Согласитесь отвезти ее в Египет, и она заставит вас совершить кругосветное путешествие.
— Не может быть речи ни о кругосветном путешествии, ни даже о поездке в Египет. Но, — добавила Марианна, пораженная справедливостью его рассуждений, — вы действительно верите, что она придумала все?
— Если бы знать, — вздохнул Жоливаль. — В любом случае, прежде чем принять хоть малейшее решение, следует посоветоваться с князем Коррадо. Поскольку он является первопричиной вашего пребывания здесь, помимо того, что вы его законная жена, ему и решать, что надо делать. Я немедленно сообщу ему о создавшемся положении, после чего отправлюсь на поиски одного моего друга, имеющего хорошие связи в британском посольстве. Может быть, он сможет узнать, что является правдой, а что вымыслом в откровениях леди Эстер!
— У вас есть друзья-англичане, у вас, Жоливаль? — удивилась Марианна, знавшая, как мало симпатии питает ее друг к стране, которую его жена избрала своей землей обетованной.
— У меня есть друзья там, где надо! И успокойтесь, этот — не англичанин. Он русский, бывший паж Екатерины Великой, но один из наиболее осведомленных в дипломатических делах людей, кого я только знаю.
Полные здравого смысла рассуждения ее друга немного успокоили Марианну. Снова принявшись за вышивание, которым она занималась в долгие часы отдыха, предписанного доктором Мерионом, она адресовала ему лукавую улыбку, в то время как он, стоя у стола, торопливо нацарапал несколько слов.
— Я, кажется, понимаю. Если ваш друг так же вхож в посольства, как и в игорные дома, он действительно должен быть кладезем сведений.
Жоливаль пожал плечами, пощелкал по лацканам своего элегантного жемчужно-серого сюртука, взял трость, шляпу и, нагнувшись, быстро поцеловал волосы Марианны.
— Самое ужасное в вас, женщинах, — проворчал он, — это то, что вы никогда не цените усилий, которые делают ради вас. Теперь спокойно оставайтесь и ждите моего возвращения и особенно никого не принимайте. Я скоро вернусь.
Он и в самом деле отсутствовал недолго, но твердая уверенность, с которой он уходил, уступила место некой напряженности, проявлявшейся в глубоких складках между бровями и непрерывных понюшках табака.
Его таинственный, так хорошо осведомленный друг подтвердил бурный характер последней встречи леди Стенхоп с английским послом, так же как и предстоящее заключение соглашения между Кэннингом и султаном, но он не знает всех намерений британца относительно княгини Сант'Анна и особенно, связаны ли меры по ее изгнанию с этим соглашением.
— Нет никаких причин, чтобы это не было так, — воскликнула Марианна. — Вы прекрасно понимаете, друг мой, что если Кэннинг собирается выслать женщину такого ранга, как леди Стенхоп, родную племянницу лорда Чатама, он, безусловно, не будет деликатничать с явным врагом.
— Прежде всего он никогда не говорил, что «вышлет» леди Эстер. Просто он уведомил ее, — по словам графа Каразина, — что для нее будет благоразумней покинуть этот город, чем упорствовать в поддержании дружеских отношений с «этими проклятыми французами». Ничего больше! И я охотно поверю, что он сказал именно так, ибо Кэннинг слишком учтивый человек, чтобы употреблять выражения вроде «выслать» или «убрать», когда дело идет о даме.
— Это просто доказывает, что в его глазах я не являюсь «дамой»! Вспомните, Жоливаль, что он назвал меня «захудалой княгиней».
— Я понимаю, что для дочери маркиза такой эпитет оскорбителен, но повторяю: не стоит драматизировать.
Мне кажется, что наша знакомая сама предпочитает удалиться, ибо ей не хочется ждать результата некоего письма, написанного ею в порыве гнева лорду Уэлсли после стычки с Кэннингом, в котором посол выставлен в довольно смешном виде. Сейчас прочтете.
Словно из воздуха, Жоливаль с ловкостью фокусника извлек листок бумаги и протянул Марианне, которая, не скрывая удивления, машинально взяла его.
— Откуда у вас это письмо?
— По-прежнему граф Каразин! Это действительно очень ловкий человек. Но естественно, это только копия, которую, кстати, не составило труда получить, ибо леди Стенхоп была так разъярена, что не могла отказать себе в удовольствии прочитать нескольким друзьям свою мстительную эпистолу. Каразин был при этом и, поскольку у него феноменальная память… Должен сказать, что это довольно приличный образчик изящной словесности.
Марианна начала пробегать письмо и не могла удержать улыбку.
«Мистер Кэннинг, — писала Эстер, — молод и неопытен, полон рвения, но полон и предрассудков…»— следовало остроумное описание их распри, затем благородная любительница писем заключала:
«Перед тем как закончить, я умоляю вашу милость не встречать мистера Кэннинга коротким сухим поклоном и не позволять красивым дамам насмехаться над ним. Лучшим вознаграждением за все оказанные им услуги было бы назначение его нашим главнокомандующим и чрезвычайным послом у народов, которым нужно изжить пороки и привить патриотизм: последнее состоит в том, чтобы дергаться в больших, чем безумный дервиш, конвульсиях при одном упоминании имени Бонапарта…»
На этот раз Марианна от души рассмеялась.
— Вам не следовало показывать мне это письмо, Аркадиус. Оно до того утешило меня, что я готова отвезти леди Эстер в Александрию. Если Кэннинг когда-нибудь узнает содержание этого письма…
— Да он уже знает, и можете поверить, что сейчас его мучит бессонница. У него должно постоянно стоять перед глазами ужасное видение: среди всеобщего веселья по министерству иностранных дел циркулирует красный портфель с письмом…
— Дурные ночи посла не улучшают мое положение, Жоливаль, даже наоборот, — вновь посерьезнев, сказала Марианна. — Если он посчитает меня ответственной за дурачества Эстер, он еще больше озлобится. Вопрос остается открытым: что я должна делать?
— В данный момент ничего, уверяю вас. Подождите решения вашего супруга, так как, честно говоря, я не знаю, какой ответ вам дать.
Ответ пришел вечером в лице князя Коррадо, который появился перед заходом солнца, в то время как Марианна об руку с Жоливалем совершала неторопливую прогулку в саду, где опавшие листья укрывали вымощенные синей мозаикой аллеи и шелестели под подолом платья молодой женщины.
Со своей обычной холодной учтивостью он склонился перед Марианной, прежде чем пожать руку Жоливалю.
— Я был дома, когда принесли ваше письмо, — обратился он к виконту, — и, не теряя ни минуты, откликнулся на ваш призыв. Что случилось?
В нескольких фразах Жоливаль рассказал главное из беседы Марианны с леди Стенхоп и о результатах своего стремительного расследования. Коррадо слушал внимательно, и Марианна быстро заметила, что он принимает дело всерьез, ибо к концу рассказа на лбу князя появились такие же озабоченные складки, как у Жоливаля.
— Может быть, леди Эстер слишком преувеличила, — заключил виконт, — а может быть, и нет! Мы не имеем возможности удостовериться в этом и не знаем, как поступить.
Князь задумался.
— Даже если налицо преувеличение, угроза остается, — проговорил он наконец. — Надо отнестись к ней со всей серьезностью, ибо у такого человека, как Кэннинг, не бывает дыма без огня. В том, что вам сказали, безусловно, большая доля правды… Что вы желаете делать, сударыня? — добавил он, обращаясь к молодой женщине.
— Я ничего особенного не желаю, князь. Просто избежать больших неприятностей. Это вы, мне кажется, должны решать за меня. Разве вы не… мой супруг?
Впервые она употребила это слово, и ей показалось, что тень волнения возмутила бесстрастность красивого темного лица, но это длилось лишь мгновение, мимолетное, как легкая рябь на зеркальной глади озера. Коррадо поклонился.
— Я благодарен вам, что вы сейчас вспомнили об этом, ибо я хочу считать это знаком доверия.
— Не сомневайтесь, это так и есть…
— Вы согласны положиться на мое решение?
— Я прошу вас принять любое решение, ибо я не знаю, на каком остановиться. Я думала, — добавила она неуверенно, — может быть, мне лучше покинуть Константинополь… отплыть к Морэ… или во Францию.
— Это будет бесполезно и опасно, — заметил князь. — Вы рискуете встретить английский флот и на этот раз не сможете избежать судьбы, которую уготовил для вас Кэннинг. Кроме того… возможно, что капитан Бофор сейчас уже покинул Монемвазию. Нам неизвестно, отправится ли он морем или сушей. Впрочем, на море нет ничего проще, как встретиться и не увидеть друг друга…
Все это было удручающе справедливо. Марианна опустила голову, чтобы князь не видел разочарования, которое она испытывала и которое слишком ясно можно было прочесть на ее лице. Она лелеяла все послеобеденное время идею поездки в Грецию, которая позволит встретиться с Язоном раньше…
Понимая, что она испытывает, Жоливаль поспешил задать следующий вопрос:
— Так что же ей тогда делать?
— — Оставаться в Константинополе, но, разумеется, покинуть этот дом. В Фанаре осуществить похищение слишком легко.
— А куда же мы направимся?
— Ко мне… В Бебек…
Он снова обратился к Марианне и, не давая ей времени произнести хоть слово, очень быстро продолжал:
— Я сожалею, сударыня, что вынуждаю вас к совместному проживанию, которое не может быть жела» тельным для вас и которого я хотел бы избежать, но это единственный выход. Вы могли бы, конечно, просить княгиню Морузи приютить вас в ее владении в Арнавю-Кои, соседствующем, кстати, с Бебеком, но опасность останется такая же. Именно там будут вас искать в первую очередь, и если сэр Стратфорд Кэннинг дошел до такой подлости, что добился от султана помощи против женщины, люди англичанина могут найти поддержку у гарнизона дворца Румели-Гиссар, до которого оттуда рукой подать.
— — Но он еще ближе к Бебеку, — возразил Жоливаль.
Улыбка князя открыла блеснувшие белизной зубы.
— Действительно… однако никому не придет в голову искать княгиню Сант'Анна в жилище Турхан-бея, этого богатого темнокожего купца, удостоенного дружбой султана…
Была в этих словах ирония, скрывавшая, быть может, горечь, но Марианна подумала, что с князем лучше не давать волю воображению, ибо совершенно невозможно определить подлинность его чувств или хотя бы впечатлений. В своей восточной одежде, безусловно больше подходившей ему, чем европейский костюм, он оставался таким, каким она запомнила его на палубе «Волшебницы»: великолепная статуя, которую даже бич не мог вывести из невозмутимости. Он относился к тем людям, что умирают, не издав ни звука… Но то, что он говорил сейчас, не было лишено интереса.
— Если вы согласны с моим предложением, завтра утром одна турчанка, сопровождаемая гребцом, открыто придет сюда с письмом к вашей хозяйке. Вы наденете ее одежду и, укрывшись вуалью и паранджой, покинете этот дом, и вас доставят в мою обитель. Будьте спокойны, это очень большой дом, которым, кстати, я обязан щедрости его величества… и он достаточно просторен, чтобы мое присутствие вас не стесняло ни в чем! Кроме того, вы получите уход, который, я надеюсь, будет вам приятен. Я имею в виду мою старую Лавинию.
— Донна Лавиния? Она здесь? — воскликнула Марианна, обрадованная внезапной возможностью снова увидеть старую экономку, которая при заключении их странного брака проявила к ней такую ободряющую симпатию и помогала советами во время трудного пребывания на вилле.
Тень улыбки промелькнула на лице князя.
— Я вызвал ее сюда, когда вы согласились сохранить ребенка, ибо, естественно, только она и никто другой займется этим. Она только что приехала, и я обещал привести ее к вам, потому что она очень хочет видеть вас. Мне кажется, что она вас любит…
— Я тоже люблю ее и…
Но Коррадо не хотел, без сомнения, позволить увлечь себя на слишком сентиментальный путь.
— Что касается господина де Жоливаля, — добавил он, обращаясь к виконту, — я надеюсь, что он окажет мне честь быть моим гостем?
Аркадиус поклонился, как подобает светскому человеку.
— Это доставит мне огромное удовольствие. Кстати, вы же знаете, князь, что я редко покидаю княгиню, которая видит во мне своего рода ментора и вдобавок имитацию доброго старого дядюшки.
— Будьте спокойны, имитация превосходная. К сожалению, вы будете вынуждены жить так же замкнуто, как и сама княгиня, ибо, если Кэннинг не особенно поверит, что она бежала без вас, он обязательно установит за вами слежку, в случае если вас увидят в городе. К счастью, я могу предложить вам превосходную библиотеку, очень хорошие сигары и погреб, который должен вам понравиться, не считая обширного сада, надежно укрытого от любопытных глаз.
— Все это будет прекрасно! — одобрил Жоливаль, — Я всегда мечтал об уходе на покой в какой-нибудь монастырь. Ваш мне абсолютно подходит…
— Отлично. В таком случае вы… пострижетесь в монахи завтра вечером. Чтобы попасть в Бебек, лучше всего будет, если вы перед закатом солнца придете во французское посольство, как вы часто делаете, чтобы сыграть партию в шахматы с Латур-Мобуром. Тогда вы оставались там ночевать, поскольку, кроме императорских, ни одно судно не имеет права пересекать Золотой Рог после захода солнца.
— В самом деле.
— В этот раз вы уйдете ночью. Я сам приду за вами в полночь и буду ждать на улице. Вам останется придумать какой-нибудь предлог. Скажете, например, что хотите провести ночь у друзей в Пере, или что вам придет в голову.
— Еще одна деталь… княгиня Морузи, если я могу себе позволить так о ней сказать.
— После отбытия вас обоих она поднимет самый большой шум, на какой способна… а это уже много…
Она будет жаловаться на вашу неблагодарность и бесцеремонность, с какой вы покинули ее дом в неизвестном направлении, даже не потрудившись предупредить ее.
Но не волнуйтесь, она будет прекрасно знать, в чем дело. Я доверяю ей полностью.
— Я в этом не сомневаюсь, — заметила Марианна. — И вы считаете, что Кэннинга обманут эти громкие крики?
— Да или нет, не имеет значения. В счет идет только то, что он не узнает, где вы находитесь. По прошествии нескольких дней он подумает, что вы испугались и уже далеко, и прекратит поиски.
— Вы, несомненно, правы. Но остается урегулировать еще одно обстоятельство: бриг!
— «Волшебница»? Она останется там, где есть… до нового приказа. Ее величество допустила ошибку, приказав поднять штандарт с вашим гербом. Это, конечно, милость, любезность, но все-таки ошибка. Необходимо, чтобы не позже сегодняшнего вечера этот штандарт исчез. На его место я подниму обычный знак моих кораблей.
— Ваших кораблей? У вас есть корабли?
— Я же говорил вам, что выдаю себя за богатого купца. И я им, собственно, и являюсь. Мои суда носят красное знамя со львом, который держит в лапе факел в виде буквы Т. Если вы согласны с этим, в высших сферах подумают, что вы продали корабль, чтобы добыть необходимые при бегстве деньги. И это никоим образом не помешает господину Бофору получить свое добро…
На этот раз Марианна ничего не ответила. Она открыла, что еще очень далека от того, чтобы познать все, что касается необыкновенного человека, чье имя она носит. Она и в самом деле замечала в стамбульском порту многочисленные суда, шебеки или шхуны, над которыми развевался странный флаг с пылающим «Т», но ей и в голову не приходило, что они могут принадлежать ее мужу. После всего, безусловно, будет интересно прожить некоторое время рядом с таким человеком, не считая обещанной безопасности и радости встречи с донной Лавинией.
Беседуя таким образом, они обошли сад и оказались в плотно увитой виноградом беседке, сообщавшейся с салоном. Осень украсила ее пурпуром, и зажигавшиеся повсюду в доме лампы сделали ее еще более красной.
Идущий из кухни коварный запах жареного мяса и лука лишил этот час драматического эффекта и вернул всех к реальности: подошло время ужина, и Марианна, естественно, ощутила волчий голод.
Когда старый длинноволосый слуга появился на пороге, сгибаясь под тяжестью зажженного канделябра, который казался больше, чем он, князь поклонился и на восточный манер коснулся рукой груди, губ и лба.
— Желаю вам доброй ночи, — сказал он тоном светской учтивости, — и надеюсь, что мы скоро увидимся.
Марианна слегка присела в реверансе.
— Это произойдет очень скоро, если будущее ответит моим желаниям, Турхан-бей! Вам также доброй ночи.
Старый слуга поспешил к двери, чтобы открыть ее, и князь стремительно пошел за ним, но, прежде чем переступить порог, он не смог удержаться от последнего совета:
— Если я могу себе позволить… постарайтесь ни в коем случае не встречаться со знатной дамой, которую вы знаете. Ее интерес нагнать на вас страх слишком очевиден, и она чересчур смышленая. Люди такого сорта — опасные друзья.
На другой день, вечером, закутанная в черную паранджу, с вуалью такого же оттенка на лице, Марианна покинула дворец Морузи. Высоченный албанец с большим, как абордажная сабля, кинжалом на животе тенью следовал за ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31