Хотя мать никогда об этом не упоминала. Отец поведал, что все годы брака они пользовались естественным методом предохранения, основанном на женском цикле. Это что-то около недели в месяц безопасного секса. Мать всю семейную жизнь отцу исковеркала. К примеру, когда они бывали в гостях, а ей вдруг захотелось домой, она шептала ему на ухо: «Или прямо сейчас домой, или ты ничего не получишь». И однажды отец решил, что с него хватит. У него был запор, он сидел в туалете, тужился, а она требовала «сексуальных отношений». Так она называла редкие минуты физической близости. На следующее утро он ушел из дома, а потом они развелись. Уэйн спросил, занимались ли они в ту их последнюю ночь любовью? Отец ответил: «А почему нет?» Возможно, это и в самом деле смешно…
– Господи, я опоздал! – воскликнул Уэйн, вскочив с кровати.
– Эти часы спешат, – сказала Кармен. Она стояла в халате и смотрела на него. – Кофе готов. Что тебе еще, сандвич?
– Почему ты меня не разбудила?
– Дважды пыталась. Я подумала, если он хочет ехать, встанет. Если не хочет, будет спать. Разве я не права?
Минут через десять он был уже на кухне с чистым комбинезоном через плечо. Кармен сидела за столиком с кофе и тостом, глядя через окно во двор сквозь пелену дождя.
– Не могу найти ключи от пикапа. И новые перчатки, которые я купил, тоже.
– Перчатки на холодильнике.
– Помню точно, что не оставлял ключи в пикапе, да и дверь я открывал сам! – Он стоял на кухне, озираясь по сторонам. – Бот ведь незадача! Понятия не имею, где они.
– Я сделала тебе сандвич с мясом. Сядь, выпей кофе.
– Нет, мне надо бежать. Слушай, я возьму твой «олдсмобиль». Не возражаешь?
– Ты припарковался на дорожке за ним?
– Я смогу объехать пикап. Плевать я хотел на эти газоны.
– А если мне нужно будет куда-то поехать?
– Слушай, ключи где-то здесь, ты всегда все находишь. – Он подошел к столу, взял сандвич, откусил кусок и поцеловал Кармен. – Я позвоню, когда мы прибудем в Кейро. Где-то сразу после полудня.
– Мне бы хотелось знать поточнее.
Уэйн вышел из кухни и сразу же вернулся обрат – но:
– Ключи от «олдсмобиля» у тебя?
Кармен была уверена, что Феррис непременно сегодня заявится. Она решила, что, как только увидит его кремовый «плимут», подкатывающий к их дому, немедленно позвонит в полицию. 555-6621… Она запомнила номер. Или выбежит через черный вход и спрячется в лесу. Только сначала нужно найти ключи Уэйна и позвонить матери. С нее хватит. Она отсюда уедет, позвонит матери из супермаркета или откуда-нибудь еще, только сначала найдет эти проклятые ключи. Но сосредоточиться на том, где они могут быть, у нее не получалось, потому что она то и дело бегала на кухню и выглядывала в окно. Наконец она решила позвонить матери.
Сев за столик, набрала номер, откашлялась и стала ждать. Она слушала длинные гудки и нервничала. Ну давай же, отвечай, где ты там? С этого места ей было видно окно в гостиной и панорама за ним: дальний конец улицы с нежилыми домами, где редко проезжали машины, дорога прямо перед их домом и деревья вдали. Длинные гудки продолжались. Ну что такое, в самом деле? Она вздрогнула, когда мать наконец ответила:
– Кто это?
– Ма? Это я.
– Где ты?
– Там же, где и раньше. Я позвонила не вовремя?
– Я лежала на полу, задрав ноги на стул. Только так я чувствую хоть какое-то облегчение, если лежу совершенно неподвижно.
– Что случилось, снова твоя спина?
– Мне пришлось ползти к телефону. Так плохо со мной еще не было.
– Мне ужасно жаль, правда. Ты звонила вчера?
– Дважды. Ты дала мне неправильный номер. После того как этот парень, что был здесь, сделал мне массаж, меня словно парализовало. О господи, не могу даже пошевельнуться. Приходится ползти в ванную, чтобы сходить в туалет. От страшной боли я не спала всю ночь, не могла заснуть.
– Какой парень? Кто делал тебе массаж? – спросила Кармен, поглядывая на окно в гостиной.
– Из строительной компании, где до отъезда работал Уэйн. Они хотят послать ему чек.
– Он ему пригодится, я в этом уверена. Мать громко застонала.
– Мне никогда в жизни не было так больно, ты наверняка чувствуешь это по моему голосу. Когда я пытаюсь двигаться, это просто невыносимо.
– Ма, ты что, позволила делать тебе массаж спины человеку, с которым даже незнакома? Как его зовут?
– Он показался мне симпатичным, сказал, что научился делать массаж у терапевта. А теперь я не могу ходить, не могу сама одеться или принять ванну. Мне не следовало позволять этому монтажнику прикасаться к себе. Я ни в коем случае не поеду в больницу, где со мной обращаются как с дерьмом. Лягу на пол и постараюсь не шевелиться… Но в доме так холодно, мне нужно доползти до термостата и включить обогреватель. Но если я подниму руку, мне конец.
– Ма, будь я дома, я бы приехала. Но я за семьсот миль от тебя.
На дороге показалась машина. Потом она медленно прошелестела мимо дома. Светлая, кремового цвета…
– Сколько тебе нужно времени, чтобы приехать? День, два?
Кармен продолжала смотреть в окно.
– Кармен?
– Я не могу вот так все бросить и приехать. Уэйн на работе.
– Мне нужен не Уэйн, а ты. Ты же водишь машину!
– Ма, неужели тебе некому позвонить? У тебя же есть закадычные подруги…
– Мои подруги работают, или сидят с детьми, или у них есть мужья, за которыми нужно ухаживать. Доктора не приезжают домой по вызову, хотя вообще-то от них мало пользы. Сиди, часами их жди, а они выписывают рецепт… и все.
Машина появилась снова, и Кармен приготовилась. Кремовая… «Плимут»… Машина Ферриса… Это точно. Проехала мимо, теперь в обратном направлении. В окно ей не было видно водителя. Машина исчезла из вида, но могла и вернуться.
– Или дают какие-то болеутоляющие таблетки, которые помогают мне, как мертвому припарки. Случись с тобой такое, ты бы мне посочувствовала. Ладно, попробую подняться наверх и лечь в постель. У меня ортопедический матрас с доской под ним…
– Я еще позвоню тебе.
– Я промучилась всю прошлую ночь и просто не знаю, что мне еще делать.
– Ма?
– Что?
– Кто-то пришел. Я позвоню тебе, ладно?
– Кто это?
– Я позвоню, как только смогу, – повторила Кармен и, положив трубку, выбежала из комнаты.
Пикап Уэйна стоял на подъездной дорожке. Кремового «плимута» нигде не было видно.
Кармен стояла у окна, зная, что Феррис вернется. Она была готова к этому, но не переставая думала о ключах от пикапа.
Она обыскала весь дом, пытаясь угадать, где Уэйн мог оставить целую связку ключей. В конце концов, не она же ему открывала утром дверь! Она вывернула карманы его грязного комбинезона, брюк и рубашки, которые он надевал вчера, поискала на холодильнике, где лежали забытые им новые перчатки, даже внутри холодильника и за ним. Она представила себе, как он входит в дом ночью, включает на кухне свет, пьет пиво, хотя вряд ли, потом направляется в спальню. Потом прокрутила все сначала, представляя, как он входит в дом, и остановилась, зная почти наверняка, где ключи.
Ключ от дома торчал во входной двери, остальные висели на кольце, дверь так и осталась приоткрытой после того, как Уэйн выскочил из дома утром.
Кармен сменила джинсы на бежевые брючки. Стоя в спальне в одном бюстгальтере, она пыталась решить, что надеть сверху. Так и не решив, она бросилась в гостиную в брюках и бюстгальтере и, откинув волосы назад, застыла на месте.
«Плимут» Ферриса приближался к их дому.
Она видела, как машина сбавила скорость и неторопливо проехала мимо дома. «Дворники» «плимута» двигались туда-сюда, за стеклом маячила фигура Ферриса. Машина исчезла за полосой деревьев.
Кармен подошла к окну и простояла так несколько минут, удивляясь, почему Феррис не остановился. Вероятно, заметил пикап и решил, что Уэйн дома.
Возможно, безопаснее оставаться на месте, чем ехать куда-то. Она подвинула стул к окну и села. Спустя минут десять зазвонил телефон. Кармен не пошевелилась.
К полудню дождь прекратился.
В двенадцать тридцать кремовый «плимут» снова проехал мимо дома. Боковое стекло было опущено, и на этот раз она увидела, что Феррис смотрит в сторону их дома. Минут через пятнадцать зазвонил телефон. Кармен не ответила на звонок.
В час тридцать Феррис снова проехал мимо дома. Кармен была уверена, что на этот раз он остановится. Ей показалось, будто машина притормозила у ворот. Но нет, он уехал. Она ждала, что вот-вот раздастся телефонный звонок, но телефон молчал.
В два часа Кармен сняла бюстгальтер, надела джинсы, топ, темно-синий батник и вернулась к окну. А дальше что? Так и будет стоять у окна? Она задумалась. Даже такой тупица, как Феррис, мог разузнать, что Уэйн на буксире. Или даже если он решил, что Уэйн дома, мог позвонить в дверь и проверить, так ли это, или просто войти – чего ему бояться Уэйна? Если она снова увидит, как он подъезжает к их дому, придется звонить в полицию. Скажет, что Феррис постоянно курсирует мимо их дома… Но вот стоит ли? Копы приедут, застанут его у них в доме, ну и что? Вот если бы они застукали его в тот момент, когда он станет рвать на ней одежду…
Кармен пошла на кухню и позвонила матери.
– Кто это?
– Ма? Я еду домой.
– Давно пора. Ты смотришь Фила Донахью?
– Нет, не смотрю.
Кармен поставила телефон на холодильник, откуда было видно окно гостиной. Проглянуло солнце.
– Ну и что там с Филом Донахью?
– Он берет интервью у одной пары, которая уже живет вместе, и у другой, обручившейся. Так вот те, что обручились, заявили, что не намерены вступать в сексуальные отношения до брака. И эту обручившуюся девушку показывают крупным планом. Мол, она девственница… Будто она какая-то редкая птица. Представляешь? Смотрите все на эту девственницу!
– Ма, я выеду, как только дождусь звонка от Уэйна.
18
В рулевой рубке капитан судна «Роберт Нелли» сказал Уэйну:
– Положи руку на грудь ниже ключиц, но выше пупка. Теперь глянь на свой локоть. Вот в таком скрюченном положении я шел к мысу Грейс и должен был добраться до места, не посадив буксир на мель.
Дождь и туман окутывали их словно завесой, когда они подошли к железнодорожному мосту у местечка Фивы, и капитан поведал Уэйну, что именно за этот мост, построенный в таком опасном месте, речники в свое время подали в суд на железную дорогу, а Авраам Линкольн, представлявший железную дорогу, этот суд выиграл. Уэйн сказал, что железнодорожные мосты тоже нужны.
– Я служил палубным матросом на «Натчезе», когда это судно, носившее имя одного из индейских племен, врезалось в мост у Гринвилла и пошло ко дну. Двенадцать матросов утонули. Авраам Линкольн, конечно, отменил рабство, но ни одному из утонувших это не помогло.
Капитан при полном параде стоял у хромированных приборов, внимательно всматриваясь в скрытые туманом баржи впереди – площадью в целых три футбольных поля. Капитан добавил, что на передней барже находится радар и два палубных матроса с портативными рациями, однако он не рискнет пройти под мостом в тумане, так что они точно выбьются из графика, вместо восьми часов им понадобятся все десять.
Уэйн выпил кофе с капитаном в рулевой рубке, со стармехом в машинном отделении, с боцманом и еще с двумя свободными от вахты палубными матросами за длинным столом в салоне, где их ждал обед и пирог на десерт. Поначалу салон напомнил ему трейлер строительной компании в обеденный перерыв, только разговор шел совсем о другом, и матросы, зеленые пацаны, хохотали как ненормальные над любой дурацкой шуткой.
Боцман, ходивший по реке двадцать лет, сидел ссутулившись, держа чашку с кофе обеими руками. Когда он поднялся, то остался таким же сутулым, напоминавшим Уэйну прощелыг, с зализанными назад волосами, которых он встречал в дешевых барах в центре города, когда ушел из строительной компании. Боцман сказал, что работа его вполне устраивает, тридцать дней плавания – тридцать дома, и что он собирается сойти на берег в Кейро, навестить в Мэрисвилле свою милашку. Уэйн поинтересовался, не хотел ли он стать лоцманом, на что тот ответил, что знает реку и все навигационные правила как свои пять пальцев, но эти мудаки из администрации не позволяют ему получить лицензию, ссылаясь на то, что у него всего один глаз. Один из палубных матросов съязвил, что у него не больше шансов получить лицензию, чем увидеть свои уши без зеркала. Второй выдал оглушительный хохот, и тогда боцман вышел из салона. Палубные матросы мгновенно поведали Уэйну, что боцмана списали на берег за пьянку на борту, что строжайше запрещено. Затем они пустились в разговоры о баржах, на которых ходили, о капитанах и лоцманах, тех еще раздолбаях, салагах, свалившихся за борт… Некоторые выныривали, а некоторых уносило течением, а потом находили их трупы на отмели… О столкновениях в кромешной тьме со скалами. Эти байки словно намекали ему, что река – не место для слюнтяев. Уэйн тоже мог бы порассказать им всякого-разного о падениях с высоты, но не стал. Он ведь не пацан какой-нибудь!
Первые несколько часов плавания он находился в приподнятом настроении, потом скис. Смотреть было не на что, разве что на туман и дождь, не перестававший ни на минуту, так что на палубу нельзя было высунуться без спасательного жилета.
Под конец плавания Уэйн вернулся в рубку, откуда проглядывался четкий водораздел там, где встречались две реки – мутная Миссисипи, стремительно несущая свои воды, и спокойная Огайо, уступавшая ей дорогу. Огибая мыс Кейро, капитан произнес:
– Хочешь не хочешь, а придется сунуть голову в Огайо, оставив хвост в Миссисипи.
– Рейс что надо, – сказал Уэйн. – Но если вы не против, я хочу сойти здесь.
– У нас выдаются деньки и получше, чем эти, когда можно любоваться берегами. Сегодня с погодой не повезло.
– Да, но меня достали гудение мотора и вибрация, – покачал головой Уэйн и сам удивился сказанному: работа монтажников была намного шумнее. – А может быть, я стар для того, чтобы начать заниматься другим делом.
– Давай уж лучше со мной до Нового Орлеана, – предложил капитан. – Этот город заставит тебя снова почувствовать себя молодым.
Когда они пришвартовались в порту Кейро, Уэйн снял свой комбинезон и надел старую куртку монтажника. Подхватив свои пожитки, он последовал за боцманом. Тот, с чемоданом, шагал по баржам, как по бульвару. Уэйн едва поспевал за ним. Вместе они быстро добрались до бара «Отдых шкипера», обещавшего «Пиво, Вино, Напитки и Пиццу». Перед входом не оказалось машин, но внутри бар был битком набит речниками.
Они заказали бурбон, виски из кукурузного сусла и пиво. Боцман смотрел по сторонам, кивая некоторым из речников. Уэйн глянул на свои часы. Было без десяти пять. Вот пропустит стаканчик и звякнет своей женушке, преподнесет ей хорошую новость, к утру, мол, если не раньше, уже будет дома. Выпив по маленькой, они заказали еще.
– Мне нужно на обратный рейс, – сказал Уэйн. – Мне говорили, что это можно устроить, обратившись в офис береговой службы.
Боцман стоял, наклонившись над стойкой. Через плечо он кинул Уэйну:
– Наплавался, да? Я так и думал.
– Что ты думал?
– Что ты – сачок, все время отирался в рубке у капитана.
Боцман кивнул бармену, указывая пальцем на свой стакан. Уэйн перевел взгляд на часы. На них по-прежнему было без десяти пять.
– С чего ты взял, что я сачок?
– Ты вообще напоминаешь мне студентов, которые приезжают летом прокатиться на судне по реке. Так вот они выдерживают дня два. И то дольше, чем ты. – Взболтнув свой бурбон, он поставил стакан на стойку и добавил: – Неужели капитан позволит тебе поиметь с него выгоду?
Сумка с вещами Уэйна лежала на стойке. Отодвинув ее в сторону, он оперся на руки и наклонился к боцману:
– Ты ведь ничего обо мне не знаешь. Тогда почему говоришь такие вещи?
– Потому что ты подозрительный тип. А разве такие, как ты, ведут себя по-другому?
Уэйн смотрел на одноглазого боцмана, на тупое, злое выражение его лица, какое бывает у тех пьяниц, которые, выпив, начинают размахивать кулаками, лезут в драку, а сев за руль, врезаются в дерево. Выпивка производила на Уэйна обратный эффект, делала его веселым и остроумным. Но сейчас он был трезв и не настроен на добродушный лад.
– Какой глаз у тебя стеклянный? – спросил он боцмана.
Тот уставился на него, опешив, но только на мгновение.
– Ты, дерьмо собачье, ни хрена не умеешь. Ты даже не в состоянии отличить буксирное судно от баржи с углем, а настоящий глаз от искусственного.
– Настоящий глаз ты, думаю, потерял в баре. Я прав?
– Один сукин сын выбил бутылкой.
– Должно быть, за твой поганый язык. Удивительно, что ты до сих пор еще жив.
– А ты что, хочешь это исправить?
– Нет, не хочу, – сказал Уэйн, кладя руку на костлявое плечо боцмана. – Послушай, что я тебе скажу. Если ты не закроешь свой поганый рот, я засуну твой стеклянный глаз тебе прямо в задницу. – Он схватил его за куртку, приподнял и глянул прямо в настоящий глаз. – Ты этого хочешь, да? Кивни, но не дай бог тебе открыть рот.
Одноглазый пьяница покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
– Господи, я опоздал! – воскликнул Уэйн, вскочив с кровати.
– Эти часы спешат, – сказала Кармен. Она стояла в халате и смотрела на него. – Кофе готов. Что тебе еще, сандвич?
– Почему ты меня не разбудила?
– Дважды пыталась. Я подумала, если он хочет ехать, встанет. Если не хочет, будет спать. Разве я не права?
Минут через десять он был уже на кухне с чистым комбинезоном через плечо. Кармен сидела за столиком с кофе и тостом, глядя через окно во двор сквозь пелену дождя.
– Не могу найти ключи от пикапа. И новые перчатки, которые я купил, тоже.
– Перчатки на холодильнике.
– Помню точно, что не оставлял ключи в пикапе, да и дверь я открывал сам! – Он стоял на кухне, озираясь по сторонам. – Бот ведь незадача! Понятия не имею, где они.
– Я сделала тебе сандвич с мясом. Сядь, выпей кофе.
– Нет, мне надо бежать. Слушай, я возьму твой «олдсмобиль». Не возражаешь?
– Ты припарковался на дорожке за ним?
– Я смогу объехать пикап. Плевать я хотел на эти газоны.
– А если мне нужно будет куда-то поехать?
– Слушай, ключи где-то здесь, ты всегда все находишь. – Он подошел к столу, взял сандвич, откусил кусок и поцеловал Кармен. – Я позвоню, когда мы прибудем в Кейро. Где-то сразу после полудня.
– Мне бы хотелось знать поточнее.
Уэйн вышел из кухни и сразу же вернулся обрат – но:
– Ключи от «олдсмобиля» у тебя?
Кармен была уверена, что Феррис непременно сегодня заявится. Она решила, что, как только увидит его кремовый «плимут», подкатывающий к их дому, немедленно позвонит в полицию. 555-6621… Она запомнила номер. Или выбежит через черный вход и спрячется в лесу. Только сначала нужно найти ключи Уэйна и позвонить матери. С нее хватит. Она отсюда уедет, позвонит матери из супермаркета или откуда-нибудь еще, только сначала найдет эти проклятые ключи. Но сосредоточиться на том, где они могут быть, у нее не получалось, потому что она то и дело бегала на кухню и выглядывала в окно. Наконец она решила позвонить матери.
Сев за столик, набрала номер, откашлялась и стала ждать. Она слушала длинные гудки и нервничала. Ну давай же, отвечай, где ты там? С этого места ей было видно окно в гостиной и панорама за ним: дальний конец улицы с нежилыми домами, где редко проезжали машины, дорога прямо перед их домом и деревья вдали. Длинные гудки продолжались. Ну что такое, в самом деле? Она вздрогнула, когда мать наконец ответила:
– Кто это?
– Ма? Это я.
– Где ты?
– Там же, где и раньше. Я позвонила не вовремя?
– Я лежала на полу, задрав ноги на стул. Только так я чувствую хоть какое-то облегчение, если лежу совершенно неподвижно.
– Что случилось, снова твоя спина?
– Мне пришлось ползти к телефону. Так плохо со мной еще не было.
– Мне ужасно жаль, правда. Ты звонила вчера?
– Дважды. Ты дала мне неправильный номер. После того как этот парень, что был здесь, сделал мне массаж, меня словно парализовало. О господи, не могу даже пошевельнуться. Приходится ползти в ванную, чтобы сходить в туалет. От страшной боли я не спала всю ночь, не могла заснуть.
– Какой парень? Кто делал тебе массаж? – спросила Кармен, поглядывая на окно в гостиной.
– Из строительной компании, где до отъезда работал Уэйн. Они хотят послать ему чек.
– Он ему пригодится, я в этом уверена. Мать громко застонала.
– Мне никогда в жизни не было так больно, ты наверняка чувствуешь это по моему голосу. Когда я пытаюсь двигаться, это просто невыносимо.
– Ма, ты что, позволила делать тебе массаж спины человеку, с которым даже незнакома? Как его зовут?
– Он показался мне симпатичным, сказал, что научился делать массаж у терапевта. А теперь я не могу ходить, не могу сама одеться или принять ванну. Мне не следовало позволять этому монтажнику прикасаться к себе. Я ни в коем случае не поеду в больницу, где со мной обращаются как с дерьмом. Лягу на пол и постараюсь не шевелиться… Но в доме так холодно, мне нужно доползти до термостата и включить обогреватель. Но если я подниму руку, мне конец.
– Ма, будь я дома, я бы приехала. Но я за семьсот миль от тебя.
На дороге показалась машина. Потом она медленно прошелестела мимо дома. Светлая, кремового цвета…
– Сколько тебе нужно времени, чтобы приехать? День, два?
Кармен продолжала смотреть в окно.
– Кармен?
– Я не могу вот так все бросить и приехать. Уэйн на работе.
– Мне нужен не Уэйн, а ты. Ты же водишь машину!
– Ма, неужели тебе некому позвонить? У тебя же есть закадычные подруги…
– Мои подруги работают, или сидят с детьми, или у них есть мужья, за которыми нужно ухаживать. Доктора не приезжают домой по вызову, хотя вообще-то от них мало пользы. Сиди, часами их жди, а они выписывают рецепт… и все.
Машина появилась снова, и Кармен приготовилась. Кремовая… «Плимут»… Машина Ферриса… Это точно. Проехала мимо, теперь в обратном направлении. В окно ей не было видно водителя. Машина исчезла из вида, но могла и вернуться.
– Или дают какие-то болеутоляющие таблетки, которые помогают мне, как мертвому припарки. Случись с тобой такое, ты бы мне посочувствовала. Ладно, попробую подняться наверх и лечь в постель. У меня ортопедический матрас с доской под ним…
– Я еще позвоню тебе.
– Я промучилась всю прошлую ночь и просто не знаю, что мне еще делать.
– Ма?
– Что?
– Кто-то пришел. Я позвоню тебе, ладно?
– Кто это?
– Я позвоню, как только смогу, – повторила Кармен и, положив трубку, выбежала из комнаты.
Пикап Уэйна стоял на подъездной дорожке. Кремового «плимута» нигде не было видно.
Кармен стояла у окна, зная, что Феррис вернется. Она была готова к этому, но не переставая думала о ключах от пикапа.
Она обыскала весь дом, пытаясь угадать, где Уэйн мог оставить целую связку ключей. В конце концов, не она же ему открывала утром дверь! Она вывернула карманы его грязного комбинезона, брюк и рубашки, которые он надевал вчера, поискала на холодильнике, где лежали забытые им новые перчатки, даже внутри холодильника и за ним. Она представила себе, как он входит в дом ночью, включает на кухне свет, пьет пиво, хотя вряд ли, потом направляется в спальню. Потом прокрутила все сначала, представляя, как он входит в дом, и остановилась, зная почти наверняка, где ключи.
Ключ от дома торчал во входной двери, остальные висели на кольце, дверь так и осталась приоткрытой после того, как Уэйн выскочил из дома утром.
Кармен сменила джинсы на бежевые брючки. Стоя в спальне в одном бюстгальтере, она пыталась решить, что надеть сверху. Так и не решив, она бросилась в гостиную в брюках и бюстгальтере и, откинув волосы назад, застыла на месте.
«Плимут» Ферриса приближался к их дому.
Она видела, как машина сбавила скорость и неторопливо проехала мимо дома. «Дворники» «плимута» двигались туда-сюда, за стеклом маячила фигура Ферриса. Машина исчезла за полосой деревьев.
Кармен подошла к окну и простояла так несколько минут, удивляясь, почему Феррис не остановился. Вероятно, заметил пикап и решил, что Уэйн дома.
Возможно, безопаснее оставаться на месте, чем ехать куда-то. Она подвинула стул к окну и села. Спустя минут десять зазвонил телефон. Кармен не пошевелилась.
К полудню дождь прекратился.
В двенадцать тридцать кремовый «плимут» снова проехал мимо дома. Боковое стекло было опущено, и на этот раз она увидела, что Феррис смотрит в сторону их дома. Минут через пятнадцать зазвонил телефон. Кармен не ответила на звонок.
В час тридцать Феррис снова проехал мимо дома. Кармен была уверена, что на этот раз он остановится. Ей показалось, будто машина притормозила у ворот. Но нет, он уехал. Она ждала, что вот-вот раздастся телефонный звонок, но телефон молчал.
В два часа Кармен сняла бюстгальтер, надела джинсы, топ, темно-синий батник и вернулась к окну. А дальше что? Так и будет стоять у окна? Она задумалась. Даже такой тупица, как Феррис, мог разузнать, что Уэйн на буксире. Или даже если он решил, что Уэйн дома, мог позвонить в дверь и проверить, так ли это, или просто войти – чего ему бояться Уэйна? Если она снова увидит, как он подъезжает к их дому, придется звонить в полицию. Скажет, что Феррис постоянно курсирует мимо их дома… Но вот стоит ли? Копы приедут, застанут его у них в доме, ну и что? Вот если бы они застукали его в тот момент, когда он станет рвать на ней одежду…
Кармен пошла на кухню и позвонила матери.
– Кто это?
– Ма? Я еду домой.
– Давно пора. Ты смотришь Фила Донахью?
– Нет, не смотрю.
Кармен поставила телефон на холодильник, откуда было видно окно гостиной. Проглянуло солнце.
– Ну и что там с Филом Донахью?
– Он берет интервью у одной пары, которая уже живет вместе, и у другой, обручившейся. Так вот те, что обручились, заявили, что не намерены вступать в сексуальные отношения до брака. И эту обручившуюся девушку показывают крупным планом. Мол, она девственница… Будто она какая-то редкая птица. Представляешь? Смотрите все на эту девственницу!
– Ма, я выеду, как только дождусь звонка от Уэйна.
18
В рулевой рубке капитан судна «Роберт Нелли» сказал Уэйну:
– Положи руку на грудь ниже ключиц, но выше пупка. Теперь глянь на свой локоть. Вот в таком скрюченном положении я шел к мысу Грейс и должен был добраться до места, не посадив буксир на мель.
Дождь и туман окутывали их словно завесой, когда они подошли к железнодорожному мосту у местечка Фивы, и капитан поведал Уэйну, что именно за этот мост, построенный в таком опасном месте, речники в свое время подали в суд на железную дорогу, а Авраам Линкольн, представлявший железную дорогу, этот суд выиграл. Уэйн сказал, что железнодорожные мосты тоже нужны.
– Я служил палубным матросом на «Натчезе», когда это судно, носившее имя одного из индейских племен, врезалось в мост у Гринвилла и пошло ко дну. Двенадцать матросов утонули. Авраам Линкольн, конечно, отменил рабство, но ни одному из утонувших это не помогло.
Капитан при полном параде стоял у хромированных приборов, внимательно всматриваясь в скрытые туманом баржи впереди – площадью в целых три футбольных поля. Капитан добавил, что на передней барже находится радар и два палубных матроса с портативными рациями, однако он не рискнет пройти под мостом в тумане, так что они точно выбьются из графика, вместо восьми часов им понадобятся все десять.
Уэйн выпил кофе с капитаном в рулевой рубке, со стармехом в машинном отделении, с боцманом и еще с двумя свободными от вахты палубными матросами за длинным столом в салоне, где их ждал обед и пирог на десерт. Поначалу салон напомнил ему трейлер строительной компании в обеденный перерыв, только разговор шел совсем о другом, и матросы, зеленые пацаны, хохотали как ненормальные над любой дурацкой шуткой.
Боцман, ходивший по реке двадцать лет, сидел ссутулившись, держа чашку с кофе обеими руками. Когда он поднялся, то остался таким же сутулым, напоминавшим Уэйну прощелыг, с зализанными назад волосами, которых он встречал в дешевых барах в центре города, когда ушел из строительной компании. Боцман сказал, что работа его вполне устраивает, тридцать дней плавания – тридцать дома, и что он собирается сойти на берег в Кейро, навестить в Мэрисвилле свою милашку. Уэйн поинтересовался, не хотел ли он стать лоцманом, на что тот ответил, что знает реку и все навигационные правила как свои пять пальцев, но эти мудаки из администрации не позволяют ему получить лицензию, ссылаясь на то, что у него всего один глаз. Один из палубных матросов съязвил, что у него не больше шансов получить лицензию, чем увидеть свои уши без зеркала. Второй выдал оглушительный хохот, и тогда боцман вышел из салона. Палубные матросы мгновенно поведали Уэйну, что боцмана списали на берег за пьянку на борту, что строжайше запрещено. Затем они пустились в разговоры о баржах, на которых ходили, о капитанах и лоцманах, тех еще раздолбаях, салагах, свалившихся за борт… Некоторые выныривали, а некоторых уносило течением, а потом находили их трупы на отмели… О столкновениях в кромешной тьме со скалами. Эти байки словно намекали ему, что река – не место для слюнтяев. Уэйн тоже мог бы порассказать им всякого-разного о падениях с высоты, но не стал. Он ведь не пацан какой-нибудь!
Первые несколько часов плавания он находился в приподнятом настроении, потом скис. Смотреть было не на что, разве что на туман и дождь, не перестававший ни на минуту, так что на палубу нельзя было высунуться без спасательного жилета.
Под конец плавания Уэйн вернулся в рубку, откуда проглядывался четкий водораздел там, где встречались две реки – мутная Миссисипи, стремительно несущая свои воды, и спокойная Огайо, уступавшая ей дорогу. Огибая мыс Кейро, капитан произнес:
– Хочешь не хочешь, а придется сунуть голову в Огайо, оставив хвост в Миссисипи.
– Рейс что надо, – сказал Уэйн. – Но если вы не против, я хочу сойти здесь.
– У нас выдаются деньки и получше, чем эти, когда можно любоваться берегами. Сегодня с погодой не повезло.
– Да, но меня достали гудение мотора и вибрация, – покачал головой Уэйн и сам удивился сказанному: работа монтажников была намного шумнее. – А может быть, я стар для того, чтобы начать заниматься другим делом.
– Давай уж лучше со мной до Нового Орлеана, – предложил капитан. – Этот город заставит тебя снова почувствовать себя молодым.
Когда они пришвартовались в порту Кейро, Уэйн снял свой комбинезон и надел старую куртку монтажника. Подхватив свои пожитки, он последовал за боцманом. Тот, с чемоданом, шагал по баржам, как по бульвару. Уэйн едва поспевал за ним. Вместе они быстро добрались до бара «Отдых шкипера», обещавшего «Пиво, Вино, Напитки и Пиццу». Перед входом не оказалось машин, но внутри бар был битком набит речниками.
Они заказали бурбон, виски из кукурузного сусла и пиво. Боцман смотрел по сторонам, кивая некоторым из речников. Уэйн глянул на свои часы. Было без десяти пять. Вот пропустит стаканчик и звякнет своей женушке, преподнесет ей хорошую новость, к утру, мол, если не раньше, уже будет дома. Выпив по маленькой, они заказали еще.
– Мне нужно на обратный рейс, – сказал Уэйн. – Мне говорили, что это можно устроить, обратившись в офис береговой службы.
Боцман стоял, наклонившись над стойкой. Через плечо он кинул Уэйну:
– Наплавался, да? Я так и думал.
– Что ты думал?
– Что ты – сачок, все время отирался в рубке у капитана.
Боцман кивнул бармену, указывая пальцем на свой стакан. Уэйн перевел взгляд на часы. На них по-прежнему было без десяти пять.
– С чего ты взял, что я сачок?
– Ты вообще напоминаешь мне студентов, которые приезжают летом прокатиться на судне по реке. Так вот они выдерживают дня два. И то дольше, чем ты. – Взболтнув свой бурбон, он поставил стакан на стойку и добавил: – Неужели капитан позволит тебе поиметь с него выгоду?
Сумка с вещами Уэйна лежала на стойке. Отодвинув ее в сторону, он оперся на руки и наклонился к боцману:
– Ты ведь ничего обо мне не знаешь. Тогда почему говоришь такие вещи?
– Потому что ты подозрительный тип. А разве такие, как ты, ведут себя по-другому?
Уэйн смотрел на одноглазого боцмана, на тупое, злое выражение его лица, какое бывает у тех пьяниц, которые, выпив, начинают размахивать кулаками, лезут в драку, а сев за руль, врезаются в дерево. Выпивка производила на Уэйна обратный эффект, делала его веселым и остроумным. Но сейчас он был трезв и не настроен на добродушный лад.
– Какой глаз у тебя стеклянный? – спросил он боцмана.
Тот уставился на него, опешив, но только на мгновение.
– Ты, дерьмо собачье, ни хрена не умеешь. Ты даже не в состоянии отличить буксирное судно от баржи с углем, а настоящий глаз от искусственного.
– Настоящий глаз ты, думаю, потерял в баре. Я прав?
– Один сукин сын выбил бутылкой.
– Должно быть, за твой поганый язык. Удивительно, что ты до сих пор еще жив.
– А ты что, хочешь это исправить?
– Нет, не хочу, – сказал Уэйн, кладя руку на костлявое плечо боцмана. – Послушай, что я тебе скажу. Если ты не закроешь свой поганый рот, я засуну твой стеклянный глаз тебе прямо в задницу. – Он схватил его за куртку, приподнял и глянул прямо в настоящий глаз. – Ты этого хочешь, да? Кивни, но не дай бог тебе открыть рот.
Одноглазый пьяница покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23