Еще до того, как начался хаос, за криком боли из большой палатки послышался яростный мужской рев и женский крик протеста, а третий крик мужчины, полный скорее удивления, нежели боли, потонул в общем шуме. Затем полог палатки резко поднялся, и из нее вопящей фурией вылетел сначала кот, а за ним… Рианнон! Все это заняло не более пяти секунд, но Саймону казалось, что он просидел, как вкопанный или парализованный, не меньше часа. Когда следом за Рианнон из палатки выскочил разъяренный мужчина, Саймон наконец очнулся и пришпорил Имлладда, бросая вызов.
Он рассчитывал на одно только мгновение, чтобы достаточно приблизиться к преследователю и сразить его. Если бы тот бросился назад в палатку, Саймону оказалось бы гораздо труднее справиться с ним. То ли на де Гина так подействовал крик Саймона, то ли общее зрелище хаоса, представшее перед его глазами, когда он выскочил из палатки, но он остановился, разинув рот и вытаращив глаза. Удар плоской стороной меча Саймона сбил его с ног.
Нанося удар, Саймон не смог удержаться от жалости к этому человеку. Видимо, ему пришлось многое пережить еще до того, как он выскочил из палатки. Его лицо и шея, а также левый рукав были залиты кровью. Саймон понял уже, что произошло, а на вопрос, почему это произошло, времени не было. До этого еще очередь дойдет.
– Рианнон! – взревел он.
Ему никогда не приходило в голову, что она способна убегать в ужасе, и она действительно не убегала. Она мгновенно вынырнула из-за угла палатки и счастливо крикнула:
– О, Саймон, какая удача! Я наконец-то нашла тебя!
Вполне естественно, эти слова произвели на Саймона почти такой же эффект, как его собственный меч – на де Гина. От изумления он лишился дара речи, что дало возможность Рианнон продолжить:
– Мои люди где-то здесь в плену – Тум и Сион. Прикажи, чтобы их разыскали. И мне еще нужно забрать корзинку Мэта.
С этими словами она нырнула обратно в палатку. Саймон испустил еще один рев, на этот раз полный ярости. Тут же рядом с ним оказался Сьорл.
– Найди… – начал было Саймон, но в это мгновение Рианнон уже вышла из палатки, зовя Мэта. Глаза Сьорла едва не выскочили из орбит. Он слышал, как Саймон выкрикнул имя Рианнон сразу после того, как столкнулся с хозяином палатки, но в тот момент был слишком занят и предположил, что это был всего лишь боевой клич. Довольно странный клич, может быть, но вполне четко определявший Саймона как сражающегося на стороне валлийцев, и Сьорлу не казалось противоестественным, что его хозяин использует имя своей женщины-ведьмы в качестве талисмана. Однако Сьорл едва ли мог ожидать, что ведьма явится в ответ самолично.
– Найди ей лошадь и вывези ее отсюда! – заорал Саймон.
– А как с моими людьми? – воскликнула Рианнон.
– Все пленные валлийцы будут освобождены, – ответил Саймон, затем повернулся к Эхтору, приказывая обчистить палатку де Гина, и тут заметил, что Рианнон исчезла.
– Рианнон! – крикнул он.
– Я ищу Мэта, – отозвалась она.
Отошла она недалеко, но голос ее был едва слышен. В лагерь уже вступили силы Бассетта и Пемброка, и начался настоящий бедлам. Смятение было неописуемое, поскольку армию Генриха застигли спящей, невооруженной и не готовой к бою, и она находилась в состоянии полной паники. Командиры попытались бы как-то организовать сопротивление, но по специальному приказу они и пали первыми жертвами. Немногочисленных рыцарей и баронов вывели из строя простейшим приемом, обрубив натягивающие веревки и обрушив на них их собственные палатки, из которых их потом извлекали, задохнувшихся до потери сознания.
Простые солдаты были окружены и заняты работой – нагружать всем движимым добром телеги и вьючных животных и вывозить их с поля боя под присмотром валлийцев, патрулировавших череду повозок с луками наготове. Вьючных лошадей связали в длинные караваны, каждый из которых был поручен тому или иному воину из числа наиболее надежных.
Когда Рианнон снова появилась из-за палатки, как раз подъехал с телегой Эвин, а Эхтор привел нескольких ошеломленных, окровавленных, полуголых фламандских наемников, которые тут же упали на колени, благодаря за то, что их привели на суд Саймона. Что толковал им Эхтор, они понять, конечно, не могли.
– Встаньте, – сказал Саймон по-французски, – и грузите вещи на повозку. Больше вам ничего не грозит.
Их радость была настолько велика, что они принялись за работу с большей охотой, чем можно было от них ожидать. Палатка была разобрана и скручена, а содержимое ее погружено на телегу уже к тому времени, как вернулся Сьорл с огромным черным жеребцом, который по дороге злобно брыкался и вырывался. Саймон обозвал своего капитана самыми ужасными словами, но тот огрызался, что, дескать, это единственная лошадь, которую он сумел отыскать. Остались только быки. Этого жеребца как раз и оставили из-за его необузданного нрава.
– Только не в таком шуме, – крикнула Рианнон. – Я не смогу успокоить его в таком бардаке.
– Бери Имлладда, – завопил Саймон. Рианнон бросилась к жеребцу Саймона и погладила его по голове. Имлладд тоже нервничал и храпел по мере того, как запах крови возбуждал его, и все порывался встать на дыбы и броситься в бой. Но на Рианнон он наброситься не мог, и она, зайдя сбоку, легко запрыгнула в седло, прежде чем Саймон соскочил. В пылу боя, разумеется, нельзя было оставлять этого свирепого боевого коня с пустым седлом.
И все равно, когда Саймон соскочил на землю, Имлладд рванулся вперед и встал на дыбы, почувствовав, как полегчал привычный груз на спине, но скоро понял, что поводья по-прежнему держат крепкие руки, а в уши доносится такой знакомый голос. Некоторое время заняло приторочить к седлу корзину с Мэтом, так как Саймон сам остерегался подходить к своему коню, когда тот не мог видеть его, да и кот орал, как нечистая сила, предрекающая смерть.
Затем встала проблема укротить черного жеребца. Созванные криками воины повисли на уздечке, чтобы он не мог подняться на дыбы: хорошо еще, что он не пытался кусаться, как Имлладд. Саймон взлетел в седло, вырвал из рук Сьорла поводья и натянул их изо всех своих сил. Черный жеребец поднялся, перебирая в воздухе передними ногами, и Саймон немилосердно вонзил в него шпоры.
– Вперед, – зарычал он. – Сьорл, вези ее к Ллевелину, пока Имлладд не бросился в бой.
Шум, поутихший было вокруг них, поднялся с новой силой. Группы воинов, в панике бежавших с поля боя, были собраны и организованы уцелевшими командирами. Вместе с потрясением прошел и страх. До них начало доходить, что налетевшая на них армия значительно уступала им в численности. Они собрали оружие и остатки доспехов, какие смогли отыскать, и начали возвращаться в надежде изгнать нападавших. Отчасти это было вопросом чести, но гораздо более мощным стимулом послужило желание вернуть собственное добро. Если они откажутся сражаться, то останутся без пищи, без денег, без палаток, без обуви, без одеял – короче, ни с чем. Некоторые в предыдущих стычках уже успели захватить кое-какую добычу, и им не хотелось терять награбленного.
Там, где эти отряды пробивали себе путь в лагерь, звуки были другие – проклятия и крики боли, но не обезумевшие вопли ужаса. Рианнон, прислушиваясь, повернула голову и поняла, что пора уезжать. Глаза ее сверкали изумрудами даже в окружавшем полумраке.
– Дайте мне лук, и я буду охранять телегу, – крикнула она.
Саймон сражался со своим новым скакуном, и эта борьба отвлекала все его внимание. Сьорл, который слышал, как Рианнон пела голосом, доносимым ветром, в Дайнас-Эмрисе, никогда не посмел бы перечить требованиям ведьмы. Он приказал подать легкий лук, и в тот момент, как телега тронулась, прибежал воин с почти игрушечным оружием. Рианнон повесила колчан на плечо, а лук зажала в кулаке.
– Будь осторожен, Саймон, – крикнула она напоследок и ткнула пятками Имлладда, который наконец прекратил свою нетерпеливую пляску и устремился вперед. – Я стану твоей женой, где и когда ты захочешь, так что побереги себя!
Саймон услышал это и в какое-то мгновение едва не свалился со спины жеребца. Он приподнялся и накренился в седле, но колени его сжались, и он с такой силой натянул поводья, что рот у лошади раскрылся. Затем, когда телега и сопровождавшие ее воины исчезли в темноте, он повернул своего коня в том направлении, откуда доносились звуки борьбы, а не паники, ослабил узду и снова с силой вонзил ему в бока шпоры. Конь рванулся вперед. Спустя несколько секунд они уже были в гуще сражения. Саймон по-валлийски выкрикивал предупреждение, и его полуобезумевшая лошадь бросалась в атаку.
С этим отрядом покончили достаточно быстро, но впереди было куда более серьезное испытание. Как только в лагере поднялась паника, не приходилось сомневаться, что тревогу забьют и в замке. Тем, кто там оставался, не понадобилось много времени, чтобы понять, что случилось, и бывшие с королем в Гросмаунте бароны и командиры наемников уже вели на поле боя гарнизон замка, надеясь отогнать нападающих.
Прежде чем они смогли добраться до лагеря и помешать продолжавшемуся грабежу, их встретили оба Бассетта, Сьюард, Саймон и полдюжины других рыцарей со своими конными отрядами. Черному жеребцу теперь пришлось потрудиться как следует, и чужие, жестокие руки, управлявшие им, стали добрыми и твердыми. Шпоры больше не пронзали его бока, а касались ласково, направляя в ту или иную сторону. Незнакомый запах перемешался со знакомыми и стал вполне приемлемым. Теперь всю его энергию и ярость, которые он тратил на борьбу со всадником, можно было направить на лошадей и людей противника.
Столкновение было страшным, за ним последовали полчаса ужасно тяжелого боя, но тех, кто вышел из замка, заставили вернуться обратно. Несколько человек были сброшены с седел, и их лошадей поймали и увели, но в плен никого не брали, хотя пешие рыцари представляли собой легкую добычу. Им просто не давали приблизиться к лагерю, где они могли собрать отряд и отстоять хотя бы лоскутки, крошки от того, что еще не успели разворовать.
Была отбита еще одна вылазка из замка, и звуки борьбы в лагере тоже начали затихать. Разгром был полный, да и сражаться уже было почти не за что. Когда из лагеря вывезли последнюю повозку, Гилберт Бассетт приказал своим людям начать организованный отход, чтобы предотвратить любую попытку отбить вывезенную добычу. Валлийцы уже ушли – организованность не была сильной стороной их военной тактики.
Саймон, Филипп Бассетт и их люди еще в течение получаса продолжали контролировать территорию между замком и лагерем. Наконец звук горна дал им знать, что все силы их союзников ушли. Тогда они развернулись и галопом бросились прочь. Они предполагали, что, как только они отойдут, из Гросмаунта попытаются организовать контратаку, но никого это особенно не волновало. Солдаты противника были настолько деморализованы, что не слишком усердно подчинялись приказам, да и вряд ли во всем лагере осталось что-либо из оружия или доспехов. Гарнизон замка тоже был в некоторой степени истерзан, и численность его значительно уступала численности арьергарда, оставленного Гилбертом Бассеттом.
Арьергард сохранял бдительность всю дорогу до Абергавенни, но все считали это излишней мерой предосторожности, как оно и было. Дважды побежденный и проделавший приличный путь энергичным галопом, черный жеребец превратился в образец послушания. Как только мысли Саймона освободились от необходимости борьбы за собственную жизнь, они обратились к Рианнон. Поначалу Саймона, как и следовало ожидать, обуяла такая ярость, что он едва не задохнулся и почувствовал, что вот-вот взорвется.
Какого черта она имела в виду, когда в палатке офицера вражеской армии сказала, что наконец-то нашла его? Идиотка, додуматься посреди боя расхаживать и искать кота! И как она смела прокричать вслух, что станет его женой, где и когда он захочет, чтобы прикрыть этим свое требование дать ей лук?
Тут Саймон расхохотался. Никто не поверит в это, никто! Он сомневался, поверил ли бы он сам, если бы не сидел сейчас на спине не Имлладда, а этого черного жеребца. При мысли о жеребце он забеспокоился, не напала ли на повозку какая-нибудь банда, и, если так, то сумела ли Рианнон справиться с Имлладдом. Страх за нее опять разбудил в нем гнев, и он едва не дымился, пока снова не вернулся в мыслях к смешной стороне этой истории.
В промежутке между гневом и весельем он гадал, каким образом найдет Рианнон в сумасшедшем доме, в который, должно быть, превратился замок Абергавенни со все прибывающей добычей самого разного рода и количеством людей, десятикратно превышающим норму для подобного замка. Впрочем, Саймону не следовало беспокоиться об этих вещах, поскольку в Абергавенни находились и Пемброк, и Ллевелин. К тому времени, как арьергард достиг замка, все уже было приведено в порядок. У каждого входящего спрашивали его имя и имя его хозяина и направляли затем в ту или иную сторону, где расположился его отряд на отдых и перегруппировку. Имя Саймона заставило часового поднять глаза.
– Вас срочно ожидают в зале, милорд. Ваших людей мы разместим и дадим вам знать.
Подобный интерес к такой мелкой сошке в армии, как Саймон, мог быть связан только с Рианнон, так что он ничуть не удивился, увидев ее сидевшей рядом с Ллевелином, Пемброком и Гилбертом Бассеттом. Пока Саймон проходил через двор и входил в замок, основным его чувством была ярость, но выражения четырех лиц, нет, пяти – на коленях хозяйки сидел еще и Мэт, – глядевших на него, показались ему такими забавными, что он разразился смехом и с трудом сохранял ровную походку.
Лицо Ллевелина окаменело, а глаза блестели. Саймону было ясно, что его господин посмеялся бы тоже, если бы не боялся оскорбить своих гостей. Бассетт держался как можно дальше от Рианнон. Никто не посмел бы назвать дочь главного союзника ведьмой, но… Пемброк, поглядывая на нее, казался просто смущенным. А Рианнон… Саймон задохнулся: Рианнон и Мэт были теперь так похожи самодовольным выражением глаз.
Ллевелин дал знак слуге подать еще один табурет.
– Сядь, пока ты не свалился, – сказал он Саймону. – Нам нужно поскорее обсудить все это. Есть дела куда важнее, чем поведение моей идиотки-дочери, но, прежде чем перейти к ним, я должен разобраться с ней. Саймон, я засажу тебя в темницу! Какого дьявола ты смеешься?
– Она… она… Да вы знаете, что она сделала? – захлебываясь, проговорил Саймон. – Она… посреди боя закричала, что станет моей женой, где и когда я захочу. Целая армия… обе армии – свидетели этому. Eneit, ты ведь всегда все доводишь до конца.
Рианнон пожала плечами.
– Это никого не касается, кроме нас, и нет ничего зазорного в согласии на брак. Правда, ты саксонец, но в армии мало кто знает об этом, – поддразнила она.
– Рианнон! – взревел Ллевелин.
Рианнон замолчала и потупилась – она не хотела оскорбить Бассетта и Пемброка, однако просто забыла об их присутствии. В это время Мэт испустил страшный звук – странную смесь шипения и отрыжки. Ллевелин с видимым неодобрением взглянул на большого кота и затем поднял глаза. Взгляд Бассетта перешел с Рианнон на кота и обратно, и Ллевелину не понравилось его выражение. Остальные мужчины нетерпеливо переглядывались – не стоило больше тратить время на эти мелочи.
– Из всего сказанного я заключаю, что ты по-прежнему хочешь взять ее в жены. Это правда, Саймон?
– Да, но…
– Никаких но. Если ты готов взять ее, бери сейчас. И ты теперь отвечаешь за нее. Держи ее подальше от поля боя и… от этих… джентльменов. Меня не волнует, как ты это сделаешь, но ты должен. И не являйся мне на глаза, пока не перестанешь смеяться.
Саймон и так делал все, что мог, чтобы проглотить это неуместное веселье, которое было вызвано, конечно, недосыпанием, переутомлением, ужасным напряжением и огромным и неожиданным облегчением. Он крепко схватил Рианнон за запястье и поспешно удалился, не обращая внимания на то, что Мэт, когда он рывком поднял ее, свалился с ее колен. В глубине души его немного удивило, что Мэт не расцарапал его и что со стороны Рианнон не последовало никаких возражений, – она с готовностью пошла за ним до конца зала. Там она остановилась.
– Подожди, Саймон, куда мы идем? Замок битком набит, как банка с селедкой.
Саймон остановился и посмотрел ей в глаза. Его полуистерический смех прекратился в то самое мгновение, как он схватил ее за руку. Когда его пальцы сжались на ее запястье, он словно ощутил огромный прилив сил. Его наполнили тепло и свежесть, он словно вернулся в палатку после освобождения де Бурга. Глаза Рианнон излучали глубинное сияние, и он почувствовал все ту же ноющую потребность. Лицо его напряглось от желания.
– Я не думаю, что отец в самом деле рассердился, – сказала Рианнон, увидев, как изменилось его лицо, и неправильно истолковав это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45