Дважды ему удалось нащупать быстротечный разговор на чеченском, но едва улем успевал подковылять и прислонить ухо к мягкой коже наушника, как диалог обрывался. После очередной осечки Яровой попросил Ризвана Халифовича не отдаляться от инженера и быть в постоянной готовности.
И вот к семнадцати часам третьего января связка Берг-Чиркейнов сработала…
— Константин Евгеньевич, тут, кажется и расшифровка не требуется, — озабоченно прокомментировал Артем Андреевич, протягивая наскоро записанный в блокноте текст.
Майор взял блокнот и, прикурив сигарету, принялся читать:
/«— Харон вызывает Ахмета./
/— Ахмет на связи…/
/— Ахмет, тебе с твоим отрядом поручено выбрать цель самостоятельно./
/— Приказ Ибрахима?/
/— Ибрахима, кого же еще!../
/— Хорошо. Я подумаю и свяжусь с ним./
/— Нет, Ахмет, свяжешься со мной через два часа. Ибрахим просил не беспокоить./
/— Понял тебя, Харон./
/— В отряде все хорошо?/
/— В полном порядке./
/— И еще, Ахмет… он передал… Твой объект не должен быть далее Андийского Койсу./
/— Пусть будет так./
/— До связи./
/— С нами Аллах!/
/— Аллах Акбар!..»/
Забыв о дымившейся сигарете, Константин продолжал глядеть куда-то сквозь начертанные мелким почерком ровные строчки…
— По-моему, все понятно. Совсем обнаглели чечены, ничего не боятся — общаются открытым текстом, — покачал головой Берг.
Однако спецназовца не покинула задумчивость.
Возвратив записную книжицу, он тихо сказал:
— Продолжайте слушать эфир, Артем Андреевич. Нам необходимо выяснить, какую цель выберет этот Ахмет.
Полноватая фигура инженера снова обосновалась возле развернутой аппаратуры, а Яровой, сидя на сложенном спальнике и немного ссутулившись, еще долго оставался неподвижен. Что-то не сходилось и не склеивалось в его рассуждениях о передислокации вооруженных формирований Ичкерии на восток. То ли чеченские дилетанты от стратегии действовали слишком открыто и топорно, то ли…
Впрочем, всерьез думать о других вариантах майору не хотелось. «Не тот у оппонентов уровень, — мысленно отмахивался он от назойливых предчувствий. — Азиатская хитрость… Этого, безусловно, в здешнем народе хватает, но пресловутая восточная мудрость скорее преобладает в решении житейских, бытовых вопросов, а в делах, касающихся армейской тактики, им тягаться с нами пока рановато. Не стоит забивать голову дурными предположениями; да и не моя это обязанность! Пусть Серебряков с компанией отрабатывает свой генеральский оклад в теплых питерских кабинетах».
Ровно через полтора часа на той же частоте состоялся короткий диалог тех же двух чеченцев: Харона и Ахмета. Не отходивший от Берга улем успел схватить и перевести несколько фраз:
/«— Харон, на связи Ахмет. Я выбрал Анди. Аул от меня в трех часах пешего перехода./
/— Хорошо, Ахмет. В назначенный срок — через два дня, начинай./
/— Решено. До связи./
/— Да поможет нам Бог!»/
А немногим позже таинственный Ибрахим передал через все того же Харона еще одно приказание подтянуться к Дагестанскому селу Эчеда отряду какого-то Черного Араба…
Командир разведгруппы развернул подробную карту и, отыскав в западной части Дагестана горные аулы Анди и Эчеда, пометил их карандашом. Такие же отметки уже стояли против селений Агвали, Миарсо и Арчо.
Теперь предстояло известить Центр о свежеполученных данных. И через четверть часа между майором Яровым и неведомым офицером связи состоялась пятиминутная беседа через спутник, в конце которой группе было передано приказание генерал-лейтенанта Серебрякова о срочном возвращении к перевалочному чеченскому лагерю на берегу реки Шароаргун…
* * *
Если бы не боязнь Ризвана Халифовича сорваться с крутого склона, группа начала бы спуск загодя — вечером. Но из памяти старика не стерлась страшная картина гибели трех чеченских курьеров, заживо погребенных сходом снежной лавины. Потому и под утро — за два часа до восхода холодного январского солнца, улем чувствовал себя на отвесной вертикали крайне отвратительно. Каждый раз, когда взгляд его случайно устремлялся вниз — в черневшую под натянутой веревкой бездну, он судорожно хватался руками за страховочный фал, прижимался немощным телом к обледеневшим камням и надолго застывал в оцепенении, страшась пошевелить хотя бы единой конечностью. Оторопь отпускала богослова лишь после того как рядом оказывался надежный и спокойный в общении с ним Костя-майор. Офицеру удавалось немного отвлечь бедолагу не суть важными разговорами, помочь нащупать ногами опору и заставить, тем самым, двигаться дальше.
Но, как заведено, беда поджидала не там, где ее, боле всего опасались. Успешно миновав к рассвету крутую скалу, разведчики оказались на макушке огромной белой «шапки», правильной выпуклостью огибавшей верхний край длинного нисходящего от основной горы отрога. Теперь следовало аккуратно пройти метров триста вдоль все той же отвесной скалы и добраться до плавного перехода снежного «головного убора» к грунту, ровно и полого ниспадавшего до самой равнины. В прочих же местах вздутая «шапка» нависала над плоскостью отрога на приличной высоте. Прими разведчики решение спускаться там — опять бы пришлось терять время и канителиться с альпинистским снаряжением…
Ступивший на «шапку» первым Ниязов проверил плотность и глубину снежного покрова. Толстый наст легко хрустнул под его весом и старшина почти до колен провалился в снег.
— Ерунда, — проворчал он, — пройдем без проблем. — Следующий!..
— Двигаемся влево вдоль скалы строго друг за другом, — предостерег гражданских коллег майор, закончив спуск последним.
И они гуськом пошли в обозначенном направлении, изредка поглядывая вперед — на свободную от снега почву.
Короткий трехсотметровый переход представлялся командиру настолько простым, что он не стал сооружать связку, и группа спокойно перемещалась обычным порядком по проложенной лидером неглубокой тропке. Так и шли, покуда приотставший от Константина богослов не замешкался, не оступился, угодив ногой, а следом и локтем на скользкий лед. С удивленным ворчанием он поехал вниз и в сторону от тропы. Пока скорость его скольжения была черепашьей, Берг протянул руку, да вовремя не поспел.
— Стукните по насту, Ризван Халифович. Стукните посильнее!.. — насмешливо посоветовал он ему, не подозревая о нависшей над стариком опасности.
На шорох и фразу инженера обернулся Яровой — дед, с каждой секундой приобретая ускорение, ехал на животе по насту и барабанил по нему легкими кулачками. А тот и не думал ломаться под бараньим весом и слабыми ударами немощных рук…
— Там обрыв! — зычно предупредил снайпер. — Обрыв, глубиной метров тридцать, не меньше!..
Ломая наст, офицер немедля бросился за Чиркейновым, уж не колотившим, а от отчаяния царапавшим ногтями проклятую корку…
Старшина метнул вдогонку моток веревки, зажав свободный конец в руке. Оставляя поверх «шапки» извилистую змейку фала, моток просвистел мимо Костиного плеча и упал на блестевшую в первых солнечных лучах поверхность. Прокатившись и продолжая разматываться, моток свалился на бок, заскользил, почти догнал Ризвана Халифовича и… одновременно с ним исчез за белым краем.
Издав страшный крик, майор рыбкой прыгнул на лед…
Тот выдержал и его — то ли становился толще и прочнее ближе к краю исполинского нароста, то ли равномерно распределенного веса спецназовца оказалось недостаточно для полного его разрушения. Корка льда зловеще трещала, но держала на себе скользившее тяжелое тело, обремененное и оружием, и ранцем, и громоздким «лифчиком»…
Подъезжая к краю, Яровой ухватился за фал, немного притормозил движение, а свободной рукой защелкнул на веревке скрепер-блок. Он ни на миг не усомнился в своевременных действиях Ниязова, которому надлежало успеть за короткие секунды надежно закрепить веревку и страховать его поспешный спуск за край ледяного панциря. Не сомневался и в том, что ежели произойдет непредвиденное и с ним — Павел непременно выручит, придет на помощь…
Не останавливаясь, он просто рухнул вниз — скрепер должен был сработать и предотвратить падение.
Так и случилось, — тот лязгнул простеньким механизмом, и Константина ощутимо встряхнуло. Повиснув под самой кромкой, он с замирающим сердцем посмотрел вниз…
Табарасан неподвижно лежал на небольшом скальном выступе, метрах в пяти-шести ниже. Обеспокоено оглядев маленькую фигурку старика, майор увидел кровь на его руках, но все остальное вроде бы было цело.
— Ризван Халифович! — позвал он и стал потихоньку спускаться.
Старик шевельнулся, но не ответил. Скоро командир осторожно коснулся левой ногой выступа и сразу же ухватил улема за одежду — бормоча, тот ворочался и мог случайно сорваться со спасительного островка дальше вниз. А до пологой поверхности отрога отсюда было далековато — больше двадцати метров.
— Ризван Халифович, чем вы ударились? — озабоченно спрашивал сотрудник «Шторма», держа его на руках.
Узнав Костю-майора и улыбнувшись, тот слабо прошептал:
— Спиной сильно приложился… А головой самый мал-чуток…
Яровой облегченно вздохнул, услышав его голос. Улыбнувшись в ответ, заверил:
— Ну, если мал-чуток, значит, обойдется.
Теперь надлежало продумать, каким способом переправить полуживого деда вниз. Мысль о его подъеме на эту чертову гору льда и снега он отбросил изначально, а потому, выудив из нагрудного кармана «Вертекс», связался со старшиной.
— Паша, слышишь меня?
— Еще как! — быстро ответил он.
— С нашим дедом обошлось — лежит у меня на руках и передает вам привет. Мы торчим на уступе, в пяти метрах ниже кромки.
— То-то я смотрю — веревка ослабла… Халифыч сам двигаться может?
— Вряд ли. Отлежаться ему надо — спину зашиб.
— Тогда карабкаться вверх с ним не стоит…
— И я об этом же. Мы сейчас передохнем и двинемся вниз — фала как раз хватает. Закончим спуск — свяжусь.
— Понял. Удачи…
Дальнейший путь они проделали вдвоем — одной рукой Константин придерживал Чиркейнова, второй управлялся со скрепер-блоком и с обвивавшей тело веревкой. Веревки не хватило самую малость — конец ее болтался в трех метрах от почти ровной каменистой поверхности, свободной ото льда и снега. Старику стало немного лучше, и он уж сам вцепился окровавленными пальцами со сбитыми ногтями в куртку спасителя.
— Все, Ризван Халифович, спускайтесь по мне, а потом прыгайте — тут уж не расшибетесь, — приказал майор, когда из скрепера остался торчать кусок фала, длиной не более двадцати сантиметров.
Он заблокировал страховочное устройство и, держа улема за шкирку, помог ему ухватиться за свой широкий ремень с висящей на боку кобурой. Табарасан лихорадочно перебирал трясущимися руками, боясь даже краешком глаза посмотреть вниз и, медленно сползал по ногам спецназовца. Когда дело дошло до нездорового правого колена Константина, тот заскрипел зубами, зажмурился от проснувшейся и позабытой боли, прострелившей все тело аж до правой лопатки. Но вот эта страшная пытка закончилась — пожилой богослов схватился за высокий ботинок, повисел, собираясь духом и что-то шепча и, наконец, разжал ладони…
А потом они на пару с Костей-майором отлеживались внизу — на светло-коричневом грунте, ожидая прихода Ниязова и Берга. Ризван Халифович то ли ворчал, то ли благодарил Аллаха за дарованное спасение и держался рукой за поясницу. Спецназовец долго потирал потревоженную рану под коленом, затем достал бинтовой валик в герметичной упаковке и принялся колдовать над пострадавшими дедовыми пальцами. Тот притих — перестал молиться и с удивленною добротою в бесцветных глазах взирал на командира.
Вероятно он о чем-то (или о ком-то?) вспоминал; незаметно вздыхал и, часто моргая, разгонял набегавшие слезинки…
* * *
На берег Шароаргуна разведчики прибыли спустя пять часов после начала затянувшегося спуска. Только до равнины Ризван Халифович передвигался, опираясь на плечо инженера, а после, проходя мимо лесочка, попросил соорудить ему палку, похожую на ту, что была в руке у Кости-майора. Заполучив же таковую, дальше заковылял самостоятельно. В сущности, старик показал себя молодцом — никто так и не услышал от него жалоб иль стонов…
Обосновавшись немного восточнее того злополучного холма, под которым угодил в лапы моджахедов инженер Берг, группа приступила к наблюдению за перевалочным лагерем. Численность боевиков осталась прежней — чуть более тридцати человек. Их поведение ничем не настораживало, они все так же слонялись меж палаток, грелись возле костров, готовили пищу, безудержно над чем-то хохотали и попросту отдыхали от ратных трудов.
И снова все внезапно переменилось, как и несколько дней назад. Но теперь боевая машина неожиданно появилась с обратной стороны — из-за плавного изгиба реки, уходящей к самой грузинской границе. Вид бронированной машины так же весьма отличался от замеченных здесь пятью дням ранее…
Бока БТР-80 весело поблескивали новенькой светло-серой с разводами краской. Резина на колесах была новенькой, из маленькой круглой башни торчал крупнокалиберный пулемет, на борту зачем-то красовался желтый номер «06».
Кавказцы тут же сгрудились у наезженной колеи и с криками ликования встретили отремонтированный бронетранспортер. Тот тормознул на окраине лагеря; двигатель, взвыв до максимальных оборотов, замолчал. И сразу же закипела работа: бандиты выстроились в цепочку и стали передавать друг другу темно-зеленые деревянные ящики и цинковые коробки, принимаемые экипажем на борт через открытый люк.
— Неплохо поставлено дело, — зло сплюнул на снег Павел. — Как думаешь, что в ящиках?
— Тяжело таскают… Судя по весу — боеприпасы, — пробормотал Константин.
Закончив погрузку, чеченцы отошли в сторонку, а механик-водитель снова запустил двигатель. Выпустив жирные клубы дыма, машина медленно и осторожно поползла дальше — на северо-восток…
Приблизительно через полтора часа на берегу показался следующий бэтээр, и картина повторилась с точностью до незначительных деталей.
— Все то же самое. Только у этого одиннадцатый номер и борта немного другой «масти», — подсказал снайпер, — темных пятен меньше.
Вскорости люк захлопнулся, взревел дизель, и второй бронетранспортер, огибая по глубокой колее черневшую неподалеку скалу, исчез в том же направлении, что и первый.
Часам к четырем вечера к палаточному лагерю подкатил зеленый «Урал». И он выглядел идеально, словно час назад сошел с заводского конвейера. Под тент кузова боевики ничего грузить не стали — вероятно, автомобиль предполагалось использовать исключительно для перевозки личного состава. Обменявшись со старшим перевалочной базы несколькими фразами, шофер повел трехосный вездеход в сторону Дагестанской границы.
Ниязов покурил в кулак, утопил окурок в снег и проворчал:
— Да… мать их!.. Похоже, затевается серьезная бодяга. Хорошо хоть вовремя прочухали и предупредили. Меньше двух суток до шестого числа осталось.
Но Яровой не внимал старшине. Тонкий слух его был обращен в этот миг на юго-запад — туда, где занималась вечерняя заря. Из-за речной излучины доносился слабый монотонный гул работающего мотора третьего за сегодняшний день бэтээра. Серое граненое туловище его и впрямь скоро вынырнуло из-за дальнего поворота.
— «Ноль девять». На башне намалеван зеленый флаг с волчарой, — угрюмо констатировал Паша, заметив, что командир не подносит к глазам бинокль.
Командир же и в самом деле не стал предаваться бесполезному созерцанию однообразной картины, а, скосив взгляд куда-то влево, к чему-то внимательно прислушивался…
— «Пятнадцатый». Этот почему-то коричневый — видать серая краска закончилась. Экую же прорву техники насобирали «черти»!.. — провожая взглядом четвертый БТР, сердито буркнул старшина через час, когда небо окончательно окутали темно-серые сумерки.
А когда уж стрелки часов почти сошлись на полуночи, через лагерь проследовал второй «Урал», какого-то малопонятного в темноте светлого цвета и с открытым кузовом.
— Ну что ж, Артем Андреевич, — обернулся Костя к инженеру, — давайте подведем итог и передадим в Центр результаты нашей работы.
— Слушаю вас, — приготовил тот блокнот и карандаш.
— Форма донесения прежняя, а текст… Текст таков: «За период наблюдения с 12.00 до 23.55 4 января 2005 года, через перевалочный лагерь на правом берегу Шароаргуна в направлении Дагестана с интервалом в полтора-два часа проследовало четыре БТР-80 (бортовые номера: «06», «11», «09», «15») и два трехосных грузовых «Урала» без опознавательных и номерных знаков. Грузовики отбыли в северо-восточном направлении пустые; а бэтээры во время кратковременных стоянок в лагере загружены полными боекомплектами».
— Записал, Константин Евгеньевич. Сейчас передам, — кивнул Берг и выудил из ранца аппарат спутниковой связи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
И вот к семнадцати часам третьего января связка Берг-Чиркейнов сработала…
— Константин Евгеньевич, тут, кажется и расшифровка не требуется, — озабоченно прокомментировал Артем Андреевич, протягивая наскоро записанный в блокноте текст.
Майор взял блокнот и, прикурив сигарету, принялся читать:
/«— Харон вызывает Ахмета./
/— Ахмет на связи…/
/— Ахмет, тебе с твоим отрядом поручено выбрать цель самостоятельно./
/— Приказ Ибрахима?/
/— Ибрахима, кого же еще!../
/— Хорошо. Я подумаю и свяжусь с ним./
/— Нет, Ахмет, свяжешься со мной через два часа. Ибрахим просил не беспокоить./
/— Понял тебя, Харон./
/— В отряде все хорошо?/
/— В полном порядке./
/— И еще, Ахмет… он передал… Твой объект не должен быть далее Андийского Койсу./
/— Пусть будет так./
/— До связи./
/— С нами Аллах!/
/— Аллах Акбар!..»/
Забыв о дымившейся сигарете, Константин продолжал глядеть куда-то сквозь начертанные мелким почерком ровные строчки…
— По-моему, все понятно. Совсем обнаглели чечены, ничего не боятся — общаются открытым текстом, — покачал головой Берг.
Однако спецназовца не покинула задумчивость.
Возвратив записную книжицу, он тихо сказал:
— Продолжайте слушать эфир, Артем Андреевич. Нам необходимо выяснить, какую цель выберет этот Ахмет.
Полноватая фигура инженера снова обосновалась возле развернутой аппаратуры, а Яровой, сидя на сложенном спальнике и немного ссутулившись, еще долго оставался неподвижен. Что-то не сходилось и не склеивалось в его рассуждениях о передислокации вооруженных формирований Ичкерии на восток. То ли чеченские дилетанты от стратегии действовали слишком открыто и топорно, то ли…
Впрочем, всерьез думать о других вариантах майору не хотелось. «Не тот у оппонентов уровень, — мысленно отмахивался он от назойливых предчувствий. — Азиатская хитрость… Этого, безусловно, в здешнем народе хватает, но пресловутая восточная мудрость скорее преобладает в решении житейских, бытовых вопросов, а в делах, касающихся армейской тактики, им тягаться с нами пока рановато. Не стоит забивать голову дурными предположениями; да и не моя это обязанность! Пусть Серебряков с компанией отрабатывает свой генеральский оклад в теплых питерских кабинетах».
Ровно через полтора часа на той же частоте состоялся короткий диалог тех же двух чеченцев: Харона и Ахмета. Не отходивший от Берга улем успел схватить и перевести несколько фраз:
/«— Харон, на связи Ахмет. Я выбрал Анди. Аул от меня в трех часах пешего перехода./
/— Хорошо, Ахмет. В назначенный срок — через два дня, начинай./
/— Решено. До связи./
/— Да поможет нам Бог!»/
А немногим позже таинственный Ибрахим передал через все того же Харона еще одно приказание подтянуться к Дагестанскому селу Эчеда отряду какого-то Черного Араба…
Командир разведгруппы развернул подробную карту и, отыскав в западной части Дагестана горные аулы Анди и Эчеда, пометил их карандашом. Такие же отметки уже стояли против селений Агвали, Миарсо и Арчо.
Теперь предстояло известить Центр о свежеполученных данных. И через четверть часа между майором Яровым и неведомым офицером связи состоялась пятиминутная беседа через спутник, в конце которой группе было передано приказание генерал-лейтенанта Серебрякова о срочном возвращении к перевалочному чеченскому лагерю на берегу реки Шароаргун…
* * *
Если бы не боязнь Ризвана Халифовича сорваться с крутого склона, группа начала бы спуск загодя — вечером. Но из памяти старика не стерлась страшная картина гибели трех чеченских курьеров, заживо погребенных сходом снежной лавины. Потому и под утро — за два часа до восхода холодного январского солнца, улем чувствовал себя на отвесной вертикали крайне отвратительно. Каждый раз, когда взгляд его случайно устремлялся вниз — в черневшую под натянутой веревкой бездну, он судорожно хватался руками за страховочный фал, прижимался немощным телом к обледеневшим камням и надолго застывал в оцепенении, страшась пошевелить хотя бы единой конечностью. Оторопь отпускала богослова лишь после того как рядом оказывался надежный и спокойный в общении с ним Костя-майор. Офицеру удавалось немного отвлечь бедолагу не суть важными разговорами, помочь нащупать ногами опору и заставить, тем самым, двигаться дальше.
Но, как заведено, беда поджидала не там, где ее, боле всего опасались. Успешно миновав к рассвету крутую скалу, разведчики оказались на макушке огромной белой «шапки», правильной выпуклостью огибавшей верхний край длинного нисходящего от основной горы отрога. Теперь следовало аккуратно пройти метров триста вдоль все той же отвесной скалы и добраться до плавного перехода снежного «головного убора» к грунту, ровно и полого ниспадавшего до самой равнины. В прочих же местах вздутая «шапка» нависала над плоскостью отрога на приличной высоте. Прими разведчики решение спускаться там — опять бы пришлось терять время и канителиться с альпинистским снаряжением…
Ступивший на «шапку» первым Ниязов проверил плотность и глубину снежного покрова. Толстый наст легко хрустнул под его весом и старшина почти до колен провалился в снег.
— Ерунда, — проворчал он, — пройдем без проблем. — Следующий!..
— Двигаемся влево вдоль скалы строго друг за другом, — предостерег гражданских коллег майор, закончив спуск последним.
И они гуськом пошли в обозначенном направлении, изредка поглядывая вперед — на свободную от снега почву.
Короткий трехсотметровый переход представлялся командиру настолько простым, что он не стал сооружать связку, и группа спокойно перемещалась обычным порядком по проложенной лидером неглубокой тропке. Так и шли, покуда приотставший от Константина богослов не замешкался, не оступился, угодив ногой, а следом и локтем на скользкий лед. С удивленным ворчанием он поехал вниз и в сторону от тропы. Пока скорость его скольжения была черепашьей, Берг протянул руку, да вовремя не поспел.
— Стукните по насту, Ризван Халифович. Стукните посильнее!.. — насмешливо посоветовал он ему, не подозревая о нависшей над стариком опасности.
На шорох и фразу инженера обернулся Яровой — дед, с каждой секундой приобретая ускорение, ехал на животе по насту и барабанил по нему легкими кулачками. А тот и не думал ломаться под бараньим весом и слабыми ударами немощных рук…
— Там обрыв! — зычно предупредил снайпер. — Обрыв, глубиной метров тридцать, не меньше!..
Ломая наст, офицер немедля бросился за Чиркейновым, уж не колотившим, а от отчаяния царапавшим ногтями проклятую корку…
Старшина метнул вдогонку моток веревки, зажав свободный конец в руке. Оставляя поверх «шапки» извилистую змейку фала, моток просвистел мимо Костиного плеча и упал на блестевшую в первых солнечных лучах поверхность. Прокатившись и продолжая разматываться, моток свалился на бок, заскользил, почти догнал Ризвана Халифовича и… одновременно с ним исчез за белым краем.
Издав страшный крик, майор рыбкой прыгнул на лед…
Тот выдержал и его — то ли становился толще и прочнее ближе к краю исполинского нароста, то ли равномерно распределенного веса спецназовца оказалось недостаточно для полного его разрушения. Корка льда зловеще трещала, но держала на себе скользившее тяжелое тело, обремененное и оружием, и ранцем, и громоздким «лифчиком»…
Подъезжая к краю, Яровой ухватился за фал, немного притормозил движение, а свободной рукой защелкнул на веревке скрепер-блок. Он ни на миг не усомнился в своевременных действиях Ниязова, которому надлежало успеть за короткие секунды надежно закрепить веревку и страховать его поспешный спуск за край ледяного панциря. Не сомневался и в том, что ежели произойдет непредвиденное и с ним — Павел непременно выручит, придет на помощь…
Не останавливаясь, он просто рухнул вниз — скрепер должен был сработать и предотвратить падение.
Так и случилось, — тот лязгнул простеньким механизмом, и Константина ощутимо встряхнуло. Повиснув под самой кромкой, он с замирающим сердцем посмотрел вниз…
Табарасан неподвижно лежал на небольшом скальном выступе, метрах в пяти-шести ниже. Обеспокоено оглядев маленькую фигурку старика, майор увидел кровь на его руках, но все остальное вроде бы было цело.
— Ризван Халифович! — позвал он и стал потихоньку спускаться.
Старик шевельнулся, но не ответил. Скоро командир осторожно коснулся левой ногой выступа и сразу же ухватил улема за одежду — бормоча, тот ворочался и мог случайно сорваться со спасительного островка дальше вниз. А до пологой поверхности отрога отсюда было далековато — больше двадцати метров.
— Ризван Халифович, чем вы ударились? — озабоченно спрашивал сотрудник «Шторма», держа его на руках.
Узнав Костю-майора и улыбнувшись, тот слабо прошептал:
— Спиной сильно приложился… А головой самый мал-чуток…
Яровой облегченно вздохнул, услышав его голос. Улыбнувшись в ответ, заверил:
— Ну, если мал-чуток, значит, обойдется.
Теперь надлежало продумать, каким способом переправить полуживого деда вниз. Мысль о его подъеме на эту чертову гору льда и снега он отбросил изначально, а потому, выудив из нагрудного кармана «Вертекс», связался со старшиной.
— Паша, слышишь меня?
— Еще как! — быстро ответил он.
— С нашим дедом обошлось — лежит у меня на руках и передает вам привет. Мы торчим на уступе, в пяти метрах ниже кромки.
— То-то я смотрю — веревка ослабла… Халифыч сам двигаться может?
— Вряд ли. Отлежаться ему надо — спину зашиб.
— Тогда карабкаться вверх с ним не стоит…
— И я об этом же. Мы сейчас передохнем и двинемся вниз — фала как раз хватает. Закончим спуск — свяжусь.
— Понял. Удачи…
Дальнейший путь они проделали вдвоем — одной рукой Константин придерживал Чиркейнова, второй управлялся со скрепер-блоком и с обвивавшей тело веревкой. Веревки не хватило самую малость — конец ее болтался в трех метрах от почти ровной каменистой поверхности, свободной ото льда и снега. Старику стало немного лучше, и он уж сам вцепился окровавленными пальцами со сбитыми ногтями в куртку спасителя.
— Все, Ризван Халифович, спускайтесь по мне, а потом прыгайте — тут уж не расшибетесь, — приказал майор, когда из скрепера остался торчать кусок фала, длиной не более двадцати сантиметров.
Он заблокировал страховочное устройство и, держа улема за шкирку, помог ему ухватиться за свой широкий ремень с висящей на боку кобурой. Табарасан лихорадочно перебирал трясущимися руками, боясь даже краешком глаза посмотреть вниз и, медленно сползал по ногам спецназовца. Когда дело дошло до нездорового правого колена Константина, тот заскрипел зубами, зажмурился от проснувшейся и позабытой боли, прострелившей все тело аж до правой лопатки. Но вот эта страшная пытка закончилась — пожилой богослов схватился за высокий ботинок, повисел, собираясь духом и что-то шепча и, наконец, разжал ладони…
А потом они на пару с Костей-майором отлеживались внизу — на светло-коричневом грунте, ожидая прихода Ниязова и Берга. Ризван Халифович то ли ворчал, то ли благодарил Аллаха за дарованное спасение и держался рукой за поясницу. Спецназовец долго потирал потревоженную рану под коленом, затем достал бинтовой валик в герметичной упаковке и принялся колдовать над пострадавшими дедовыми пальцами. Тот притих — перестал молиться и с удивленною добротою в бесцветных глазах взирал на командира.
Вероятно он о чем-то (или о ком-то?) вспоминал; незаметно вздыхал и, часто моргая, разгонял набегавшие слезинки…
* * *
На берег Шароаргуна разведчики прибыли спустя пять часов после начала затянувшегося спуска. Только до равнины Ризван Халифович передвигался, опираясь на плечо инженера, а после, проходя мимо лесочка, попросил соорудить ему палку, похожую на ту, что была в руке у Кости-майора. Заполучив же таковую, дальше заковылял самостоятельно. В сущности, старик показал себя молодцом — никто так и не услышал от него жалоб иль стонов…
Обосновавшись немного восточнее того злополучного холма, под которым угодил в лапы моджахедов инженер Берг, группа приступила к наблюдению за перевалочным лагерем. Численность боевиков осталась прежней — чуть более тридцати человек. Их поведение ничем не настораживало, они все так же слонялись меж палаток, грелись возле костров, готовили пищу, безудержно над чем-то хохотали и попросту отдыхали от ратных трудов.
И снова все внезапно переменилось, как и несколько дней назад. Но теперь боевая машина неожиданно появилась с обратной стороны — из-за плавного изгиба реки, уходящей к самой грузинской границе. Вид бронированной машины так же весьма отличался от замеченных здесь пятью дням ранее…
Бока БТР-80 весело поблескивали новенькой светло-серой с разводами краской. Резина на колесах была новенькой, из маленькой круглой башни торчал крупнокалиберный пулемет, на борту зачем-то красовался желтый номер «06».
Кавказцы тут же сгрудились у наезженной колеи и с криками ликования встретили отремонтированный бронетранспортер. Тот тормознул на окраине лагеря; двигатель, взвыв до максимальных оборотов, замолчал. И сразу же закипела работа: бандиты выстроились в цепочку и стали передавать друг другу темно-зеленые деревянные ящики и цинковые коробки, принимаемые экипажем на борт через открытый люк.
— Неплохо поставлено дело, — зло сплюнул на снег Павел. — Как думаешь, что в ящиках?
— Тяжело таскают… Судя по весу — боеприпасы, — пробормотал Константин.
Закончив погрузку, чеченцы отошли в сторонку, а механик-водитель снова запустил двигатель. Выпустив жирные клубы дыма, машина медленно и осторожно поползла дальше — на северо-восток…
Приблизительно через полтора часа на берегу показался следующий бэтээр, и картина повторилась с точностью до незначительных деталей.
— Все то же самое. Только у этого одиннадцатый номер и борта немного другой «масти», — подсказал снайпер, — темных пятен меньше.
Вскорости люк захлопнулся, взревел дизель, и второй бронетранспортер, огибая по глубокой колее черневшую неподалеку скалу, исчез в том же направлении, что и первый.
Часам к четырем вечера к палаточному лагерю подкатил зеленый «Урал». И он выглядел идеально, словно час назад сошел с заводского конвейера. Под тент кузова боевики ничего грузить не стали — вероятно, автомобиль предполагалось использовать исключительно для перевозки личного состава. Обменявшись со старшим перевалочной базы несколькими фразами, шофер повел трехосный вездеход в сторону Дагестанской границы.
Ниязов покурил в кулак, утопил окурок в снег и проворчал:
— Да… мать их!.. Похоже, затевается серьезная бодяга. Хорошо хоть вовремя прочухали и предупредили. Меньше двух суток до шестого числа осталось.
Но Яровой не внимал старшине. Тонкий слух его был обращен в этот миг на юго-запад — туда, где занималась вечерняя заря. Из-за речной излучины доносился слабый монотонный гул работающего мотора третьего за сегодняшний день бэтээра. Серое граненое туловище его и впрямь скоро вынырнуло из-за дальнего поворота.
— «Ноль девять». На башне намалеван зеленый флаг с волчарой, — угрюмо констатировал Паша, заметив, что командир не подносит к глазам бинокль.
Командир же и в самом деле не стал предаваться бесполезному созерцанию однообразной картины, а, скосив взгляд куда-то влево, к чему-то внимательно прислушивался…
— «Пятнадцатый». Этот почему-то коричневый — видать серая краска закончилась. Экую же прорву техники насобирали «черти»!.. — провожая взглядом четвертый БТР, сердито буркнул старшина через час, когда небо окончательно окутали темно-серые сумерки.
А когда уж стрелки часов почти сошлись на полуночи, через лагерь проследовал второй «Урал», какого-то малопонятного в темноте светлого цвета и с открытым кузовом.
— Ну что ж, Артем Андреевич, — обернулся Костя к инженеру, — давайте подведем итог и передадим в Центр результаты нашей работы.
— Слушаю вас, — приготовил тот блокнот и карандаш.
— Форма донесения прежняя, а текст… Текст таков: «За период наблюдения с 12.00 до 23.55 4 января 2005 года, через перевалочный лагерь на правом берегу Шароаргуна в направлении Дагестана с интервалом в полтора-два часа проследовало четыре БТР-80 (бортовые номера: «06», «11», «09», «15») и два трехосных грузовых «Урала» без опознавательных и номерных знаков. Грузовики отбыли в северо-восточном направлении пустые; а бэтээры во время кратковременных стоянок в лагере загружены полными боекомплектами».
— Записал, Константин Евгеньевич. Сейчас передам, — кивнул Берг и выудил из ранца аппарат спутниковой связи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30