандгруппы, и подразделению Миронова нарезали немалый квадрат на границе с Ингушетией. Его-то и предстояло прошерстить вдоль и поперек. Капитан отобрал тридцать бойцов; приказал взять обычное оружие, по тройному боекомплекту, сухпай. Пятьдесят верст через Урус-Мартан до реки Гэхи тряслись на броне; потом проверили связь и двинулись на юго-запад пешком…
За шесть часов оставшегося светлого времени обшарили половину ущелья, заминировали идущую низом тропу и чуть повыше расположились на ночлег. Миронов выставил два дозора, остальным повелел ужинать и отдыхать.
А утром все и случилось.
Снова осмотрев ущелье и оба склона, командир повел группу наверх, дабы связаться с базой и доложить о "чистоте" квадрата. И тут с какого-то сопливого уступа, где и пяток баранов рядком не поместится, долбанул гранатомет.
Лидером шел сержант – вроде, опытный вояка и должен был заметить, предвидеть… Или хотя бы насторожиться. Теперь никто не знает, о чем он там думал…
Парня разорвало на "пельмени", а шедшего вторым Миронова шибануло взрывной волной, отбросило метра на три назад, ударило о землю. И за этим он совершенно не почувствовал осколка, пробившего и жилет, и запасной магазин в кармашке. Оглушенный, он даже пытался подняться и дал пару очередей по уступу, но душившая боль в груди, заставила согнуться, закашляться. В легких что-то жгло и клокотало; изо рта при кашле летели пенистые кровяные клочья…
Та схватка была скоротечной – и боем-то не назовешь. Завидев такой поворот, бойцы озверели и в живых не оставили ни одного из четверых бандитов. Да и то, правда – к чему эти условности? Следствия, суды, сроки…
Потом рысцой таранили на себе раненного командира наверх, орали матом в эфир – вызывали "вертушку". Счет времени в то утро капитан потерял: то бился в кашле, то затыкал бинтом перевязочного пакета крохотную дырку на груди под правым соском, через которую при каждом выдохе сочилась кровь. Казалось, и часа не прошло с момента взрыва, как оказался на операционном столе. На самом деле хирурги им занялись лишь под вечер…
Нога подживала быстро. Пришедшая на смену костылей палочка, скоро тоже оказалась ненужной и заняла постоянное место в углу палаты. Спецназовец при ходьбе заметно прихрамывал, но решительно управлялся без вспомогательных приспособлений. И вскоре военврач поддался на уговоры: оформил выписку, вручил пакет документов и, пожав на прощание руку, пожелал боле не появляться в госпитале. И вот, по истечении десяти дней скучного пребывания в палате, он снова возвращается в бригаду…
Друзья встретили тепло, однако комбриг, обняв, отчего-то избегал смотреть в глаза. Спустя час построил на плацу подчиненных, торжественно вручил капитану "Орден мужества" и… негромко попросил зайти в кабинет.
– Тут такое дело, Игорь… Да ты садись – чего на одной ноге маешься? – начал он, постукивая карандашом по какому-то листку с гербовыми печатями. – В общем, все как водится в нашей богатой на дураков державе. Сначала прислали приказ о награждении, а следом… вот… еще одна писулька подоспела.
– "Привет" от контрразведки? – догадался капитан.
– Он самый. Только через наше командование.
– И что пишут?
– А!… – переломил тот в сердцах карандаш. – Приказ о твоем переводе.
– О каком переводе? Куда?! – опешил Миронов.
– Не кипятись. Сначала пришел приказ о снятии с должности командира роты. Звонили, пытались с замом убедить, отстоять… Не вышло – распоряжение исходит сверху. Из Москвы. Тогда связались с кадровиком из штаба – попросили пособить: дескать, штат бригады укомплектован и других должностей нет. В итоге нам предложили либо вывести тебя за штат, либо временно перевести.
– Понятно, – мрачно выдавил капитан. – И куда же?
– Не тушуйся, Игорь – не все так плохо, как кажется. Выхлопотали неплохое местечко – самый юг Краснодарского края. Перекантуешься с годик – отдохнешь, послужишь в человеческих условиях. А как страсти улягутся – мы тебя обратно вытащим.
– И на том спасибо.
– Не вешай нос. Сейчас выделю тебе машину. Поезжай, представься командиру части, а оттуда – в отпуск. Тебе три месяца отгулять полагается: по ранению, старые долги по отпускам. Пока познакомишься с новыми товарищами, пока войдешь в курс… Не успеешь оглянуться и год проскочит.
* * *
Небольшая воинская часть – что-то вроде батальона охраны, располагалась на самой окраине Адлера. Длинный бетонный забор, соседствующий с утопающими в зелени домишками; металлические ворота с кривыми и давно не знавшими краски звездами;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Раздеваясь, он осторожно разглядывал посетителей, но знакомого лица не увидел. Обмотав вокруг талии простынь, водрузив на голову шапку и напялив исполинские сланцы, запер шкаф. А застегивая на запястье ремешок, завертел головой в выборе дальнейшего направления.
В небольшой и ярко освещенной комнате под названием "Элеотезий" стояло в ряд шесть топчанов. На двух из них блестели нагие мужские тела; два крепких массажиста колдовали над млевшими от удовольствия клиентами. "Так… здесь его нет", – повернул майор к следующей двери.
Вдоль стен "Gymnasion" располагался с десяток тренажеров, и лишь единственный пожилой еврей – должно быть, завсегдатай термы, изъявил желание бряцать железками на одном из них.
"Tepidarium" встретил приглушенным желтым светом и упругой волной теплого воздуха. Посередине внушительного помещения рябил бирюзовыми бликами бассейн, вокруг него – вдоль украшенных мозаикой стен, ютились узкие каменные лавочки.
"А тут придется слегка задержаться. Во-первых, не стоит бегать по всей бане и привлекать внимание. А во-вторых, многовато народу – всех сразу не разглядеть…"
В терпидарии находилось, по меньшей мере, три десятка человек. Кто-то, не шевелясь, стоял по шею в воде; кто-то медленно плавал вдоль невысоких бортиков. Но большинство мужчин спокойно восседали на лавочках – либо молча, либо негромко беседуя.
"Вероятно, это некий предбанник – для предварительного разогрева, – предположил Дорохов, – здесь тепло, но не жарко. А настоящая парная должна быть дальше".
Под дальним сводом действительно белела очередная табличка, но расстояние не позволяло разобрать букв. Да его и не интересовали названия из давно умершего языка. Мучил другой вопрос: куда подевался Оська? Потому и собирался рассмотреть лица тех, кто обосновался в теплом зале со сводчатым потолком.
"Странно, но почему-то никто не выходит из парилки", – осторожно разглядывая соседей, отметил Артур. Дверь с белой табличкой изредка открывалась, и в клубах белесого пара исчезал очередной желающий пропотеть. Однако обратно в терпидарий он уже не возвращался…
Вскоре молодой человек не вытерпел бездействия: встал, бросил на лавку шапочку с простынкой, скинул с ног резиновые "лыжи" и подивился искусственной теплоте каменного пола. Сашку в зале он так и не узрел, а перед заходом в "Caldarium" – самое жаркое помещение с горячими ваннами, следовало ополоснуться в теплом бассейне. Так, во всяком случае, поступало большинство посетителей термы.
Отправился в воду и он…
По мере знакомства с римской экзотикой беспокойство майора усиливалось. В кальдарии капитана тоже найти не удалось – напрасно он вглядывался в силуэты людей сквозь плотный горячий пар, напрасно обшарил пятиметровую горячую ванну. Бесшабашного грузина нигде не было…
С досады Дорохов снова взялся вспоминать каждую строчку письма Александра Сергеевича, напрягать фантазию и обдумывать последствия самого скверного из вариантов – если встретить напарника не удастся.
Ситуация складывалась скверной. Из ресторана Александр ушел неспроста – наверняка почувствовал за собой слежку. Хвост, скорее всего, прицепился где-нибудь в окрестностях Института океанографии. Значит и им с Ириной появляться там опасно. А как не появляться, если Сашка до сих пор не передал диск с записью съемки?… Да и решение поставленной перед группой задачи без приближения к объекту и непосредственного контакта с сотрудниками виделось невозможным.
С этими невеселыми мыслями и с затуманенной от жары головой он двинулся к залу с табличкой "Frigidarium"…
Пышущий жаром ад остался позади, тело обожгло прозрачным холодом.
– Фу-ух… – немного отдышавшись, прислонился он спиной к прохладной стене.
Народу в этом помещении было немного: какой-то старикан возлегал на скамье, еще одно тело лениво рассекало воду в просторном бассейне.
Через минуту, скинув насквозь промокшую простынку, молодой человек решительно спустился по ступенькам в ледяную купель.
И в тот же миг кто-то навалился на него сзади, обхватил крепкими руками, поволок под воду…
"Ну, засранец! Удавлю, если не захлебнусь!…" – увидел он под водой радостную физиономию друга. Всплыв на поверхность, покосился на бездвижное тело старца. Любитель попариться явно пребывал в нирване: ни обычного для пожилого возраста надменного любопытства, ни возмущения шалостями двух взрослых мужиков. И вообще, если б не вздымавшаяся от тяжелого дыхания грудь, дедок вполне сошел бы за покойника.
Артур изобразил ужасную гримасу и отвесил Оське смачный подзатыльник.
– За что?! – шепотом возопил тот.
– За то! Бестолочь!… Мля, еле нашел тебя тут. Уже не знал, что думать!…
– Так это ж хорошо! Зэ-значит, отличное местечко я выбрал для встречи. И, кстати, не ты меня, а я тебя нашел.
– Ладно, кончай с лирикой. Ты все здесь осмотрел? Где можно спокойно поговорить?
– А везде!… Хочешь – прямо в этом бассейне.
– Нет, тут яйца отморозим, – мотнул головой Дорохов и потихоньку пошел к ступеням.
Александр предложил:
– Тогда идем в раздевалку. Или в гимнастический зал…
Почему из жаркой парилки никто не возвращался в терпидарий, майор догадался, покинув ледяной фригидарий и оказавшись в раздевалке. Все залы римской термы попросту соединялись коридорами, образуя замкнутый круг.
Молодые мужчины проследовали вдоль рядов одинаковых шкафчиков; далее Осишвили, успевший неплохо изучить лабиринты, завернул в крохотную комнатку с несколькими пустовавшими креслами, парой журнальных столиков и стойким табачным запахом.
– Здесь можно покурить, – бесцеремонно потянулся Сашка к оставленной кем-то пачке сигарет.
Щелкнув чужой зажигалкой, Артур осторожно поинтересовался:
– Вчера случились неприятности?
– Конечно. Неужели бы я повелся на плоские сиськи той бэ-блондинки!?
– Так уж и плоские?…
– Да-а… ни сисек, ни задницы. И лобок волосатый как у обезьяны!
– А обезьян-то ты где щупал? В сухумском питомнике, что ли?…
– Не, я тогда маленький был.
– Сегодня в кильватере спокойно?
– Все путем. А вчера дважды пришлось поднапрячься. Ну, ты же зэ-знаешь – я везунчик.
– Везунчик… Ксиву-то сменил?
– Разумеется, – кивнул он и, наклонившись к самому уху приятеля, пояснил: – Из отеля тоже ночью съехал – на пляже под лунным светом загорал сэ-среди любителей ночного купания. А утром определился в гостиницу поскромнее на окраине. Из номера не вылезал до поездки к Морскому музею. Отсыпался, телек посмотрел… А как вы с супругой провели вэ-время?
В курительной комнате никого, кроме них не было; беглый осмотр стен, потолка и скудного интерьера результатов не дал – ни камер, ни микрофонов, ни другой оперативной техники. И, тем не менее, говорили они приглушенно, тщательно избегая малейших намеков на истинную цель визита в Израиль.
– Ничего. Отдыхаем потихоньку, по музеям ходим…
– Ничего ничему – рознь, – хитро прищурился молодой грузин. – С постоянным-то партнером веселее, чем со всякими бл… блондинками.
– Это точно, – затягиваясь дымком, согласился майор: – А ты? Помнится, ты мечтал осмотреть не только святыни на склоне Кармель, но и запечатлеть пригород. Получилось или не успел?
– Отчего же – поснимал. Вчера нанял таксиста и катался с ним часа дэ-два вокруг Хайфы. Хорошие, доложу тебе, места. Живописные!
Докурив, они отправились в раздевалку. И лишь по дороге до шкафчиков рискнули перекинуться парой фраз открытым текстом.
– Диск с тобой?
– В кармане брюк. Ты одевайся помедленнее, а я щас быстро соберусь, пэ-пройду на выход мимо и передам.
– Договорились. Как впечатления об объекте?
– Хреновое. Такси свернуло к нему с шоссе не более чем на минуту. И тут же хэ-хвост нарисовался. Так что самим туда соваться не следует – охранники постоянно секут в мониторы. Лучше действовать по второму плану.
– Ладно, обсудим сегодня с "женой". Что за машина висела на хвосте?
– Темно-серый "бумер" с обычным израильским номером: семь черных цифр на желтом фоне. Цифры запоминать не стал – у них, небось, запасных номеров в гараже больше чем гаечных кэ-ключей.
– Согласен. Где встречаемся в следующий раз?
– Есть одно укромное местечко.
– Знаешь… Расскажи-ка мне об этом местечке сам, а то я мозги перегрел, отгадывая шарады нашего полководца.
Оська беззвучно хохотнул, приобнял приятеля и прошептал на ухо координаты.
– Годится, – кивнул тот и, протянув на прощание руку, поторопил: – Одевайся и тащи диск – мне пора отчаливать. Везунчик…
Глава пятая
Россия
Чечня; Ханкала
Краснодарский край; Адлер
8-19 июня
Жизнь опять искусственно поделилась на две части: на ту, что была до госпиталя и ту, которая ожидала после. В первые дни никто из врачей не брался предположить, каковы будут последствия часового пребывания конечности под огромным куском обвалившейся стены. Потому и оставалось, лежа на больничной койке, гнать из головы нехорошие мысли о смутном "одноногом" будущем.
В ханкалинский военный госпиталь он загремел уже в четвертый раз. Дважды "прохлаждался" с легкими ранениями, а год назад залег почти на два месяца – осколок гранаты пробил легкое и застрял в ребре, в трех сантиметрах от позвоночника. Как тогда выразился военврач: "в дюйме от полного паралича". Но благо – обошлось…
И вот он снова в почти родных пенатах. Даже доктора с медсестрами узнают и кивают. Кажется, довелось пожить и в этой палате – только не у окна, как сейчас, а на соседней койке. Война угасала, и в прошлом году четырехместная офицерская палата была заполнена на пятьдесят процентов – помимо капитана здесь обитала здоровая гипсовая мумия с вечно улыбавшейся головой старлея Бородкина. Днем он улыбался, а ночью распугивал дежурный медперсонал женского пола, истошно выкрикивая: "Минет! Минет!" Позже выяснилось, что снится ему каждую ночь непреодолимая задача: суровый приказ идти вперед, и преграждающее путь бескрайнее минное поле. Бедолага мечется меж двух огней; решает, как быть: остаться на позиции и загреметь под трибунал или идти вперед – на верную смерть. И вдруг Господь посылает озарение: Бородкин видит в поле свободный от мин проход. Видит, да никак не может поднять в атаку своих охламонов. Не может и, чуть не плача, голосит: "Мин нет! Мин нет!…"
Но та веселуха происходила год назад. Теперь же приходилось скучать в палате одному. Поначалу врачи с сомнением качали головами и помалкивали: ниже коленного сустава повреждены вены и сухожилия; имеются пораженные некрозом участки…
Быстренько сделали кучу рентгеновских снимков; покопались скальпелями под суставом; удалили омертвевшую ткань. Заштопали, перевязали, напичкали антибиотиками. И вскоре молодой организм взял верх. Вначале сняли швы, потом хирург выдал костыли и повелел побольше ходить – разрабатывать ногу. Пять дней спустя Миронов поменял костыли на палочку. А позавчера впервые прошелся по двору без нее.
Он старался меньше думать о травме и не смотреть на перебинтованную ногу; между прогулками подолгу лежал неподвижно, уставившись то на электрическую розетку, то на слабо качавшиеся вертикальные жалюзи, то в бесконечную белизну потолка.
Теребил свой давний талисман – пулю от патрона 5,45в39, что постоянно носил на капроновой нити на шее. И вспоминал, вспоминал…
Весна в прошлом году задержалась. В мае на равнине стояла жара, а чуть выше – в горных ущельях местами еще лежал снег.
Бригаду привлекли к войсковой операции по ликвидации остатков бандгруппы, и подразделению Миронова нарезали немалый квадрат на границе с Ингушетией. Его-то и предстояло прошерстить вдоль и поперек. Капитан отобрал тридцать бойцов; приказал взять обычное оружие, по тройному боекомплекту, сухпай. Пятьдесят верст через Урус-Мартан до реки Гэхи тряслись на броне; потом проверили связь и двинулись на юго-запад пешком…
За шесть часов оставшегося светлого времени обшарили половину ущелья, заминировали идущую низом тропу и чуть повыше расположились на ночлег. Миронов выставил два дозора, остальным повелел ужинать и отдыхать.
А утром все и случилось.
Снова осмотрев ущелье и оба склона, командир повел группу наверх, дабы связаться с базой и доложить о "чистоте" квадрата. И тут с какого-то сопливого уступа, где и пяток баранов рядком не поместится, долбанул гранатомет.
Лидером шел сержант – вроде, опытный вояка и должен был заметить, предвидеть… Или хотя бы насторожиться. Теперь никто не знает, о чем он там думал…
Парня разорвало на "пельмени", а шедшего вторым Миронова шибануло взрывной волной, отбросило метра на три назад, ударило о землю. И за этим он совершенно не почувствовал осколка, пробившего и жилет, и запасной магазин в кармашке. Оглушенный, он даже пытался подняться и дал пару очередей по уступу, но душившая боль в груди, заставила согнуться, закашляться. В легких что-то жгло и клокотало; изо рта при кашле летели пенистые кровяные клочья…
Та схватка была скоротечной – и боем-то не назовешь. Завидев такой поворот, бойцы озверели и в живых не оставили ни одного из четверых бандитов. Да и то, правда – к чему эти условности? Следствия, суды, сроки…
Потом рысцой таранили на себе раненного командира наверх, орали матом в эфир – вызывали "вертушку". Счет времени в то утро капитан потерял: то бился в кашле, то затыкал бинтом перевязочного пакета крохотную дырку на груди под правым соском, через которую при каждом выдохе сочилась кровь. Казалось, и часа не прошло с момента взрыва, как оказался на операционном столе. На самом деле хирурги им занялись лишь под вечер…
Нога подживала быстро. Пришедшая на смену костылей палочка, скоро тоже оказалась ненужной и заняла постоянное место в углу палаты. Спецназовец при ходьбе заметно прихрамывал, но решительно управлялся без вспомогательных приспособлений. И вскоре военврач поддался на уговоры: оформил выписку, вручил пакет документов и, пожав на прощание руку, пожелал боле не появляться в госпитале. И вот, по истечении десяти дней скучного пребывания в палате, он снова возвращается в бригаду…
Друзья встретили тепло, однако комбриг, обняв, отчего-то избегал смотреть в глаза. Спустя час построил на плацу подчиненных, торжественно вручил капитану "Орден мужества" и… негромко попросил зайти в кабинет.
– Тут такое дело, Игорь… Да ты садись – чего на одной ноге маешься? – начал он, постукивая карандашом по какому-то листку с гербовыми печатями. – В общем, все как водится в нашей богатой на дураков державе. Сначала прислали приказ о награждении, а следом… вот… еще одна писулька подоспела.
– "Привет" от контрразведки? – догадался капитан.
– Он самый. Только через наше командование.
– И что пишут?
– А!… – переломил тот в сердцах карандаш. – Приказ о твоем переводе.
– О каком переводе? Куда?! – опешил Миронов.
– Не кипятись. Сначала пришел приказ о снятии с должности командира роты. Звонили, пытались с замом убедить, отстоять… Не вышло – распоряжение исходит сверху. Из Москвы. Тогда связались с кадровиком из штаба – попросили пособить: дескать, штат бригады укомплектован и других должностей нет. В итоге нам предложили либо вывести тебя за штат, либо временно перевести.
– Понятно, – мрачно выдавил капитан. – И куда же?
– Не тушуйся, Игорь – не все так плохо, как кажется. Выхлопотали неплохое местечко – самый юг Краснодарского края. Перекантуешься с годик – отдохнешь, послужишь в человеческих условиях. А как страсти улягутся – мы тебя обратно вытащим.
– И на том спасибо.
– Не вешай нос. Сейчас выделю тебе машину. Поезжай, представься командиру части, а оттуда – в отпуск. Тебе три месяца отгулять полагается: по ранению, старые долги по отпускам. Пока познакомишься с новыми товарищами, пока войдешь в курс… Не успеешь оглянуться и год проскочит.
* * *
Небольшая воинская часть – что-то вроде батальона охраны, располагалась на самой окраине Адлера. Длинный бетонный забор, соседствующий с утопающими в зелени домишками; металлические ворота с кривыми и давно не знавшими краски звездами;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28