Что я и сделал, развернув ее прикладом к себе.
Один разряд винтовки оставил от нападавшего лишь воспоминания. Заодно я отправил в небытие один из компьютеров, превратив его в груду оплавленной пластмассы и сделав прочтение хранящейся в нем информации весьма затруднительным.
Второй противник рядового Такаги валялся на полу, не подавая признаков жизни. Однако третий, судя по всему, был мужиком ушлым и сражался отчаянно. Стрелять в него из пушки, предназначенной для использования в безвоздушном пространстве, я не решился по двум причинам: во-первых, мог зацепить и Шо, а во-вторых, кое-где тлел пол еще после моего первого выстрела.
Однако винтовка в моих руках возымела решающий психологический эффект. Завидев направленное в его сторону оружие тотального уничтожения, агрессор несколько занервничал и отвлекся, что позволило Шо нанести ему три молниеносных удара в голову.
Когда последний из нападавших присоединился к своим партнерам в бездумном лежании на полу, мы позволили себе перевести дух.
Лично я делал это, стоя на четвереньках и выплевывая остатки того, что несколькими минутами ранее служило мне нижней челюстью. Впрочем, за время службы мне вышибали ее уже в третий раз, и ощущение стало привычным, хотя от этого и не менее неприятным.
Шо включил свет.
Слегка прихрамывая, он двинулся к лежащему на полу телу и устало пнул ее ногой в бок.
– Киборги.
Столь сенсационное заявление заставило меня встать (мир при этом движении совершил несколько головокружительных скачков) и вглядеться в тело повнимательнее. То, что я поначалу принял за пластиковые маски, на самом деле ими не являлось. Пластисиликоновое покрытие. Переплетения проводов вместо нервной системы, ускоряющее реакции тела до скорости боевого робота. Твердые сплавы, покрывающие каркас. Все это и позволило им продержаться так долго.
Любой оперативный агент, прошедший внутренний курс боевых искусств, стоит в рукопашной не менее трех матерых профи из тех же ВКС, поскольку нас обучают несколько иным приемам борьбы, сочетающим в себе древние боевые традиции народов Земли, последние достижения в области медицины и уникальный военный опыт, привнесенный таврами. Однако на практике техника боя постоянно совершенствуется. Тренировки порой кажутся слишком жестокими и бесконечными, но в итоге мы получаем физическое преимущество перед представителями других родов войск. Шо Такаги вообще является прирожденным бойцом, и у меня возникают смутные подозрения о его стажировке в отрядах ниндзя.
Я не мог похвастаться богатым боевым опытом в прошлом, но в Гвардии меня обучал айкидо сам Рейден, а это многого стоит. Если бы нам противостояли пятеро обычных грабителей, схватка не заняла бы и нескольких секунд.
– Производство киборгов запрещено, – сказал я. Точнее, попытался сказать. Из-за раздробленной челюсти фраза прозвучала примерно следующим образом: «Флоисфодстфо киболгоф фафалефо». Однако, исходя из интересов читателей и пренебрегая исторической правдой, далее я буду приводить свою речь в таком виде, в каком я намеревался ее произносить, а не в таком, в каком она доходила до слуха.
Производство киборгов – грязное дело, в котором в качестве основы используются останки умерших людей. По техническим характеристикам годятся только достаточно свежие трупы. Как правило, охотники за живым товаром отлавливают бездомных бродяг, до которых абсолютно никому нет никакого дела, и передают тела «производителям», которые бедняг умерщвляют и используют для создания универсальных машин-убийц. Что ни говори, а приятного мало.
– Ходят упорные слухи, что производством киборгов до сих пор занимаются в Кубаяши.
– Эти особи оттуда?
– Визуально это определить невозможно.
Шо вытащил из кармана лазерный резак и, склонившись над трупом, сделал продольный разрез руки.
Услышав об искусственном происхождении поверженных врагов, мне стало легче на душе. Эти парни были убиты, но убиты давно и не нами. Ими двигала и руководила программа, не имеющая никакого отношения к тем людям, которыми они были когда-то.
Перерезав несколько проводов, Шо извлек из надреза микропроцессор и повернул его к свету.
– Судя по штампу, произведено на Исидо.
Вот и ответ.
Исидо уже четыреста лет принадлежал дзайбацу, вмещая в себе множество заводов и лабораторий, которые, как выяснилось, помимо прочего, занимались и таким богопротивным делом, как производство искусственных убийц.
Корпорациям закон не писан.
За ними предполагается множество мелких и крупных грешков, но из-за их железобетонно-непробиваемых служб безопасности ничего не удается доказать.
Лига, прекрасно осведомленная о темной стороне деятельности большого бизнеса, никогда не рискнет выдвинуть против них обвинения из-за боязни нарушить отношения с единственными производителями высокотехнологического оборудования в Галактике. Эмбарго корпорации для планеты может быть пострашнее гражданской войны.
Корпорации вообще проводят очень жесткую политику. Собрав под своим крылом лучших специалистов, они моментально патентуют свои изобретения, сохраняя тем самым монополию в области высоких технологий.
У многих планет Лиги и еще большего количества частных лиц имеются на руках огромные суммы денег, обширные производственные площади и великое множество дешевой рабочей силы, то есть практически все необходимое для того, чтобы производить нужные товары самим.
Нет у них только технологий, а если какому-нибудь талантливому самоучке и удается разработать что-то действительно стоящее, то тут же выясняется, что корпорации запатентовали это еще несколько лет назад.
Стоит только какому-нибудь смелому предпринимателю вставить в свой утюг микропроцессор, определяющий тип ткани и соответственно регулирующий температуру нагрева, тут же, как черт из табакерки, перед ним выскакивает сотня разряженных в пух и прах адвокатов, трясущих судебными постановлениями, и прикрывает лавочку, ссылаясь на соответствующие номера патентов. В результате несчастный предприниматель проводит остаток своей жизни в арбитраже, пытаясь отразить иски в мошенничестве и незаконном использовании чужих производственных технологий.
Учитывая вышесказанное, Лига, загнанная в капкан своих же собственных законов, теоретически имеющая возможность получать те же товары, что закупает у корпораций, по более низким ценам, вынуждена платить за них баснословные суммы, большую часть которых составляют транспортные расходы по перевозке продукции с узкоспециализированных планет-заводов.
Подобная ситуация не очень устраивает Совет Лиги и правительства Пограничных миров, вынужденных платить ещё дороже за дальнюю транспортировку. Зато она просто идеальна для Стивена Тайрелла, являющегося абсолютным монархом и единственным владельцем одноименной компании, и для Совета Директоров Кубаяши, устроенной по типу дзайбацу XX-XXIV веков докосмической эры.
Разумеется, работая на территории Лиги, корпорации вынуждены платить астрономические суммы налогов, не считая ежегодных «добровольных» пожертвований самому Совету, но нет никаких сомнений в том, что еще более астрономические суммы они утаивают. Местные и федеральные налоги, таможенные сборы и акцизные пошлины по примерным расчетам составляют не более одного процента от общего валового оборота, что просто смехотворно, если принять во внимание тот факт, что мелкие фирмы вынуждены платить от 7 до 10 процентов.
Налоговые инспекторы и полицейские могут годами безвылазно сидеть в офисах корпораций с нескончаемыми аудиторскими проверками, но не находят и следа исчезнувших денег, ибо или они недостаточно умны, чтобы разобраться в денежных лабиринтах, сплетенных опытными бухгалтерами, или же, наоборот, слишком умны, чтобы рисковать из-за этого жизнью и безопасностью своих семей.
Аудиторы, получающие скромные зарплаты государственных служащих, могут в месяц иметь суммы, в десятки раз превышающие их годовое жалованье, только за то, что закрывают глаза на некоторые «незначительные» детали в деятельности воротил большого бизнеса.
Изредка проводятся обыски и облавы с привлечением федеральных служб безопасности и ВКС. Всплывают незаконные суммы денег и незарегистрированные в реестрах корабли, однако широко известно, что санкционирующие подобные действия чиновники отличаются крайне непродолжительными сроками жизни. Ведь корпорации содержат на жалованье не только небольшие частные армии, занимающиеся отстрелом конкурентов, но также независимых или неугодных конструкторов и инженеров. У них есть и команды квалифицированных специалистов по организации правдоподобнейших несчастных случаев и приступов острой сердечной недостаточности у абсолютно здоровых людей.
Корпорации контролируют около девяноста пяти процентов потребительского рынка, исключая разве что область сельского хозяйства, и особого шума по этому поводу никто не поднимает.
Очередной приступ боли в исковерканной челюсти отвлек меня от грустных мыслей о несправедливом устройстве нашего общества. Этот факт не укрылся от внимания Шо, не замедлившего продемонстрировать истинный пример сострадания к ближнему.
– Ты как? Выглядишь – хуже некуда.
– Спасибо, выживу. Слушай, а какого черта этим киборгам от нас было надо? Можно ли извлечь из их останков хоть какую-то информацию?
– Сильно сомневаюсь. Если киборг получает в ходе боевых действий серьезные механические повреждения, его материнская плата автоматически самоуничтожается, превращая оболочку в бесполезную груду сплавов и полупроводников.
Я попытался сделать шаг и сразу же об этом пожалел. Голова кружилась, как после хорошей попойки.
– Надо немедленно вызвать саперов и дождаться их прибытия, не сходя с места, – сказал я. – Негоже, если такой арсенал уйдет на сторону. С его помощью можно вооружить небольшую армию и выиграть пару войн.
– Так и сделаю, – заверил меня Шо. – А тебе, милый мой, нужно поскорее отправляться к врачу.
– Если бы все было так просто.
Меня не покидала мысль о молодой и очень талантливой журналистке, дожидающейся моего возвращения на Свободной Колумбии.
Если принять во внимание беседу с заправилами якудзы, дорогу сюда, осмотр помещения и последовавшую за ним стычку, я отсутствовал гораздо больше отпущенных мне двух часов.
Вайнберг, не имеющий соответствующего распоряжения, просто уберется с планеты, не подумав захватить акулу пера с собой.
Мне не улыбалось до кучи получить еще и нагоняй от Полковника за то, что я бросил на произвол судьбы молодую и очень талантливую журналистку, да еще и на столь негостеприимной планете. Кряхтя и пытаясь скрежетать остатками зубов, я ввел в терминал координаты моего предпоследнего броска.
Место действия: Свободная Колумбия
Время действия: второй день Кризиса
– Ну, знаете, сержант Соболевский, это уж слишком! Затащить меня на эту вшивую планетку, сказать, что уходите на пару часов, а потом исчезнуть на пять с половиной, совершенно обо мне забыв! Да будет вам известно, что ровно три часа сорок восемь минут тому назад этот жирный боров собрал свои вещички и отчалил, не сочтя нужным даже попрощаться со мной! С тех пор сторожа восемь раз пытались выставить меня из здания, и я отсиживалась в женском туалете! И где бы вы меня искали, если бы им удалось это сделать? И как бы я выбралась отсюда без вас? Я даже с трудом представляю, в какой чертовой дыре нахожусь... О боже, что у вас с лицом?
– Просто издержки производства.
– Заливайте больше. Выглядит так, словно по нему танк проехал.
– Почти так все и было. Извините, что заставил себя ждать.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Соболевского озаряет гениальная идея, и он тут же огребает новые проблемы
Место действия: Штаб-квартира Гвардии
Точное местонахождение неизвестно
Время действия: второй день Кризиса
Доктора в Гвардии, как и положено, самые лучшие.
У нас им приходится нелегко. У них нет ни малейшей возможности продемонстрировать свои навыки в излечении гвардейцев от всевозможнейших болезней, почем зря косящих остальное человечество.
Потому что, в отличие от несознательного человечества, гвардейцы дважды в год проходят полные курсы прививок от всех известных науке болезней, включая куриную слепоту, пляску святого Витта и даже венерианскую трясучку, поражающую исключительно колонистов, проживших в джунглях безвылазно не менее четверти века.
Зато наши эскулапы имеют перед собой в качестве поля деятельности полный набор ссадин, синяков, Ушибов, трещин, переломов, вывихов, смещений и защемлений. А также богатую коллекцию ранений, нанесенных холодным колюще-режуще-рубяще-протыкающим оружием и великолепную подборку огнестрельных ран, плазматических ожогов, поражений нервной системы нейродеструкторами и последствий разного рода вредных для здоровья излучений, какие только можно найти в изученном секторе пространства.
Доктор Фельдман был типичным представителем неунывающего племени медицинских работников, не ждущих от жизни никаких неприятных сюрпризов.
– Прелестненько, – проговорил он, укладывая меня на стол и проводя над телом медицинским сканером – прибором, полученным нами в наследство от Магистров, моментально вытеснившим из всех медицинских учреждений дорогие рентгеновские установки. – И что мы здесь имеем?
Меня всегда восхищало извечное медицинское «мы».
Очевидно, представители врачебной братии считают, что, задавая сакраментальный вопрос: «И что у нас болит?», они создают некое чувство сопричастности врача и пациента, способствующее более откровенному разговору о характере имеющего место недомогания.
Возможно, в общении с особо впечатлительными пациентами подобный подход и срабатывает, но доку уже давно пора усвоить, что наши парни в эту категорию не попадают.
Нелишне помнить, что в большинстве своем опера – а именно они чаще всего попадают в лазареты – народ наглый и не лезущий за словом в карман. У меня на языке вертелось с десяток язвительных ответов на вопрос доктора, однако состояние, в котором я пребывал, не позволяло мне их озвучить. Трудно шутить, когда каждое слово из собственного горла приходится вырывать чуть ли не при помощи тисков инквизиции.
Впрочем, не думаю, чтобы дока сильно интересовало мое мнение.
– Просто чудесно, – вынес он свой вердикт. – Множественные синяки и ушибы не представляют опасности для здорового организма, а ты, мой друг, как бы ни отвратительно мне было это признавать, здоров, как стадо быков и табун лошадей, взятые вместе. Если ты позволишь, а ты конечно же позволишь, потому что куда ты на фиг денешься с корабля, закупоренного в вакууме, продолжить мне некие абстрактные зоологические метафоры, то они, я имею в виду ушибы и синяки, а не метафоры, заживут на тебе, как на собаке. Скажем, на питбуле. Ты не находишь меня сегодня несколько словоохотливым? И уж, поскольку именно сегодня ты являешься моим пациентом, тебе от этой словоохотливости никуда не деться. Разумеешь, опер?
Я состроил гримасу в знак того, что разумею. Пусть треплется, если это ему доставляет удовольствие.
– Так, что еще? Парочка сломанных ребер...
Значит, от ударов киборгов не спасает и комбинезон. А боль в горячке схватки я просто не почувствовал.
– Замечательно, – продолжал он ворковать. – Наложим шины, впрыснем закрепителя, и к утру все заживет. Не дергайся, сейчас будет немножко больно. – Он вогнал мне под кожу десятисантиметровую иглу и начал перекачивать жидкость. Интересно, слышал ли он что-нибудь об анестезии? – Будешь как новенький, только старше. Я бы, со своей стороны, конечно, мог бы порекомендовать тебе на пару дней воздержаться от физических упражнений, особенно сегодняшнего типа, но не буду. Вам, операм, на все предупреждения начхать, вы ведь уверены, что будете жить вечно, а если что, так старый добрый костоправ снова поставит на ноги. Теперь личико... Восхитительно. Зубы выбиты, а осколки застряли в десне. Должно быть болезненно, но тебе-то не привыкать? Который уж раз? Четвертый?
– Третий.
Как только я открыл рот, он нацепил на меня странную помесь намордника с кляпом, полностью забив мне рот. Хорошо ещё, что я не страдаю хроническим насморком. А то бы задохнулся.
Новостью, как вы понимаете, этот агрегат для меня не был. Впрыскивая специальный раствор, он буквально за несколько часов выращивал натуральные зубы, ничем не отличающиеся от прежних.
– Как насчет небольшого сотрясеньица мозга после такого ударчика? – Выудив из недр халата крошечный фонарик, док попытался засунуть его мне в глаз. Проверял реакцию зрачка, должно быть. – Сколько пальцев я тебе показываю? Ах да, ты же сегодня не особенно разговорчив! Можешь моргнуть по числу пальцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Один разряд винтовки оставил от нападавшего лишь воспоминания. Заодно я отправил в небытие один из компьютеров, превратив его в груду оплавленной пластмассы и сделав прочтение хранящейся в нем информации весьма затруднительным.
Второй противник рядового Такаги валялся на полу, не подавая признаков жизни. Однако третий, судя по всему, был мужиком ушлым и сражался отчаянно. Стрелять в него из пушки, предназначенной для использования в безвоздушном пространстве, я не решился по двум причинам: во-первых, мог зацепить и Шо, а во-вторых, кое-где тлел пол еще после моего первого выстрела.
Однако винтовка в моих руках возымела решающий психологический эффект. Завидев направленное в его сторону оружие тотального уничтожения, агрессор несколько занервничал и отвлекся, что позволило Шо нанести ему три молниеносных удара в голову.
Когда последний из нападавших присоединился к своим партнерам в бездумном лежании на полу, мы позволили себе перевести дух.
Лично я делал это, стоя на четвереньках и выплевывая остатки того, что несколькими минутами ранее служило мне нижней челюстью. Впрочем, за время службы мне вышибали ее уже в третий раз, и ощущение стало привычным, хотя от этого и не менее неприятным.
Шо включил свет.
Слегка прихрамывая, он двинулся к лежащему на полу телу и устало пнул ее ногой в бок.
– Киборги.
Столь сенсационное заявление заставило меня встать (мир при этом движении совершил несколько головокружительных скачков) и вглядеться в тело повнимательнее. То, что я поначалу принял за пластиковые маски, на самом деле ими не являлось. Пластисиликоновое покрытие. Переплетения проводов вместо нервной системы, ускоряющее реакции тела до скорости боевого робота. Твердые сплавы, покрывающие каркас. Все это и позволило им продержаться так долго.
Любой оперативный агент, прошедший внутренний курс боевых искусств, стоит в рукопашной не менее трех матерых профи из тех же ВКС, поскольку нас обучают несколько иным приемам борьбы, сочетающим в себе древние боевые традиции народов Земли, последние достижения в области медицины и уникальный военный опыт, привнесенный таврами. Однако на практике техника боя постоянно совершенствуется. Тренировки порой кажутся слишком жестокими и бесконечными, но в итоге мы получаем физическое преимущество перед представителями других родов войск. Шо Такаги вообще является прирожденным бойцом, и у меня возникают смутные подозрения о его стажировке в отрядах ниндзя.
Я не мог похвастаться богатым боевым опытом в прошлом, но в Гвардии меня обучал айкидо сам Рейден, а это многого стоит. Если бы нам противостояли пятеро обычных грабителей, схватка не заняла бы и нескольких секунд.
– Производство киборгов запрещено, – сказал я. Точнее, попытался сказать. Из-за раздробленной челюсти фраза прозвучала примерно следующим образом: «Флоисфодстфо киболгоф фафалефо». Однако, исходя из интересов читателей и пренебрегая исторической правдой, далее я буду приводить свою речь в таком виде, в каком я намеревался ее произносить, а не в таком, в каком она доходила до слуха.
Производство киборгов – грязное дело, в котором в качестве основы используются останки умерших людей. По техническим характеристикам годятся только достаточно свежие трупы. Как правило, охотники за живым товаром отлавливают бездомных бродяг, до которых абсолютно никому нет никакого дела, и передают тела «производителям», которые бедняг умерщвляют и используют для создания универсальных машин-убийц. Что ни говори, а приятного мало.
– Ходят упорные слухи, что производством киборгов до сих пор занимаются в Кубаяши.
– Эти особи оттуда?
– Визуально это определить невозможно.
Шо вытащил из кармана лазерный резак и, склонившись над трупом, сделал продольный разрез руки.
Услышав об искусственном происхождении поверженных врагов, мне стало легче на душе. Эти парни были убиты, но убиты давно и не нами. Ими двигала и руководила программа, не имеющая никакого отношения к тем людям, которыми они были когда-то.
Перерезав несколько проводов, Шо извлек из надреза микропроцессор и повернул его к свету.
– Судя по штампу, произведено на Исидо.
Вот и ответ.
Исидо уже четыреста лет принадлежал дзайбацу, вмещая в себе множество заводов и лабораторий, которые, как выяснилось, помимо прочего, занимались и таким богопротивным делом, как производство искусственных убийц.
Корпорациям закон не писан.
За ними предполагается множество мелких и крупных грешков, но из-за их железобетонно-непробиваемых служб безопасности ничего не удается доказать.
Лига, прекрасно осведомленная о темной стороне деятельности большого бизнеса, никогда не рискнет выдвинуть против них обвинения из-за боязни нарушить отношения с единственными производителями высокотехнологического оборудования в Галактике. Эмбарго корпорации для планеты может быть пострашнее гражданской войны.
Корпорации вообще проводят очень жесткую политику. Собрав под своим крылом лучших специалистов, они моментально патентуют свои изобретения, сохраняя тем самым монополию в области высоких технологий.
У многих планет Лиги и еще большего количества частных лиц имеются на руках огромные суммы денег, обширные производственные площади и великое множество дешевой рабочей силы, то есть практически все необходимое для того, чтобы производить нужные товары самим.
Нет у них только технологий, а если какому-нибудь талантливому самоучке и удается разработать что-то действительно стоящее, то тут же выясняется, что корпорации запатентовали это еще несколько лет назад.
Стоит только какому-нибудь смелому предпринимателю вставить в свой утюг микропроцессор, определяющий тип ткани и соответственно регулирующий температуру нагрева, тут же, как черт из табакерки, перед ним выскакивает сотня разряженных в пух и прах адвокатов, трясущих судебными постановлениями, и прикрывает лавочку, ссылаясь на соответствующие номера патентов. В результате несчастный предприниматель проводит остаток своей жизни в арбитраже, пытаясь отразить иски в мошенничестве и незаконном использовании чужих производственных технологий.
Учитывая вышесказанное, Лига, загнанная в капкан своих же собственных законов, теоретически имеющая возможность получать те же товары, что закупает у корпораций, по более низким ценам, вынуждена платить за них баснословные суммы, большую часть которых составляют транспортные расходы по перевозке продукции с узкоспециализированных планет-заводов.
Подобная ситуация не очень устраивает Совет Лиги и правительства Пограничных миров, вынужденных платить ещё дороже за дальнюю транспортировку. Зато она просто идеальна для Стивена Тайрелла, являющегося абсолютным монархом и единственным владельцем одноименной компании, и для Совета Директоров Кубаяши, устроенной по типу дзайбацу XX-XXIV веков докосмической эры.
Разумеется, работая на территории Лиги, корпорации вынуждены платить астрономические суммы налогов, не считая ежегодных «добровольных» пожертвований самому Совету, но нет никаких сомнений в том, что еще более астрономические суммы они утаивают. Местные и федеральные налоги, таможенные сборы и акцизные пошлины по примерным расчетам составляют не более одного процента от общего валового оборота, что просто смехотворно, если принять во внимание тот факт, что мелкие фирмы вынуждены платить от 7 до 10 процентов.
Налоговые инспекторы и полицейские могут годами безвылазно сидеть в офисах корпораций с нескончаемыми аудиторскими проверками, но не находят и следа исчезнувших денег, ибо или они недостаточно умны, чтобы разобраться в денежных лабиринтах, сплетенных опытными бухгалтерами, или же, наоборот, слишком умны, чтобы рисковать из-за этого жизнью и безопасностью своих семей.
Аудиторы, получающие скромные зарплаты государственных служащих, могут в месяц иметь суммы, в десятки раз превышающие их годовое жалованье, только за то, что закрывают глаза на некоторые «незначительные» детали в деятельности воротил большого бизнеса.
Изредка проводятся обыски и облавы с привлечением федеральных служб безопасности и ВКС. Всплывают незаконные суммы денег и незарегистрированные в реестрах корабли, однако широко известно, что санкционирующие подобные действия чиновники отличаются крайне непродолжительными сроками жизни. Ведь корпорации содержат на жалованье не только небольшие частные армии, занимающиеся отстрелом конкурентов, но также независимых или неугодных конструкторов и инженеров. У них есть и команды квалифицированных специалистов по организации правдоподобнейших несчастных случаев и приступов острой сердечной недостаточности у абсолютно здоровых людей.
Корпорации контролируют около девяноста пяти процентов потребительского рынка, исключая разве что область сельского хозяйства, и особого шума по этому поводу никто не поднимает.
Очередной приступ боли в исковерканной челюсти отвлек меня от грустных мыслей о несправедливом устройстве нашего общества. Этот факт не укрылся от внимания Шо, не замедлившего продемонстрировать истинный пример сострадания к ближнему.
– Ты как? Выглядишь – хуже некуда.
– Спасибо, выживу. Слушай, а какого черта этим киборгам от нас было надо? Можно ли извлечь из их останков хоть какую-то информацию?
– Сильно сомневаюсь. Если киборг получает в ходе боевых действий серьезные механические повреждения, его материнская плата автоматически самоуничтожается, превращая оболочку в бесполезную груду сплавов и полупроводников.
Я попытался сделать шаг и сразу же об этом пожалел. Голова кружилась, как после хорошей попойки.
– Надо немедленно вызвать саперов и дождаться их прибытия, не сходя с места, – сказал я. – Негоже, если такой арсенал уйдет на сторону. С его помощью можно вооружить небольшую армию и выиграть пару войн.
– Так и сделаю, – заверил меня Шо. – А тебе, милый мой, нужно поскорее отправляться к врачу.
– Если бы все было так просто.
Меня не покидала мысль о молодой и очень талантливой журналистке, дожидающейся моего возвращения на Свободной Колумбии.
Если принять во внимание беседу с заправилами якудзы, дорогу сюда, осмотр помещения и последовавшую за ним стычку, я отсутствовал гораздо больше отпущенных мне двух часов.
Вайнберг, не имеющий соответствующего распоряжения, просто уберется с планеты, не подумав захватить акулу пера с собой.
Мне не улыбалось до кучи получить еще и нагоняй от Полковника за то, что я бросил на произвол судьбы молодую и очень талантливую журналистку, да еще и на столь негостеприимной планете. Кряхтя и пытаясь скрежетать остатками зубов, я ввел в терминал координаты моего предпоследнего броска.
Место действия: Свободная Колумбия
Время действия: второй день Кризиса
– Ну, знаете, сержант Соболевский, это уж слишком! Затащить меня на эту вшивую планетку, сказать, что уходите на пару часов, а потом исчезнуть на пять с половиной, совершенно обо мне забыв! Да будет вам известно, что ровно три часа сорок восемь минут тому назад этот жирный боров собрал свои вещички и отчалил, не сочтя нужным даже попрощаться со мной! С тех пор сторожа восемь раз пытались выставить меня из здания, и я отсиживалась в женском туалете! И где бы вы меня искали, если бы им удалось это сделать? И как бы я выбралась отсюда без вас? Я даже с трудом представляю, в какой чертовой дыре нахожусь... О боже, что у вас с лицом?
– Просто издержки производства.
– Заливайте больше. Выглядит так, словно по нему танк проехал.
– Почти так все и было. Извините, что заставил себя ждать.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Соболевского озаряет гениальная идея, и он тут же огребает новые проблемы
Место действия: Штаб-квартира Гвардии
Точное местонахождение неизвестно
Время действия: второй день Кризиса
Доктора в Гвардии, как и положено, самые лучшие.
У нас им приходится нелегко. У них нет ни малейшей возможности продемонстрировать свои навыки в излечении гвардейцев от всевозможнейших болезней, почем зря косящих остальное человечество.
Потому что, в отличие от несознательного человечества, гвардейцы дважды в год проходят полные курсы прививок от всех известных науке болезней, включая куриную слепоту, пляску святого Витта и даже венерианскую трясучку, поражающую исключительно колонистов, проживших в джунглях безвылазно не менее четверти века.
Зато наши эскулапы имеют перед собой в качестве поля деятельности полный набор ссадин, синяков, Ушибов, трещин, переломов, вывихов, смещений и защемлений. А также богатую коллекцию ранений, нанесенных холодным колюще-режуще-рубяще-протыкающим оружием и великолепную подборку огнестрельных ран, плазматических ожогов, поражений нервной системы нейродеструкторами и последствий разного рода вредных для здоровья излучений, какие только можно найти в изученном секторе пространства.
Доктор Фельдман был типичным представителем неунывающего племени медицинских работников, не ждущих от жизни никаких неприятных сюрпризов.
– Прелестненько, – проговорил он, укладывая меня на стол и проводя над телом медицинским сканером – прибором, полученным нами в наследство от Магистров, моментально вытеснившим из всех медицинских учреждений дорогие рентгеновские установки. – И что мы здесь имеем?
Меня всегда восхищало извечное медицинское «мы».
Очевидно, представители врачебной братии считают, что, задавая сакраментальный вопрос: «И что у нас болит?», они создают некое чувство сопричастности врача и пациента, способствующее более откровенному разговору о характере имеющего место недомогания.
Возможно, в общении с особо впечатлительными пациентами подобный подход и срабатывает, но доку уже давно пора усвоить, что наши парни в эту категорию не попадают.
Нелишне помнить, что в большинстве своем опера – а именно они чаще всего попадают в лазареты – народ наглый и не лезущий за словом в карман. У меня на языке вертелось с десяток язвительных ответов на вопрос доктора, однако состояние, в котором я пребывал, не позволяло мне их озвучить. Трудно шутить, когда каждое слово из собственного горла приходится вырывать чуть ли не при помощи тисков инквизиции.
Впрочем, не думаю, чтобы дока сильно интересовало мое мнение.
– Просто чудесно, – вынес он свой вердикт. – Множественные синяки и ушибы не представляют опасности для здорового организма, а ты, мой друг, как бы ни отвратительно мне было это признавать, здоров, как стадо быков и табун лошадей, взятые вместе. Если ты позволишь, а ты конечно же позволишь, потому что куда ты на фиг денешься с корабля, закупоренного в вакууме, продолжить мне некие абстрактные зоологические метафоры, то они, я имею в виду ушибы и синяки, а не метафоры, заживут на тебе, как на собаке. Скажем, на питбуле. Ты не находишь меня сегодня несколько словоохотливым? И уж, поскольку именно сегодня ты являешься моим пациентом, тебе от этой словоохотливости никуда не деться. Разумеешь, опер?
Я состроил гримасу в знак того, что разумею. Пусть треплется, если это ему доставляет удовольствие.
– Так, что еще? Парочка сломанных ребер...
Значит, от ударов киборгов не спасает и комбинезон. А боль в горячке схватки я просто не почувствовал.
– Замечательно, – продолжал он ворковать. – Наложим шины, впрыснем закрепителя, и к утру все заживет. Не дергайся, сейчас будет немножко больно. – Он вогнал мне под кожу десятисантиметровую иглу и начал перекачивать жидкость. Интересно, слышал ли он что-нибудь об анестезии? – Будешь как новенький, только старше. Я бы, со своей стороны, конечно, мог бы порекомендовать тебе на пару дней воздержаться от физических упражнений, особенно сегодняшнего типа, но не буду. Вам, операм, на все предупреждения начхать, вы ведь уверены, что будете жить вечно, а если что, так старый добрый костоправ снова поставит на ноги. Теперь личико... Восхитительно. Зубы выбиты, а осколки застряли в десне. Должно быть болезненно, но тебе-то не привыкать? Который уж раз? Четвертый?
– Третий.
Как только я открыл рот, он нацепил на меня странную помесь намордника с кляпом, полностью забив мне рот. Хорошо ещё, что я не страдаю хроническим насморком. А то бы задохнулся.
Новостью, как вы понимаете, этот агрегат для меня не был. Впрыскивая специальный раствор, он буквально за несколько часов выращивал натуральные зубы, ничем не отличающиеся от прежних.
– Как насчет небольшого сотрясеньица мозга после такого ударчика? – Выудив из недр халата крошечный фонарик, док попытался засунуть его мне в глаз. Проверял реакцию зрачка, должно быть. – Сколько пальцев я тебе показываю? Ах да, ты же сегодня не особенно разговорчив! Можешь моргнуть по числу пальцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28