А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И может еще преподнести нам всем большой сюрприз.
Я обернулась, чтобы окинуть генохранительницу пристальным взглядом. Та улыбнулась таинственной и глупой улыбкой, какие бывают иногда у блаженных да юродивых.
Я вздохнула. Отвернулась. Закрыла глаза.
— Тетя Ви, мне нужно ваше личное мнение.
Пауза. Очень давно я не называла ее так...
— Да?
— Лейри готова?
Теперь пауза длилась дольше.
— Да, — очень твердо.
— А кланы?
— Да.
Жестко. Жестоко. И правдиво. Эль готова к смене Хранительницы уже давным-давно.
Аррек, прости меня... Зажмурилась. До боли, до рези в глазах. Когда придет время, я тоже буду готова.
— Леди Вииала, оставьте меня.
Шорох кружева, шелест крыльев. Мои пальцы мимолетно дотронулись до рукояти меча, затем скользнули к прохладному эфесу аакры. И вовсе это не слезы. Совсем мне не хотелось плакать. Выть — хотелось. Плакать — нет.
ТАНЕЦ ПЯТЫЙ, ТАНДАВА
All'antica
Как долго можно искать в официальной резиденции клана Изменяющихся одного средней упитанности дракона? До скончания веков. Но это в том случае, если вы будете искать честно. Я же собиралась смошенничать.
Прижала ладони к стене онн, ощущая теплую аритмичную пульсацию. Улыбнулась, приветствуя старого друга. И попросила отвести меня к папе.
А когда вышла в коридор, за углом обнаружилась новая дверь. Отдернула когтистой рукой загораживающий ее занавес и остановилась, наблюдая за что-то насвистывающим себе под нос мужчиной.
Он высок, и это заметно, даже когда он сидит, как сейчас, на полу, склонившись над рабочим столом. Тугие рельефные мускулы подошли бы скорее накачанному оливулцу. Только вот нет в поджарой фигуре ничего тяжелого, приземленного. Не знаю, как с таким сложением можно казаться изящным, но ему удается. Всегда удавалось. В любой форме.
Его кожа — расплавленное золото, его волосы — багряное пламя, а в глазах плещутся сине-зеленые волны. У него скупые, осторожные движения, которые могут мгновенно взорваться убийственной скоростью. И хочется протянуть руки к исходящей от него дикой силе, как к горящему в ночи костру, как к далекому, но так необходимому солнцу.
Воздух чуть зазвенел, когда дремлющий в ножнах Сергей (Молчаливый) обменялся приветствиями с Ллилигрллин (Поющей), папиным мечом.
Я осторожно подошла и села рядом с отцом, с любопытством глядя на незаконченную работу. Это был обруч из светлого металла, будто сплетенный из трех веточек ивы, то расходящихся в стороны, то вновь сливающихся в одну. Умные пальцы ловко скользили по блестящей поверхности, полируя ее бархатной тряпочкой и втирая... Я нахмурилась. Кажется, в металл, и так уже содержавший в своей основе какое-то мощное заклинание, втирались еще более изощренные чары. Здорово. Очень редко можно увидеть сочетание основанного на воображении и живой энергии чародейства и требующего стабильного материального носителя заклинательства. Чтобы сделать это, надо быть асом.
Ашен из клана Дернул, лорд-консорт Матери Изменяющихся, был одним из немногих таких асов.
— Вот так, — он отложил тряпочку и приподнял обруч на вытянутых руках, ловя блики заходящего солнца. — Неплохо получилось, правда?
— О да! — искренне выдохнула я, пытаясь сообразить, что же именно папа сотворил на этот раз. Сложность у воплощенного в металле заклинания была невероятная, что-то, оперирующее сразу восемью слоями реальности...
Он тихонько рассмеялся, и от этого звука падающий сквозь стены свет заколебался, заискрился золотистыми всполохами. Отец повернулся ко мне, осторожно водрузил обруч на мою непослушную светло-золотую гриву. Поправил падающую на глаза прядь. Довольно улыбнулся.
А я не без паники гадала, что же это за заклинание такое сидит на моей голове...
— Тройственная защита Дайруору Отчаянной, — подсказал Ашен.
— Что? — Я сняла с головы венец и стала изумленно вертеть в руках, скользя пальцами по тоненьким, таким хрупким на вид линиям. — Но ведь это заклинание требует огромного материального носителя! Я никогда не слышала, чтобы его накладывали на что-то меньшее, чем клановый онн!
Он пожал плечами.
— Я немного изменил распределения в атомарной структуре... — Отец замолчал, видя, что я не понимаю. Улыбнулся, неуверенно и обеспокоенно. — Как ты себя чувствуешь, Анитти?
Ему никогда не было дела до того, принято или нет о чем-то говорить вслух. Ашен всегда был законом самому себе и всегда, во всех ситуациях умудрялся оставаться собой. Иногда я завидовала этому его умению до слез. Иногда — бесилась из-за грубоватой бестактности. Но мне, как и всем остальным, не оставалось ничего иного, как любить его таким, каким он был.
— Хорошо, папа. Сегодня выдался довольно сложный денек, но я в порядке.
— Твоя мать получила приглашение на Бал...
Я подняла ладонь и прижала к его губам, медленно качая головой.
— Не надо, папа. Пожалуйста, не надо. Мне и от Аррека достается, мы совсем друг друга этим истерзали. Не надо.
В сине-зеленых глазах блеснул гнев, на мгновение мне показалось, что передо мной сидит не золотокожий мужчина, а огромный пламенеющий золотом ящер. Слишком огромный, чтобы поместиться в небольшой мастерской. Потом когтистая рука (лапа?) бережно накрыла мою ладонь, и мы помолчали. Лишь в эльфийских миндалевидных глазах стыло непонимание да били где-то в ярости огромные золотые крылья.
Мы с папой никогда не были по-настоящему близки. Он не знал, о чем говорить с таким бестолковым существом, я же терялась в его присутствии. Неловко принимала неловкую заботу, прерываемую яростными вспышками гнева, когда он считал, что я творю что-то, совсем ни в какие ворота не лезущее. Но это не значит, что мы друг друга не любили.
— Зачем ты здесь, малыш?
— Появился один вопрос. Ви сказала, чтобы я спросила у тебя.
Мы оба знали, что спросить я могла, просто прислав сен-образ, но это был хороший повод для визита, так что он осторожно обнял меня за плечи, дал прислониться спиной к горячему, слишком горячему для обычного существа плечу.
— Спрашивай.
— У меня сегодня случилась... э-ээ, незапланированная встреча с темным королем. Он... высказал некоторую здоровую заинтересованность Драконьей Кровью. Не подскажешь, зачем она могла ему понадобиться?
Он сдавленно хмыкнул у меня за спиной.
— Ну конечно. Уже наслышан о твоей «э-ээ... незапланированной встрече». Тэмино опять отличилась, да? Даратея рвет и мечет по поводу узколобых дилетантов, сующихся куда не следует.
Я промычала что-то утвердительное.
— Так что там с Драконьей Кровью?
— Драконьей Кровью? — уточнил он, интонационно и эмпатически выделяя оба слова. — Именно так? С большой буквы?
— Угу.
— Хм-м. Довольно сложно объяснить. — Надо отдать ему должное, он, в отличие от других моих подданных и родственничков, вовсе не пытался увильнуть от ответа, лишь искал более точные формулировки. — Речь идет о... о сути. Сути драконов. Драконов Ауте, разумеется, о других я судить не могу. О том, что делает нас нами. О том, что позволяет парить в чистой энтропии и создавать из нее новые миры.
Откинула голову, упершись макушкой ему в ключицу, изо всех сил стараясь понять. Рядом с мощью этого неординарного интеллекта я всегда казалась себе еще более туповатой, чем обычно.
— Но что это? Что делает... «нас нами»? — последние слова дались нелегко, особенно когда сообразила, что папа и меня отнес к категории драконов с такой рассеянной небрежностью, будто это само собой разумеется. На душе стало вдруг тепло и уютно от мимолетного признания моей значимости, моего существования. Повернула голову, потершись щекой о его руку. Спасибо.
Какое-то время он молчал, потом воздух вдруг заискрился серией сен-образов, в которых я честно попыталась разобраться.
Дракона образ явится тогда,
Когда придет мгновенье Творчества.
Иероглиф, обозначающий дракона и сложное соединение смыслов, которое я для себя перевела как «творчество», затейливо переплетались через соотношение времени и существования. Очень сложно. Очень красиво. Вне моего понимания.
— Ты хочешь сказать, что... Драконья Кровь — это как-то связано с творчеством? С вдохновением?
Если вспомнить, были такие легенды... Да что там легенды, это же открытым текстом говорится в самом сен-образе, обозначающем дракона!
— Вдохновением? Да... Да, пожалуй, можно употребить это слово. — Ответ прозвучал не слишком уверенно.
Он выпрямился, осторожно взял у меня обруч, который я до сих пор растерянно вертела в руках. Повернул так, чтобы серебристая поверхность поймала солнечный луч... и развернул спрятанное внутри заклинание.
Тройственная петля защиты окутала наши прижавшиеся друг к другу фигуры чуть покалывающим плащом энергетических всплесков.
— Смотри, — шепнул отец, и заклинание раскинуло крылья, заплескалось волнами, а окружающий мир дрогнул и покачнулся, превращаясь во что-то, во что-то...
Где-то далеко медленно и протяжно ударили барабаны, и мои кости завибрировали в этом ритме. В ритме танца, в ритме изменения. Я сидела в кольце рук Ашена, спиной прижавшись к его груди. Осторожно положила пальцы на ладони отца, пытаясь ощутить, понять, хоть как-то постичь непостижимое. Окружающая вселенная... плыла, и лишь это ощущение металла под пальцами и жара за спиной оставалось единственным постоянным в море изменчивости. В какой-то момент оказалось, что похожий на эль-ин мужчина исчез, меня баюкал в огромных лапах золотой, пылающий жаром и магией дракон.
— Ты видишь, малыш?
Не процесс, не понятие... Свойство?
— Не творчество, а способность к творчеству?
— Это уже ближе. Но не совсем... то.
Да, не совсем. В конце концов, способностью творить обладают многие и многие существа. Даже люди, если рассматривать это понятие достаточно широко. Но что отличает драконов? Что отличает меня?
Я подалась вперед, опираясь на острые, но такие ласковые когти. Пытаясь вслушаться, пытаясь вчувствоваться... тело дрожало в танце изменений, окружающая реальность дрожала в ответ.
— Способность... изменять миры?
— Уже ближе.
Да, ближе. Я видела, как отец песней создавал свои собственные маленькие вселенные. Мы летали вместе, когда он пел луне и звездам, творя то небо, которое нравилось его крыльям. Я помнила...
— Способность изменять Ауте по своему желанию, — я рассуждала вслух, пытаясь построить логическую цепочку, — но это могут все вене. Ты танцуешь с явлением, в танце ты познаешь его, становишься им, ты изменяешь себя и потому изменяешь его. Это просто.
Ашен испустил мелодичную трель, очень музыкальную и очень насмешливую.
— Это то, что делают твои мама и отчим. Драконам же недоступно прямое познание, и уж совершенно точно мы (кроме разве что тебя, малыш) не изменяем себя в соответствии с окружающим. Что делаю я? Вспоминай, малыш.
Этот танец был похож на песни китов. Как будто низкий и протяжный звук вел за собою скольжение между отраженными в воде звездами, среди серебристых пузырьков воздуха. Танец познания.
— Создаешь... — я отчаянно пыталась сформулировать ускользающее значение сен-образа. — Создаешь то, чего раньше не было. Не способность, не процесс, не понятие. Не акт сотворения как таковой, а вдохновение. Может ли существо из плоти и крови быть вдохновением? Суть. Состояние, танец. Как же это выразить? Папа... Ты изменяешь окружающее... оставаясь самим собой.
Оставаясь собой. Но я ведь вене. Я не остаюсь собой, я...
— Разве?
Разве?
Мы вновь сидели в маленькой мастерской, он вновь был эль-ин, а мой пульс вновь ускорился, отпуская протяжный ритм ночного танца. Окружающий мир в последний раз качнулся волной и встал на место. Кажется, ответ был найден.
Точнее, были найдены новые вопросы.
— Но тогда получается, что все вене линии Тей обладают этой... Кровью Дракона.
— Нет, Анитти. Теи действительно сохраняют в изменении свою личность, но не так, как это делаешь ты.
— О чем ты?
— Они изменяют старое, а не создают новое, — последовал ну очень туманный ответ, относящийся не то к тому, с чем танцуешь, не то к личности танцовщицы. — Не думаю, что кто-нибудь раньше так делал. Ты — нечто очень необычное, Анитти. Что-то, чего раньше никогда не было. Лучшая танцовщица из всех, что когда-либо рождались в кланах эль-ин. Но отнюдь не только танцовщица. И твоя Кровь Дракона — отнюдь не та же самая, что у других Великих.
— Отец. — Это почти официальное обращение прозвучало как-то неуместно. Я повернулась в кольце его рук, приподнялась, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Он, кажется, даже не заметил многоцветной бури, бушевавшей в моих глазницах. Наверное, единственный, кто ее не замечает. — Папа... Как можно оставаться самой собой... если я даже не знаю, что я и кто я?
Не хотела об этом спрашивать. Получилось так... плаксиво. Я откровенно ныла.
— Обычно мы то, чем мы сами себя сделали, — очень серьезно ответил Ашен, дракон Ауте. Мастер Чародей, мастер Заклинаний, мастер Превращения и мастер Оружия, лорд-консорт Матери Изменяющихся и первый клинок Эль-онн.
— А если у тебя не получилось сделать с собой то... что планировалось?
— Ах, значит, ты все-таки признаешь, что не все получается, как планировалось, Анитти?
— Папа!
— Попробуй увидеть себя в зеркале.
— В каком?
— Рассматривай тех, кто тебя окружает. Они — лучшее зеркало.
— Ты только все запутываешь! — возмущенный вопль выплеснулся прямо из сокровенных глубин души.
Он пытался что-то сказать, но все это было слишком сложно, чтобы обдумать прямо сейчас. Я отправила полученные знания в память, а свое смятение — на растерзание подсознанию. Сама же попыталась переключиться на более практичные вещи.
— Так чего же хочет от меня темный король?
— Твою Кровь Дракона, разумеется. Тебе придется самой понять, что это такое. Самой подобрать нужное слово. Просто помни, что при этом ты даешь себе новое имя.
Выскользнула из кольца его рук и задумчиво прошлась по комнате. Сначала в одну сторону, затем в другую.
— Умение творить? Умение изменять старое и создавать нечто новое? Разве это можно украсть?
— Ну... с темными никогда нельзя быть в чем-то уверенным.
Вот только этого мне еще и не хватало. Почему-то подумалось, что самый логичный способ украсть чью-то кровь — это выкачать ее из тела предыдущего обладателя. Ага. Сейчас. Уже подставляю горлышко.
— Итак, старому интригану зачем-то позарез понадобился источник вдохновения. Личная муза, так сказать. Хм... Эх, времени нет, а то ведь отправилась бы к нему с визитом. Получил бы он у меня... музой...
Думать сейчас о политике не хотелось. Как не вовремя влез этот демон со своей дурацкой манией. У меня сейчас были гораздо более важные дела, нежели очередной раунд грызни с темными. И времени почти не осталось.
Я подошла к все еще сидящему на полу отцу и опустилась перед ним на колени. Долго-долго мы глядели глаза в глаза, ничего не говоря.
Потянулась, прижавшись щекой к его виску.
— Я люблю тебе, папа... Прощай.
Встала и вышла из пронизанной вечерними лучами мастерской. Небывалое создание, оставшееся за моей спиной, задумчиво провело когтями по переплетающимся серебряным стебелькам обруча.
— Не все получается, как планировалось, Анитти. Не надо со мной прощаться.
Застыла. А потом предпочла сделать вид, что не услышала. Не устраивать же после такого торжественного прощания драку.
Даже после трех сотен лет жизни с нами отец не желал понимать, что значит быть эль-ин. А я — никогда толком не понимала, что значит быть драконом. Хотя и подозревала, что в ближайшем будущем придется в этом разобраться.
* * *
Перед тем как покинуть онн Изменяющихся, я (не без некоторой внутренней борьбы) решила перекинуться парой слов со своим консортом. Благо этот неугомонный должен был уже оправиться после исцеления. Найти его не составило труда.
Аррек небрежно облокотился на стену, с обычной своей многозначительной улыбочкой разглядывая уныло пригорюнившегося оливулца. Посмотреть было на что: гора железных мускулов, свернувшаяся на полу в позе задумчивого йога, демонстрировала выражение чуть потрясенного бесстрастия на квадратной физиономии. Как бишь зовут этого рыцаря плаща и кинжала? Ворон. Что ж, ему подходит.
Дарай-князь порывистым движением оттолкнулся от стены, морским бризом пронесся по комнате. И не скажешь, что ему сейчас по всем правилам положено страдать от раздирающей боли. Сама я после утреннего приключения едва ковыляла.
Оливулец, заметивший приближающегося к нему посетителя, взвился на ноги, будто его подбросили. Склонился в изощренно-придворном поклоне с совершенно неожиданной в такой махине грацией.
Я, все еще невидимая, остановилась в дверном проеме, наблюдая за представлением.
— Дарай-князь, мое почтение... — Голос у Ворона оказался глубоким и неожиданно приятным, манеры безупречными и оскорбительными. Классический оливулец.
Аррек царственно склонил голову, красивым (и пижонским) жестом материализовал в комнате кое-какую мебель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47