Сергеев был большим мастером выдумывать всякие ласковые словечки и безобидные абракадабры, которые очень будоражили женскую душу в той стадии, которую он с многозначительностью в голосе нарекал «петтингом». Его он рифмовал с «утюгом», как бы разглаживающим зарубинки, оставленные суетой прошедшего рабочего дня, или с «петитом» (от французского petit – маленький), ибо все в сексе начинается с малого, но способного перерасти незаметно в большое, великое, грандиозное!, от чего потом рождаются не только незабываемые восторги, но и бодро кричащие дети.
Некоторыми многозначительными терминами он озадачивал ее, даже слегка пугая: чего стоило ей, например, расширение медицинского кругозора за счет замены понятия половой акт страшными словами «копулятивный цикл», или получение наслаждения – «гедонической функцией». Филологическое восприятие никак не хотело мириться с физиологическим наполнением таких конструкций. Он откровенно веселился, обсыпая ее, как из рога изобилия, медицинской тарабарщиной. Она же приходила в ужас и было от чего. Сергеев, как все ученые люди, долго и успешно занимающиеся педагогической практикой, был наделен актерскими данными, и потому мог обыграть и подать ужасные словечки со смаком, в нужный момент.
Сабрина вдруг ясно вспомнила их первую встречу, первый день знакомства. Точнее, это был уже вечер (до того она видела его мельком на пароходе): Сергеев в бледно-синей рубашке и практически такого же цвета джинсах сидел за столиком на открытой веранде маленького ресторанчика. Все происходило на берегу грандиозного океана, в молочно-теплый вечер, когда солнце уже окунулось по самую макушку в бескрайнюю водную гладь. Граф – пес великолепного экстерьера, окраса и характера, маститый коккер-спаниель – сидел пригорюнившись у его ног, не обращая внимания на местных венесуэльских шавок.
Сабрина обратила внимание, прежде всего, на поражающую своей определенностью интеллигентность (даже избранность) этой пары. У нее возник непреодолимый порыв найти повод для знакомства и хоть немного погреться в лучах далекой славянской ауры. Когда предлог был найден, и она по деловому решительно подошла к столику, за которым Сергеев чревоугодничал, на нее устремился удивительной голубизны и чистоты взгляд. Первый приступ истомы пришел и ушел неожиданно, как первый порыв ветра перед основательным штормом. Она фиксировала действие на себе изучающе-внимательного, проникающего вовнутрь, но, пройдя насквозь, улетающего в какую-то только ему одному ведомую даль поиска. Наверное, так обшаривает клиента деликатный вор-карманник, профессионал высокой марки: не смущаясь пустых карманов, но а полные вычищая холодно, расчетливо, несколько отстраненно от конечного результата, да и от самой личности пострадавшего.
По сравнению с местными жителями, видимый загар был сравнительно бледным и непрочным, – что-то нежно-женское виделось в таком «окрасе». Но, вместе с тем, чувствовалась явная мужская сила в спортивной фигуре, причем, не ломовая рабоче-крестьянская, а, скорее, сексуального качества. На Сабрину он смотрел, как мужчина-врач, все понимающий, способный понять, вылечить, обнять, насладить. Но не было в его манере строить отношения с представительницами противоположного пола назойливости или, того хуже, безалаберной похотливости. Сабрина поняла, что перед ней редкий экземпляр – даже более редкий, чем двоякодышащая рыба протоптер. Так может вести себя мужчина, знающий себе цену и неоднократно убедившийся в том, что многое ему подвластно. Ассоциация с протоптером пришла неожиданно, но отпечаталась прочно, как клеймо на предплечье человека-собственности. Эту собственность не хотелось выпускать из рук. Вместе с тем, было очевидно, что протоптер – редкая рыба, стремящаяся к абсолютному одиночеству, крайне неуживчивая даже в среде сотоварищей. Если человек ненароком наступает ей на хвост, то она шипит, сердится, как змея, и кусает больно, впиваясь в олуха всеми своими четырьмя острыми зубами. У протоптера вкусное мясо, и многие охотники льстят себе надеждой полакомиться этой редкой, скитающейся в районах Африканского побережья, рыбой. Но она прячется в темноте, на дне, проделывая извилистые тропинки в глубоком иле. Пожелав отоспаться (что с ней происходит весьма часто) «змейка» замуровывается в прочный кокон из ила и глины. Такой способ защиты спасает протоптера даже во время нещадной засухи. Там в этом каменном саркофаге уникум дышит уже легкими – тихо, экономно, со вкусом, погружаясь в глубокую спячку до поры до времени. Наступает тогда, по всей вероятности, стадия общения с неведомыми силами, прихода вещих мыслей – начинается сложнейшая интеллектуальная работа. В таком состоянии загадочное существо привозят в Европу, на показ и удивление цивилизованной публике. И только единицы понимают, что живет в протоптере душа человека, родившегося в прошлой жизни под знаком не столько «рыба», сколько «змея», и что трогать ее особенно опасно в Год Змеи.
Сабрина почему-то почувствовала вполне определенно, что это какой-то ее родной человек, с которым она уже была знакома, близка. Но то было давно, – скорее всего, в предыдущих жизнях: там они успели побывать в ролях брата и сестры, затем и супругов. Ей страшно захотелось повторения той откровенной близости. Сексуальный импульс был настолько сильным, что она подумала о гипнозе: «черт знает этих бескрайне-голубоглазых»! Чтобы прекратить колдовство, она попыталась вытащить из-за пазухи легкую агрессию, но тут же получила по рукам безразличным взглядом. Выволочка была настолько эффективная, что она больше не делала дурацких попыток протестовать, – все потекло, как по четко отрепетированному сценарию. Наверное, он был мастером завораживать, привораживать, уговаривать, заговаривать, обаять. Когда она очнулась от сна в постели, у себя дома, в объятиях Сергеева, то первое, чего она испугалась, было традиционное для не в меру смелых или зависимых женщин – «Что же он подумает обо мне»?! Сергеев, оказывается, думал о ней только хорошее. Он осыпал ее столь уместными и элегантными доказательствами очарования ее женскими прелестями, что она снова вернулась под лоно фантастического чувства долгой былой близости с ним. Теперь уже эту пару могла разорвать только смерть. Что, как абсолютно точно определила Сабрина заранее, как раз и случилось! Рыдания вновь стали душить ее. Никто еще не назвал вещи своими именами – ни Муза, ни ушедшие мужчины не говорили о смерти Сергеева, но верный вывод словно висел в воздухе, над самой головой. Сабрина не напрашивалась на откровения, она сознательно тянула время. Но откровения те приближались: рано или поздно, но страшная новость должна будет прогреметь в притихшей, затаившей дыхание комнате.
О чем думала Муза – напряженно, сосредоточенно, с огромной печалью? Конечно, она вспомнила страшные дни своего горя, когда ее Миша так неожиданно сошел на повороте из громыхающего на стыках рельсов трамвая, он ушел в этом неожиданном прыжке из ее жизни навсегда. Никто тогда не был способен заглушить ее горе. Во всяком случае так ей казалось. Но эти воспоминания она уже научилась гасить, отгонять категорически. Загадочным было то, что, остывая от воспоминаний, она все чаще возвращалась памятью к Сергееву. Что-то неладное творилось в мозгу (так она тогда подумала о себе): слишком много женского темперамента и банальной заинтересованности было в тех воспоминаниях. Позови он тогда ее, и она не задумываясь примчалась бы. Никакие укоры совести не помогали: на свете есть две тайны – женщина и смерть. Эти, чьи-то очень правильные слова, выплыли из застойных болот памяти. Но Сергеев не звал, очень редко писал, потом вовсе исчез надолго. Но надежда теплилась, светилась, разгоралась!
Теперь Муза вспомнила ту установку, которую ей дал Магазанник, отрядив для столь деликатной миссии, выманив ее из далекого Израиля, где она проживала. Посланцем за ней был отряжен «забавный Феликс», который показался ей тогда выходцем с того света, если под этой аллегорией принимать Россию. Он же нашел ее, практически, в психологической невесомости, в прострации. В таком состоянии она, как стало известно, находилась уже без малого три года. Как только Муза узнала о том, что речь идет о трагедии, зацепившей Сергеева, она без колебаний согласилась выполнить роль психотерапевта, а точнее, – «подсадной утки», с помощью которой собирались выманить на тихую воду и успокоить от грядущих трагических известий Сабрину. Но принимая такое решение, она отдавала себе отчет в том, что согласие ее корыстно! Ей было нужно собрать в своем сердце все отголоски жизни Сергеева, к которому она теперь начала питать какие-то странные чувства.
Летели, как на пожар, пересаживаясь с самолета на самолет. Все визитеры, даже не успев смыть с себя дорожную пыль, явились ранним утром к Сабрине. Музу отрядили на выполнение сложнейшей роли – речь ведь шла о благополучии не только Сабрины, но и ее ребенка – наследника Сергева. Магазанник так и сказал: «На святое дело ни денег, ни себя не жалеть»!
Музу не стоило подгонять. Она и сама все понимала намного лучше «тупых мужиков» (именно так она их всех, до одного, теперь характеризовала). Сергеев был, бесспорно, в большей мере Мишиным другом, но и ее тоже. Она считала себя человеком, имеющим кое-какие права и на него и на наследника (пусть – наследницу). Муза не вышла вторично замуж, а потратила время на то, чтобы закончить университет (факультет психологии), походя прихватив еще знания и диплом ветеринарного врача. Еще при мишиной жизни она втихаря училась заочно в двух вузах сразу. Ее элитный еврейский генофонд обеспечивал легкое переваривание пристебов вузовских педагогов Петербурга. В Израиле она приобщилась к древнееврейским и оккультным наукам, – правильнее сказать, Муза стала нормальной колдуньей. Среди своего нового клана популярность ее начинала утверждаться и расти.
Музе было ясно, что ощущение трагедии у Сабрины уже произошло, но она маскирует его, пытаясь потянуть время, привыкнуть к страшной мысли, закалить себя, дабы не нанести травму плоду. Никто из акушеров и гинекологов еще не разобрался досконально в силе защитных механизмов у беременной женщины. Сабрина трагедию почувствовала сердцем, мозгом, душой и темнить на этой линии нет смысла. Но она пыталась, может быть, даже не осознанно, отвести удар от «живота». Муза понимала, что нужна правильная не только стратегия, но и тактика компенсаторной психотерапии. Важнейшие ее элементы как раз и заботили современную колдунью. Необходимо было брать быка за рога. Муза нагнала в голос побольше решительности и твердости и безапелляционно заявила:
– Сабрина, девочка, ты хочешь поговорить серьезно или тебе больше нравится тихо лить слезы? Ты, прежде всего, готовишься стать матерью, а это само по себе не так просто. Тем более не просто родить, а затем вырастить здорового ребенка. Сейчас своими рыданиями ты здоровья ему не прибавляешь, а отбираешь. Представляешь, какие спазмы, эмоциональные встряски он теперь испытывает. Ты же душу из него вынимаешь, создавая кислородное голодание, гормональный стресс.
Сабрина от такого уверенно-методичного, спокойного голоса словно прозрела и замерла, соображая. Кое-что из анатомии и физиологии она помнила еще со времен первой беременности. В ее мозгу вдруг нарисовалась реальная картина: маленькое, беззащитное существо, привязанное к материнскому организму пуповиной, затихло, съежилось, не понимая, что там на верху, за пределами его укромного, теплого пузырика, творится. Даже сквозь белково-жидкостную и многослойно-тканную защиту к нему доходили совершенно иными, окольными, путями волны потрясений.
– Муза, – вымолвила Сабрина наконец-то, – прошу тебя, скажи мне всю правду, а потом я найду в себе силы заняться новыми заботами. А так эта пытка может длиться бесконечно,.. я слишком любила и продолжаю его любить!
– Сабрина, как это не тяжело, но ты и сама уже догадалась, произошло худшее, – судно, на котором плыл Сергеев, погибло в океане. – заговорила Муза. – Подробности все еще выясняют, но для тебя доставлена записка. Александр ее писал, видимо, перед смертью, чувствуя ее приближение. Он делал все возможное, чтобы не оставить тебя одну на этой земле, но все люди смертны, в том числе даже те, кто сильно любит своих близких.
– Где, где, записка? – вскричала Сабрина. – Я хочу еще раз, хоть как-то, но обязательно ощутить его. Что же ты молчала, Муза?! Хотя, что я говорю?.. Я похожа сейчас, скорее всего, на умалишенную… Спасибо, спасибо тебе, милая Музочка, прости меня,.. давай записку.
Муза не была уверенна в том, что чтение письма не приведет к обострению истерии, а то и развитию реактивного психоза. В период беременности такое – как пара пустяков! Но решила рисковать. В конце концов и аверсивная психотерапия в ряде случаев приносит успех: лишь бы не перегнуть палку, или, разгибая искривленную психику, не сломать ее в другую сторону! Муза достала из сумочки опасный клочок бумаги, цену которому в настоящий момент трудно определить.
Сабрина приняла записку, как что-то волшебное, мистическое, прилетевшее из потусторонних областей. Только старинные почтовые голуби могли приносить такие весточки, и то – избирательно, один раз за всю жизнь.
Но, это была не его рука, – письмо написано на плохом английском и другим человеком: мелькнула надежда на ошибку, но вдруг в самом конце послания в глаза ударили, как яркий слепящий свет, слова, написанные Сергеевым лично. Они были адресованы только Сабрине! Да, это была уже его рука – только не слишком твердая и слегка дрожащая (подумалось: видимо, ему было ужасно плохо!). Сабрина читала медленно и вслух: «Сабрина, милая, не плачь, на все найдутся объясненья:.. Я люблю тебя больше жизни»! Дальше была потеря сознания у обоих: тогда, в прошлом измерении, – у Сергеева; сейчас, в измерении настоящем, – у Сабрины!
Муза не стала мучить женщину резкими ударами нашатыря, а методично и энергично растерла, помяла с усилием кончики пальцев рук, там где таятся активные сердечные точки «Ши-сюань». Затем достала из сумочки акупунктурные серебряные иглы и, когда Сабрина открыла глаза, ввела несколько маленьких игл в правую и левую ушные раковины.
– Полежи, деточка, отдохни, еще начитаешься (будет это миллион раз – по себе знаю!). Все эти послания любимых мужиков почему-то выглядят так, словно они даже после смерти задаются целью нас посильнее огорошить. Поверь мне, старухе, испытавшей многое на свете, последнее письмо к любимой женщине должно быть все же более деликатным!
Отойдя немного, Сабрина вновь обратилась к письму. Оно было написано на помятом листке. Похоже, что депешу читали разные люди многократно, – то могли быть капитан судна, спасшего Сергеева, различные уровни администрации портов по пути следования, полицейские чины. Длинный путь – непростую эстафету человеческих рук – прошло это письмо. Хорошо еще, что оно не затерялось вовсе! Сабрина уже спокойнее и более осознанно углубилась в текст, стараясь не пропустить ни одного поворота мысли, ни одного слова, – она пыталась расшифровать то, что прячется за символами, что могло быть понятным только им двоим – Сергееву и Сабрине… Теперь уже сознание ее не оставляло, и, вообще, после игл и еще какого-то тайного лечебного колдовства она стала поразительно спокойной, если не сказать – собранной и прагматичной.
Она заметила перекличку последней реплики Сергеева и того стихотворения, которое ночью обнаружила в первой тетради. Из этого следовало, что ребенка, если то будет мальчик, должно назвать Владимиром. Ну, а Сабрину ждут какие-то новые испытания – «приглашение на казнь». Она обратила непонимающий взгляд на Музу, – та словно читала ее мысли на расстоянии, но старалась внести в свои ответы максимальный положительный психотерапевтический эффект – воздействие спасительное, щадящее, безусловно полезное. Муза медлила с ответами, добросовестно взвешивая каждое слово, то были непростые слова, а команды, символы волевых установок.
– Ты, милая, должна привыкнуть к способу мышления твоего «повелителя». – заявила колдунья. – В его словах всегда прячется вымысел, метафора и реальность. Ищи золотую середину. К тому же к его словам необходимо относиться еще и с юмором. Посмотри, Сабрина, что он тебе нагородил еще в одном коротеньком стишке, Назвал-то его, паршивец, издевательски – «Юродивым». Нечего сказать, элегантное посвящение!

Странная манера
У Сашки-кавалера:
Вроде любит и смеется –
Ничего так не добьется!
Правда, жалко оглоеда:
(не нужна ему победа)
Он мечтает лишь о ласке,
Проживая в доброй сказке.
Пожалеем же урода –
Совершим продленье рода!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42