– Клянусь святым Дженнаро, придется ему это сделать! Я сама на коленях буду его упрашивать! И ты пойдешь вместе со мной!Морозини не ответил. Имя святого отца он произнес сгоряча и не совсем всерьез, но, в конце концов, почему бы и нет? Брак, заключенный при таких обстоятельствах и не совершившийся, по всей вероятности, подпадает под юрисдикцию грозного суда инквизиции.– Возможно, это и неплохая мысль, Чечина, но знай: жениться можно за пять минут, но, чтобы аннулировать брак, потребуется куда больше времени. Иногда на это уходят годы! Так что запасись терпением, а пока надо обращаться с княгиней, – он намеренно подчеркнул это слово, – в соответствии с ее рангом, служить ей и заботиться о ней. В последний раз предлагаю тебе...– Нет, нет! Я буду делать все, что надо! Но я имею право думать, что хочу! Княгиня!.. Плевать я хотела на таких княгинь!И, больше не обращая на своего хозяина никакого внимания, Чечина, ворча и ругаясь, бросилась к лестнице во всю прыть своих коротеньких ног. Альдо бесшумно вошел в спальню.Франко все еще был там. Сам до того расстроенный, что едва не плакал, он сидел у изголовья постели, на которой, отвернувшись и закрыв лицо руками, безутешно рыдала молодая женщина, и трогательно старался ее утешить. Увидев вошедшего Альдо, он вздохнул с облегчением.– Я уже собирался послать за тобой, – прошептал он, – только ты можешь чем-нибудь здесь помочь. Видишь, в каком она состоянии?– Не беспокойся, я ею займусь... И спасибо тебе за заботу.Он проводил друга до двери и вернулся к постели. Рыдания Анельки стали затихать, едва она услышала голос Альдо. Через несколько минут она подняла свою прелестную головку с короткими светлыми спутанными волосами. На покрасневшем и опухшем от слез лице тем не менее сверкали глаза.– Что вы теперь со мной сделаете? Прогоните?– Вы полагаете, у меня есть такая возможность? Разве вы забыли, что мы только что обвенчались? Я должен помогать вам и защищать вас, и мой дом должен стать вашим. Я дал клятву перед алтарем... То, что ваш отец арестован, ничего не меняет – закон соединил нас. Вы здесь у себя дома.Он окинул взглядом просторную комнату. Стены, как и большая кровать с балдахином, были обтянуты полупарчой цвета слоновой кости с рисунком в виде зеленых с золотом лавровых деревьев. В спальне царил беспорядок, нередко окружающий красивую женщину, когда она путешествует. Только один из трех задвинутых в угол чемоданов был раскрыт, из двух, стоявших прямо на тканом восточном ковре, небольших баулов вываливался прелестный ворох батиста, кружев и шелка. Нигде не было видно ни одной шляпной картонки. Зато туалетный столик, покрытый атласом цвета слоновой кости, был заставлен склянками, коробочками, баночками и всеми многочисленными и милыми орудиями, необходимыми для поддержания красоты.– Я пришлю вам Ливию. Она поможет вам лечь в постель, а потом уничтожит этот прелестный беспорядок... Тем временем для вас приготовят ужин. Вам необходимо подкрепиться. Чего бы вам хотелось? Бульон, чай...Анелька, словно подброшенная пружиной, вскочила с постели и выкрикнула:– Ничего подобного! Бокал шампанского, и то если вы выпьете вместе со мной. По-моему, совсем неплохое начало для брачной ночи, а? Что касается горничной, мне она тоже не нужна! Разве не принято, чтобы муж сам раздевал новобрачную?Поставив колено на кресло и опершись руками на спинку, она приняла самую соблазнительную позу. Белый бархат платья, прикрытый каскадом жемчуга – подарок первого мужа, – обрисовывал прелестные формы и оставлял обнаженными тонкие руки и нежную шею, а глубокий узкий вырез спускался углом между грудей почти до пояса. Она улыбалась, словно забыв о поразившем ее глубоком горе. Морозини подумал: она не теряет времени, чтобы привести в боевую готовность все средства, которые в их недавнем разговоре назвала природным оружием любящей женщины. Только новобрачный уже не мог поверить в ее любовь. И, откровенно говоря, она вообще мало его интересовала...Избрав стратегию отступления, князь прислонился к камину и закурил сигарету.– Рад видеть, что вам лучше, – заметил он. – Это облегчает для меня дело. Лучше сразу же договориться о том, каким будет наше совместное существование. Внешне мы будем в добром согласии. Я буду обращаться с вами почтительно и любезно. Но больше – ничего!– Ничего? Что вы хотите этим сказать? Наивность ее вопроса заставила Альдо улыбнуться.– По-моему, я высказался достаточно ясно: вы будете моей женой только по имени, но не на деле.– Вы не ляжете сегодня со мной в постель? – с присущей ей прямотой удивилась Анелька.– Ни сегодня, ни вообще когда-нибудь! И не принимайтесь, пожалуйста, плакать! Вы принудили меня к этому браку...– Не я!– Ну хватит! Вы могли бы догадаться, что ваш способ добиваться своего мне не понравится. Более того, если бы вы действительно, как уверяете, любили меня, вы никогда не согласились бы подвергнуть меня такому... унижению! И тем более участвовать в этом омерзительном шантаже!– Вам их вернули, ваших слуг!– И на том спасибо! Не то вас бы здесь не было, а вашего отца, наверное, уже не было бы в живых!– Вы бы его убили? Из-за этих людей?– Без колебаний! Впрочем, это едва не произошло... Запомните! Эти люди, как вы выражаетесь, бесконечно дороги мне.– И ради них вы на мне женились?Не стройте из себя дурочку! Вы прекрасно об этом знали, но хотели влезть в мой дом любой ценой. Вы добились своего: постарайтесь этим удовлетвориться! Итак. Вы можете уходить и приходить, когда вам вздумается, путешествовать, если вам это нравится, но при двух условиях: не мешайте мне и не марайте имя, которое я вынужден был вам дать! Спокойной ночи!Насмешливо улыбнувшись, Морозини поклонился и вышел из комнаты, не желая слышать криков ярости, которых не могли заглушить даже толстые стены. Анелька, разумеется, выместит свою злость на каких-нибудь безделушках, но, если такой ценой покупается спокойствие, он был готов предоставлять их в ее распоряжение до бесконечности. Постаравшись только выбрать не самые ценные... * * * Часом позже Альдо, Уоррен и Ги Бюто заканчивали холодный ужин, который им подали в библиотеку. Князь предложил своим гостям кофе, гаванские сигары и французский коньяк. Птеродактиль рассказывал о долгой охоте, увенчавшейся сегодня арестом Солманского: о тайном наблюдении за трансатлантическими судами, тщательном и кропотливом расследовании, произведенном в Уайтчепеле, почти незаметной слежке за подозреваемым с тех самых пор, как он ступил на британскую землю, которую сильно облегчил Джон Сэттон См. «Розу Йорков».
.– А еще нам немало помог ваш приятель Бертрам Кут, – добавил Уоррен Там же.
. – Этот писака – прирожденный сыщик. Именно он после кражи из Тауэра заметил, как два вора поспорили, и помог их арестовать. Поскольку камня у них уже не было, они указали на своего сообщника, но тот ускользнул от филеров и сумел сесть на судно, отплывавшее во Францию. Причем в тот самый день, когда я окончательно убедился, что он убил Возински. И вот теперь, чтобы его арестовать, мне требовался международный ордер, а министерство иностранных дел в силу каких-то туманных соображений всегда заставляет себя упрашивать. К счастью, французская сыскная полиция оказала мне услугу, проследив за ним до швейцарской границы, но потом наступил полный мрак.И все же я не отчаивался: я обязан был арестовать этого человека и в ожидании, пока всплывет его след, успел вооружиться всем необходимым. Я дошел уже до премьер-министра, когда принесли письмо от некоего Шиндлера, начальника полиции Зальцбурга. Тот сообщал очень интересные вещи. В то же время из Парижа поступила информация, что почта из Венеции довольно регулярно приходит в отель «Мерис», откуда ее переправляют в одну мюнхенскую гостиницу. На наше счастье, мы смогли прочесть последнее письмо. Оно было от леди Фэррэлс и, по всей видимости, продолжало другие письма, но в этом послании молодая дама удивлялась, что отец не спешит к ней присоединиться, и торопила его, указывая, что вы можете нагрянуть со дня на день, и поэтому следует спешить. Именно так я и поступил, а остальное вам известно...Решив, что после такой долгой речи он вполне заслужил глоток коньяку, Гордон Уоррен смачно отхлебнул из бокала, «пожевал» напиток, прежде чем проглотить, блаженно прикрыв при этом глаза, а потом спросил:– Что вы думаете делать дальше, князь? Морозини словно пробудился от дремоты, в которую плавно погрузился к концу истории.– О чем вы? – устало спросил он.– Об этом браке, разумеется. Совершенно ясно, что вы попались в ловушку, как несчастный Эрик Фэррэлс в свое время, и ваши друзья – поверьте, я и себя причисляю к ним – не хотели бы, чтобы вас постигла та же участь. Я убежден, что она его отравила. Я знаю это, я это чувствую... но, к сожалению, ничего не могу сделать.– Почему? – спросил Ги. – У вас нет доказательств?– Если бы даже и были, мне бы это не помогло. По законам Великобритании, дважды судить за одно и то же нельзя. Леди Фэррэлс была оправдана. Даже располагая кучей улик, невозможно было бы снова заставить ее предстать перед уголовным судом Олд-Бейли...– Я раздумываю о другом суде: о суде инквизиции, у которого я собираюсь просить аннулирования моего брака vi coactus Заключенного по принуждению.
.– Это единственный для вас путь к свободе, – вздохнул птеродактиль, – но будьте осторожны, когда станете предпринимать какие-то действия, и позаботьтесь держать свои планы в тайне, потому что вы будете в постоянной опасности. Она слишком много сил потратила, чтобы выйти за вас замуж, и теперь легко не отпустит. А пока, я думаю, она воспользуется другим оружием: это одна из самых красивых женщин, каких я встречал. Настоящая сирена!– Еще недавно я поддавался действию ее чар, но теперь они бессильны. Я не смог бы объяснить вам почему. Возможно, оттого, что мне противно все сомнительное, подозрительное, двусмысленное.– Я очень этому рад. Как бы там ни было, последуйте моему совету. Берегитесь!Прекрасно зная, что в эту ночь ему не уснуть, Морозини предпочел не ложиться. Он встретил рассвет у окна, всматриваясь в серый туман там, где небо сливалось с Большим каналом, дожидаясь появления розового оттенка и надеясь, что солнце прорвет окутавший Венецию мутный сырой покров... В первый раз в жизни он почувствовал себя здесь пленником, таким же, как преступник, ожидающий отправки в Англию под одной из этих крыш, в утреннем скудном свете казавшихся одинаковыми.Само собой разумеется, чернорубашечника от дверей палаццо Морозини убрали, больше он не вернется, но фашистская зараза уже начала исподтишка расползаться, словно масляное пятно, по всей Италии. Если затронута даже его семья, семья князя Морозини, значит, Венеция поражена ею до самых основ. Адриану, которую он так любил, до неузнаваемости изменили две страсти – к мужчине и к деньгам, и она согласилась убить женщину, от которой ничего, кроме нежности и благодеяний, не видела. Может быть, именно это и было самым страшным!Как ему теперь с ней поступить? Предать смерти? Ведь когда-то Альдо поклялся самолично расправиться с убийцей матери. Если этим он купит душевный покой, так почему бы и нет? Он не испытывал к ней ничего, кроме ненависти и отвращения, точно так же, как к спящей в нескольких шагах от него очаровательной женщине. Или позволить Адриане мало-помалу увязнуть в подстерегающей ее нищете, помогая лишь при крайней необходимости? Может быть, это будет более утонченной местью? Предстоит еще узнать, есть ли какая-то связь между ней и Анелькой. Может быть, новая княгиня Морозини захочет помочь бывшей любовнице отца? И что тогда станет с ним, с теми, кто живет рядом, когда они окажутся между двух огней, окруженные двойной ненавистью? Надо что-то предпринять!В десять часов утра Морозини отправился к мэтру Массариа, своему нотариусу, чтобы составить завещание, в котором делил все свое состояние между Ги Бюто, Адальбером Видаль-Пеликорном и Чечиной с Заккарией. Сделав это, князь вернулся к своим повседневным делам с успокоенной душой: если он умрет, Анелька и Адриана не получат ни единой крохи его богатств... * * * Люксембургский банкир защелкнул футляр с грифоном из золота и рубинов, сунул его в карман, горячо пожал руку Морозини и, натягивая перчатки, произнес:– Я никогда не смогу отблагодарить вас, дорогой князь! Моя мать будет счастлива получить в подарок к Рождеству эту фамильную драгоценность, пропавшую сотню лет назад. Настоящий сюрприз, вы и впрямь творите чудеса!– Вы помогли мне в этом. Вы терпеливы, а я упрям, остальное довершила удача...Он смотрел в окно, как его клиент садится в «Джудекку», чтобы Дзиан отвез его на вокзал. Действительно, послезавтра Рождество, и времени у люксембуржца было в обрез, но зато он уезжал счастливым...Морозини не мог сказать того же о себе. Радость клиента и близость Рождества только делали его усталость еще более заметной. Особенно когда он вспоминал прошлый год! В такие же предрождественские дни они с Адальбером передали алмаз Карла Смелого Симону Аронову. В сочельник дворец Морозини грустил только об отсутствии Мины за праздничным столом, но эту брешь надежно затыкала веселая троица: милая тетя Амелия, Мари-Анжелина дю План-Крепен и Видаль-Пеликорн. Все трое искренне радовались тому, что вместе с Альдо отмечают лучший праздник года.На этот раз – поражение по всему фронту. Опал навсегда потерян, а в семью Альдо вошли подозрительная женщина и преступник в ожидании суда. Остальных, настоящих, не будет: госпожа де Соммьер лежит в постели с гриппом в своем особняке у парка Монсо, План-Крепен за ней ухаживает. Что до Адальбера, он, наверное, проводит праздники в Вене, с Лизой и ее бабушкой. Ах, это было бы лучше всего! Почему, почему он вынужден лишать себя подобной радости?Внезапно князь-антиквар почувствовал, что по спине у него пробежала дрожь, в носу засвербило. Князь разразился отчаянным чихом. Он простудился. Как глупо было торчать на пронизывающем декабрьском венецианском ветру и пережевывать свои несчастья! Он вполне мог заниматься этим и в комнате. Морозини поспешил было к двери, но тут его взгляд за что-то зацепился. Он присмотрелся внимательней. Лодка гостиницы Даниели разворачивалась, направляясь ко входу в рио Фоскари, и лодочник махал ему рукой – наверное, привез нового клиента. Вернее, клиентку: рядом с ним стояла женщина, элегантная, в шапочке из голубого песца и пальто, отделанном тем же мехом. Она тоже помахала рукой, и сердце Альдо на мгновение перестало биться. Но лодка уже причаливала, и князь едва успел оправиться от изумления: на носу стояла Лиза, с покрасневшим от холода носиком, и ее фиалковые глаза светились радостью.– Здравствуйте! – закричала она. – Думаю, вы меня не ждали?От девушки исходил такой свет, такое тепло, что Альдо сразу перестал дрожать. Он с трудом удержался, чтобы не сжать ее в объятиях, и только протянул к ней руки.– Нет, я не ждал вас! И меня даже одолевали мрачные мысли, но появились вы, и все прояснилось! Какое невероятное счастье – видеть вас сегодня здесь!– Сейчас все вам расскажу. Можно войти? Здесь так холодно и сыро...– Конечно! Входите! Входите скорее!Альдо повел ее в свой рабочий кабинет, но навстречу им попался Заккария с чайным подносом в руках. Узнав гостью, старый слуга поставил свою ношу на сундук и бросился к ней:– Барышня Лиза!.. Кто бы мог подумать? Ох, как обрадуется Чечина!Прежде чем его успели остановить, он помчался в сторону кухни, позабыв о своих величественных манерах и думая только о том, чтобы поскорее обрадовать жену. Альдо тем временем привел гостью в большую, обтянутую золотой парчой комнату, где они так часто работали вместе и где она предельно естественным движением опустилась в кресло, в которое садилась прежде, собираясь стенографировать письма, которые диктовал ей Морозини. Не успели они сказать друг другу и двух слов, как дверь распахнулась под натиском Чечины, и та, смеясь и плача, налетела на Лизу, едва не раздавив ее в порыве восторга:– Клянусь всеми святыми рая, это она, это в самом деле она! Наша малышка!.. О, Иисусе сладчайший, какой великолепный подарок вы сделали нам на Рождество!– Ну что, Лиза, теперь видите, с какой нежностью к вам здесь относятся, не правда ли? – с улыбкой проговорил Альдо, когда Лиза выпуталась наконец из водоворота лент, накрахмаленного полотна, черного шелка и роскошной плоти, в который превратилась плачущая жаркими слезами Чечина. – Надеюсь, вы останетесь с нами?– Вы прекрасно знаете, что это невозможно. Как и в прошлом году, я спешу в Вену, к бабушке, которая поручила мне передать вам ее самые теплые пожелания! Она вас очень любит.– И я ее тоже. Это удивительная женщина! Как она себя чувствует?– Как нельзя лучше! Ждет в гости моего отца и мачеху. Это не так уж ее радует, но долг гостеприимства обязывает, и я не хочу оставлять ее без поддержки в этом испытании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
.– А еще нам немало помог ваш приятель Бертрам Кут, – добавил Уоррен Там же.
. – Этот писака – прирожденный сыщик. Именно он после кражи из Тауэра заметил, как два вора поспорили, и помог их арестовать. Поскольку камня у них уже не было, они указали на своего сообщника, но тот ускользнул от филеров и сумел сесть на судно, отплывавшее во Францию. Причем в тот самый день, когда я окончательно убедился, что он убил Возински. И вот теперь, чтобы его арестовать, мне требовался международный ордер, а министерство иностранных дел в силу каких-то туманных соображений всегда заставляет себя упрашивать. К счастью, французская сыскная полиция оказала мне услугу, проследив за ним до швейцарской границы, но потом наступил полный мрак.И все же я не отчаивался: я обязан был арестовать этого человека и в ожидании, пока всплывет его след, успел вооружиться всем необходимым. Я дошел уже до премьер-министра, когда принесли письмо от некоего Шиндлера, начальника полиции Зальцбурга. Тот сообщал очень интересные вещи. В то же время из Парижа поступила информация, что почта из Венеции довольно регулярно приходит в отель «Мерис», откуда ее переправляют в одну мюнхенскую гостиницу. На наше счастье, мы смогли прочесть последнее письмо. Оно было от леди Фэррэлс и, по всей видимости, продолжало другие письма, но в этом послании молодая дама удивлялась, что отец не спешит к ней присоединиться, и торопила его, указывая, что вы можете нагрянуть со дня на день, и поэтому следует спешить. Именно так я и поступил, а остальное вам известно...Решив, что после такой долгой речи он вполне заслужил глоток коньяку, Гордон Уоррен смачно отхлебнул из бокала, «пожевал» напиток, прежде чем проглотить, блаженно прикрыв при этом глаза, а потом спросил:– Что вы думаете делать дальше, князь? Морозини словно пробудился от дремоты, в которую плавно погрузился к концу истории.– О чем вы? – устало спросил он.– Об этом браке, разумеется. Совершенно ясно, что вы попались в ловушку, как несчастный Эрик Фэррэлс в свое время, и ваши друзья – поверьте, я и себя причисляю к ним – не хотели бы, чтобы вас постигла та же участь. Я убежден, что она его отравила. Я знаю это, я это чувствую... но, к сожалению, ничего не могу сделать.– Почему? – спросил Ги. – У вас нет доказательств?– Если бы даже и были, мне бы это не помогло. По законам Великобритании, дважды судить за одно и то же нельзя. Леди Фэррэлс была оправдана. Даже располагая кучей улик, невозможно было бы снова заставить ее предстать перед уголовным судом Олд-Бейли...– Я раздумываю о другом суде: о суде инквизиции, у которого я собираюсь просить аннулирования моего брака vi coactus Заключенного по принуждению.
.– Это единственный для вас путь к свободе, – вздохнул птеродактиль, – но будьте осторожны, когда станете предпринимать какие-то действия, и позаботьтесь держать свои планы в тайне, потому что вы будете в постоянной опасности. Она слишком много сил потратила, чтобы выйти за вас замуж, и теперь легко не отпустит. А пока, я думаю, она воспользуется другим оружием: это одна из самых красивых женщин, каких я встречал. Настоящая сирена!– Еще недавно я поддавался действию ее чар, но теперь они бессильны. Я не смог бы объяснить вам почему. Возможно, оттого, что мне противно все сомнительное, подозрительное, двусмысленное.– Я очень этому рад. Как бы там ни было, последуйте моему совету. Берегитесь!Прекрасно зная, что в эту ночь ему не уснуть, Морозини предпочел не ложиться. Он встретил рассвет у окна, всматриваясь в серый туман там, где небо сливалось с Большим каналом, дожидаясь появления розового оттенка и надеясь, что солнце прорвет окутавший Венецию мутный сырой покров... В первый раз в жизни он почувствовал себя здесь пленником, таким же, как преступник, ожидающий отправки в Англию под одной из этих крыш, в утреннем скудном свете казавшихся одинаковыми.Само собой разумеется, чернорубашечника от дверей палаццо Морозини убрали, больше он не вернется, но фашистская зараза уже начала исподтишка расползаться, словно масляное пятно, по всей Италии. Если затронута даже его семья, семья князя Морозини, значит, Венеция поражена ею до самых основ. Адриану, которую он так любил, до неузнаваемости изменили две страсти – к мужчине и к деньгам, и она согласилась убить женщину, от которой ничего, кроме нежности и благодеяний, не видела. Может быть, именно это и было самым страшным!Как ему теперь с ней поступить? Предать смерти? Ведь когда-то Альдо поклялся самолично расправиться с убийцей матери. Если этим он купит душевный покой, так почему бы и нет? Он не испытывал к ней ничего, кроме ненависти и отвращения, точно так же, как к спящей в нескольких шагах от него очаровательной женщине. Или позволить Адриане мало-помалу увязнуть в подстерегающей ее нищете, помогая лишь при крайней необходимости? Может быть, это будет более утонченной местью? Предстоит еще узнать, есть ли какая-то связь между ней и Анелькой. Может быть, новая княгиня Морозини захочет помочь бывшей любовнице отца? И что тогда станет с ним, с теми, кто живет рядом, когда они окажутся между двух огней, окруженные двойной ненавистью? Надо что-то предпринять!В десять часов утра Морозини отправился к мэтру Массариа, своему нотариусу, чтобы составить завещание, в котором делил все свое состояние между Ги Бюто, Адальбером Видаль-Пеликорном и Чечиной с Заккарией. Сделав это, князь вернулся к своим повседневным делам с успокоенной душой: если он умрет, Анелька и Адриана не получат ни единой крохи его богатств... * * * Люксембургский банкир защелкнул футляр с грифоном из золота и рубинов, сунул его в карман, горячо пожал руку Морозини и, натягивая перчатки, произнес:– Я никогда не смогу отблагодарить вас, дорогой князь! Моя мать будет счастлива получить в подарок к Рождеству эту фамильную драгоценность, пропавшую сотню лет назад. Настоящий сюрприз, вы и впрямь творите чудеса!– Вы помогли мне в этом. Вы терпеливы, а я упрям, остальное довершила удача...Он смотрел в окно, как его клиент садится в «Джудекку», чтобы Дзиан отвез его на вокзал. Действительно, послезавтра Рождество, и времени у люксембуржца было в обрез, но зато он уезжал счастливым...Морозини не мог сказать того же о себе. Радость клиента и близость Рождества только делали его усталость еще более заметной. Особенно когда он вспоминал прошлый год! В такие же предрождественские дни они с Адальбером передали алмаз Карла Смелого Симону Аронову. В сочельник дворец Морозини грустил только об отсутствии Мины за праздничным столом, но эту брешь надежно затыкала веселая троица: милая тетя Амелия, Мари-Анжелина дю План-Крепен и Видаль-Пеликорн. Все трое искренне радовались тому, что вместе с Альдо отмечают лучший праздник года.На этот раз – поражение по всему фронту. Опал навсегда потерян, а в семью Альдо вошли подозрительная женщина и преступник в ожидании суда. Остальных, настоящих, не будет: госпожа де Соммьер лежит в постели с гриппом в своем особняке у парка Монсо, План-Крепен за ней ухаживает. Что до Адальбера, он, наверное, проводит праздники в Вене, с Лизой и ее бабушкой. Ах, это было бы лучше всего! Почему, почему он вынужден лишать себя подобной радости?Внезапно князь-антиквар почувствовал, что по спине у него пробежала дрожь, в носу засвербило. Князь разразился отчаянным чихом. Он простудился. Как глупо было торчать на пронизывающем декабрьском венецианском ветру и пережевывать свои несчастья! Он вполне мог заниматься этим и в комнате. Морозини поспешил было к двери, но тут его взгляд за что-то зацепился. Он присмотрелся внимательней. Лодка гостиницы Даниели разворачивалась, направляясь ко входу в рио Фоскари, и лодочник махал ему рукой – наверное, привез нового клиента. Вернее, клиентку: рядом с ним стояла женщина, элегантная, в шапочке из голубого песца и пальто, отделанном тем же мехом. Она тоже помахала рукой, и сердце Альдо на мгновение перестало биться. Но лодка уже причаливала, и князь едва успел оправиться от изумления: на носу стояла Лиза, с покрасневшим от холода носиком, и ее фиалковые глаза светились радостью.– Здравствуйте! – закричала она. – Думаю, вы меня не ждали?От девушки исходил такой свет, такое тепло, что Альдо сразу перестал дрожать. Он с трудом удержался, чтобы не сжать ее в объятиях, и только протянул к ней руки.– Нет, я не ждал вас! И меня даже одолевали мрачные мысли, но появились вы, и все прояснилось! Какое невероятное счастье – видеть вас сегодня здесь!– Сейчас все вам расскажу. Можно войти? Здесь так холодно и сыро...– Конечно! Входите! Входите скорее!Альдо повел ее в свой рабочий кабинет, но навстречу им попался Заккария с чайным подносом в руках. Узнав гостью, старый слуга поставил свою ношу на сундук и бросился к ней:– Барышня Лиза!.. Кто бы мог подумать? Ох, как обрадуется Чечина!Прежде чем его успели остановить, он помчался в сторону кухни, позабыв о своих величественных манерах и думая только о том, чтобы поскорее обрадовать жену. Альдо тем временем привел гостью в большую, обтянутую золотой парчой комнату, где они так часто работали вместе и где она предельно естественным движением опустилась в кресло, в которое садилась прежде, собираясь стенографировать письма, которые диктовал ей Морозини. Не успели они сказать друг другу и двух слов, как дверь распахнулась под натиском Чечины, и та, смеясь и плача, налетела на Лизу, едва не раздавив ее в порыве восторга:– Клянусь всеми святыми рая, это она, это в самом деле она! Наша малышка!.. О, Иисусе сладчайший, какой великолепный подарок вы сделали нам на Рождество!– Ну что, Лиза, теперь видите, с какой нежностью к вам здесь относятся, не правда ли? – с улыбкой проговорил Альдо, когда Лиза выпуталась наконец из водоворота лент, накрахмаленного полотна, черного шелка и роскошной плоти, в который превратилась плачущая жаркими слезами Чечина. – Надеюсь, вы останетесь с нами?– Вы прекрасно знаете, что это невозможно. Как и в прошлом году, я спешу в Вену, к бабушке, которая поручила мне передать вам ее самые теплые пожелания! Она вас очень любит.– И я ее тоже. Это удивительная женщина! Как она себя чувствует?– Как нельзя лучше! Ждет в гости моего отца и мачеху. Это не так уж ее радует, но долг гостеприимства обязывает, и я не хочу оставлять ее без поддержки в этом испытании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34