А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Элинор стало совершенно ясно, что женщина без памяти влюблена в ее сына. Это было чрезвычайно интересно! Элинор пока еще не имела возможности разобраться в его чувствах. Внимание Адама было сначала отвлечено ею, потом – Саймоном, а теперь, все еще держа мальчика на плечах, он разговаривал с тремя мужчинами, которые приехали вместе с ним, представляя их сэру Ги и подоспевшему из своей комнаты отцу Фрэнсису.
Одновременно с тем, как эта мысль пришла в голову Элинор, Адам снял Саймона с шеи и передал его Ги. Затем он повернулся и сказал:
– Джиллиан… – тон его был суров. Он явно ожидал от женщины чего-то, что она до сих пор не сделала.
Женщина бросилась к нему, беспокойно раскрыв глаза. Бедняжка! Как в ее ошеломленном и сконфуженном состоянии Адам мог требовать, чтобы она помнила какие-то мелочи этикета? Леди Элинор была уже готова сама немного нарушить надлежащий порядок, но Джоанна тоже все поняла и, подавшись вперед, прошептала:
– Джиллиан, представь своих людей маме. Благодаря доброжелательному тону этой подсказки и догадке, что Адам просто стремился поддержать ее положение как госпожи и, следовательно, важной дамы перед своим семейством, к Джиллиан в некоторой степени вернулось самообладание.
– Если вы позволите, леди Элинор, – произнесла она, – я хотела бы познакомить вас с моим вассалом, сэром Ричардом из Глинда, кастеляном из Ротера, сэром Эндрю, и кастеляном из Олресфорда, сэром Эдмундом.
– Добро пожаловать в Роузлинд, господа, – сказала леди Элинор, улыбаясь и протягивая руку, к которой подошли по очереди все мужчины. – Сэр Ричард, я слышала о вашей безукоризненной репутации. Мой первый муж очень благожелательно говорил мне о вас. Я знаю, что вы своей справедливостью и мудростью помогали ему нести тяжкое бремя, когда он был шерифом в Сассексе.
Джиллиан зачарованно слушала, пока леди Элинор находила какие-то добрые слова для каждого из мужчин, снимая неловкость, втягивая их в разговор, так что вскоре все они уже безмятежно улыбались. В ее манерах не было и намека на высокомерие, однако Джиллиан была убеждена, что никто не позволит себе ни малейшей фамильярности с ней и не откажется подчиниться какому бы то ни было ее приказу. Джоанна, которую затем представили, была чуть более молодой копией своей матери. В следующее мгновение Джиллиан с удивлением обнаружила, что уже и сама участвует в общем разговоре. Затем она обратила внимание на то, что в зале прислуги суетилось намного больше, чем в тот момент, когда они приехали, и вскоре одна очень приятная служанка тихонько сказала леди Элинор, что комнаты и ванны готовы, если господа желают разоружиться и отдохнуть перед обедом.
Ванны для каждого гостя! Джиллиан слегка покраснела от стыда. Она не додумалась предложить такое своим гостям в Тарринге. Саэр и его жена никогда такого не делали, но ведь они, конечно, были грубыми, грязными животными по сравнению с леди Элинор. Адам никогда не намекал, но он слишком добр, чтобы вводить ее в смущение, указывая на упущения. Служанка средних лет подошла к сэру Ричарду, другая сделала реверанс сэру Эндрю, а очаровательная блондинка, которая разговаривала с леди Элинор, направилась к сэру Эдмунду.
– Эта девчонка – такая шлюха, – прошептала Джоанна на ухо Джиллиан.
Джиллиан обомлела, и с лица ее исчезла последняя кровинка. Джоанна, наблюдавшая за уходящей парочкой, не заметила этого.
– Это моя личная служанка, Эдвина, – продолжала она, усмехаясь, прежде чем с застывших губ Джиллиан успело сорваться какое-то опровержение или извинение. – Я уверена, что она успела договориться с Гертрудой и Этельбургой, кому кто достанется, еще до того, как бедный сэр Эдмунд поднялся по лестнице. О Господи, мне, конечно, не следовало говорить тебе этого. Ты ведь его хозяйка. Не рассказывай его жене.
– Он не женат, – выдавила из себя Джиллиан.
– Я шокировала тебя? – сокрушенно спросила Джоанна. – Прости, но…
– Нет, – торопливо ответила Джиллиан. – Нет, конечно, нет. Просто… Я удивилась. Служанки у Саэра и Осберта были такие запуганные.
– Насчет Эдвины не волнуйся, – успокоила ее Джоанна, вновь улыбнувшись. Затем она отвернулась от Джиллиан и крепко схватила за руку Адама. – Идем со мной, поросёнок, и я попробую очистить тебя от грязи. Честное слово, если бы я находилась с наветренной стороны башни, я учуяла бы твое приближение по запаху.
– Только не это! – отступая, игриво воскликнул Адам. – Ты же не собираешься снова окунуть меня в ванну. Ты уже пыталась утопить меня, когда я был беспомощным младенцем, я хорошо помню.
– Я не пыталась утопить тебя! Я просто мыла тебе голову, – возразила Джоанна.
– Держа ее под водой? Мама, скажи, разве она не пыталась утопить меня? Я хочу, чтобы за мной ухаживала Джиллиан. Она не станет нарочно пускать мне мыло в глаза. – Джоанне следовало бы утопить тебя, – строго заметила Элинор, покосившись на побледневшее лицо Джиллиан.– Ты разве не видишь, как устала бедная Джиллиан? Ты, конечно, здоровый бык и думаешь, что, если сам никогда не устаешь, то и никто не должен.
– Я не устала, мадам, – твердо произнесла Джиллиан. Если бы Адам, желая показать своей матери и сестре, кто она есть, публично затащил ее к себе в постель, она согласилась бы даже на это.
Элинор подавила улыбку. Ну, разумеется, Джиллиан скажет, что не устала. Если бы Адам велел ей свернуть башню, глупое дитя попыталось бы сделать и это. Гораздо важнее ей показалось внезапное беспокойство, отразившееся на лице Адама.
– Это была только шутка, Джиллиан, – быстро проговорил Адам. – Я просто дразнил Джоанну. Иди с моей матерью и отдыхай.
Он поспешно отвернулся, словно устыдившись выражения своего лица. Элинор не шелохнулась, наблюдая, каким взглядом Джиллиан смотрела на Адама. Может быть, ей стоило позволить этой женщине пойти с Адамом, подумала она. Она бледна не только от усталости. Но возможность уже упущена. Будет другая, или, может быть, она сумеет выяснить, что тревожит Джиллиан и как ей помочь. Что бы это ни было, это как-то связано с Адамом. Элинор взяла Джиллиан за руку и повела вверх по ступенькам, болтая о пустяках, чтобы это не требовало ответа.
Возможно, проблемам Джиллиан и помочь нельзя. Она любит Адама, но что, если Адам не любит ее? Это вполне могло оказаться просто легким увлечением, которое затем прошло. Если Джиллиан действительно такая скромная и милая, какой кажется, Адам вполне мог пресытиться прелестным личиком, за которым ничего нет. До сих пор он отвергал все предложения о браке, так как все предлагаемые ему девицы были пустоголовыми. Этот заботливый взгляд… Что ж, Адам – действительно очень добрый человек. Если ему показалось, что он был излишне требователен к кому-нибудь, это, конечно, беспокоило его. Элинор задала несколько осторожных вопросов, но ответы ничего не сказали ей. Джиллиан краснела при упоминании об Адаме, но в голосе ее не чувствовалось собственнических интонаций типа он мой мужчина.
Сомнения Элинор насчет чувств ее сына разрешились очень быстро, но ответа на главный вопрос она не получила. Скорее, наоборот, разговор с Адамом и его поведение привели ее в полное замешательство. Он вылез из ванны и уже поджидал мать в зале, когда она спустилась вниз проверить, все ли готово для приема гостей. Он бросился ей навстречу со словами:
– Слава Богу, что ты не привела с собой Джиллиан. Я хочу поговорить с тобой о ней.
– Я велела ей лечь. Может, она поспит хоть немного, – безразличным тоном произнесла Элинор.
– Мама, как ты думаешь, Джиллиан действительно очень хрупкая? – с беспокойством спросил он.
– Очень хрупкая? – переспросила Элинор. – Ты имеешь в виду, что она нездорова?
– Не то чтобы… По крайней мере, она не кашляет, и дыхание нормальное, – сказал Адам, морща лоб, – и она никогда не жалуется, не говорит, что ей больно или она устала, но сэр Ричард всегда настаивает, что она не может сделать то-то и то-то, а он знает ее дольше, чем я.
– Мне понадобится хотя бы день или два, чтобы я смогла ответить на твой вопрос, – заметила Элинор. – Нельзя судить о чьем-то здоровье после получасового знакомства. Кроме того, после долгой дороги и волнений из-за того, что ей предстоит встретиться с твоей матерью… – Элинор умышленно замолчала, но намек, казалось, пролетел мимо ушей Адама, и она спросила напрямик:
– А почему ты спрашиваешь?
– Просто я не хотел бы загубить свою жену по неведению, – ответил Адам. – Я поначалу думал, что у Джиллиан хватит здравого смысла сказать мне «нет», если я попрошу слишком многого, но она, боюсь, излишне добра, и скорее сердце ее разорвется, чем она откажет мне в чем-либо.
Леди Элинор настолько поразила его первая фраза, что в ее голове уже не осталось места для изумления тому, как точно он распознал натуру Джиллиан.
– Твоя жена… – пролепетала она. – Я неправильно поняла Иэна? Но, я уверена, он писал мне, что у Джиллиан жив муж.
Сердитая тень пересекла лицо Адама.
– Ах, да, Осберт де Серей, но жив он только до тех пор, пока я не добрался до него.
–И Джиллиан согласна с этим? – спросила Элинор, стараясь ничего не выражать голосом и гадая, насколько сильно она способна ошибаться в оценке характеров.
– Нет. Она умоляла меня оставить его в покое, – ответил Адам, укрепляя веру матери в правильности собственных суждений, но заставляя ее задуматься, не идиот ли ее сын.
– Адам, – сказала она, пытаясь изгнать из своего голоса отчаяние, – я не собираюсь говорить тебе, что Джиллиан не любит тебя, поскольку я своими собственными глазами видела обратное…
– Так почему, – нетерпеливо прервал ее Адам, – ты смотришь на меня так, словно у меня две головы, когда я говорю тебе, что хочу жениться на ней?
– Потому что можно испытывать нежность к мужчине, жаждать его, чувствовать ужасную вину, если что-то случается с ним, и все-таки не любить.
– Мама, я не понимаю тебя, – сказал Адам, и лоб его беспокойно наморщился. – Ты же только что сказала, что уверена в любви Джиллиан. А теперь говоришь, что она не любит.
– Нет, я говорю, что она может желать добра де Серей и оспаривать твое желание убить его…
– Нет, – снова прервал ее Адам. – Джиллиан очень хочет его смерти. Она не далее как позавчера убила ножом одного из его помощников и скорбела, что это был не сам Осберт.
Это легкое, жизнерадостное заявление изумило Элинор даже больше, чем несколько опережающие реальность слова Адама, что Джиллиан – его жена. Элинор на мгновение уставилась на сына, не в состоянии высказать ни один из двух вопросов, которые она хотела задать.
– Не давай этим нежным невинным глазкам обмануть себя, – заметил Адам. – Джиллиан умна, как ведьма, – и снова тень сомнения коснулась его подвижного лица. – Меня волнует только крепость ее тела, но не духа, – продолжал он, – и если она не хочет сказать мне, до какой степени я могу использовать ее, я вынужден просить совета у кого-то другого.
Но Элинор поняла, что последняя часть сказанного Адамом не имеет отношения к тому, что беспокоит его. А тот факт, что он не хотел говорить о том, что действительно волновало его, придавал этому еще большую значимость. Не могла ли мягкость и заботливость Джиллиан быть лишь подслащенной оболочкой чего-то грязного? Очень похоже, что именно это и тревожило Адама, но он не мог признаться в этом даже самому себе. Не рвалась ли эта оболочка тут и там, выставляя напоказ отвратительное нутро? Очевидно, чтобы раскрыть сознательно замаскированное зло, требуется нечто большее, чем несколько испытующих слов и взглядов.
Элинор твёрдо решила раскрыть, если сможет, все, что вызывало сомнения Адама. И в качестве первого шага напрашивалась эта история с убийством.
– Ум умом, – сказала она, – но нож нельзя вонзить одной лишь силой мысли. Что ты имел в виду, когда сказал, что она заколола слугу своего мужа? Как это случилось?
К удивлению Элинор, лицо Адама тут же очистилось от каких-либо сомнений. Их сменила злоба, но, когда он пересказал ей историю похищения Джиллиан, стало ясно, что злился он на самого себя. Зато он почти сиял от гордости за ее мужество и сообразительность. Элинор, разумеется, тоже от всего сердца одобрила действия Джиллиан в таких обстоятельствах. Единственное, что смущало ее, – это нож. Вопрос о том, как при Джиллиан оказался нож, вызвал отступление к ее жизни в замке Саэра, как она сама об этом рассказывала, и к ее страху перед Осбертом.
– Тогда почему, если она так сильно ненавидела его, она просит тебя оставить его в покое? – поинтересовалась Элинор.
Адам слегка покраснел и почесал голову, словно собирался признаться в чем-то немножко стыдном и странном и в тоже время милом.
– Это бабские глупости. Джиллиан говорит, что он хитрый змей и способен на какую-то подлость, от которой я не смогу защититься, потому что, дескать, сам не лжив и порядочен. В своей заботливости она не чужда глупости. Кроме того, она наговорила всякой чепухи вроде того, что ее грех падет на мою голову, если я ради нее убью эту змею.
Любопытно. Если Джиллиан так глубоко религиозна, она могла стыдиться зародившейся страсти к чужому мужчине при живом муже. Элинор верила в грех и расплату за него, но подобные вещи не трогали ее душу. Она каялась в своих ошибках, принимала епитимью и выбрасывали все это из головы. Разумеется, грех, в котором не можешь раскаяться, – совсем другое дело. Очевидно, если ты намерена и дальше продолжать любить человека вне брачных уз, то не можешь получить отпущение грехов. Перед Элинор самой стояла такая проблема, и она могла понять. В то время, однако, она была молода, сильна и скоро умирать не собиралась. То есть речь шла только о том, чтобы дождаться свадьбы с желанным человеком. Потом уже можно исповедаться и заявить искренне о своем раскаянии за то, что любила этого человека до брака, получить взыскание и отпущение грехов.
Было бы не слишком трудно убедить Джиллиан рассуждать таким же образом, если бы в этом заключалась ее проблема. Убийство Осберта было несколько иным вопросом. По лицу и интонациям Адама Элинор поняла, что Осберт умрет, как только Адам доберется до него, даже вне связи с вопросом о браке с Джиллиан. Ради этого как раз убивать Осберта вовсе не требовалось. Джиллиан утверждала, что ее выдали замуж силой, значит, этот брак легко можно аннулировать. Поскольку французские войска уже оказались в немилости у церкви, и со дня на день, возможно их отлучение, друзья короля могут быть уверены в быстром и благоприятном решении всех их вопросов, имеющих отношение к церковным делам. Питер де Рош подаст прошение об аннулировании брака папскому легату Гуало, и тот объявит о расторжении брака.
Ничего из этого Элинор Адаму не сказала. Пока она не убедится, что ее сын не проглядел дьявольской сущности под миловидной внешностью, этому браку не бывать. Законная преграда браку даже полезна, поскольку Адам упрям, как мул. Предостерегать его – значило лишь укреплять его решимость сделать все по-своему.
И все-таки ничто из того, что рассказал до сих пор Адам, нельзя было вменить в вину Джиллиан. Из последующего Элинор узнала, что Джиллиан полна решимости самостоятельно править своими землями, что очень удивило ее, хотя она ничего не сказала по этому поводу, и согласилась признать Адама в качестве своего сюзерена, что ее нисколько не удивило. Последние слова его, однако, сопровождались смущенным взглядом, впервые с той минуты, когда он так высоко отзывался об уме Джиллиан.
– А почему бы ей не согласиться на это? – спросила Элинор, искренне недоумевая.
Адам посмотрел мимо матери на пылающий в огромном камине огонь. Ему очень нужен был совет Элинор, но он не хотел бы настроить мать против Джиллиан. До сих пор Элинор вроде бы склонялась больше в сторону оправдания Джиллиан, чем ее осуждения, и Адам не хотел, чтобы такое положение изменилось. Он нежно любил свою мать; более того, она нравилась ему. Он не хотел бы потерять такого друга и советчика. Но ему нужна Джиллиан. Если бы встал вопрос о выборе между ними, он выбрал бы Джиллиан. Но он не хотел такого выбора. Он хотел, чтобы его мать и его «жена достаточно любили друг друга, чтобы он мог сохранить для себя их обеих.
– Мама, – неторопливо произнес он, – я намерен жениться на Джиллиан, и не думаю, чтобы что-нибудь, если только она сама не откажется из-за страсти к другому человеку, могло свернуть меня с этого пути. Поэтому я надеюсь, что ты примешь ее как родную дочь. Однако есть кое-что… Я надеюсь, что ты не станешь слишком винить ее в этом и не откажешь в своем расположении, но, мне кажется, ты должна знать, потому что я собираюсь оставить ее на твое попечение…
– Что-то такое, за чем я должна следить или от чего предостерегать ее?
– Да, но… Но я не уверен.
– Ладно, – отрывисто проговорила Элинор, – выкладывай. Что такого плохого ты видишь в ней?
– Мне кажется, она сторонница Людовика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51