Видимо, ожившая легенда была отнюдь не в восторге от всяких желторотых «коллаборационистов». Но гнев потух, так толком и не вспыхнув, когда Грифон понял, что его полностью игнорируют. Все внимание Ворона было направлено на меня.
— Эль-леди, вы выглядите прекрасно. Очень... отрешенно. — Если эль-ин прилагает усилия, чтобы быть красивой, надо показать, что вы это цените, ваше молчание сочтут за оскорбление. Ворон начал с комплимента, в полном соответствии с нашим этикетом. Я приняла это благодарным взмахом ушей, которые тут же неуверенно дернулись, когда он сказал про «отрешенность». Где этот смертный научился так хорошо нас читать? — Вам идет белое. Хотя я не помню, чтобы видел этот цвет на вас раньше. Разве эль-ин не предпочитают свои собственные цвета?
Мои глаза потемнели, когда он сразу же, с первой попытки, угодил в точку. Когти рефлекторно выскользнули из кончиков пальцев на несколько сантиметров и тут же втянулись обратно до привычной длины.
— Сегодня — особенный случай. Очень особенный, — взмахом ушей приказала закрыть тему, и, как ни странно, жест был понят. Похоже, я не ошиблась в этом молодом человеке.
— Да, эль-леди, — он произнес это с мягкостью, которую незнающий мог бы принять за доброжелательность. Почти нежность.
Грифон, хотя и был незнающим, обладал достаточным опытом, чтобы почуять неладное. Если вначале осторожной Орлине пришлось чуть ли не силой удерживать темпераментного героя, то теперь он сам вдруг впал в задумчиво-наблюдательное настроение, которое обеспокоило меня больше, чем любые вспышки ярости. Он все еще оставался абсолютно невежественным там, где дело касалось произошедших за последние века изменений, но, похоже, был полон желания сначала подумать, а потом уже действовать. И встретившись с его внимательным, пугающе умным взглядом, легко было поверить: все, что писали об этом человеке в исторических книгах, — правда. Он может стать проблемой.
Или решением.
С некой абстрактной точки зрения я даже симпатизировала ему. Что за кошмар: принять героическую смерть и оказаться жесточайшим образом воскрешенным. Да еще по ошибке, во имя Ауте и всех ее порождений! Проснуться века спустя после того, как умерли все, кого ты знал и кто был тебе дорог. И обнаружить, что с Империей, ради которой ты не щадил ни своей, ни чужой крови, случилось то... что случилось. На самом деле он удивительно достойно все переносил. Сверхъестественная стабильность. Я бы в сходных обстоятельствах, даже при всей хваленой гибкости вене, давно бы билась в истерике. Или, что более вероятно, била окружающих. Да, с абстрактной точки зрения его можно было пожалеть.
Увы, Теи никогда не были склонны к абстракциям. Мы удивительно конкретные существа. Этот... человек в буквальном смысле слова приложил руку к тому, чтобы менталитет Оливулской Империи сформировался так, как сформировался. Он, даже в большей степени чем те, кто отдал и выполнил приказ, был ответствен за бездумное использование этими высокомерными тварями биологического оружия. Логично или нет, но я винила Грифона Элеры за то, что сразу после открытия Врат на Эль-онн они бросились нас завоевывать. А когда не получилось, не раздумывая обрушили на мой народ Эпидемию. И цвет эльфийского общества оказался выкошен в результате сознательно осуществленного людьми геноцида.
Все, что случилось потом, корнями упиралось вот в этого высокого легендарного человека и его деяния. Вот пусть он теперь и расхлебывает!
Укрепившись в своем решении, фаталистично взмахнула ушами.
Ауте станет милой и пушистой прежде, чем Антея тор Дернул-Шеррн начнет сочувствовать оливулцу. Dixi. И это — еще одна причина, по которой я должна уйти. Лучше так, чем, подобно Ийнэлю и другим древним, тысячелетиями носить в себе не находящую выхода ненависть.
— Грифон, — сделала шаг ему навстречу, парируя испытующий взгляд точно таким же. Склонила голову набок, поправила выбившуюся из-под шелкового капюшона прядь. — Ситуация... много сложнее, чем вам сейчас представляется. Не предпринимайте ничего, пока хоть немного не разберетесь в происходящем. Ни в коем случае не предпринимайте ничего сегодня вечером, — это не было просьбой, это было приказом, приказом того, кто имел полное право приказ отдавать. — И... удачи.
Они не поняли. Но они испугались. Смертные не так безнадежны, как может показаться.
Я отвернулась. Подняла тонкую когтистую руку, совсем переставшую дрожать, и нежно отбросила занавес в сторону. Глубоко вдохнула свежий, пахнущий морем и почему-то апельсинами воздух. Шепнула:
— Смотрите.
На это стоило посмотреть.
Большой Зал Шеррн-онн в день Совета... потрясал.
Он был огромен — но это слово слишком пресно, слишком обыденно, чтобы передать всю бескрайность простирающегося перед нашими глазами пространства. Сегодня свет был притушен. Зал утопал в тенях и мягких бликах от покачивающихся на ветру светильников, но и в солнечный день ты с трудом мог различить противоположные стены — так велико было расстояние между ними. Что же до пола и потолка, я не уверена, что в этом месте они вообще существовали.
Но самое удивительное — это эль-ин. Тысячи эль-ин. Миллионы эль-ин. Высокие, утонченные, стремительно-гибкие фигуры, беззвучно скользящие по балконам и террасам, будто причудливой резьбой, покрывающим стены Зала. Точно облако тропических бабочек, слетевшихся со всех Небес ради самого главного танца. Буйные гривы, огромные миндалевидные глаза, пылающие во лбах живые камни. В любой другой день у вас в глазах зарябило бы от яркости крыльев, от затейливых индивидуальных и клановых одежд и макияжа.
Не сегодня. Не сегодня.
Они не распускали многоцветные крылья. Они скрыли под капюшонами длинные волосы. Они все, все как один были одеты в длиннополые плащи. Снежно-белого, удивительно чистого цвета.
Миллионы высоких, тонких фигур в струящихся белых одеяниях, беззвучно скользящих среди причудливых теней и призрачной музыки. Они казались призрачными, нереальными, точно забытый сон. Они казались такими... такими далекими.
— О Ауте... О милосердная. О Вечная Юная...
Полный траур. Все кланы, все генетические линии надели священное белое. Такого Эль-онн не знала уже очень и очень давно. Невероятно. После всех этих лет мой народ наконец позволил себе горевать о любимых, потерянных во время Эпидемии. Быть может, сегодня мы попытаемся отпустить призраки, так долго витавшие за нашими спинами.
Может быть, мы даже попытаемся простить.
Я, впрочем, сомневалась, что последнее у нас получится.
— Антея-эль?
Ворон. Кажется, он не в первый раз меня окликал. Медленно повернулась к смертному, обожгла его потусторонним, совершенно нечеловеческим взглядом.
— Что-нибудь... не так? — Он чувствовал, не мог не чувствовать, что привычный мир плохих захватчиков-эльфов и отважно сражающихся с ними непокорных людей летит кувырком. Установки и представления, такие простые, такие ясные и уютные, вдруг зашатались, и смертные не могли понять, как и почему это происходит.
— Белый — цвет траура, — мягко шепнула я, объясняя все и не объясняя ничего. Вновь повернулась к залу, прижавшись щекой к арке прохода. Пила дивное зрелище, как пьют старое вино и апельсиновый сок, — медленно, смакуя каждый глоток.
Среди закутанных в белое эль-ин особенно ярко выделялись фигуры гостей. Их всех собрали на одном уровне в целях безопасности. Их же собственной.
Оливулцы — в своих официальных полувоенных комбинезонах угольно-черного, сливающегося с тенями цвета. Их массивные фигуры казались скоплениями темноты, а мрачные лица и эмоции лишь усиливали впечатление. Контраст со светлой печалью моего народа был поразителен и очень драматичен.
Я без труда нашла нескольких дарай-князей, с непроницаемыми лицами наблюдающих за происходящим с боковой галереи. Аристократичные фигуры, завернутые в свои собственные персональные радуги. Перламутровое сияние выделяло их среди всех остальных, приковывало взгляды. Мне пришло на ум сравнение со светлячками, затерявшимися среди феерии ночных мотыльков.
Были и другие гости, но они казались потерянными, одинокими. Резали глаза, были удивительно не на месте. Слишком грубые, слишком яркие, слишком... вульгарные для того, что послужило поводом для этого собрания. И было очень важным и очень личным делом моего народа. Прекрасно. Именно этого впечатления я и добивалась.
В своем саду гостей я угощу
Кузнечиками на обед.
Пусть знают, как ходить
Ко мне
Без приглашенья!
Он сопроводил продекламированное вслух совершенно уморительным сен-образом, подробно описывающим, как все эти исполненные собственного достоинства гости ловят удирающих из тарелок кузнечиков. Против воли я хихикнула и лишь затем, не без труда придав лицу возмущенное выражение, повернулась к Арреку.
И подавилась порицающей тирадой, зачарованно глядя на это великолепное создание.
Разумеется, в день всеобщего траура Консорт Хранительницы и не подумал надеть белое. Какое там! Уверена, он специально проследил, чтобы в костюме не оказалось ни одной белой нитки. Более того, весь его наряд оставлял впечатление какой-то нарочитой... неофициальности. Так можно было одеться на пьяную вечеринку в не очень приличной компании, но никак не на выход в высший свет.
Облегающие — очень облегающие! — черные штаны, дополненные высокими, до середины бедра, черными же сапогами. Впечатляющая коллекция холодного оружия, украшающая охватывающий бедра широкий черный пояс. Камзол, или куртка, или хотя бы жилет вызывающе отсутствовали. Нарочито небрежно заправленная рубашка была наполовину расстегнута, позволяя всем желающим любоваться перламутровыми переливами дарайской кожи. Разумеется, рубашка была совершенно невозможного цвета: пурпурно-винная, огненная. Яркая. Должно быть, сделана из какого-то необычного материала, потому что ткань обладала удивительным свойством: она не была прозрачна, но пропускала перламутровое сияние кожи, позволяя свету распространяться вокруг, но полностью изменяя его спектр. Никогда раньше не видела рубина, который сиял бы насыщенной неразбавленной тьмой, но именно такое создавалось впечатление: будто ярко-красная ткань каким-то образом порождала тени, причудливо игравшие вокруг фигуры юного князя.
Одежда оттеняла светлую, играющую перламутровым блеском кожу, подчеркивая сумрачно-угрожающую красоту. Черные волосы рассыпались по плечам не хуже эльфийской гривы: казалось, они самим своим существованием отвергали понятие «расческа». Единственная драгоценность — сверкающая в левом ухе сережка. Огромный кровавый рубин, варварский и прекрасный. В серых глазах кипели, сталкиваясь, стальные льдины. А в правой руке он небрежно держал наполовину пустую бутылку вина. Судя по всему, недостающая половина напитка была вылита на рубашку, чтобы добиться столь... сногсшибательного запаха.
Общее впечатление создавалось просто чудовищное. Что-то, менее соответствующее понятию «тихий траур», представить себе было просто невозможно.
Я сглотнула, сообразила, что стою, пожирая его глазами, попыталась собраться с мыслями. Обнаружила, что мысли текут в направлении: «а не удастся ли выкроить пару часиков и удалиться куда-нибудь, где не так людно?» Обреченно вздохнула. Тридцать лет в браке, а по-прежнему он способен одним своим видом творить со мной такое.
Пугающе.
Судя по ответному взгляду, даже после всех этих лет я способна была творить с ним то же самое. О Ауте!
Игнорируя оторопевших оливулцев, он целенаправленно приблизился ко мне, протянул руку (с бутылкой), удивленно посмотрел на булькающий сосуд, опустил, протянул другую руку, завладел моей ладонью, прижал когтистую кисть к губам.
— Моя леди.
От прикосновения меня вновь начала бить дрожь: для этого было так много, так безумно много причин.
— Мой лорд, — удивительно, но мой голос прозвучал ровно. Ну, почти.
Он выпрямился, чуть пошатнувшись, но продолжая удерживать мою руку у губ. Взгляд его прочно зафиксировался на обтянутой белым шелком груди. Ткань вдруг почему-то стала ощущаться гораздо более тонкой, чем она была минуту назад. Так, пора брать себя в руки. Иначе меня в них возьмет кто-нибудь еще.
— Прекрати цирк, Аррек. Ты трезв, как стеклышко.
— Это, — угрожающе прорычал он, — можно легко исправить.
Дарай поболтал в воздухе бутылкой, будто обдумывая возможности. Дебош могущественного, в стельку пьяного князя, — пожалуй, он и в самом деле может все сорвать, если приложит к делу немного воображения.
— У меня был друг, который очень впечатляюще применил подобную тактику во время одного важного дипломатического приема, — радостно поддакнул он моим мыслям.
— Не будь идиотом. Ты никогда не позволишь себе напиться. Слишком ценишь контроль, чтобы позволить себе утратить его, даже ненадолго. А трезвый ты слишком хорошо понимаешь последствия, чтобы так сглупить.
— И то верно, — Аррек вдруг резко выпрямился — спокойный, гневный, страшный. И трезвый, как стеклышко.
Теперь, когда он уже не притворялся, мне в ноздри резко ударил переставший вписываться в контекст ситуации запах. Ауте, он и правда вылил на себя содержимое этой бутылки. Жуть. Правда, вино было самого высшего качества, с прекрасным букетом, так что при желании можно было принять аромат за хорошие духи. Но концентрация!
Недовольно раздув ноздри, я перестроила рецепторы, отсекая восприятие запаха. Не хватало еще потакать его глупостям. Однако когда ужасающее амбре перестало меня отвлекать, мысли вновь, точно магнитом, притянул к себе проход в переливающийся тенями Зал. Пальцы Аррека больно впились в ладонь — и отпустили ее. Я поймала себя на том, что зачарованно смотрю на вход, не в силах сдвинуться с места, не в силах даже дышать. Меня трясло.
— Падальщики, — с ненавистью выдохнул Аррек, проследив направление этого взгляда.
— Прекрати. Ты только делаешь хуже, — выдавила сквозь зубы. Усилием воли выпрямилась, готовясь сделать последний шаг.
Глубоко вздохнула, решившись.
— Вы боитесь туда идти, — неожиданно вмешался в мою внутреннюю борьбу человеческий голос. Резко повернулась, удивленная неожиданной проницательностью Ворона.
Закрыла глаза.
— Да, — судорожно вздохнула, и звук подозрительно напоминал рыдание. Ни одно признание не требовало от меня такого мужества. — В жизни так не боялась. — Потом, после паузы и немного не по теме: — Это унизительно.
Они, разумеется, так и не поняли, к чему относилось последнее замечание.
— Ну так не ходи, — прошипел Аррек, пряча свои чувства (если они у него были) под маской гнева.
Я просто устало на него посмотрела, и арр, выругавшись себе под нос, сунул бутылку под мышку. Предложил мне освобожденную таким образом руку. Я положила ладонь ему на локоть, и под этим прикосновением он, кажется, еще больше напрягся, если такое вообще было возможно. Младший князь Дома Вуэйн прошел слишком суровую школу, чтобы выдать себя нервной дрожью, но состояние, в котором он сейчас пребывал, было дарайским эквивалентом моего судорожного возбуждения. Казалось, оба мы готовы взорваться от не находящей выхода яростно-решительной энергии.
В Ауте все. Я подобрала свободной рукой длинные струящиеся юбки, и вместе, рука об руку, мы шагнули вперед. Шагнули под своды арки. Шагнули навстречу судьбе.
Зал замер. Разговоры стихли. Все головы, точно по команде, повернулись в сторону царственной пары.
Хранительница — закутанная в белое, бледная и отстраненная. Ее консорт, полыхающий алым и нахально лезущий в глаза на общем утонченно-печальном фоне. Трое закованных в черное оливулцев, возвышающихся за их спинами.
Уверена, бутылка произвела на всех желаемое впечатление. Аррек мог собой гордиться.
Вздернув нос и всем видом демонстрируя, что она сама по себе, а вовсе не с этим сияющим варваром, Антея тор Дернул-Шеррн улыбнулась своим гостям.
* * *
Одно из основных отличий этого Бала от всех остальных официальных мероприятий Эль-онн — происходящее в зале транслировалось в прямом эфире на все планеты Империи. Если я правильно просчитала реакцию общественности, подданные в этот момент все как один приникли к экранам, пытаясь понять, что же тут происходит.
Флаг им в руки. Чем пристальнее люди будут смотреть, тем лучше.
Мы медленно шли по террасе, одаривая присутствующих царственным вниманием. Сзади несколько эль-воинов незаметно подталкивали троих оливулцев. Я ожидала, что Аррек окажется центром всеобщего внимания (Ауте свидетельница, мне самой приходилось прикладывать сознательные усилия, чтобы не коситься на него время от времени), но обнаружила, что это не так. Взгляды приковывала я сама. И взгляды эти были... уклончивыми. Эль-лорды шарахались от меня. Эль-леди опускались в глубоких официальных реверансах.
Я кивала в ответ, едва замечая окружающих и думая о своем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Эль-леди, вы выглядите прекрасно. Очень... отрешенно. — Если эль-ин прилагает усилия, чтобы быть красивой, надо показать, что вы это цените, ваше молчание сочтут за оскорбление. Ворон начал с комплимента, в полном соответствии с нашим этикетом. Я приняла это благодарным взмахом ушей, которые тут же неуверенно дернулись, когда он сказал про «отрешенность». Где этот смертный научился так хорошо нас читать? — Вам идет белое. Хотя я не помню, чтобы видел этот цвет на вас раньше. Разве эль-ин не предпочитают свои собственные цвета?
Мои глаза потемнели, когда он сразу же, с первой попытки, угодил в точку. Когти рефлекторно выскользнули из кончиков пальцев на несколько сантиметров и тут же втянулись обратно до привычной длины.
— Сегодня — особенный случай. Очень особенный, — взмахом ушей приказала закрыть тему, и, как ни странно, жест был понят. Похоже, я не ошиблась в этом молодом человеке.
— Да, эль-леди, — он произнес это с мягкостью, которую незнающий мог бы принять за доброжелательность. Почти нежность.
Грифон, хотя и был незнающим, обладал достаточным опытом, чтобы почуять неладное. Если вначале осторожной Орлине пришлось чуть ли не силой удерживать темпераментного героя, то теперь он сам вдруг впал в задумчиво-наблюдательное настроение, которое обеспокоило меня больше, чем любые вспышки ярости. Он все еще оставался абсолютно невежественным там, где дело касалось произошедших за последние века изменений, но, похоже, был полон желания сначала подумать, а потом уже действовать. И встретившись с его внимательным, пугающе умным взглядом, легко было поверить: все, что писали об этом человеке в исторических книгах, — правда. Он может стать проблемой.
Или решением.
С некой абстрактной точки зрения я даже симпатизировала ему. Что за кошмар: принять героическую смерть и оказаться жесточайшим образом воскрешенным. Да еще по ошибке, во имя Ауте и всех ее порождений! Проснуться века спустя после того, как умерли все, кого ты знал и кто был тебе дорог. И обнаружить, что с Империей, ради которой ты не щадил ни своей, ни чужой крови, случилось то... что случилось. На самом деле он удивительно достойно все переносил. Сверхъестественная стабильность. Я бы в сходных обстоятельствах, даже при всей хваленой гибкости вене, давно бы билась в истерике. Или, что более вероятно, била окружающих. Да, с абстрактной точки зрения его можно было пожалеть.
Увы, Теи никогда не были склонны к абстракциям. Мы удивительно конкретные существа. Этот... человек в буквальном смысле слова приложил руку к тому, чтобы менталитет Оливулской Империи сформировался так, как сформировался. Он, даже в большей степени чем те, кто отдал и выполнил приказ, был ответствен за бездумное использование этими высокомерными тварями биологического оружия. Логично или нет, но я винила Грифона Элеры за то, что сразу после открытия Врат на Эль-онн они бросились нас завоевывать. А когда не получилось, не раздумывая обрушили на мой народ Эпидемию. И цвет эльфийского общества оказался выкошен в результате сознательно осуществленного людьми геноцида.
Все, что случилось потом, корнями упиралось вот в этого высокого легендарного человека и его деяния. Вот пусть он теперь и расхлебывает!
Укрепившись в своем решении, фаталистично взмахнула ушами.
Ауте станет милой и пушистой прежде, чем Антея тор Дернул-Шеррн начнет сочувствовать оливулцу. Dixi. И это — еще одна причина, по которой я должна уйти. Лучше так, чем, подобно Ийнэлю и другим древним, тысячелетиями носить в себе не находящую выхода ненависть.
— Грифон, — сделала шаг ему навстречу, парируя испытующий взгляд точно таким же. Склонила голову набок, поправила выбившуюся из-под шелкового капюшона прядь. — Ситуация... много сложнее, чем вам сейчас представляется. Не предпринимайте ничего, пока хоть немного не разберетесь в происходящем. Ни в коем случае не предпринимайте ничего сегодня вечером, — это не было просьбой, это было приказом, приказом того, кто имел полное право приказ отдавать. — И... удачи.
Они не поняли. Но они испугались. Смертные не так безнадежны, как может показаться.
Я отвернулась. Подняла тонкую когтистую руку, совсем переставшую дрожать, и нежно отбросила занавес в сторону. Глубоко вдохнула свежий, пахнущий морем и почему-то апельсинами воздух. Шепнула:
— Смотрите.
На это стоило посмотреть.
Большой Зал Шеррн-онн в день Совета... потрясал.
Он был огромен — но это слово слишком пресно, слишком обыденно, чтобы передать всю бескрайность простирающегося перед нашими глазами пространства. Сегодня свет был притушен. Зал утопал в тенях и мягких бликах от покачивающихся на ветру светильников, но и в солнечный день ты с трудом мог различить противоположные стены — так велико было расстояние между ними. Что же до пола и потолка, я не уверена, что в этом месте они вообще существовали.
Но самое удивительное — это эль-ин. Тысячи эль-ин. Миллионы эль-ин. Высокие, утонченные, стремительно-гибкие фигуры, беззвучно скользящие по балконам и террасам, будто причудливой резьбой, покрывающим стены Зала. Точно облако тропических бабочек, слетевшихся со всех Небес ради самого главного танца. Буйные гривы, огромные миндалевидные глаза, пылающие во лбах живые камни. В любой другой день у вас в глазах зарябило бы от яркости крыльев, от затейливых индивидуальных и клановых одежд и макияжа.
Не сегодня. Не сегодня.
Они не распускали многоцветные крылья. Они скрыли под капюшонами длинные волосы. Они все, все как один были одеты в длиннополые плащи. Снежно-белого, удивительно чистого цвета.
Миллионы высоких, тонких фигур в струящихся белых одеяниях, беззвучно скользящих среди причудливых теней и призрачной музыки. Они казались призрачными, нереальными, точно забытый сон. Они казались такими... такими далекими.
— О Ауте... О милосердная. О Вечная Юная...
Полный траур. Все кланы, все генетические линии надели священное белое. Такого Эль-онн не знала уже очень и очень давно. Невероятно. После всех этих лет мой народ наконец позволил себе горевать о любимых, потерянных во время Эпидемии. Быть может, сегодня мы попытаемся отпустить призраки, так долго витавшие за нашими спинами.
Может быть, мы даже попытаемся простить.
Я, впрочем, сомневалась, что последнее у нас получится.
— Антея-эль?
Ворон. Кажется, он не в первый раз меня окликал. Медленно повернулась к смертному, обожгла его потусторонним, совершенно нечеловеческим взглядом.
— Что-нибудь... не так? — Он чувствовал, не мог не чувствовать, что привычный мир плохих захватчиков-эльфов и отважно сражающихся с ними непокорных людей летит кувырком. Установки и представления, такие простые, такие ясные и уютные, вдруг зашатались, и смертные не могли понять, как и почему это происходит.
— Белый — цвет траура, — мягко шепнула я, объясняя все и не объясняя ничего. Вновь повернулась к залу, прижавшись щекой к арке прохода. Пила дивное зрелище, как пьют старое вино и апельсиновый сок, — медленно, смакуя каждый глоток.
Среди закутанных в белое эль-ин особенно ярко выделялись фигуры гостей. Их всех собрали на одном уровне в целях безопасности. Их же собственной.
Оливулцы — в своих официальных полувоенных комбинезонах угольно-черного, сливающегося с тенями цвета. Их массивные фигуры казались скоплениями темноты, а мрачные лица и эмоции лишь усиливали впечатление. Контраст со светлой печалью моего народа был поразителен и очень драматичен.
Я без труда нашла нескольких дарай-князей, с непроницаемыми лицами наблюдающих за происходящим с боковой галереи. Аристократичные фигуры, завернутые в свои собственные персональные радуги. Перламутровое сияние выделяло их среди всех остальных, приковывало взгляды. Мне пришло на ум сравнение со светлячками, затерявшимися среди феерии ночных мотыльков.
Были и другие гости, но они казались потерянными, одинокими. Резали глаза, были удивительно не на месте. Слишком грубые, слишком яркие, слишком... вульгарные для того, что послужило поводом для этого собрания. И было очень важным и очень личным делом моего народа. Прекрасно. Именно этого впечатления я и добивалась.
В своем саду гостей я угощу
Кузнечиками на обед.
Пусть знают, как ходить
Ко мне
Без приглашенья!
Он сопроводил продекламированное вслух совершенно уморительным сен-образом, подробно описывающим, как все эти исполненные собственного достоинства гости ловят удирающих из тарелок кузнечиков. Против воли я хихикнула и лишь затем, не без труда придав лицу возмущенное выражение, повернулась к Арреку.
И подавилась порицающей тирадой, зачарованно глядя на это великолепное создание.
Разумеется, в день всеобщего траура Консорт Хранительницы и не подумал надеть белое. Какое там! Уверена, он специально проследил, чтобы в костюме не оказалось ни одной белой нитки. Более того, весь его наряд оставлял впечатление какой-то нарочитой... неофициальности. Так можно было одеться на пьяную вечеринку в не очень приличной компании, но никак не на выход в высший свет.
Облегающие — очень облегающие! — черные штаны, дополненные высокими, до середины бедра, черными же сапогами. Впечатляющая коллекция холодного оружия, украшающая охватывающий бедра широкий черный пояс. Камзол, или куртка, или хотя бы жилет вызывающе отсутствовали. Нарочито небрежно заправленная рубашка была наполовину расстегнута, позволяя всем желающим любоваться перламутровыми переливами дарайской кожи. Разумеется, рубашка была совершенно невозможного цвета: пурпурно-винная, огненная. Яркая. Должно быть, сделана из какого-то необычного материала, потому что ткань обладала удивительным свойством: она не была прозрачна, но пропускала перламутровое сияние кожи, позволяя свету распространяться вокруг, но полностью изменяя его спектр. Никогда раньше не видела рубина, который сиял бы насыщенной неразбавленной тьмой, но именно такое создавалось впечатление: будто ярко-красная ткань каким-то образом порождала тени, причудливо игравшие вокруг фигуры юного князя.
Одежда оттеняла светлую, играющую перламутровым блеском кожу, подчеркивая сумрачно-угрожающую красоту. Черные волосы рассыпались по плечам не хуже эльфийской гривы: казалось, они самим своим существованием отвергали понятие «расческа». Единственная драгоценность — сверкающая в левом ухе сережка. Огромный кровавый рубин, варварский и прекрасный. В серых глазах кипели, сталкиваясь, стальные льдины. А в правой руке он небрежно держал наполовину пустую бутылку вина. Судя по всему, недостающая половина напитка была вылита на рубашку, чтобы добиться столь... сногсшибательного запаха.
Общее впечатление создавалось просто чудовищное. Что-то, менее соответствующее понятию «тихий траур», представить себе было просто невозможно.
Я сглотнула, сообразила, что стою, пожирая его глазами, попыталась собраться с мыслями. Обнаружила, что мысли текут в направлении: «а не удастся ли выкроить пару часиков и удалиться куда-нибудь, где не так людно?» Обреченно вздохнула. Тридцать лет в браке, а по-прежнему он способен одним своим видом творить со мной такое.
Пугающе.
Судя по ответному взгляду, даже после всех этих лет я способна была творить с ним то же самое. О Ауте!
Игнорируя оторопевших оливулцев, он целенаправленно приблизился ко мне, протянул руку (с бутылкой), удивленно посмотрел на булькающий сосуд, опустил, протянул другую руку, завладел моей ладонью, прижал когтистую кисть к губам.
— Моя леди.
От прикосновения меня вновь начала бить дрожь: для этого было так много, так безумно много причин.
— Мой лорд, — удивительно, но мой голос прозвучал ровно. Ну, почти.
Он выпрямился, чуть пошатнувшись, но продолжая удерживать мою руку у губ. Взгляд его прочно зафиксировался на обтянутой белым шелком груди. Ткань вдруг почему-то стала ощущаться гораздо более тонкой, чем она была минуту назад. Так, пора брать себя в руки. Иначе меня в них возьмет кто-нибудь еще.
— Прекрати цирк, Аррек. Ты трезв, как стеклышко.
— Это, — угрожающе прорычал он, — можно легко исправить.
Дарай поболтал в воздухе бутылкой, будто обдумывая возможности. Дебош могущественного, в стельку пьяного князя, — пожалуй, он и в самом деле может все сорвать, если приложит к делу немного воображения.
— У меня был друг, который очень впечатляюще применил подобную тактику во время одного важного дипломатического приема, — радостно поддакнул он моим мыслям.
— Не будь идиотом. Ты никогда не позволишь себе напиться. Слишком ценишь контроль, чтобы позволить себе утратить его, даже ненадолго. А трезвый ты слишком хорошо понимаешь последствия, чтобы так сглупить.
— И то верно, — Аррек вдруг резко выпрямился — спокойный, гневный, страшный. И трезвый, как стеклышко.
Теперь, когда он уже не притворялся, мне в ноздри резко ударил переставший вписываться в контекст ситуации запах. Ауте, он и правда вылил на себя содержимое этой бутылки. Жуть. Правда, вино было самого высшего качества, с прекрасным букетом, так что при желании можно было принять аромат за хорошие духи. Но концентрация!
Недовольно раздув ноздри, я перестроила рецепторы, отсекая восприятие запаха. Не хватало еще потакать его глупостям. Однако когда ужасающее амбре перестало меня отвлекать, мысли вновь, точно магнитом, притянул к себе проход в переливающийся тенями Зал. Пальцы Аррека больно впились в ладонь — и отпустили ее. Я поймала себя на том, что зачарованно смотрю на вход, не в силах сдвинуться с места, не в силах даже дышать. Меня трясло.
— Падальщики, — с ненавистью выдохнул Аррек, проследив направление этого взгляда.
— Прекрати. Ты только делаешь хуже, — выдавила сквозь зубы. Усилием воли выпрямилась, готовясь сделать последний шаг.
Глубоко вздохнула, решившись.
— Вы боитесь туда идти, — неожиданно вмешался в мою внутреннюю борьбу человеческий голос. Резко повернулась, удивленная неожиданной проницательностью Ворона.
Закрыла глаза.
— Да, — судорожно вздохнула, и звук подозрительно напоминал рыдание. Ни одно признание не требовало от меня такого мужества. — В жизни так не боялась. — Потом, после паузы и немного не по теме: — Это унизительно.
Они, разумеется, так и не поняли, к чему относилось последнее замечание.
— Ну так не ходи, — прошипел Аррек, пряча свои чувства (если они у него были) под маской гнева.
Я просто устало на него посмотрела, и арр, выругавшись себе под нос, сунул бутылку под мышку. Предложил мне освобожденную таким образом руку. Я положила ладонь ему на локоть, и под этим прикосновением он, кажется, еще больше напрягся, если такое вообще было возможно. Младший князь Дома Вуэйн прошел слишком суровую школу, чтобы выдать себя нервной дрожью, но состояние, в котором он сейчас пребывал, было дарайским эквивалентом моего судорожного возбуждения. Казалось, оба мы готовы взорваться от не находящей выхода яростно-решительной энергии.
В Ауте все. Я подобрала свободной рукой длинные струящиеся юбки, и вместе, рука об руку, мы шагнули вперед. Шагнули под своды арки. Шагнули навстречу судьбе.
Зал замер. Разговоры стихли. Все головы, точно по команде, повернулись в сторону царственной пары.
Хранительница — закутанная в белое, бледная и отстраненная. Ее консорт, полыхающий алым и нахально лезущий в глаза на общем утонченно-печальном фоне. Трое закованных в черное оливулцев, возвышающихся за их спинами.
Уверена, бутылка произвела на всех желаемое впечатление. Аррек мог собой гордиться.
Вздернув нос и всем видом демонстрируя, что она сама по себе, а вовсе не с этим сияющим варваром, Антея тор Дернул-Шеррн улыбнулась своим гостям.
* * *
Одно из основных отличий этого Бала от всех остальных официальных мероприятий Эль-онн — происходящее в зале транслировалось в прямом эфире на все планеты Империи. Если я правильно просчитала реакцию общественности, подданные в этот момент все как один приникли к экранам, пытаясь понять, что же тут происходит.
Флаг им в руки. Чем пристальнее люди будут смотреть, тем лучше.
Мы медленно шли по террасе, одаривая присутствующих царственным вниманием. Сзади несколько эль-воинов незаметно подталкивали троих оливулцев. Я ожидала, что Аррек окажется центром всеобщего внимания (Ауте свидетельница, мне самой приходилось прикладывать сознательные усилия, чтобы не коситься на него время от времени), но обнаружила, что это не так. Взгляды приковывала я сама. И взгляды эти были... уклончивыми. Эль-лорды шарахались от меня. Эль-леди опускались в глубоких официальных реверансах.
Я кивала в ответ, едва замечая окружающих и думая о своем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47