– Это леди Рианнон – специалистка.
Саймон отдал очередной приказ, и с деревьев и из-за кустов начали показываться тени. На расстоянии закричала какая-то птица. Бассетт наблюдал за всем тяжелым взглядом, примирившись с тем фактом, что попался в ловушку, и его отряд мог понести тяжелые потери, даже не увидев врага. Здесь было чему поучиться. Но больше всего он был поражен, когда из-за деревьев показалась Рианнон в подвязанной выше колен юбке, чтобы удобнее было бегать. Она вела за уздечку Имлладда. За ним абсолютно бесшумно, если не считать стука копыт о землю, следовали остальные непривязанные лошади. У Гилберта Бассетта отвисла челюсть.
– Это моя нареченная жена, леди Рианнон, дочь Ллевелина, – сказал Саймон.
При всей своей привлекательности Рианнон едва ли выглядела как утонченная высокородная дама. Тем не менее она выступила вперед, передала вожжи Саймону и протянула руку в царственном приветствии без малейшего смущения из-за своих оголенных ног и мусора в волосах, которые она еще не успела прикрыть платком. Бассетт нервно сглотнул. Когда она оставила лошадей, они принялись мотать головами и переступать ногами, и воинам пришлось увести их. Гилберт вспомнил только что сказанные Саймоном и показавшиеся ему поначалу какой-то своеобразной шуткой слова о том, что именно леди Рианнон умела успокаивать лошадей.
– Сэр Гилберт? – сказала Рианнон совершенно нормальным, приятным голосом, в котором чувствовалось некоторое удивление его заторможенной реакцией.
Придя в себя, Бассетт грациозно склонился над протянутой рукой, и только тогда слова Саймона, говорившего о чем-то гораздо более важном, чем об умении этой девушки обращаться с лошадьми, окончательно пробились в его мозг.
– Дочь Ллевелина? – переспросил он. – Вы дочь принца Гвинедда? Но мне казалось… а, внебрачная дочь.
Рианнон наклонила голову.
– И невеста Саймона де Випона?
– А почему бы нет, сэр Гилберт? – спросил Саймон. – Принц Ллевелин – мой сеньор, а мой отец – его брат по клану. Это часть ответа на ваш вопрос, почему мы пробирались тайком, а не по дорогам, но я должен напомнить вам и то, что я был оруженосцем у Вильяма, графа Пемброкского, и моя семья много лет была связана дружбой с Маршалами.
Бассетт расслабился окончательно.
– Да, мне следовало помнить об этом. Вы в одной компании с Ричардом?
– Не совсем так. Меня преступником не объявляли, но, видимо, Винчестеру пришло в голову, что леди Рианнон может оказаться прекрасной заложницей поведения ее отца. Это полная чушь, но Винчестер не понимает валлийцев.
– Он не понимает ничего! – рявкнул Бассетт.
– Думаю, вы правы. Тем не менее он оскорбил меня, и мне пришло на ум, что я мог бы воспользоваться его невежеством и причинить ему дополнительные хлопоты, отомстив тем самым. Епископ Винчестерский по какой-то причине боится Хьюберта де Бурга, и я хотел бы видеть его на свободе.
Наступило долгое молчание. Потом Бассетт сказал:
– Вы предлагаете объединить наши отряды и попытаться вызволить его? Я с превеликим удовольствием согласился бы на это и был бы признателен вам, но должен предупредить, что шансы на успех весьма невелики. Прежде, чем мы успеем увезти графа Кентского на какое-то расстояние, на нас спустят весь гарнизон Дивайзеса.
Саймон отметил, что Бассетт величал де Бурга, которому был многим обязан, графом Кентским, но не стал комментировать это, сказав лишь:
– Они могут и не узнать, что он бежал.
– Церковь находится под непрерывным надзором днем и ночью, – заметил Бассетт с оттенком презрения к безрассудству этого юноши. – У меня есть друзья, которые наблюдают и присылают мне весточки время от времени. Поверьте, до него невозможно добраться, не подняв тревоги.
– Может, и нет, – согласился Саймон, – но попробовать можно. Если вы расскажете мне все, что знаете о том, где размещена и как сменяется охрана, думаю, мои люди сумеют проскользнуть туда и вывести де… Кента и его товарищей оттуда.
Наступила очередная пауза, пока Бассетт усваивал сказанное Саймоном. Он уже полностью избавился от настороженности, и его лицо попеременно отражало то радость, то недоверие. Потом в глазах его загорелся хитрый огонек. Если в это дело будут вовлечены только люди Саймона, он ничего не потеряет, даже если попытка окажется неудачной. Он, конечно, сделает все, что в его силах, чтобы помочь, а также поддержать тех, кому удастся бежать, но его собственный отряд останется невредимым и готовым действовать снова и снова, когда появится новая возможность. Однако внимание Саймона следовало привлечь еще к одному вопросу.
– Мы опасаемся, что Кент слаб и болен, – сказал Бассетт.
– Иного и нельзя было предполагать, судя по его возрасту и тому, как с ним обращались, – согласился Саймон. – Подозреваю, что он голодает с тех пор, как оказался в церкви. Но это ничего не меняет. Он не смог бы уйти незаметно, даже если бы был невредим и здоров. Нам придется устранить охрану с одной стороны церкви, откуда мы подойдем. И мне понадобятся люди, чтобы заменить их. Мои по-английски не знают ни слова вообще, а их французский никого не обманет.
Бассетт заморгал. Саймон говорил так убедительно, что он начинал верить во все это.
– Там ведь не лес, – сказал он спустя минуту.
Саймон повернул голову и перевел предупреждение Бассетта Сьорлу. Валлийский командир ответил на это короткой и высокомерной репликой. Саймон не стал переводить ее дословно, сказав лишь, что Сьорл уверен, что все это можно проделать. Бассетта это не совсем убедило, но он уже решил, что в этой ситуации ничего не теряет. Он протянул руку.
– Невозможно выразить, как я вам признателен, – сказал он. – Если я каким-то образом смогу оказаться вам полезным в будущем, рассчитывайте на меня. А пока не хотите ли отправиться в мой лагерь? У нас есть безопасное место поближе к нашей цели, и, думаю, леди Рианнон там будет уютнее.
Бассетт огляделся, но не увидел ее. Он был так увлечен предложением Саймона, что не услышал, как Рианнон ушла. На мгновение он испытал беспокойство, опасаясь, что воины в его лагере примут ее за новую шлюху. Он уже почти набрался храбрости намекнуть Саймону, что ей следовало бы быть более аккуратной в одежде, но, когда Саймон позвал ее и она вышла из его палатки, Бассетт вздохнул с облегчением. Она оправила юбку, туго перевязала волосы платком, и весь облик ее говорил, что перед ним высокородная леди.
Манеры Рианнон были настолько естественны, что Бассетт начал находить всевозможные причины, почему при первом знакомстве принял ее за нечто совершенно особенное. Фактически он почти полностью забыл о ее существовании из-за того, что она вела себя во время обсуждения деталей спасения абсолютно неслышно. Были выбраны исполнители операции из людей Саймона и те, кто будет изображать стражу. Разработан механизм проникновения в церковь, поиска трех пленников и убеждения их, что речь не идет о ловушке. Эта последняя деталь вызвала необходимость участия в деле самого Бассетта. Он без колебаний предложил себя. К этому времени он уже был убежден в реальности успеха, а Ричард Сьюард возглавит его людей, пока не сможет передать их его брату, если операция потерпит провал. Все шло как по маслу, пока не дошло до планирования самого побега.
– Вот и сюда добрались, – сказал Бассетт. – Как вам кажется, что было бы безопаснее: послать достаточно людей, чтобы они перенесли всех троих на руках на порядочное расстояние, или подвести поближе лошадей?
– А почему опасно держать поблизости лошадей, если их не будет видно?
Бассетт снисходительно улыбнулся столь невинному вопросу. Он уже оправился от первого, волшебного, впечатления от Рианнон, державшей в руке узду огромного злобного боевого коня, за которым, как овечки, покорно брели остальные лошади.
– Потому что стоит им хотя бы один раз заржать или фыркнуть, это предупредит стражу так же явственно, как если бы они увидели отряд воинов.
– Лошади не издадут ни звука, – сказала Рианнон, – я буду с ними.
Наступило молчание. Бассетт остолбенел. Он не хотел вспоминать то, что видел, – ему не хотелось думать плохо о дочери Ллевелина и невесте младшего сына клана Роузлинд. Но если он не мог позволить себе такой мысли, то должен был взбеситься от женской глупости. Саймон просто размышлял над этим предложением. Ему не приходило в голову брать с собой Рианнон, но теперь, когда она сама предложила это, его мозг прорабатывал новые открывавшиеся возможности.
– Скольких лошадей ты сможешь удержать в спокойствии? – спросил Саймон.
Бассетт побагровел и издал странный звук, но ни Саймон, ни Рианнон не обратили на это никакого внимания.
– Это зависит от того, какого спокойствия ты хочешь от них. Сегодня утром я нашла овражек, так что мне оставалось только собрать их вместе и ласково поговорить с ними. Если же ты имеешь в виду, что они не должны фыркать или топать ногами и я сама должна сохранять молчание, то тогда мне понадобится быть достаточно близко к каждой из них, чтобы почаще прикасаться к ним рукой. Но, Саймон, валлийцы могут вернуться пешком – так будет даже безопаснее, как мне кажется.
– Ты права, – согласился Саймон. – Мне следовало бы додуматься до этого самому. Хорошо, – он повернулся к Бассетту. – Трое моих людей, я, вы, леди Рианнон и четверо ваших людей, которые заменят стражу. Получается десять. Что-нибудь не так, сэр Гилберт?
– Со мной? – взорвался Бассетт. – Ничего! Но вы, мне кажется, сошли с ума!
– Почему? Уверяю вас, что я с тремя воинами вполне справлюсь с охраной. Двое могли бы…
– Сэр Саймон, я говорю не о воинах! – голос Бассетта уже дошел до крика. – Вы не можете подвергать опасности женщину!
– Почему нет? – удивился Саймон. – Рианнон умеет управляться с лошадьми, и я буду рядом, чтобы защитить ее. Ведь никто не требует от нее сражаться.
– Я могла бы взять с собой мой лук, – невинным тоном предложила Рианнон, поддразнивая мужчин.
– Нет, – возразил Саймон, – я не хотел бы, чтобы кого-нибудь убивали, если можно избежать этого. А ты увлечешься и попадешь в кого-либо.
Бассетт ошалело смотрел на обоих.
– Вы не в своем уме. Она завизжит, или начнет болтать в неподходящий момент, или…
– Нет, ну, что вы, – возразила Рианнон, – мой брат Давид часто брал меня на рейды…
Она внезапно замолчала и закрыла рот рукой. Ллевелин не контролировал ее, но он контролировал Давида. Ллевелин без колебаний подверг бы свою дочь опасности, если бы считал, что это принесет пользу Гвинедду, но он никогда не отпустил бы ее в рейд за добычей только ради того, чтобы можно было больше унести. В первый раз, правда, Давид и Рианнон сделали это не ради корысти – его подталкивало озорство, а ее – любопытство, но желание захватить добычу заставило их повторять эту авантюру еще и еще раз. Если бы Ллевелин узнал, чем занимался Давид, тому не поздоровилось бы.
Увидев испуганное выражение ее лица, Саймон решил: она понимала, что отправляться на грабежи вдвоем с братом было неблагоразумно. Однако Давид не был самым умным или самым совестливым из мужчин. Он часто стремился к немедленной выгоде, не задумываясь о последствиях своих действий. Тут Саймон скромно улыбнулся. Он и сам был не намного лучше и как раз сейчас собирался воспользоваться плодами безрассудства Давида. Поэтому он удержался от каких-либо упреков. Его молчание в сочетании с улыбкой убедило Рианнон не только в том, что Саймон не выдаст Давида ее отцу, что было чистой правдой, но и в том, что он не имеет ничего против ее приключений, что вовсе не было правдой. Убедило это и Бассетта, освежив его воспоминание об Имлладде, кусавшем конюхов и вырывавшемся из их рук в лагере, и об Имлладде, тихо, как ягненок, шагавшем рядом с Рианнон. Он воздержался от дальнейших возражений, но искоса взглянул на Рианнон и, когда этой же ночью они выехали из лагеря, старался держаться от нее подальше.
Выехали они, как только стемнело. Каждый лишний час заточения де Бурга лишь приближал его смерть от голода и жажды. Три десятка людей Бассетта и весь отряд Саймона сошлись вместе примерно в миле к северу от города на поросшем лесом склоне Раундвей-Хилла. Все оружие и упряжь были обмотаны тряпками и вымазаны грязью, чтобы ничего не звякнуло и не блеснуло. В полумиле к западу пролегала дорога на Чиппенхем и Малмсбери. Если операция окажется успешной и не поднимется тревога, люди Бассетта повезут де Бурга именно по этой дороге.
Когда капитан Саймона решил, что люди и лошади замаскированы достаточно хорошо, небольшая группа спасателей вскочила в седла. Ночь была не самая лучшая для такого предприятия – Саймон молился о дожде, ровной мелкой измороси, но молитвы его не были услышаны – однако и не самая плохая. Луна была молодая, и дул резкий холодный ветер, гнавший тучи, которые то и дело перекрывали ее ясный лик, создавая мелькание теней на открытой местности. Саймон надеялся, что еще несколько лишних движущихся теней никого не встревожат.
Бассетт ошеломленно наблюдал за приготовлениями Саймона и его людей – они мазали сажей лица и руки, испещряли крапинками свои однотонные кожаные туники, сменившие кольчугу Саймона и обшитые металлическими пластинками камзолы его воинов, вымазывали светлыми и темными полосами всех лошадей мало-мальски одинаковой масти. Из оружия они взяли с собой только длинные кинжалы и удавки.
Саймон приказал никого не убивать. Солдаты немного поворчали, поскольку тишину наилучшим образом обеспечивают именно мертвецы, а с живыми надо еще добиваться этого. Но ропот был добродушный – воины уже привыкли к мягкости своего хозяина, и у них был заготовлено достаточно кляпов и ремней. Потом Сьорл и Эхтор пешком отправились вперед, на разведку. Абсолютная тишина угнетала. Приказ был дан недвусмысленный. Любой, кто издаст звук громче, чем необходимо для дыхания, будет тут же валяться с перерезанной глоткой. Валлийцы Саймона рыскали кругом совершенно неслышными шагами, так что никто не осмеливался даже дышать, чтобы тень за его спиной не заметила этого и не доложила командиру. Рианнон была неподалеку, поглаживая вверенный ей десяток лошадей и нашептывая им, куда идти. Если бы кто-нибудь придвинулся поближе, то сумел бы расслышать ее голос. Шаг назад, и звук становился неотличим от шелеста кустов и деревьев под ветром.
Через полчаса показались Сьорл и Эхтор – без звука, вообще без какого бы то ни было знака. Они сделали два коротких жеста, и Саймон кивнул Бассетту. Все шло, как он и рассчитывал. Валлийцы сняли двух часовых, патрулировавших внешний периметр территории. Десять избранных вскочили в седла и двинулись на юг, потом немного на запад, обходя фермы лесом, чтобы не потревожить собак. Был только один плохой участок, где следовало пересечь открытое место, чтобы добраться в укрытие небольшой рощицы, окружавшей церковь.
Наконец они все снова собрались под прикрытием деревьев, не слишком надежным, так как лесок был довольно редкий, и листья уже большей частью опали. Однако те немногие, которые остались на стволах и кустах, шумно трепетали под порывистым ветром, искажая контуры людей и лошадей и превращая их в нечто совершенно неопознаваемое – просто шевелящиеся тени.
Воины один за другим спешились. Как только всадник спрыгивал на землю, Рианнон прикасалась рукой к его скакуну, издавая тихий успокаивающий звук. Когда все спустились на землю, отряд осторожно двинулся вперед, обходя церковь полукругом, пока не оказался с противоположной стороны, возле кладбища. Животные словно окаменели. Оглянувшись через плечо, Саймон удовлетворенно кивнул. Бассетт проследил за его взглядом и едва сдержал изумленный вздох. Кони исчезли, хотя он прекрасно знал, где они находились. Он даже не мог расслышать их дыхания, не говоря уже об обычном топтании и фырканье скучающего без дела животного.
Это была не последняя из удивительных вещей, но самодисциплина позволила Бассету сохранять спокойствие, даже когда Саймон и три его валлийца ступили на территорию кладбища и тоже исчезли, как в воду канули. А он-то был так уверен, что, зная, где они находятся, сумеет проследить за их продвижением. Разочарованный, он обратил взгляд к часовым, которых мог различать в виде более темных фигур, двигавшихся на фоне внушительного здания церкви. Их было двое, и чувствовали они себя беззаботно, не подозревая о надвигавшейся на них опасности. Потом один из них двинулся немного вперед, пристально глядя в сторону кладбища.
Бассетт напрягся, боясь, что часовой сейчас забьет тревогу. Он был уверен, что стражник заметил его, но действие словно застыло. В эту секунду Бассетт с трудом подавил в себе безрассудное желание выскочить из укрытия, замахать руками и закричать, охватывающее всякого прячущегося, на которого, как ему кажется, устремлен взгляд наблюдателя; вместо этого он крепче сжал зубы и, отведя взгляд в сторону, помолился про себя, чтобы его люди не поддались наваждению, которое пережил он сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Саймон отдал очередной приказ, и с деревьев и из-за кустов начали показываться тени. На расстоянии закричала какая-то птица. Бассетт наблюдал за всем тяжелым взглядом, примирившись с тем фактом, что попался в ловушку, и его отряд мог понести тяжелые потери, даже не увидев врага. Здесь было чему поучиться. Но больше всего он был поражен, когда из-за деревьев показалась Рианнон в подвязанной выше колен юбке, чтобы удобнее было бегать. Она вела за уздечку Имлладда. За ним абсолютно бесшумно, если не считать стука копыт о землю, следовали остальные непривязанные лошади. У Гилберта Бассетта отвисла челюсть.
– Это моя нареченная жена, леди Рианнон, дочь Ллевелина, – сказал Саймон.
При всей своей привлекательности Рианнон едва ли выглядела как утонченная высокородная дама. Тем не менее она выступила вперед, передала вожжи Саймону и протянула руку в царственном приветствии без малейшего смущения из-за своих оголенных ног и мусора в волосах, которые она еще не успела прикрыть платком. Бассетт нервно сглотнул. Когда она оставила лошадей, они принялись мотать головами и переступать ногами, и воинам пришлось увести их. Гилберт вспомнил только что сказанные Саймоном и показавшиеся ему поначалу какой-то своеобразной шуткой слова о том, что именно леди Рианнон умела успокаивать лошадей.
– Сэр Гилберт? – сказала Рианнон совершенно нормальным, приятным голосом, в котором чувствовалось некоторое удивление его заторможенной реакцией.
Придя в себя, Бассетт грациозно склонился над протянутой рукой, и только тогда слова Саймона, говорившего о чем-то гораздо более важном, чем об умении этой девушки обращаться с лошадьми, окончательно пробились в его мозг.
– Дочь Ллевелина? – переспросил он. – Вы дочь принца Гвинедда? Но мне казалось… а, внебрачная дочь.
Рианнон наклонила голову.
– И невеста Саймона де Випона?
– А почему бы нет, сэр Гилберт? – спросил Саймон. – Принц Ллевелин – мой сеньор, а мой отец – его брат по клану. Это часть ответа на ваш вопрос, почему мы пробирались тайком, а не по дорогам, но я должен напомнить вам и то, что я был оруженосцем у Вильяма, графа Пемброкского, и моя семья много лет была связана дружбой с Маршалами.
Бассетт расслабился окончательно.
– Да, мне следовало помнить об этом. Вы в одной компании с Ричардом?
– Не совсем так. Меня преступником не объявляли, но, видимо, Винчестеру пришло в голову, что леди Рианнон может оказаться прекрасной заложницей поведения ее отца. Это полная чушь, но Винчестер не понимает валлийцев.
– Он не понимает ничего! – рявкнул Бассетт.
– Думаю, вы правы. Тем не менее он оскорбил меня, и мне пришло на ум, что я мог бы воспользоваться его невежеством и причинить ему дополнительные хлопоты, отомстив тем самым. Епископ Винчестерский по какой-то причине боится Хьюберта де Бурга, и я хотел бы видеть его на свободе.
Наступило долгое молчание. Потом Бассетт сказал:
– Вы предлагаете объединить наши отряды и попытаться вызволить его? Я с превеликим удовольствием согласился бы на это и был бы признателен вам, но должен предупредить, что шансы на успех весьма невелики. Прежде, чем мы успеем увезти графа Кентского на какое-то расстояние, на нас спустят весь гарнизон Дивайзеса.
Саймон отметил, что Бассетт величал де Бурга, которому был многим обязан, графом Кентским, но не стал комментировать это, сказав лишь:
– Они могут и не узнать, что он бежал.
– Церковь находится под непрерывным надзором днем и ночью, – заметил Бассетт с оттенком презрения к безрассудству этого юноши. – У меня есть друзья, которые наблюдают и присылают мне весточки время от времени. Поверьте, до него невозможно добраться, не подняв тревоги.
– Может, и нет, – согласился Саймон, – но попробовать можно. Если вы расскажете мне все, что знаете о том, где размещена и как сменяется охрана, думаю, мои люди сумеют проскользнуть туда и вывести де… Кента и его товарищей оттуда.
Наступила очередная пауза, пока Бассетт усваивал сказанное Саймоном. Он уже полностью избавился от настороженности, и его лицо попеременно отражало то радость, то недоверие. Потом в глазах его загорелся хитрый огонек. Если в это дело будут вовлечены только люди Саймона, он ничего не потеряет, даже если попытка окажется неудачной. Он, конечно, сделает все, что в его силах, чтобы помочь, а также поддержать тех, кому удастся бежать, но его собственный отряд останется невредимым и готовым действовать снова и снова, когда появится новая возможность. Однако внимание Саймона следовало привлечь еще к одному вопросу.
– Мы опасаемся, что Кент слаб и болен, – сказал Бассетт.
– Иного и нельзя было предполагать, судя по его возрасту и тому, как с ним обращались, – согласился Саймон. – Подозреваю, что он голодает с тех пор, как оказался в церкви. Но это ничего не меняет. Он не смог бы уйти незаметно, даже если бы был невредим и здоров. Нам придется устранить охрану с одной стороны церкви, откуда мы подойдем. И мне понадобятся люди, чтобы заменить их. Мои по-английски не знают ни слова вообще, а их французский никого не обманет.
Бассетт заморгал. Саймон говорил так убедительно, что он начинал верить во все это.
– Там ведь не лес, – сказал он спустя минуту.
Саймон повернул голову и перевел предупреждение Бассетта Сьорлу. Валлийский командир ответил на это короткой и высокомерной репликой. Саймон не стал переводить ее дословно, сказав лишь, что Сьорл уверен, что все это можно проделать. Бассетта это не совсем убедило, но он уже решил, что в этой ситуации ничего не теряет. Он протянул руку.
– Невозможно выразить, как я вам признателен, – сказал он. – Если я каким-то образом смогу оказаться вам полезным в будущем, рассчитывайте на меня. А пока не хотите ли отправиться в мой лагерь? У нас есть безопасное место поближе к нашей цели, и, думаю, леди Рианнон там будет уютнее.
Бассетт огляделся, но не увидел ее. Он был так увлечен предложением Саймона, что не услышал, как Рианнон ушла. На мгновение он испытал беспокойство, опасаясь, что воины в его лагере примут ее за новую шлюху. Он уже почти набрался храбрости намекнуть Саймону, что ей следовало бы быть более аккуратной в одежде, но, когда Саймон позвал ее и она вышла из его палатки, Бассетт вздохнул с облегчением. Она оправила юбку, туго перевязала волосы платком, и весь облик ее говорил, что перед ним высокородная леди.
Манеры Рианнон были настолько естественны, что Бассетт начал находить всевозможные причины, почему при первом знакомстве принял ее за нечто совершенно особенное. Фактически он почти полностью забыл о ее существовании из-за того, что она вела себя во время обсуждения деталей спасения абсолютно неслышно. Были выбраны исполнители операции из людей Саймона и те, кто будет изображать стражу. Разработан механизм проникновения в церковь, поиска трех пленников и убеждения их, что речь не идет о ловушке. Эта последняя деталь вызвала необходимость участия в деле самого Бассетта. Он без колебаний предложил себя. К этому времени он уже был убежден в реальности успеха, а Ричард Сьюард возглавит его людей, пока не сможет передать их его брату, если операция потерпит провал. Все шло как по маслу, пока не дошло до планирования самого побега.
– Вот и сюда добрались, – сказал Бассетт. – Как вам кажется, что было бы безопаснее: послать достаточно людей, чтобы они перенесли всех троих на руках на порядочное расстояние, или подвести поближе лошадей?
– А почему опасно держать поблизости лошадей, если их не будет видно?
Бассетт снисходительно улыбнулся столь невинному вопросу. Он уже оправился от первого, волшебного, впечатления от Рианнон, державшей в руке узду огромного злобного боевого коня, за которым, как овечки, покорно брели остальные лошади.
– Потому что стоит им хотя бы один раз заржать или фыркнуть, это предупредит стражу так же явственно, как если бы они увидели отряд воинов.
– Лошади не издадут ни звука, – сказала Рианнон, – я буду с ними.
Наступило молчание. Бассетт остолбенел. Он не хотел вспоминать то, что видел, – ему не хотелось думать плохо о дочери Ллевелина и невесте младшего сына клана Роузлинд. Но если он не мог позволить себе такой мысли, то должен был взбеситься от женской глупости. Саймон просто размышлял над этим предложением. Ему не приходило в голову брать с собой Рианнон, но теперь, когда она сама предложила это, его мозг прорабатывал новые открывавшиеся возможности.
– Скольких лошадей ты сможешь удержать в спокойствии? – спросил Саймон.
Бассетт побагровел и издал странный звук, но ни Саймон, ни Рианнон не обратили на это никакого внимания.
– Это зависит от того, какого спокойствия ты хочешь от них. Сегодня утром я нашла овражек, так что мне оставалось только собрать их вместе и ласково поговорить с ними. Если же ты имеешь в виду, что они не должны фыркать или топать ногами и я сама должна сохранять молчание, то тогда мне понадобится быть достаточно близко к каждой из них, чтобы почаще прикасаться к ним рукой. Но, Саймон, валлийцы могут вернуться пешком – так будет даже безопаснее, как мне кажется.
– Ты права, – согласился Саймон. – Мне следовало бы додуматься до этого самому. Хорошо, – он повернулся к Бассетту. – Трое моих людей, я, вы, леди Рианнон и четверо ваших людей, которые заменят стражу. Получается десять. Что-нибудь не так, сэр Гилберт?
– Со мной? – взорвался Бассетт. – Ничего! Но вы, мне кажется, сошли с ума!
– Почему? Уверяю вас, что я с тремя воинами вполне справлюсь с охраной. Двое могли бы…
– Сэр Саймон, я говорю не о воинах! – голос Бассетта уже дошел до крика. – Вы не можете подвергать опасности женщину!
– Почему нет? – удивился Саймон. – Рианнон умеет управляться с лошадьми, и я буду рядом, чтобы защитить ее. Ведь никто не требует от нее сражаться.
– Я могла бы взять с собой мой лук, – невинным тоном предложила Рианнон, поддразнивая мужчин.
– Нет, – возразил Саймон, – я не хотел бы, чтобы кого-нибудь убивали, если можно избежать этого. А ты увлечешься и попадешь в кого-либо.
Бассетт ошалело смотрел на обоих.
– Вы не в своем уме. Она завизжит, или начнет болтать в неподходящий момент, или…
– Нет, ну, что вы, – возразила Рианнон, – мой брат Давид часто брал меня на рейды…
Она внезапно замолчала и закрыла рот рукой. Ллевелин не контролировал ее, но он контролировал Давида. Ллевелин без колебаний подверг бы свою дочь опасности, если бы считал, что это принесет пользу Гвинедду, но он никогда не отпустил бы ее в рейд за добычей только ради того, чтобы можно было больше унести. В первый раз, правда, Давид и Рианнон сделали это не ради корысти – его подталкивало озорство, а ее – любопытство, но желание захватить добычу заставило их повторять эту авантюру еще и еще раз. Если бы Ллевелин узнал, чем занимался Давид, тому не поздоровилось бы.
Увидев испуганное выражение ее лица, Саймон решил: она понимала, что отправляться на грабежи вдвоем с братом было неблагоразумно. Однако Давид не был самым умным или самым совестливым из мужчин. Он часто стремился к немедленной выгоде, не задумываясь о последствиях своих действий. Тут Саймон скромно улыбнулся. Он и сам был не намного лучше и как раз сейчас собирался воспользоваться плодами безрассудства Давида. Поэтому он удержался от каких-либо упреков. Его молчание в сочетании с улыбкой убедило Рианнон не только в том, что Саймон не выдаст Давида ее отцу, что было чистой правдой, но и в том, что он не имеет ничего против ее приключений, что вовсе не было правдой. Убедило это и Бассетта, освежив его воспоминание об Имлладде, кусавшем конюхов и вырывавшемся из их рук в лагере, и об Имлладде, тихо, как ягненок, шагавшем рядом с Рианнон. Он воздержался от дальнейших возражений, но искоса взглянул на Рианнон и, когда этой же ночью они выехали из лагеря, старался держаться от нее подальше.
Выехали они, как только стемнело. Каждый лишний час заточения де Бурга лишь приближал его смерть от голода и жажды. Три десятка людей Бассетта и весь отряд Саймона сошлись вместе примерно в миле к северу от города на поросшем лесом склоне Раундвей-Хилла. Все оружие и упряжь были обмотаны тряпками и вымазаны грязью, чтобы ничего не звякнуло и не блеснуло. В полумиле к западу пролегала дорога на Чиппенхем и Малмсбери. Если операция окажется успешной и не поднимется тревога, люди Бассетта повезут де Бурга именно по этой дороге.
Когда капитан Саймона решил, что люди и лошади замаскированы достаточно хорошо, небольшая группа спасателей вскочила в седла. Ночь была не самая лучшая для такого предприятия – Саймон молился о дожде, ровной мелкой измороси, но молитвы его не были услышаны – однако и не самая плохая. Луна была молодая, и дул резкий холодный ветер, гнавший тучи, которые то и дело перекрывали ее ясный лик, создавая мелькание теней на открытой местности. Саймон надеялся, что еще несколько лишних движущихся теней никого не встревожат.
Бассетт ошеломленно наблюдал за приготовлениями Саймона и его людей – они мазали сажей лица и руки, испещряли крапинками свои однотонные кожаные туники, сменившие кольчугу Саймона и обшитые металлическими пластинками камзолы его воинов, вымазывали светлыми и темными полосами всех лошадей мало-мальски одинаковой масти. Из оружия они взяли с собой только длинные кинжалы и удавки.
Саймон приказал никого не убивать. Солдаты немного поворчали, поскольку тишину наилучшим образом обеспечивают именно мертвецы, а с живыми надо еще добиваться этого. Но ропот был добродушный – воины уже привыкли к мягкости своего хозяина, и у них был заготовлено достаточно кляпов и ремней. Потом Сьорл и Эхтор пешком отправились вперед, на разведку. Абсолютная тишина угнетала. Приказ был дан недвусмысленный. Любой, кто издаст звук громче, чем необходимо для дыхания, будет тут же валяться с перерезанной глоткой. Валлийцы Саймона рыскали кругом совершенно неслышными шагами, так что никто не осмеливался даже дышать, чтобы тень за его спиной не заметила этого и не доложила командиру. Рианнон была неподалеку, поглаживая вверенный ей десяток лошадей и нашептывая им, куда идти. Если бы кто-нибудь придвинулся поближе, то сумел бы расслышать ее голос. Шаг назад, и звук становился неотличим от шелеста кустов и деревьев под ветром.
Через полчаса показались Сьорл и Эхтор – без звука, вообще без какого бы то ни было знака. Они сделали два коротких жеста, и Саймон кивнул Бассетту. Все шло, как он и рассчитывал. Валлийцы сняли двух часовых, патрулировавших внешний периметр территории. Десять избранных вскочили в седла и двинулись на юг, потом немного на запад, обходя фермы лесом, чтобы не потревожить собак. Был только один плохой участок, где следовало пересечь открытое место, чтобы добраться в укрытие небольшой рощицы, окружавшей церковь.
Наконец они все снова собрались под прикрытием деревьев, не слишком надежным, так как лесок был довольно редкий, и листья уже большей частью опали. Однако те немногие, которые остались на стволах и кустах, шумно трепетали под порывистым ветром, искажая контуры людей и лошадей и превращая их в нечто совершенно неопознаваемое – просто шевелящиеся тени.
Воины один за другим спешились. Как только всадник спрыгивал на землю, Рианнон прикасалась рукой к его скакуну, издавая тихий успокаивающий звук. Когда все спустились на землю, отряд осторожно двинулся вперед, обходя церковь полукругом, пока не оказался с противоположной стороны, возле кладбища. Животные словно окаменели. Оглянувшись через плечо, Саймон удовлетворенно кивнул. Бассетт проследил за его взглядом и едва сдержал изумленный вздох. Кони исчезли, хотя он прекрасно знал, где они находились. Он даже не мог расслышать их дыхания, не говоря уже об обычном топтании и фырканье скучающего без дела животного.
Это была не последняя из удивительных вещей, но самодисциплина позволила Бассету сохранять спокойствие, даже когда Саймон и три его валлийца ступили на территорию кладбища и тоже исчезли, как в воду канули. А он-то был так уверен, что, зная, где они находятся, сумеет проследить за их продвижением. Разочарованный, он обратил взгляд к часовым, которых мог различать в виде более темных фигур, двигавшихся на фоне внушительного здания церкви. Их было двое, и чувствовали они себя беззаботно, не подозревая о надвигавшейся на них опасности. Потом один из них двинулся немного вперед, пристально глядя в сторону кладбища.
Бассетт напрягся, боясь, что часовой сейчас забьет тревогу. Он был уверен, что стражник заметил его, но действие словно застыло. В эту секунду Бассетт с трудом подавил в себе безрассудное желание выскочить из укрытия, замахать руками и закричать, охватывающее всякого прячущегося, на которого, как ему кажется, устремлен взгляд наблюдателя; вместо этого он крепче сжал зубы и, отведя взгляд в сторону, помолился про себя, чтобы его люди не поддались наваждению, которое пережил он сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45