Но и применительно к послевоенному развитию Красной Армии Михаил Николаевич продолжал оперировать абстракциями из будущего, которые не могли иметь немедленного воплощения в жизнь. "Ударные войска" многочисленные, обученные, оснащенные новой боевой техникой - еще только предстояло создать.
Наиболее подходящим видом обороны Тухачевский считал пассивную оборону, которая "выигрывает время и максимально экономит силы". Идею активной, или, по позднейшей терминологии, "эластичной обороны", он отвергал с порога, утверждая:
"Пассивная оборона есть элемент смелого, а активная - элемент робкого решения",
хотя сам стал на Висле жертвой активной, то есть связанной с преднамеренным отступлением и контрударом по наступающим, обороны со стороны противника. Командующий Западным фронтом верил, что, поскольку
"обороняющийся при прорыве у него фронта гораздо более бывает потрясен и растерян, чем прорвавшийся",
то
"контратакующие резервы в моральном отношении в худшем положении, чем прорвавшийся".
Кроме того, подчеркивал Тухачевский,
"ведь прорвавшийся бывает сильнее обороняющегося... и в численном отношении контратакующий проигрывает".
Отсюда он делал вывод:
"На силу глубоких резервов рассчитывать не стоит. Лучше всемерно усилить боевую линию... Активные действия глубоких резервов пользы не принесут... Им лучше ограничиваться занятием в тылу новой укрепленной полосы, затыкающей образовавшуюся дыру".
Красная Армия готовилась к наступлению, к "упреждающему удару". Поэтому Тухачевский предпочитал не вспоминать, чей моральный дух на Висле оказался крепче: контрударной польской группировки или противостоявших ей слабых советских войск. И по-прежнему пренебрегал вопросами обороны, рассчитывая, что в будущей войне долго обороняться, а тем более обороняться по всему фронту, не придется. Так же думали и Фрунзе, и Ворошилов, и многие другие военачальники. Линия Троцкого и Свечина на первичность для Красной Армии стратегической обороны была ошельмована и предана забвению.
Практика Великой Отечественной войны доказала, что Тухачевский ошибался. Больше года Красной Армии пришлось обороняться по всему фронту. И в последующем, когда к ней перешла стратегическая инициатива, отдельным армиям и даже группам армий приходилось вести тяжелые оборонительные бои, в том числе и в победном 45-м. Опыт второй мировой войны и ряда последующих военных конфликтов подтвердил также эффективность активной обороны, основанной на контрударах в заранее выбранных районах по прорвавшемуся противнику.
Лидия Норд приводит в своих воспоминаниях примечательный разговор Тухачевского с Фрунзе, состоявшийся, очевидно, еще в бытность Михаила Николаевича командующим Западным фронтом. Тухачевский излагал Фрунзе свой план реформирования Красной Армии.
"Это здорово! - одобрительно сказал Фрунзе. - Я сам думал так, но не в таком размахе. Сколько тебе понадобится для этого времени?" - "Не так много - год-полтора, - ответил Тухачевский, - но при условии, что мне не будут все время совать палок в колеса..." - "Это я, что ли? - рассмеялся Фрунзе. "Нет, не ты. Но вот мне, например, не хватает людей, особенно артиллеристов, которых можно было бы поставить на должность командиров полков и командиров бригад. Москва не хочет утверждать выдвинутых мною кандидатов, потому что они бывшие офицеры и беспартийные. Предлагают мне на эти должности из "парттысячников", но ты сам знаешь, какие из них получились кадры - из тысячи не найти десятка настоящих толковых командиров. А к тому же у них нет тех знаний..."
После паузы Тухачевский продолжал:
"Не думай, что я собираюсь примкнуть к оппозиции. Споры и дрязги наших теоретиков меня, по существу, мало трогают. Но когда люди, владеющие только таким "оружием", как нож для разрезания книг, или перочинным ножом, вдруг выступают со своими замечаниями, как надо перестраивать и вооружать армию, то я чувствую, что у меня готова разлиться желчь... И противнее всего, что подобные невежественные рассуждения поддерживаются, из явного подхалимства, некоторыми старыми генштабистами. А помнишь тогда, на торжественном заседании в академии, когда Сталин решил блеснуть своей образованностью и запутался в военной истории, как его Зайончковский выручил: "Товарищ Сталин чрезвычайно глубоко вскрыл причину". Встретил после этого я Зайончковского в коридоре и говорю ему: "И не стыдно вам, генерал?" А он, как всегда, лисой: "Юмор, знаете, украшает жизнь. Ведь никто же не подумал, кроме него самого, что я сказал это серьезно...""
"Ты с ним поосторожней, - предупредил Фрунзе. - Я раз его крепко отчитал. Он сразу так заволновался, что мне даже неловко стало. Зря я так погорячился, думаю, все-таки он старше меня и отличный специалист. Постарался сгладить всё. И он после этого со мною всегда любезен, даже раз пустился в ненужные откровенности. Проходит с месяц, и я, случайно, в разговоре с С. С. Каменевым, узнаю, что он ему нажаловался на меня. Чуть ли не на следующий день... Недавно встречаю Валерьяна Куйбышева, а он мне говорит: "Да, Сталин просил передать тебе, чтобы ты обходился с Зайончковским помягче - он честный и неутомимый работник". Ну, Куйбышеву-то я всё рассказал... А в общем, нам из-за всего этого голов вешать не стоит. Друзей-то у нас больше, чем врагов... Мы свое дело сделаем - армия у нас будет такая, что мир ахнет. Выпьем за нее!"
Не зря, ох не зря предупреждал Михаил Васильевич своего друга и тезку Михаила Николаевича! Андрей Медардович Зайончковский, дослужившийся в царской армии до высокого чина генерала от инфантерии, неудачно командовавший корпусом на Румынском фронте, но зато написавший и сегодня остающуюся лучшей в России историю первой мировой войны, был давним секретным сотрудником ВЧК и ОГПУ. По стопам отца пошла и дочь, доносы которой сыграли свою зловещую роль в агентурной разработке НКВД Тухачевского и других военачальников.
В ноябре 1925 года Тухачевский стал начальником Штаба РККА. Хотя это назначение последовало уже после смерти Фрунзе во время операции по поводу язвы желудка (современники подозревали, что он был умышленно умерщвлен по тайному приказу Сталина), но принципиально вопрос об этом назначении был решен еще при его жизни. Кстати сказать, в качестве преемника Михаила Васильевича Тухачевский, по свидетельству И. А. Телятникова, предлагал своего друга Серго Орджоникидзе, но Сталин без труда добился, чтобы во главе военного ведомства встал полностью преданный ему и, в отличие от Орджоникидзе, не игравший никакой самостоятельной роли в партии Ворошилов. Последний, очевидно, знал об оппозиции Тухачевского его назначению, и отношения между ними с самого начала складывались очень тяжело.
Тухачевский получил большие возможности для реализации своих планов, однако неприязнь со стороны нового наркома по военным и морским делам затрудняла его деятельность как начальника Штаба РККА. В вышедшей в 1926 году работе "Вопросы современной стратегии" Михаил Николаевич важнейшей задачей назвал задачу "военизации" страны, полагая, что централизованное планирование позволяет в СССР "выжать больший процент военной продукции", чем в капиталистических странах, и добиться того, чтобы экономика не была разрушена необходимостью перехода на военные рельсы. Тухачевский заметил:
"Маневрировать всеми ресурсами страны никто еще не умеет, а этот маневр наши работники должны знать так же хорошо, как они знают полевое вождение войск".
Фактически, в полном соответствии с линией Сталина и большинства Политбюро, он выступал за милитаризацию страны в мирное время и подчинение всей экономики нуждам обороны страны, практической мобилизации промышленности еще до начала боевых действий. Именно в те годы зародился монстр советского ВПК, который и сегодня давит на экономику России громадной скрытой безработицей и омертвевшими капиталовложениями. Начиналось же это во второй половине 20-х, с принятием XIV партсъездом курса на ускоренную индустриализацию (разумеется, в съездовских резолюциях прямо не говорилось о ее преимущественно военных целях). Тухачевский особо подчеркивал, что курс XIV съезда направлен на подъем военного потенциала страны, но предупреждал, что не стоит "принимать будущие достижения нашего социалистического строительства за реальные достижения сегодняшнего дня". И одновременно призывал "предугадывать будущее", что сам сплошь и рядом пытался делать в своих статьях и выступлениях.
И в тех же "Вопросах современной стратегии" Тухачевский, по-прежнему веря, что Красной Армии в будущей войне придется главным образом наступать, а не обороняться, высказывал весьма здравые мысли.
"Надо иметь в виду, - предупреждал он, - что в современных условиях ведения войны очень часто одной операцией достигнуть уничтожения врага не удается. Противник зачастую ускользает из-под удара. Поэтому приходится вести операции одну за другой с тем, чтобы доконать противника хотя бы у последней черты его сопротивления. А эта черта находится там, где начинаются районы, питающие войну".
Отсюда следовал вывод:
"Мы должны считаться с тем, что нам предстоят тяжелые, длительные войны..."
Данный прогноз полностью подтвердился в ходе второй мировой войны, когда сопротивление вермахта прекратилось лишь после оккупации войсками союзников почти всей территории Германии, включая столицу. И еще один вывод Тухачевского вполне актуален и сегодня:
"Искусство уничтожения вооруженных сил врага является основным условием экономного и успешного ведения войны, и в этом искусстве, как и во всем искусстве стратегии, мы должны постоянно совершенствоваться".
А в статье 1927 года "Задачи общевойсковой подготовки" начальник Штаба РККА сформулировал:
"Основной тактический принцип - это действовать сообразно обстановке".
Он был сторонником того, чтобы командирам была предоставлена необходимая самостоятельность как на учениях, так и в реальных боевых условиях. Хотя и здесь проявился свойственный Тухачевскому волюнтаризм. Не случайно ведь Михаил Николаевич подчеркивал:
"Чрезвычайно вредно и опасно допустить у командира легкомысленного реагирования на изменения обстановки. Наоборот, упорство и настойчивость в достижении всей поставленной задачи зачастую в состоянии перебороть любые невыгодные обстоятельства в слагающейся в связи с изменением обстановке". Подобные настроения были широко распространены в Красной Армии в 20-е годы, да и позже. Например, бывший генерал-лейтенант белой армии Я. А. Слащов, признавший Советскую власть и преподававший тактику на командных курсах "Выстрел", в своих лекциях отстаивал ту же мысль, что и Тухачевский: "В бою держитесь твердо своего принятого решения - пусть оно будет хуже другого, но, настойчиво проведенное в жизнь, оно даст победу, колебания же приведут к поражению".
Вот так под Варшавой командующий Западным фронтом с настойчивостью, достойной лучшего применения, продолжал осуществлять свой план глубокого охвата польской столицы с севера тогда, когда уже обозначилась вся рискованность положения его открытого южного фланга. Чем это кончилось хорошо известно.
На должности начальника Штаба РККА Тухачевский пробыл до мая 1928 года. Причиной его ухода с этого поста послужили постоянные конфликты с Ворошиловым. Например, 5 апреля 1928 года Тухачевский писал наркому: "Считаю необходимым доложить два основных момента, делающих работу Штаба РККА совершенно ненормальной... Прежде всего, и в текущей, и в плановой работе создается такое положение, что зачастую может казаться, будто Вы, как нарком, работаете сами по себе, а Штаб РККА сам по себе, что совершенно противоестественно, так как, по существу, штаб должен быть рабочим аппаратом в Ваших руках по объединению всех сторон и работ по подготовке войны. Если он таким аппаратом не является, то значит, дело не в порядке". Через несколько дней, 16 апреля, Ворошилову поступило другое письмо, а точнее говоря, донос на Тухачевского за подписями Буденного, Егорова и Дыбенко, где начальник штаба Красной Армии обвинялся в том, что якобы самоустранился от руководства работой штаба и не соответствует занимаемой должности. В конце концов Михаил Николаевич осознал, что все его инициативы по перевооружению войск и реорганизации органов военного управления блокируются наркомом, и подал рапорт об освобождении от должности.
Его назначили командующим Ленинградским военным округом, где начальником штаба состоял его друг Б. М. Фельдман, муж свояченицы Михаила Николаевича. К тому времени Тухачевский был женат уже в третий раз. Еще в Смоленске он вступил в брак с Ниной Евгеньевной Гриневич, происходившей из дворянской семьи. До этого она была замужем за политработником Лазарем Наумовичем Аронштамом, дослужившимся впоследствии до высокого звания армейского комиссара 2-го ранга и разделившим печальную участь своего удачливого соперника в 1938 году. Там же у них родилась дочь Светлана. Жена любила Тухачевского, который, однако, далеко не всегда хранил супружескую верность. Кратковременные романы время от времени случались. Более длительный установился с Юлией Кузьминой, у которой от Тухачевского родилась дочь. Юлия Ивановна и Михаил Николаевич сошлись во время вторичного переезда Михаила Николаевича в Москву в 1924 году. Юлия развелась с мужем. Несмотря на это, Кузьмин и Тухачевский сохранили дружеские отношения, и Михаил Николаевич содействовал служебной карьере Николая Николаевича. Тухачевский смог устроить любовнице с дочкой квартиру в Москве, а потом взял с собой в Ленинград, где тоже выхлопотал квартиру.
В последние месяцы жизни Тухачевского с его третьей женой познакомилась Лидия Шатуновская, приемная дочь старого большевика, обитавшая в одном с Тухачевскими правительственном доме, после выхода повести Юрия Трифонова известном в народе как "дом на набережной" (а также как "индийская гробница" - из-за обилия установленных на нем мемориальных досок в честь знаменитостей, не переживших, как правило, 37-го-38-го годов). Знакомство произошло на курсах английского языка, организованных "женским активом" дома. Нина Евгеньевна собиралась вместе с мужем в Лондон на коронацию короля Георга VI и хотела подучить язык, чтобы не быть молчаливой статуей на приемах. Шатуновская, как и Лидия Норд, оказавшаяся в конце концов на Западе, в своих мемуарах "Жизнь в Кремле" дает очень сочувственный портрет той, кому предстояло вскоре стать вдовой Тухачевского и лишь ненадолго пережить казненного маршала:
"Нина несколько раз приходила ко мне, мы занимались вместе английским языком и хорошо познакомились. Была она очень хорошенькой, изящной, мягкой женщиной. Она была интеллигентна, очень хорошо воспитана, происходила из хорошей, отнюдь не пролетарской семьи. В личной жизни она была глубоко несчастна. Все знали, что, кроме официальной семьи, у Тухачевского есть другая, тайная семья, что от его второй, неофициальной жены, у него есть дочь того же возраста, что и дочь Нины (не очень-то тайная была, выходит, связь Тухачевского с Юлией Кузьминой, если "все знали"; главное же, об "официальной любовнице", или "неофициальной жене", Тухачевского было очень хорошо осведомлено НКВД и держало ее "под колпаком". - Б. С.). Обеих этих девочек звали одинаково. Обе были Светланами".
Видно, неравнодушен был Михаил Николаевич к этому имени, хотел, чтобы у дочек судьба была светлая, а у обеих впереди были лагеря... В 37-м Светлане Тухачевской было тринадцать, а Светлане Кузьминой - одиннадцать лет...
Поездка в Лондон не состоялась, а сожительство с Кузьминой стало предлогом для смещения Тухачевского с высокого поста, за которым последовали арест и гибель. Но мы немного забежали вперед...
Вернемся к первым, более счастливым годам брака. О них и о Н. Е. Гриневич-Тухачевской вспоминала Л. В. Гусева, жена командира Красной Армии, служившего вместе с Тухачевским в Смоленске:
"Мы оказались соседями с Тухачевскими по дому. Так я познакомилась, а затем на всю жизнь подружилась с женой Михаила Николаевича, умной, тактичной, располагавшей к себе молодой женщиной, Ниной Евгеньевной. Она ввела меня в свой тесный, хотя и очень обширный семейный круг... Особую привлекательность приобрел дом Тухачевских с переводом Михаила Николаевича в Москву (в 20-е годы вся семья Тухачевских, включая мать, братьев и сестер, жила в большой квартире на Никольской улице. - Б. С.). Какие там встречались люди! Как часто звучала чудесная музыка!.. Михаил Николаевич и Нина Евгеньевна умели создать обстановку непринужденности. У них каждый чувствовал себя легко, свободно, мог откровенно высказать свои мысли, не боясь, что его прервут или обидят".
Вряд ли все те, кто бывал у Тухачевских, знали, какой ценой давались Нине, светлой и доброй женщине (никто из мемуаристов ни в СССР, ни на Западе не сказал о ней ни единого дурного слова!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Наиболее подходящим видом обороны Тухачевский считал пассивную оборону, которая "выигрывает время и максимально экономит силы". Идею активной, или, по позднейшей терминологии, "эластичной обороны", он отвергал с порога, утверждая:
"Пассивная оборона есть элемент смелого, а активная - элемент робкого решения",
хотя сам стал на Висле жертвой активной, то есть связанной с преднамеренным отступлением и контрударом по наступающим, обороны со стороны противника. Командующий Западным фронтом верил, что, поскольку
"обороняющийся при прорыве у него фронта гораздо более бывает потрясен и растерян, чем прорвавшийся",
то
"контратакующие резервы в моральном отношении в худшем положении, чем прорвавшийся".
Кроме того, подчеркивал Тухачевский,
"ведь прорвавшийся бывает сильнее обороняющегося... и в численном отношении контратакующий проигрывает".
Отсюда он делал вывод:
"На силу глубоких резервов рассчитывать не стоит. Лучше всемерно усилить боевую линию... Активные действия глубоких резервов пользы не принесут... Им лучше ограничиваться занятием в тылу новой укрепленной полосы, затыкающей образовавшуюся дыру".
Красная Армия готовилась к наступлению, к "упреждающему удару". Поэтому Тухачевский предпочитал не вспоминать, чей моральный дух на Висле оказался крепче: контрударной польской группировки или противостоявших ей слабых советских войск. И по-прежнему пренебрегал вопросами обороны, рассчитывая, что в будущей войне долго обороняться, а тем более обороняться по всему фронту, не придется. Так же думали и Фрунзе, и Ворошилов, и многие другие военачальники. Линия Троцкого и Свечина на первичность для Красной Армии стратегической обороны была ошельмована и предана забвению.
Практика Великой Отечественной войны доказала, что Тухачевский ошибался. Больше года Красной Армии пришлось обороняться по всему фронту. И в последующем, когда к ней перешла стратегическая инициатива, отдельным армиям и даже группам армий приходилось вести тяжелые оборонительные бои, в том числе и в победном 45-м. Опыт второй мировой войны и ряда последующих военных конфликтов подтвердил также эффективность активной обороны, основанной на контрударах в заранее выбранных районах по прорвавшемуся противнику.
Лидия Норд приводит в своих воспоминаниях примечательный разговор Тухачевского с Фрунзе, состоявшийся, очевидно, еще в бытность Михаила Николаевича командующим Западным фронтом. Тухачевский излагал Фрунзе свой план реформирования Красной Армии.
"Это здорово! - одобрительно сказал Фрунзе. - Я сам думал так, но не в таком размахе. Сколько тебе понадобится для этого времени?" - "Не так много - год-полтора, - ответил Тухачевский, - но при условии, что мне не будут все время совать палок в колеса..." - "Это я, что ли? - рассмеялся Фрунзе. "Нет, не ты. Но вот мне, например, не хватает людей, особенно артиллеристов, которых можно было бы поставить на должность командиров полков и командиров бригад. Москва не хочет утверждать выдвинутых мною кандидатов, потому что они бывшие офицеры и беспартийные. Предлагают мне на эти должности из "парттысячников", но ты сам знаешь, какие из них получились кадры - из тысячи не найти десятка настоящих толковых командиров. А к тому же у них нет тех знаний..."
После паузы Тухачевский продолжал:
"Не думай, что я собираюсь примкнуть к оппозиции. Споры и дрязги наших теоретиков меня, по существу, мало трогают. Но когда люди, владеющие только таким "оружием", как нож для разрезания книг, или перочинным ножом, вдруг выступают со своими замечаниями, как надо перестраивать и вооружать армию, то я чувствую, что у меня готова разлиться желчь... И противнее всего, что подобные невежественные рассуждения поддерживаются, из явного подхалимства, некоторыми старыми генштабистами. А помнишь тогда, на торжественном заседании в академии, когда Сталин решил блеснуть своей образованностью и запутался в военной истории, как его Зайончковский выручил: "Товарищ Сталин чрезвычайно глубоко вскрыл причину". Встретил после этого я Зайончковского в коридоре и говорю ему: "И не стыдно вам, генерал?" А он, как всегда, лисой: "Юмор, знаете, украшает жизнь. Ведь никто же не подумал, кроме него самого, что я сказал это серьезно...""
"Ты с ним поосторожней, - предупредил Фрунзе. - Я раз его крепко отчитал. Он сразу так заволновался, что мне даже неловко стало. Зря я так погорячился, думаю, все-таки он старше меня и отличный специалист. Постарался сгладить всё. И он после этого со мною всегда любезен, даже раз пустился в ненужные откровенности. Проходит с месяц, и я, случайно, в разговоре с С. С. Каменевым, узнаю, что он ему нажаловался на меня. Чуть ли не на следующий день... Недавно встречаю Валерьяна Куйбышева, а он мне говорит: "Да, Сталин просил передать тебе, чтобы ты обходился с Зайончковским помягче - он честный и неутомимый работник". Ну, Куйбышеву-то я всё рассказал... А в общем, нам из-за всего этого голов вешать не стоит. Друзей-то у нас больше, чем врагов... Мы свое дело сделаем - армия у нас будет такая, что мир ахнет. Выпьем за нее!"
Не зря, ох не зря предупреждал Михаил Васильевич своего друга и тезку Михаила Николаевича! Андрей Медардович Зайончковский, дослужившийся в царской армии до высокого чина генерала от инфантерии, неудачно командовавший корпусом на Румынском фронте, но зато написавший и сегодня остающуюся лучшей в России историю первой мировой войны, был давним секретным сотрудником ВЧК и ОГПУ. По стопам отца пошла и дочь, доносы которой сыграли свою зловещую роль в агентурной разработке НКВД Тухачевского и других военачальников.
В ноябре 1925 года Тухачевский стал начальником Штаба РККА. Хотя это назначение последовало уже после смерти Фрунзе во время операции по поводу язвы желудка (современники подозревали, что он был умышленно умерщвлен по тайному приказу Сталина), но принципиально вопрос об этом назначении был решен еще при его жизни. Кстати сказать, в качестве преемника Михаила Васильевича Тухачевский, по свидетельству И. А. Телятникова, предлагал своего друга Серго Орджоникидзе, но Сталин без труда добился, чтобы во главе военного ведомства встал полностью преданный ему и, в отличие от Орджоникидзе, не игравший никакой самостоятельной роли в партии Ворошилов. Последний, очевидно, знал об оппозиции Тухачевского его назначению, и отношения между ними с самого начала складывались очень тяжело.
Тухачевский получил большие возможности для реализации своих планов, однако неприязнь со стороны нового наркома по военным и морским делам затрудняла его деятельность как начальника Штаба РККА. В вышедшей в 1926 году работе "Вопросы современной стратегии" Михаил Николаевич важнейшей задачей назвал задачу "военизации" страны, полагая, что централизованное планирование позволяет в СССР "выжать больший процент военной продукции", чем в капиталистических странах, и добиться того, чтобы экономика не была разрушена необходимостью перехода на военные рельсы. Тухачевский заметил:
"Маневрировать всеми ресурсами страны никто еще не умеет, а этот маневр наши работники должны знать так же хорошо, как они знают полевое вождение войск".
Фактически, в полном соответствии с линией Сталина и большинства Политбюро, он выступал за милитаризацию страны в мирное время и подчинение всей экономики нуждам обороны страны, практической мобилизации промышленности еще до начала боевых действий. Именно в те годы зародился монстр советского ВПК, который и сегодня давит на экономику России громадной скрытой безработицей и омертвевшими капиталовложениями. Начиналось же это во второй половине 20-х, с принятием XIV партсъездом курса на ускоренную индустриализацию (разумеется, в съездовских резолюциях прямо не говорилось о ее преимущественно военных целях). Тухачевский особо подчеркивал, что курс XIV съезда направлен на подъем военного потенциала страны, но предупреждал, что не стоит "принимать будущие достижения нашего социалистического строительства за реальные достижения сегодняшнего дня". И одновременно призывал "предугадывать будущее", что сам сплошь и рядом пытался делать в своих статьях и выступлениях.
И в тех же "Вопросах современной стратегии" Тухачевский, по-прежнему веря, что Красной Армии в будущей войне придется главным образом наступать, а не обороняться, высказывал весьма здравые мысли.
"Надо иметь в виду, - предупреждал он, - что в современных условиях ведения войны очень часто одной операцией достигнуть уничтожения врага не удается. Противник зачастую ускользает из-под удара. Поэтому приходится вести операции одну за другой с тем, чтобы доконать противника хотя бы у последней черты его сопротивления. А эта черта находится там, где начинаются районы, питающие войну".
Отсюда следовал вывод:
"Мы должны считаться с тем, что нам предстоят тяжелые, длительные войны..."
Данный прогноз полностью подтвердился в ходе второй мировой войны, когда сопротивление вермахта прекратилось лишь после оккупации войсками союзников почти всей территории Германии, включая столицу. И еще один вывод Тухачевского вполне актуален и сегодня:
"Искусство уничтожения вооруженных сил врага является основным условием экономного и успешного ведения войны, и в этом искусстве, как и во всем искусстве стратегии, мы должны постоянно совершенствоваться".
А в статье 1927 года "Задачи общевойсковой подготовки" начальник Штаба РККА сформулировал:
"Основной тактический принцип - это действовать сообразно обстановке".
Он был сторонником того, чтобы командирам была предоставлена необходимая самостоятельность как на учениях, так и в реальных боевых условиях. Хотя и здесь проявился свойственный Тухачевскому волюнтаризм. Не случайно ведь Михаил Николаевич подчеркивал:
"Чрезвычайно вредно и опасно допустить у командира легкомысленного реагирования на изменения обстановки. Наоборот, упорство и настойчивость в достижении всей поставленной задачи зачастую в состоянии перебороть любые невыгодные обстоятельства в слагающейся в связи с изменением обстановке". Подобные настроения были широко распространены в Красной Армии в 20-е годы, да и позже. Например, бывший генерал-лейтенант белой армии Я. А. Слащов, признавший Советскую власть и преподававший тактику на командных курсах "Выстрел", в своих лекциях отстаивал ту же мысль, что и Тухачевский: "В бою держитесь твердо своего принятого решения - пусть оно будет хуже другого, но, настойчиво проведенное в жизнь, оно даст победу, колебания же приведут к поражению".
Вот так под Варшавой командующий Западным фронтом с настойчивостью, достойной лучшего применения, продолжал осуществлять свой план глубокого охвата польской столицы с севера тогда, когда уже обозначилась вся рискованность положения его открытого южного фланга. Чем это кончилось хорошо известно.
На должности начальника Штаба РККА Тухачевский пробыл до мая 1928 года. Причиной его ухода с этого поста послужили постоянные конфликты с Ворошиловым. Например, 5 апреля 1928 года Тухачевский писал наркому: "Считаю необходимым доложить два основных момента, делающих работу Штаба РККА совершенно ненормальной... Прежде всего, и в текущей, и в плановой работе создается такое положение, что зачастую может казаться, будто Вы, как нарком, работаете сами по себе, а Штаб РККА сам по себе, что совершенно противоестественно, так как, по существу, штаб должен быть рабочим аппаратом в Ваших руках по объединению всех сторон и работ по подготовке войны. Если он таким аппаратом не является, то значит, дело не в порядке". Через несколько дней, 16 апреля, Ворошилову поступило другое письмо, а точнее говоря, донос на Тухачевского за подписями Буденного, Егорова и Дыбенко, где начальник штаба Красной Армии обвинялся в том, что якобы самоустранился от руководства работой штаба и не соответствует занимаемой должности. В конце концов Михаил Николаевич осознал, что все его инициативы по перевооружению войск и реорганизации органов военного управления блокируются наркомом, и подал рапорт об освобождении от должности.
Его назначили командующим Ленинградским военным округом, где начальником штаба состоял его друг Б. М. Фельдман, муж свояченицы Михаила Николаевича. К тому времени Тухачевский был женат уже в третий раз. Еще в Смоленске он вступил в брак с Ниной Евгеньевной Гриневич, происходившей из дворянской семьи. До этого она была замужем за политработником Лазарем Наумовичем Аронштамом, дослужившимся впоследствии до высокого звания армейского комиссара 2-го ранга и разделившим печальную участь своего удачливого соперника в 1938 году. Там же у них родилась дочь Светлана. Жена любила Тухачевского, который, однако, далеко не всегда хранил супружескую верность. Кратковременные романы время от времени случались. Более длительный установился с Юлией Кузьминой, у которой от Тухачевского родилась дочь. Юлия Ивановна и Михаил Николаевич сошлись во время вторичного переезда Михаила Николаевича в Москву в 1924 году. Юлия развелась с мужем. Несмотря на это, Кузьмин и Тухачевский сохранили дружеские отношения, и Михаил Николаевич содействовал служебной карьере Николая Николаевича. Тухачевский смог устроить любовнице с дочкой квартиру в Москве, а потом взял с собой в Ленинград, где тоже выхлопотал квартиру.
В последние месяцы жизни Тухачевского с его третьей женой познакомилась Лидия Шатуновская, приемная дочь старого большевика, обитавшая в одном с Тухачевскими правительственном доме, после выхода повести Юрия Трифонова известном в народе как "дом на набережной" (а также как "индийская гробница" - из-за обилия установленных на нем мемориальных досок в честь знаменитостей, не переживших, как правило, 37-го-38-го годов). Знакомство произошло на курсах английского языка, организованных "женским активом" дома. Нина Евгеньевна собиралась вместе с мужем в Лондон на коронацию короля Георга VI и хотела подучить язык, чтобы не быть молчаливой статуей на приемах. Шатуновская, как и Лидия Норд, оказавшаяся в конце концов на Западе, в своих мемуарах "Жизнь в Кремле" дает очень сочувственный портрет той, кому предстояло вскоре стать вдовой Тухачевского и лишь ненадолго пережить казненного маршала:
"Нина несколько раз приходила ко мне, мы занимались вместе английским языком и хорошо познакомились. Была она очень хорошенькой, изящной, мягкой женщиной. Она была интеллигентна, очень хорошо воспитана, происходила из хорошей, отнюдь не пролетарской семьи. В личной жизни она была глубоко несчастна. Все знали, что, кроме официальной семьи, у Тухачевского есть другая, тайная семья, что от его второй, неофициальной жены, у него есть дочь того же возраста, что и дочь Нины (не очень-то тайная была, выходит, связь Тухачевского с Юлией Кузьминой, если "все знали"; главное же, об "официальной любовнице", или "неофициальной жене", Тухачевского было очень хорошо осведомлено НКВД и держало ее "под колпаком". - Б. С.). Обеих этих девочек звали одинаково. Обе были Светланами".
Видно, неравнодушен был Михаил Николаевич к этому имени, хотел, чтобы у дочек судьба была светлая, а у обеих впереди были лагеря... В 37-м Светлане Тухачевской было тринадцать, а Светлане Кузьминой - одиннадцать лет...
Поездка в Лондон не состоялась, а сожительство с Кузьминой стало предлогом для смещения Тухачевского с высокого поста, за которым последовали арест и гибель. Но мы немного забежали вперед...
Вернемся к первым, более счастливым годам брака. О них и о Н. Е. Гриневич-Тухачевской вспоминала Л. В. Гусева, жена командира Красной Армии, служившего вместе с Тухачевским в Смоленске:
"Мы оказались соседями с Тухачевскими по дому. Так я познакомилась, а затем на всю жизнь подружилась с женой Михаила Николаевича, умной, тактичной, располагавшей к себе молодой женщиной, Ниной Евгеньевной. Она ввела меня в свой тесный, хотя и очень обширный семейный круг... Особую привлекательность приобрел дом Тухачевских с переводом Михаила Николаевича в Москву (в 20-е годы вся семья Тухачевских, включая мать, братьев и сестер, жила в большой квартире на Никольской улице. - Б. С.). Какие там встречались люди! Как часто звучала чудесная музыка!.. Михаил Николаевич и Нина Евгеньевна умели создать обстановку непринужденности. У них каждый чувствовал себя легко, свободно, мог откровенно высказать свои мысли, не боясь, что его прервут или обидят".
Вряд ли все те, кто бывал у Тухачевских, знали, какой ценой давались Нине, светлой и доброй женщине (никто из мемуаристов ни в СССР, ни на Западе не сказал о ней ни единого дурного слова!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56