– Говорят, денег куры не клюют, большая пенсия, а все еще донашивает свои военные галифе да кителя…
– Не задевай отца, – оборвала Надя.
– Миша, у тебя голова болит? – участливо взглянула на него Нина.
Она была добродушной, склонной к полноте женщиной. Зла на Мишу не помнила, относилась к нему как к родственнику, не раз давала деньги, когда он заявлялся с утра с тяжелой головой.
– Разве меня за стол позовут! – вздохнул Миша, кивнув на крыльцо, где курили мужчины. – Родственники называются! Кто я? Рабочая косточка, вон у меня какие руки… – Он выставил перед собой огрубевшие, все в трещинах ладони. – А они интеллигенты! Ничего, я еще тоже свое последнее слово не сказал… Обо мне еще многие услышат…
Все знали, что Миша пишет какие-то стихи, но вслух он их никому не читал.
Нина пошла в дом, а немного погодя вышла, что-то пряча под наброшенной на плечи вязаной кофтой. Миша проворно вскочил с травы, мигнул, мол, зайдем за колодец, там ему Нина отдала бутылку вермута и кусок красной рыбы с хлебом.
– Как нищему подают христа ради на паперти, – пробурчал он, проходя к калитке мимо женщин.
– Наглец! – сказала Надя, провожая его сердитым взглядом. – Никогда ничем не бывает довольный. А пусти его в дом – так всем со своей мерзкой ухмылочкой наговорит гадостей!
– Родственник он нам как-никак, – ответила Нина.
– От таких родственников лучше держаться подальше…
– Какой есть, такой уж и есть, – вздохнула Нина.
– Вспомни про его деда, Леньку Супроновича, – взглянула на сестру Надя. – Фашист! Родного отца не пощадил и чуть брата не повесил.
– Ну, Миши-то тогда и на белом свете не было, – добродушно заметила Нина.
– Противный он, – сказала Надя и, стряхнув с платья рыбью чешую, встала и пошла в дом. У крыльца обернулась. – А ты у нас добренькая, Нина, тебе гадости делают, а ты по головке гладишь!
– Он ведь правду сказал… – ответила Нина, сообразив, что имела в виду сестра, однако по полному лицу ее скользнула тень.
* * *
– Ну как тебе моя Андреевка? – спросил Андрей, шагая по узкой песчаной тропинке вдоль путей. Он даже не отдал себе отчета в том, что назвал поселок «моя Андреевка».
– Тихо здесь и немного печально, – ответила Мария, покусывая зеленый стебелек.
– Печально? – удивился Андрей. – Скорее – торжественно.
– Я завидую: вы все такие дружные, каждый год тут собираетесь вместе, а я почти не знаю своих родственников. Приезжают откуда-то, ночуют у нас, набивают сумки и чемоданы покупками и уезжают. Не все имена даже помню. А мы к ним вообще не ездим. У нас дача в Репине.
Рельсы серебристо блестели впереди, фонарь светофора просвечивал насквозь, и не понять было, какого он цвета. Над лесом плыли облака, солнце клонилось к закату, окрест колыхалась прозрачная предвечерняя тишина. С зеленых низин по обе стороны откоса плыли запахи цветущих трав, из бора доносилось приглушенное кукование кукушки. Нет-нет в промежутках вскрикивала птица. Голос у нее звучный, басистый. «Бум-там! Бум-там!» – возвещала птица. Иногда из-под ног выскакивал маленький камень и звонко цокал по рельсу. И этот тонкий мелодичный звон будил в душе Андрея далекие воспоминания о том, как он здесь зимой чуть не заблудился в бору. Его там в сумерках разыскали Лариса Абросимова и Иван Александров, ее дружок… Интересно, поженились они или нет? Вряд ли, Лариса, говорят, уехала в Москву, к отцу… Они ведь тоже нынче должны были приехать в Андреевку, но почему-то не приехали. Павел Дмитриевич стал большим человеком – заместителем министра народного образования республики. С отцом они часто встречаются, когда тот ездит в Москву. Зимой Павел Дмитриевич приезжал в Ленинград, ночевал у них. Кажется, тогда он говорил, что Лариса закончила МГУ и вышла замуж… А вот за кого – Андрей постеснялся спросить. В Андреевке он после возвращения из армии не был, так что никаких местных новостей не знает.
Народу в доме собралось много – приехали из самых разных городов России. У всех свои новости. Мельком видел старика Семена Яковлевича, он пришел с палочкой. Лысый, лишь на висках седые клочки, а говорили, у него в молодости была пышная шевелюра. А тетя Варя пережила своих младших сестер – Тоню и Алену. Сначала умерла от сердечной недостаточности жена Дерюгина – Алена Андреевна, а через несколько лет бабушка Андрея – Антонина Андреевна. Андрей на похоронах не был. И бабушка и тетя в его воспоминаниях представали живыми, заботливыми. Для себя он сделал вывод, что так оно, пожалуй, и лучше – помнить близких людей не в гробу, а живыми, веселыми. И старался на похоронах не бывать, хотя и понимал, что это не по-родственному. Близко со смертью ему еще не приходилось соприкасаться в своей жизни. И вот авария на шоссе. Жив ли будет этот автомобилист? Они с Марией довезли его до ближайшей больницы, потом Андрей объяснялся с инспектором ГАИ…
– Я все думаю о том человеке… – сказала Мария. – Как ты думаешь, выживет ли он?
– Выкарабкается, – ответил он. – Врач сказал, что раны опасные, но жить будет.
– У чего такое белое лицо было, – вспоминала Мария. – Вот говорят – в лице ни кровинки… Я думала, это фраза, а на самом деле так бывает… Его жене сообщили?
– Если он женат…
– Все нормальные люди бывают женаты, – очень серьезно произнесла девушка.
– А мы с тобой нормальные? – с улыбкой посмотрел на нее Андрей.
– Ты на что намекаешь? – помолчав, спросила она.
– Мы ведь еще не женаты…
– Андрей, уж не скрываешь ли ты от меня – человек этот умер?
– Жив, жив он, – убежденно сказал Андрей.
Он и сам не мог понять, почему не рассказал Марии про то, что отдал двести граммов своей крови неизвестному автомобилисту. Потребовалось срочное переливание крови, и в маленькой поселковой больнице не оказалось нужной группы, а у Андрея как раз такая в паспорте записана. Отдала свою кровь и медсестра. Врач порекомендовал ему после переливания крови не ехать в этот день на грузовике, но разве мог он пропустить семейное торжество в Андреевке? Да и грузовик ждали в Климове…
– Ты что-то от меня скрываешь? – пытливо заглядывала ему в глаза Мария.
– Пока у меня нет от тебя никаких тайн, – улыбнулся он, решив попозже все же рассказать ей о случае в сельской больнице.
– Хорошо, чтобы у нас никогда не было тайн друг от друга, – вздохнула девушка.
– Аминь, – обнял ее за плечи Андрей.
За светофором они повернули и пошли обратно в поселок. Кукушка замолчала, зато над головами засновали ласточки, а выше над ними носились стрижи. От деревьев на откосы упали длинные неровные тени, пчелы перелетали через насыпь, спеша в ульи с последним взятком. Бесшумно мельтешили в солнечных лучах большие сиреневые стрекозы. Мария с наслаждением вдыхала чистый лесной воздух, светлые глаза ее были такого же цвета, как вода в Лысухе, на губах – задумчивая улыбка. Андрей сбоку смотрел на нее и тоже улыбался: девушка нравилась ему, только поэтому он и решился взять ее с собой в Андреевку. Он знал, что отец ничего не скажет, – Вадима Федоровича вряд ли чем удивишь, а вот Дерюгин и Федор Федорович – овдовев, они вдвоем теперь жили каждое лето в доме – обязательно привяжутся: кто она и откуда? В доме и так не повернуться… Андрей первым делом договорился с Супроновичами, что Мария переночует у них. Ей отвели маленькую комнату наверху, но Мария попросилась на душистый сеновал…
У Марии овальное лицо с маленьким пухлым ртом, длинные черные ресницы, которые не нужно удлинять, белая высокая шея. Пожалуй, самое красивое в ней – это глаза. Огромные, очень выразительные, чистые. Человек с такими глазами не может солгать, обмануть. Не очень-то уж большой был у Андрея Абросимова жизненный опыт в его двадцать четыре года, но в Марии он почему-то был уверен, как в себе самом. Встретились они в университете на литературном вечере, где Андрей читал свои стихи. Он еще со сцены заметил глазастую девушку с длинными каштановыми волосами. Так часто бывает, когда выступаешь с трибуны, – выберешь кого-нибудь в зале и смотришь только на него. Андрей смотрел на девушку, а она на него… Потом, когда они ближе познакомились, оказалось, что она тоже сочиняет стихи, только стесняется их читать перед другими. Андрею она их почитала. Он честно высказал ей свое мнение: стихи слабые, подражательные – что-то от Марины Цветаевой и что-то от Анны Ахматовой. Тут, он думал, и закончится их знакомство, но девушка мужественно восприняла критику. Он ожидал, что уж сейчас-то она, в свою очередь, на него обрушится, но Мария сказала, что читала стихи Андрея в газете «Смена», в университетской многотиражке – они ей очень нравятся. В тот самый вечер Андрей еще раз огорошил Марию, заявив ей, что больше никогда писать стихи не будет. Поэтов в стране пруд пруди, все пишут грамотно, но почему-то книги некоторых кипами лежат на полках в книжных магазинах и их не покупают. А он, Андрей, не хочет множить ряды средних поэтов, уж лучше всерьез займется журналистикой и прозой… К тому времени у него были написаны шесть рассказов. Два он опубликовал, еще будучи в армии: один – в журнале «Пограничник», второй – в «Сельской молодежи», хотя рассказ был о городе. Восемь журналов завернули рукописи обратно, а вот два напечатали… И никто из знакомых даже не подозревал, что автор – Андрей. Сейчас ему и самому себе трудно объяснить, почему он взял фамилию прадеда – Абросимов. Только ли потому, что с детства восхищался его силой, подвигом? Потому что из книги отца по-настоящему узнал о своем прадеде? Или потому, что подсознательна чувствовал – и сам будет писать и печататься, а подписываться фамилией Казаков показалось неудобно: все сразу сообразят, что он сын известного писателя Вадима Казакова…
– … Ты меня слышишь? – дошли до него слова Марии. Ее голос журчал рядом, будто лесной хрустальный ручеек. Это только здесь, в Андреевке, воспоминания так обступают его, что даже не понял, о чем Мария толкует!..
– Я не слышу тебя, – с улыбкой признался он. – Прости.
– Я спросила тебя, почему ты Абросимов, а твой родной отец – Казаков.
Значит, все-таки уловил смысл ее вопроса… Только ответил не ей, а себе самому…
– Два писателя с одинаковой фамилией…
– Ты собираешься стать писателем?
– Пока я, Маша, всего-навсего шофер Климовской заготконторы «Рога и копыта».
– Тебе покоя не дают лавры Остапа Бендера? – подковырнула она.
– Остап Бендер – мой шеф, – улыбнулся Андрей. – А я на подхвате.
– Это и будет началом твоего писательского пути? – серьезно спросила она.
– Кто знает, где начало, а где конец?
– Лермонтов в твоем возрасте был известным в России поэтом, – поддела Мария.
– Я ведь собираюсь прозу писать, – ответил Андрей. – Настоящий прозаик – это мудрый старый ворон, который триста лет живет и творит до глубокой старости…
– Насчет шофера ты пошутил? – спросила Мария.
– На два месяца завербовался в заготконтору, – сказал Андрей. – Понимаешь, им нужен шофер как раз на этот самый «газон», на котором мы сюда лихо прикатили. Такая выпала мне возможность поездить по району, побывать в самых отдаленных деревнях… Мог я отказаться? И знаешь, кто будет у меня начальником? Околыч!
– Я такой фамилии никогда не слышала…
– Я даже не знаю, фамилия ли это, – продолжал Андрей. – Просто его все зовут Околычем. Колоритнейшая личность: огромный, толстый, как цистерна, и сразу берет быка за рога. Знаешь, что он мне сказал? «Андрюша, зарплата – это чепуха! Ты каждый день будешь получать в клюв по червонцу, только во всем, милай, слушайся меня и поменьше суй нос туда, куда тебя не спрашивают. Усек?» Я ответил: «Да, усек». Представляешь, за два месяца я заработаю кроме зарплаты шестьсот рублей!
– Не из своего же кармана он будет тебе по десять рублей в этот… клюв давать?
– Меня это тоже здорово заинтриговало! – рассмеялся Андрей. – Деньги ведь не манна, с неба не падают. В общем, я прикинулся желторотым птенцом…
– С раскрытым клювом, – вставила Мария.
– Я много читал и слышал о любителях наживы, но в глаза ни одного еще не видел… Уж не сам ли господь бог послал мне Околыча? Может, он для меня – находка? Такую статью про него накатаю!..
– Ну вот, человек тебя собирается облагодетельствовать, а ты уже ему яму роешь…
– Я – журналист, – сказал Андрей. – И яму я вырою, если все будет так, как я предполагаю, не Околычу, а этому отвратительному явлению в нашей жизни…
– Явление или видение Андрею Абросимову… – рассмеялась девушка. – А вам помощник не нужен? Я бы тоже поездила с тобой и Околычем. И полюбовалась бы на это явление.
– Вот тебя бы он уж точно не зачислил в свою команду!
– Почему? Мне ведь в клюв ничего не надо. Я буду на общественных началах.
– Твои глаза, Мария, будут смущать его, если вообще возможно эту гору мяса и жира чем-либо смутить.
– И что же, мы два месяца с тобой не увидимся? – погрустнела девушка.
– При таких заработках я к тебе на самолете буду на выходные прилетать, – беспечно заметил Андрей.
– Да нет, твой Околыч запряжет тебя и на выходные, – сказала она.
– Ты так думаешь?
– Вот увидишь.
Подходя к дому, они увидели у ворот светло-бежевую «Волгу» с московским номером.
– Дядя Павел приехал, – сказал Андрей.
– Тут все его вспоминали… Кто он такой?
– Абросимов, – улыбнулся Андрей – Хранитель семейных традиций. Он всегда в этот день приезжает в Андреевку.
Павел Дмитриевич встретил их у калитки, расцеловался с племянником, галантно поцеловал руку Марии. Он ничего не спросил, но бросил на Андрея выразительный взгляд: дескать, подруга у тебя, великолепная! Высокий, в хорошо сшитом светло-сером костюме, белой рубашке с галстуком он выглядел очень представительно. Густые серебряные волосы на крупной голове, чисто выбритые загорелые щеки чуть отливали синевой.
– Один ты, Андрюша, в нашу абросимовскую породу вышел, остальные что-то все ростом мелковаты, – улыбаясь, густым голосом заговорил Павел Дмитриевич.
И действительно, дядя и племянник были почти одного роста, пожалуй, самые высокие здесь. Павел Дмитриевич склонен к полноте, хотя живот и не особенно заметен, а Андрей – узкобедрый, тонкий в талии, лишь в широких плечах да выпуклой груди ощущалась большая физическая сила. Крупное лицо у него продолговатое, серые глаза удлиненные, как у отца, абросимовский прямой широкий кос, густые темно-русые волосы.
– Появился тут у нас один акселерат, – сказал Андрей. – Генкин сынишка… Сашка Казаков!
– Покажите мне его! – загремел Павел Дмитриевич, оглядывая собравшихся во дворе родичей.
– Укатил куда-то на мотороллере, – сообщила тоненькая синеглазая Таня, двоюродная сестра Андрея, приехавшая из Калуги. Тане шестнадцать лет, у нее тонкие черты лица, белозубая улыбка, ямочки на розовых щеках.
– А ты кто, такая раскосая? – улыбаясь, спросил Павел Дмитриевич, глядя на невысокую полную блондинку с восточным разрезом светлых глаз и выпуклыми скулами. – Вроде бы азиатов в нашем роду не было.
– Эх, Паша! – засмеялась Нина Григорьевна. – Ты же Ольгу на руках носил тут двадцать лет назад.
– Я совсем забыл, что у тебя муж татарин!
– Не татарин, а узбек, – сказала Оля.
– Подождите… у нас, я смотрю, все национальности перемешались: у тебя муж узбек, а у моей Лариски – грузин, у Гали, по-моему, украинец…
– Все быстро к столу! – позвала с крыльца Галина Федоровна. – Взрослые – в большую комнату, дети – на кухню!
Черноглазая Галя спросила сестру:
– А мне куда идти – в большую комнату или на кухню?
Четырнадцатилетняя девочка была выше своей шестнадцатилетней сестры почти на голову.
– В кино со мной ходишь на сеансы для взрослых? – сказала Таня. – Пойдем в комнату!
Андрей с Машей задержались во дворе. В этот момент послышался треск мотора, и к калитке подкатил на сером запыленном мотороллере Саша.
– Не опоздал? – глазея на «Волгу», спросил он Андрея. – Дядя Павел приехал?
– Иди, он на тебя хочет посмотреть, – сказал Андрей.
Саша провел ладонью по сверкающей дверце «Волги», уселся на мотороллер.
– Там и так народу много, – сказал он. – Я потом поем.
Крутнул откидную рукоятку стартера и, поднимая желтую пыль на дороге, снова куда-то укатил.
– Твой дядя, наверно, академик? – спросила Мария. – Такой представительный.
– Да нет, он заместитель министра, – ответил Андрей.
– Андрюша, тут собрались все свои, мне как-то неудобно, – сказала девушка.
– А разве ты чужая? – засмеялся он и, обняв ее за плечи, повел к крыльцу.
Послышался нарастающий металлический шум – мимо станции без остановки прогрохотал товарняк. Утих вдали железный грохот, отстучали колеса по рельсам, скрылся дежурный в станционном помещении, а две высоченные сосны на лужайке кивали друг другу заостренными зелеными головами, будто о чем-то беседуя.
3
«Волга» осторожно выползла из зеленого лесного тоннеля на большую лужайку, в центре которой выделялась крытая березовыми жердинами землянка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74