Наконец я выудил из груды белья свободную желто-коричневую безрукавку, растянул ее. На груди красовались, вписанные в круг, какие-то докосмические символы.
— Лет пять назад в Куарро случился настоящий бум переодевания. Все возвращается на круги своя… — философствовал я, снимая куртку и рубаху.
— Может, в один прекрасный день это обретет смысл, — пробормотала Аргентайн, пробираясь между курганами одежды и пиная тряпки. — Куарро, да? — Судя по голосу, она была потрясена. — Должно быть, ты настоящий законодатель моды.
Напяливая безрукавку, я хмыкнул. Безрукавка оказалась длинной и мешковатой, но все же позволяла мне быстро двигаться.
— Когда я жил там, то бывал рад, если мою спину прикрывала хоть какая-нибудь рубаха.
— Охо-хо! — вздохнула Аргентайн, выуживая из очередного холма шляпу из перьев и надевая ее. — Бедность засасывает, особенно в богатом городе.
— Спасибо, что просветила. — Аргентайн озадаченно на меня посмотрела. — В Старом городе, если у тебя нет кредита, даже запрещено оставаться. А Куарро я никогда не видел.
Аргентайн скорчила мрачную гримасу, когда внутри нее вдруг все похолодело.
— В любом случае бедность ведет к смерти. Поэтому я и держу клуб. После того, как мои пять минут славы пройдут, я хочу иметь дом, куда можно было бы приползти.
Я почувствовал, что она вспомнила свою семью, вспомнила, как отец вышвырнул ее из дома навсегда в тот самый день, когда она вернулась с серебряной кожей.
— Это имеет смысл, — тихо сказал я, думая о Джули и Зибелинге.
Наконец я нашел подходящие коричневые вязаные гетры и тяжелую кожаную куртку. Куртка даст мне хоть какую-то защиту, если со мной случится небольшая неприятность. Но если я вляпаюсь в большую, то даже железные доспехи не спасут меня.
— А как давно ты с Дэриком?
— Около полутора лет. Я встретила его сразу после того, как мы стали модными и начали играть мистерии над ватерлинией, — ответила Аргентайн, блуждая взглядом и мыслями далеко отсюда. — Мы организовали этот элитарный закрытый клуб здесь, наверху, прямо под звездами. Каждый гость там был знаменитостью в своем роде, но собрались они в клубе только ради нас… Это был самый невероятный вечер в моей жизни. И после шоу Дэрик подошел ко мне, преподнес серебряную розу и сказал: «Ты всю жизнь ждала меня. Позволь мне показать почему». — Рассказывая это, Аргентайн видела Дэрика — такого, каким он предстал перед ней в тот вечер: молодой и красивый, богатый и уверенный. Она помнила то, как он смотрел на нее — так, словно никого красивее в жизни не видел. Помнила, как Дэрик заставил ее поверить каждому его слову…
Я потупился, жалея, что спросил.
— Как тебе нравится его семья?
Мысли Аргентайн резко перескочили в настоящее, и улыбка исчезла с ее лица.
— Почти так же, как я — им. Меня от них блевать тянет.
— А когда я видел тебя с Та Мингами, мне показалось, что ты весело проводишь время, поднимая им кровяное давление.
Аргентайн насмешливо склонилась в полупоклоне.
— Я — артистка, выступаю на сцене. И это — один из актов спектакля, любовь моя… Дэрик получает гораздо большее удовольствие, чем я. — Улыбка ее чуть смягчилась: — Я помню тебя в тот вечер. Ты был в шоке. Как будто неудачно приземлился не на ту планету.
— Так оно и было.
— Я жалела тебя до тех пор, пока ты не осадил Дэрика. Тогда я поняла, что ты умеешь выживать.
— Да, это единственное, в чем я — большой специалист.
— Кот, попроси Дэрика. Он может достать то, что тебе нужно. Я даже попрошу за тебя, если хочешь. Он перед тобой в долгу.
— Я не могу доверять ему, — отказался я, поскольку о политике уже знал достаточно.
— Я знаю, что ты о нем думаешь. — Аргентайн раздраженно метнула шляпу из перьев в угол. — Ты прав: Дэрик — трахнутый. Но внутри у него — все же человеческое существо.
— Вот этого я и боюсь.
Голова Аргентайн резко, как у курицы, дернулась в мою сторону.
— О! Ты считаешь, что никому из нас нельзя доверять? Да? Что мы все — поганые дряни, сгнившие внутри? Потому что ты можешь заглянуть в наши головы и прочесть наши грязные маленькие тайны?
Я нагнулся и вытащил пару тяжелых перчаток.
— Нет. Я так не считаю. — Я поднял голову и стал натягивать перчатки. — Во всяком случае, стараюсь не думать.
— Дэрик обращается со мной лучше всех, кого я когда-либо знала. — Аргентайн думала о том, что он сделал для нее или дал ей. Все, что она хотела. Дэрик поддержал ее затею с клубом, как я и предполагал, но клуб принадлежал Аргентайн, а не Дэрику.
— Да, он не обращается с тобой как с дерьмом, — заметил я, надевая куртку. — Естественно, почему бы и нет? Ты — красивая, знаменитая, и его семья считает тебя дрянью. Ты — все, в чем Дэрик нуждается.
— Ты и понятия не имеешь о его нуждах, — рассердилась Аргентайн. — И вообще, цаца, ты начинаешь действовать мне на нервы.
— А для кого, кроме тебя, он сделал что-нибудь хорошее?
Аргентайн подняла глаза к потолку, обшаривая память.
— Та девочка, — сказала она после внушительной паузы, которая длилась дольше, чем ей, вероятно, хотелось. — Однажды Дэрик привел сюда девочку, совсем маленькую. Кто-то здорово ее избил. — У Аргентайн дрогнуло веко. — Он сказал, что нашел девочку на улице и не мог оставить ее там. Он попросил нас помочь ей, что мы и сделали. — Аргентайн стояла, уперев руки в бока, как будто ожидая, что я ее поздравлю. — Дэрик сделал это только из гуманных побуждений.
В мыслях Аргентайн промелькнуло что-то странное насчет этой девочки. Выглядела она, одетая в засаленные лохмотья, обыкновенным уличным оборванцем… но лицо ее казалось необычным: глаза — слишком зеленые, с длинными узкими зрачками, — как будто она сделала дорогущую косметическую операцию…
— Псион, — сказал я. — Судя по ее виду, она — псион.
— Кто? — Аргентайн тряхнула головой. — Ты говоришь о ребенке? — Она даже не спросила, откуда я узнал, как девочка выглядела, но бросила на меня один из тех взглядов, какими одаривают меня твердолобые, если я отвечаю на вопросы, которых они не задавали. — Не знаю, — сказала она.
— Она ничего не делала? Не использовала свои способности?
— При нас — нет. Но здесь она пробыла недолго. Дэрик привел девочку на один вечер. Она была в шоке и даже не могла самостоятельно двигаться. Мы привели ее в порядок, поставили заплаты и отправили наверх спать. Когда на следующее утро я заглянула в комнату, девочка уже ушла. Больше я ее не видела. Дэрик спрашивал о девочке, он по-настоящему беспокоился о том, что с ней произошло и была ли она в порядке.
Дэрик Та Минг играет роль божьего посланца перед выродком. Я ума не мог приложить, что же сие означало. Может, она напомнила ему Джули… Хотя я считал, что Дэрик ненавидит Джули. Уж не избил ли он ребенка сам?
— Все равно, я не могу доверить ему это дело. Ты должна пообещать мне, что не расскажешь Дэрику о моем приходе.
Аргентайн вздохнула.
— Ну, коли уж у тебя навязчивая идея, кто я, чтобы стоять на твоем пути? — Она оглядела мою одежду. — И из всего этого хлама тебе пришлось выбрать именно этот наряд?
Я не ответил, потому что в мои мысли втемяшился образ потерявшейся девочки с зелеными глазами — такой запуганной, что в ее голове металась одна-единственная мысль — как отсюда исчезнуть. Только это она и знала, как сделать. Я спросил себя, приходило ли ей в голову, почему кто-то может захотеть избить ее до потери сознания. Мои соображения на этот счет были довольно скудные. Может, никто по-настоящему не сможет понять нас…
— Кот, — позвала Аргентайн, вдруг оказавшись прямо перед моим носом, хотя я не заметил, чтобы она двигалась.
Я испуганно отступил назад. Затем припомнил, что она что-то говорила насчет моей одежды.
— Спасибо за наряд. И скажи только, кого искать. Я изымусь отсюда и перестану действовать тебе на нервы.
— Для начала мы можем разрисовать тебя, — предложила Аргентайн, и я почувствовал, что какая-то ее часть все еще пытается меня удержать. Она боялась, что я выйду отсюда и через пару сотен метров мне вобьют голову в плечи.
— Нет, — слегка раздраженно сказал я, показывая на свою одежду. — Я знаю что делаю.
Я пошел к двери, но, поколебавшись, остановился и почти через силу улыбнулся.
— Знаю или не знаю, в любом случае — спасибо за заботу.
Аргентайн, уже смирившись, улыбнулась в ответ.
— Это моя беда. — Тут она подошла и повязала мне на голову зеленую повязку. — Иди. — Махнув рукой, она растворилась в полутьме.
Глава 18
Подводный туннель, соединяющий остров, на котором расположился Н'уик, с островом под названием Стэт, был построен около трехсот лет назад. Между островами не планировалось никаких промежуточных остановок. Но потом люди переместились из воздушного пространства в водное, и город начал сползать за край суши в холодные темные воды акватории. И теперь большая часть морского дна между островами была покрыта городскими постройками. Стайки гладких безупречных сводов прилепились, как рыбья икра, к илистой грязи дна, приспособив водное царство для дышащих воздухом существ. Но никто бы не назвал эту часть города привлекательной: как и Старый город, она была заполнена человеческим отребьем, неудачниками, бродягами и наркоманами — теми, кто ускользнул сквозь дыры из командирских сетей — или по собственному выбору или просто потому, что не могли помочь себе сами и не могли найти кого-нибудь, кто захотел бы им помочь. Теперь туннель делился на несколько остановок, и на третьей я сошел с транзита. Чтобы добраться до выхода, я с трудом преодолел сотни три воняющих мочой ступенек, поскольку лифт был сломан. Пещера станции с наполовину выступающими из стен колоннами выглядела не так уж плохо: ФТУ ухитрилось облагородить ее, как обычно оно делало во всех Федеральных Рабочих Районах. И Управление неплохо потрудилось. Но затем они предоставили этому выброшенному за борт человеческому грузу — живущим здесь «обломкам кораблекрушения» — свободу плыть по течению, вместо того чтобы позаботиться о них. Им нужны были свои, раскиданные по всей галактике «резервуары отчаяния», неквалифицированная рабсила, чтобы отряды вербовщиков могли в любое время найти ее, откормить «на убой» и переслать командирам делать за них грязную работу.
Я переступил через больную собаку, которая развалилась на верхней площадке шаткой, с редкими ступенями лестницы. Когда я осмотрелся и заметил граффити на стенах и груды мусора, мои руки, засунутые глубоко в карманы, судорожно сжались. Я не хотел дотрагиваться до чего бы то ни было, не хотел, чтобы жирная грязь пристала ко мне, прилипла бы к коже, испачкала меня. Мне стало плохо, когда я вспомнил прошлое: ведь я был одним из этих людей. Тогда я не знал, где кончается грязь и начинается мое тело. И меня это ничуть не беспокоило…
— Дерьмо! — я тихо выругался и остановился, заставив себя прислониться к стене, чтобы перевести дух и сориентироваться. Теперь я понял, что провел с Та Мингами слишком много времени. Конечно, я не забыл, кто я есть, но начал себя ненавидеть. Заразная болезнь. Сойдя с лестничной площадки, я поднял воротник. Мне казалось, что я чувствую запах морского дна и вонь с резким кислым привкусом, которую мой нос иногда улавливал в Старом городе, когда случайная струйка вонючего морского воздуха находила себе щель и просачивалась внутрь. Но морское дно было похоронено под толстым основанием и композитными материалами. Это просто разыгралось мое воображение, стараясь преобразить тухлый запах пота и мочи во что-нибудь поприличнее.
Это место мне и нужно было — станция под названием площадь Свободного рынка. Аргентайн и музыканты, заполняя пробелы в познаниях друг дружки, подробно описывали ее мне до тех пор, пока в моей голове не отложилась четкая карта. Муравейник улиц, окружающих выход из туннеля, находился в самом сердце делового района Черного рынка. Черный рынок имел свой девиз: «Все, что хочешь». Представители его, готовые оказать те виды услуг, которые, как предпочитали притворяться командиры, якобы уже не существуют на белом свете, кружили по открытой площади, смешиваясь с толпой, которая состояла наполовину из заказчиков, наполовину из слоняющихся без дела бродяг.
Я стал внимательно всматриваться в толпу, и вдруг у меня ёкнуло сердце. Какой-то человек продирался к входу на станцию. Я опознал его. Страйгер. Он изменил внешность. Страйгера окружали какие-то люди, но ни одного хайпера я не увидел. Никто не обращал на него внимания. Когда Страйгер проходил мимо меня, я отступил в тень, за угол обшарпанного рекламного киоска. Заинтересовавшись, какого черта Страйгер здесь рыщет, я прощупал его мысли, надеясь отыскать какую-нибудь грязь.
Оглянувшись, Страйгер посмотрел туда, откуда только что пришел. Сострадание и удовлетворение — вот все, что он чувствовал. Один из его подопечных, в которого Страйгер вложил деньги, стоял на противоположной стороне площади. Страйгер собственной персоной пришел сюда, чтобы самому увидеть, какой работой тот занимается. Это была единственная причина визита. И только эта мысль занимала его сейчас. Ни голосования в Конгрессе, ни вакансии в Совете, ни геноцида в башке у него не было… Я наблюдал, как Страйгер исчез в кишке туннеля, а внутри у меня расползалось что-то вроде оцепенения. Когда-то Страйгер хотел вершить благое дело. Может быть, какая-то его часть до сих пор хотела этого. Я попытался представить Страйгера таким, каким видели его остальные: контролирующим деньги и власть и использующим их только во благо человечества. После таких мыслей я почувствовал себя мерзко. Выйдя из укрытия, я окунулся в толпу.
Одни продавцы выставили лотки, другие — просто расселись на мостовой с едой и напитками, разложив товар, который движущаяся толпа огибала, как водный поток огибает камень. Визгливые крики и орущая музыка перекрывали глухое журчание вопросов и бормотание ответов — вокруг заключались сделки. Аргентайн предупреждала, что время от времени на площади появляются легионеры, чтобы поддерживать должный порядок. Сейчас никого из них не было. Да и в любом случае, это как в Старом городе: их забота — появиться и исчезнуть. Под водой легионеры — не в своей стихии. Слишком глубоко для них. И в прямом и в переносном смысле. И они это понимали. Здесь вы могли делать или покупать все, что вам вздумается, если только вы делаете это не в одиночку.
Я вынул левую руку из кармана и взялся за воротник: знак, что я ищу наркотики. Собравшись с духом, я нырнул в это море странных личностей, охотников и отщепенцев. Я сразу заметил других «страждущих», точно так же схватившихся за ворот. У некоторых из них костяшки пальцев побелели от напряжения. Здесь можно было увидеть руки, заложенные за спину, руки, сжимающие запястья, руки, прижатые к бедру, — все они посылали самые разные сообщения тем, кто был заинтересован принять их. Если вы не знаете кодов, вы можете слоняться здесь часами, но так и не получить ни от кого ни единого ответа. Здешние знаки отличались от тех, которые знал я: они были изысканнее, и их было труднее уловить. Подглядывая в мысли прохожих, я сопоставлял коды с их значениями, запоминая все как следует. Если я грубо ошибусь, этого могут и не заметить, но уже вторую ошибку могут и заметить…
Я едва увернулся от огромного, размером с лошадь, человека, который вел за собой на цепочке полуобнаженного «погорельца», вероятно проигравшего лошади в кости.
Один за другим посредники подходили ко мне, предлагая обычное уличное дерьмо. Все они в ответ на мою просьбу мотали головами. Любой из них знал имена, которые мне советовала называть Аргентайн, — имена тех, с кем Дэрик вел дела, но ни один из посредников не признался в этом. Некоторые из них, услышав мой вопрос, разворачивались и быстро отходили, точно я был ядовитым; но другие молча отворачивались, чтобы проверить по своим каналам. Никто не поверил бы мне на слово: они не могли читать мои мысли. Дэрик обычно встречался с продавцами в Пургатории… на нейтральной полосе между своим и их мирами. Сами продавцы не стали бы кружить в этой толпе. Так что мне оставалось только ждать и надеяться, что кто-нибудь из них заинтересуется и пошлет за мной.
Я продолжал курсировать по площади, отгоняя карманников, попрошаек и мелких продавцов, старающихся продать мне то, что я не хотел покупать. Тощий — кожа да кости — мальчишка с сопливым носом и безобразным шрамом поперек глаза и тащившаяся за ним маленькая девчонка, еще худее его, захныкали и повисли у меня на рукаве. «Пожалуйста, мистер, ну пожаа-алуйста…»
Сначала я хотел уйти, но остановился, нащупав в карманах леденцы, которые я всегда носил с собой — привычка, оставшаяся с того времени, когда мои запястья были такими же худыми, как у этого парнишки. Я вынул горсть леденцов и отдал ему. Он тут же испарился, но не успел я и шага ступить, как на его месте возник еще один пацан, еще один и еще… пока я не опустошил все карманы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56