после великого герцога, после великой герцогини очередь за мной, не правда ли? И тогда вы будете спокойны… Но я не так глуп. Если через две недели я не буду отозван отсюда, не буду причислен к штабу с повышением, заслуженным, как я считаю, мною, то я предупреждаю вас: мои друзья позаботятся о том, чтобы опубликовать подробный рассказ о событиях в целом ряде враждебных или нейтральных газет, и разослать эти газеты всем лицам, осведомить которых было бы особенно опасно для вас. И смею утверждать, что документы эти вызовут тем большее доверие, что я приложу к ним образчик почерка, хорошо известного вам».
Эта последняя фраза была написана почерком совершенно другим, чем всё остальное письмо. Один — тонкий и мелкий, другой — решительный и крупный. Оба их видел я сегодня ночью. Одним были написаны письма великого герцога из Камеруна, другим маршрут путешествия, найденный в Mittheilungen.
Теперь всё было ясно, ужасающе ясно.
— Виньерт узнает, наконец, правду, — охваченный радостью, подумал я.
И вдруг холодный пот выступил у меня на висках! Это знание, какой ценой придётся ему заплатить за него? Великая герцогиня!
Я не подумал, несчастный, что она тоже…
— Не надо! Не надо, — пробормотал я… Слишком поздно.
— Вот и лейтенант, — сказал командир, который, стоя на пороге, глядел на дорогу.
Кончено. Непоправимое должно было свершиться.
Солнце вставало, заливая поля розовым и голубым светом. На кустарнике с оборванными листьями запел зяблик.
В овраге, в самом низу, я заметил Виньерта. Он, не спеша, поднимался по склону. Я ясно видел его высокую, гибкую фигуру; затем, мало-помалу, показалась и его тёмная голова.
— Боже мой! — воскликнул я.
— Вы, кажется, совсем сошли с ума, лейтенант, — сказал мне командир.
Виньерт был теперь от нас на расстоянии не более ста метров. Я видел, как он ускорил шаги, чтобы перейти через откос, отделявший его от землянки командира.
Но тут, из-за перламутрового горизонта, послышался грозный, постепенно усиливавшийся шум. Незримая громада приближалась под побелевшим небом, пыхтя, словно подходящий к станции поезд. Треск её становился всё громче, громче, и мы поняли, что дьявольская машина летит на нас.
Со всех сторон солдаты, словно лягушки, прыгали в свои ямы.
Застигнутый как раз на середине обнажённого откоса, Виньерт остановился. Идти вперёд, повернуть назад: мы поняли его роковое колебание.
Над нами словно грохотал гром.
— Виньерт! — вне себя закричал я. — Ложитесь, ради бога, ложитесь!
Ещё одну секунду я продолжал видеть его. Он не шевелился. Он выпрямился, повернувшись лицом к надвигающейся опасности, и с слабой улыбкой, покорной и восторженной, смотрел на розовую аврору.
Сокрушительный ураган налетел.
Град камней и стали посыпался на крышу землянки, в которую командир батальона быстрым жестом увлёк меня вместе с собою. Когда грозный ливень прекратился, мы устремили за дверь расширенные ужасом глаза.
…На боку откоса чернела огромная воронка, а на левом краю её виднелись жалкие красные и синие останки.
Так погиб 31 октября 1914 года лейтенант Виньерт.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23