У Одри захолонуло сердце, когда она произносила это имя, но она ничем не выдала своего волнения. Еще не время. А дед снова стал разглядывать спящую девочку.
— Как, ты сказала, ее зовут?
Она нравилась ему гораздо больше, чем дочка Аннабел — ее ровесница. Та — вылитый Харкорт и все время пищит.
— Ее зовут Мей Ли, дедушка, — улыбаясь, ответила Одри.
Неужели она действительно снова сидит рядом с дедом, да еще держит на руках маленькую дочку Лин Вей?
— Молли? — переспросил дед. — Молли.
— Можно и так.
Он потянулся и сжал молодую сильную руку Одри в своих сухих старческих пальцах.
— Никогда больше не уезжай от меня, Одри.
Он хотел сказать это сердито и властно, а получился жалобный стон тоскующего сердца.
Одри растроганно чмокнула его в щеку и пообещала, что больше не уедет. При этом она заставила себя не думать о Чарльзе.
Глава 20
— Что, что, ты говоришь, она ответила? — недоуменно переспросила леди Ви Джеймса.
— Что? Отказала ему, вот что! Он телеграфировал, что просит ее выйти за него замуж и чтобы она возвращалась на родину через Лондон, а она ответила, что это невозможно.
— Невозможно ехать через Лондон или невозможно выйти за него замуж?
— И то и другое, надо понимать. Я у него не уточнял. К тому же он был пьян вдрызг, когда рассказывал мне об этом.
По-моему, Чарли воспринял это как отказ и пощечину. Он считает, что их роман окончен.
— О Боже мой, — вздохнула Вайолет, хорошо представлявшая себе, как отнесется к этому Одри. — Так он не поедет в Америку увидеться с ней?
— Не знаю. Думаю, что нет. У него подписан договор на книгу об Индии, ему уже пора уезжать.
— Нетрудно догадаться, кто будет теперь сопровождать его в поездках.
Но Джеймс погрозил ей пальцем.
— Это ты напрасно, Ви. Шарлотта, возможно, не в твоем вкусе, но она толковая и интересная женщина, может быть, как раз то, что сейчас нужно Чарльзу.
Шарлотта и сама была такого же мнения — в отличие от леди Ви. В конце концов Шарлотта решила действовать и явилась утром на квартиру к Чарльзу, прихватив с собой булочки к завтраку и большую корзину с фруктами. Она выжала ему апельсиновый сок, поджарила яичницу с гренками, напоила его горячим кофе и сочувственно выслушала его излияния. Совместная работа над книгами сблизила их — Чарли относился к Шарлотте почти как к мужчине. Она была умная, уравновешенная, обладала удивительным деловым чутьем и умела отлично слушать.
Не то что Одри.
— Я у нее на последнем месте, — жаловался Чарльз. — Она поставила меня на последнее место…
Чарльз впервые заставил себя говорить об Одри в прошедшем времени. В конце концов, он не виделся с ней почти год, и нечего обманывать себя надеждой, что они еще встретятся. Никогда они не встретятся, если только он не поедет в Сан-Франциско, а он не поедет, и все. Да и времени уже нет, Шарлотта и ее папаша полагают, что ему следует отправиться в Индию, он уже изучил все печатные источники, собрал материал, теперь в путь. Тем более что книгу надо закончить к осени, когда предстоит другая поездка — в Египет. В свою очередь, у Шарлотты на его счет были большие планы, и посещение Одри в них не предусматривалось.
— Уедешь — и сразу почувствуешь себя гораздо лучше, вот посмотришь, — убежденно сказала о:15", наливая ему вторую чашку кофе. Чарльз взглянул на свою собеседницу с благодарностью. Она предлагала как раз то, что ему сейчас было нужно; нежное участие и горячий, живой интерес. Она готова обо всем позаботиться, все организовать и отлично понимает, что нужно писателю. От него требуется только писать, а она создаст все условия, обеспечит необходимую тишину и покой. Может даже предоставить в его распоряжение их загородный дом.
— Чем я заслужил все это? — спросил Чарльз, откидываясь в кресле. Он считал, что Одри просто-напросто его предала, а тут — такое отношение…
— Ты — один из наших самых ценных авторов, естественно, мы должны тебя лелеять, разве нет?
Она прислала за ним для загородной поездки семейный «роллс-ройс» с шофером. Расположившись на заднем сиденье, Чарльз ехал, как магнат, попивая виски, и должен был признаться, что испытывает удовольствие. Но, едва очутившись на месте, он снова погрузился в уныние, тоска по Одри нахлынула с новой силой, и на закате он отправился один на далекую прогулку — его одолевали воспоминания и мучили сожаления: зачем, зачем он не остался в Харбине? Почему она не с ним?
Стемнело. Чарльз медленно брел обратно. Для чего только он сюда приехал? Какой смысл сидеть тут два дня в одиночестве, да еще не имея своей машины, так что и уехать нельзя? Он решил позвонить леди Вайолет и Джеймсу и пригласить их сюда.
Но, войдя в дом, Чарльз с удивлением увидел, что в гостиной жарко полыхает растопленный кем-то камин. Недоумевая, он остановился посреди комнаты. И вздрогнул от неожиданности, когда за спиной у него раздался голос:
— Привет, Чарльз.
Это была Шарлотта в серебристом облегающем шелковом платье. Она протягивала Чарльзу бокал шампанского. Совсем как в кино из светской жизни. Он с улыбкой шагнул ей навстречу. Только теперь он увидел, что она очень привлекательная женщина.
— А я и не знал, что тут предусмотрена еще и эта встреча.
Он взял у нее из руки бокал. Шарлотта была блондинка с большими темными глазами. Взгляд их был на редкость трезв и расчетлив.
— Она и не была предусмотрена, — сказала Шарлотта вкрадчивым голосом. В углу комнаты тихо играла пластинка. — Просто мне захотелось приехать и посмотреть, как ты тут…
Чарльз так давно страдал от одиночества, так измучился тоской по Одри. Он сел на кушетку рядом с Шарлоттой. На столике перед ними стояла бутылка с шампанским. И когда она наполовину опустела, они встали и перешли в просторную, удобную спальню. Шарлотта взяла инициативу на себя. Она сорвала с него одежду, умелыми пальцами возбудила его чувственность, прикосновениями губ привела в исступление, а когда свершилось наконец то, о чем она мечтала, издала восторженный победный крик, после чего вновь привлекла его к себе и уже не выпускала его из своих объятий всю ночь. Ненасытная, она словно пожирала его, но, возможно, именно это ему в тот момент и было ..нужно…
Шарлотта прилагала все усилия для того, чтобы доставить Чарльзу как можно больше удовольствия. И ей это удалось.
Никогда его тело не знало таких упоительных ощущений — никогда, кроме… Но он больше не позволял себе об этом думать. Там для него все было кончено.
Глава 21
Встреча с Аннабел прошла не совсем так, как рисовала ее себе Одри. Она знала, что сестра на нее злится, но такой злобной реакции все-таки не ожидала. За минувший год в их доме произошли перемены. Харкорт со своей интрижкой в Пало-Альто попался с поличным, не остались в тайне и еще два-три последовавших за этим романчика с ближайшими подругами Аннабел.
Между супругами завязалась открытая война. У Аннабел тоже уже был «романчик на стороне», как она сообщила Одри между прочим, расхаживая с рюмкой в руке по дедовской гостиной.
Одри, пораженная, смотрела, как она мечется по комнате, точно обезумевшая кошка, то и дело отпивая из рюмки и рассказывая о мужчине, с которым переспала.
— Что с тобой, Анни? Не так уж долго меня не было. Неужели ты настолько несчастлива с Харкортом? — От жалости у Одри разрывалось сердце. Ей никогда не нравился Харкорт, но он был избранник Аниабел, и потом, у них ведь двое детей. — Может быть, все еще как-то наладится, ты не думаешь?
Младшая сестра равнодушно передернула плечами.
— Не знаю.
На ней модный и, кажется, очень дорогой костюм. Тратить на себя как можно больше — для Аннабел это был действенный способ мести мужу, и, по-видимому, она пользовалась им вполне успешно.
— Как твоя малышка?
— Орет все время, — невзначай ответила Аннабел, и во взгляде ее Одри прочитала нечто странное, она затруднилась бы выразить это словами. Кажется, за минувший год Аннабел превратилась в зловредную, испорченную дамочку. От ее девической приятности не осталось и следа, и это с горечью в сердце не могла не заметить Одри.
— Мне очень жаль, Анни, что я не успела вернуться вовремя, чтобы тебе помочь, — ласково и вполне искренне сказала Одри, Но Аннабел ей не поверила.
— Да уж, как бы не так, — зло усмехнулась она. — Я слышала, ты и сама там время даром не теряла.
— Ты о чем? — не поняла Одри. Ее поразил враждебный тон сестры.
— Мюриел Браун рассказывала, что ты жила с каким-то мужчиной в Шанхае.
— Как это мило со стороны Мюриел Браун. — Теперь Одри тоже обозлилась.
— А что, не правда?
Одри покачала головой. То, как они это изображают, — не правда. Она не «жила с каким-то мужчиной», а была со своим любимым.
— Не правда.
— Чем-то же ты была там занята? Про сироток в приюте можешь мне сказки не рассказывать.
— И очень жаль. Потому что это как раз и есть правда.
— Вот как? — Ее сощуренные глаза злобно сверкнули. — А по-моему, тебе захотелось уклониться от ответственности, вот ты и наплевала на всех нас. Небось надеялась, что дед помрет, а ты приедешь и заграбастаешь денежки. Да вот досада, он еще живой! И я тоже собираюсь еще пожить. И не рассчитывай, что я стану вместо тебя за ним ухаживать. Я еще в своем уме.
Одри вскочила, пораженная ее словами.
— Что с тобой, Аннабел? Что изменилось за этот год?
Куда делась Аннабел, которую я знала и любила?
— Выросла, вот и все.
— Это ты называешь — вырасти? По-моему, это мерзость. Подумай, Аннабел. Ты губишь свою семью и ставишь под угрозу жизнь своих детей.
— Да ты-то что в этом понимаешь, мисс Вечная Девственница? Или у тебя с этим тоже перемены?
Еще мгновение, и Одри, кажется, схватила бы ее за горло и принялась душить, но тут вошел дед, и Одри сдержалась. Почувствовав, что пахнет крупной ссорой, он решил разрядить атмосферу и спросил у Аннабел, видела ли она Молли.
— Это еще кто? — недоуменно оглянулась она на сестру.
— Моя дочь, — ответила Одри, едва владея собой.
— Что-о?
Ее возглас разнесся по всему дому. Дед спрятал улыбку:
— Н-ну, не то чтобы совсем дочь…
— Нет, дочь!
Одри с вызовом посмотрела на деда и на сестру.
— Где же она?
Аннабел не могла поверить своим ушам. Она со всех ног бросилась вверх по лестнице в комнату Одри и увидела рядом с кроватью в плетеной корзине спящую крошку с раскосыми глазками.
— Ах ты, чтоб мне лопнуть! — выкрикнула она, скатившись по лестнице обратно. — Выходит, Мюриел Браун была права. И мало того — он еще, оказывается, китаец!
Она вся кипела от негодования.
— Мюриел Браун ошиблась, Аннабел. Мей Ли — сирота из моего приюта.
— Да уж!
Аннабел язвительно смеялась над воображаемым позором сестры.
— За что ты меня так возненавидела, Аннабел? Что я тебе сделала?
— Ты меня предала, вот что! — ответила Аннабел. — Взвалила на меня все — дом, детей, прислугу… из-за тебя мы не смогли поехать на отдых… ты погубила мою жизнь… ты даже брак мой погубила. А еще спрашиваешь.
Было очевидно, что Аннабел убеждена в том, что говорит.
— Каким же образом?
— Взвалила на меня все, а сама раз — и улизнула. На целый год! Наплевать тебе было, что я беременна, что мне нужна помощь, что… Э, какая разница! :
— Для меня — большая разница, Анни, — мрачно произнесла Одри. — Когда я уезжала, у меня была сестра. А теперь, как я вижу, у меня ее нет. Я думала, мы с тобой близкие люди и ты понимаешь, что мне необходимо было уехать. Все эти дела, которые ты перечислила, это твои заботы, а не мои.
— Раньше были твои.
— О том-то и речь. Тебе пора уже было самой управляться со своими делами… И Харкорт этого хотел…
— К черту Харкорта. — Аннабел опрокинула в рот рюмку и пошла к двери. У порога она оглянулась через плечо на Одри. — И тебя тоже к черту, если на то пошло. Ты целый год знать меня не хотела, а теперь и я тебя знать не хочу!
Глава 22
Первое время по возвращении Одри словно знакомилась заново со всем здешним укладом жизни. Все как будто изменилось — ив доме деда, и вокруг в мире. Как будто она прожила этот год на другой планете.
Экономическое положение в Америке улучшилось, об этом можно было судить и по тем переменам, которые Одри заметила в Сан-Франциско: город похорошел и выглядел процветающим.
Дед, правда, по-прежнему ругал Рузвельта и его еженедельные выступления по радио называл «дурацкими», а на замечание Одри, что страна, похоже, оправилась после депрессии, угрюмо посулил: «Погоди, еще увидишь».
Через несколько дней после ее приезда появились сообщения о кровавой нацистской чистке в Германии, жертвами которой оказались все, кто якобы злоумышлял против Гитлера, а таких оказалось свыше ста человек. Второго августа скончался президент Германии Гинденбург, и через две недели на президентских выборах победу одержал Адольф Гитлер, сохранивший и прежний титул — фюрер. Была создана самолетная компания «Эр Франс», в Штатах появились внутренние и континентальные авиалинии. Из страны в страну пошли новые поезда, хотя ни один из них по-прежнему не мог тягаться изяществом и добротной элегантностью с «Восточным экспрессом». У Одри голова шла кругом от этой череды сообщений — надо было за всем следить, да еще восполнять прошлогодние пробелы.
Однако больше всего изменилась сама Одри. Сан-Франциско стал казаться ей глубокой провинцией, и здешняя жизнь уже не захватывала ее целиком. Постоянные разговоры и пересуды — о нарядах, мужьях, званых ужинах — теперь не занимали ее. Все ее мысли были о Чарльзе, но ответа на отправленные ему два письма Одри не получила. И если раньше она время от времени все-таки предавалась светским развлечениям, то теперь стремилась только к одному: сидеть дома с дедушкой и малышкой. Дед тоже обратил на это внимание. Сначала он приписывал ее затворничество усталости. Но июль подходил к концу, и дед все внимательнее присматривался к Одри. Уже больше месяца, как она возвратилась домой, но до сих пор не повидалась со старыми друзьями. Уж не влюбилась ли его внучка во время путешествия по Востоку? Только бы. Боже упаси, не в азиата какого-нибудь. По временам он все еще с опаской поглядывал на ребенка. Но в личике малышки не было ничего европейского.
Характерная азиатская мордашка, и очень милая. Эдакий улыбчивый, жизнерадостный, добродушный карапуз. Одри не спускала с нее глаз, а дед упорно называл ее Молли.
Аннабел больше в доме деда не появлялась, из газет Одри узнала, что сестра с друзьями отправилась на модный курорт Кармел. Дед вопросов не задавал, хотя и знал об их ссоре.
Одри вообще словно не замечала ничего вокруг, целиком занятая хлопотами, связанными с переездом на лето к озеру.
Дед собирался в этом году провести там всего две-три недели.
Он теперь легко уставал и опасался, что высоко в горах ему будет не по себе. Восемьдесят два года все-таки. Он заметно сдал за последние месяцы, но оставался так же тверд в суждениях. Когда за утренним чаем между ними завязался очередной спор, Одри откинулась на спинку стула и впервые за много недель по-настоящему от души рассмеялась:
— Совсем как в добрые старые времена, верно, дедушка?
Дед тоже не прятал улыбку.
— Ты нисколько не поумнела за этот год. Впрочем, у отца твоего тоже от катания по свету ума не прибавилось. Но у него хоть хватало соображения не привозить с собой чужих младенцев.
Однако сказано это было не всерьез, и Одри только улыбнулась в ответ, а не взвилась, как бывало раньше. Она видела, что дедушка играет с малышкой, когда никого, по его мнению, нет поблизости, и умиляется ее агуканью. Он даже утверждал, будто девчушка уже умеет говорить «деда».
— Нет, ты слышала, Одри… Она сказала «деда»! Сообразительный ребенок!
Но он считал, что Одри взвалила себе на плечи непомерный груз, привезя в свою страну девочку, которая все равно будет здесь чужой.
— Да нет же, дедушка, я ее выращу как родную дочь, — успокаивала его Одри.
Но вот этого-то он как раз и опасался. И однажды вечером, когда они уже жили в летнем доме у озера, между ними состоялся откровенный разговор на эту тему.
— Родная из нее не получится. И потом, ведь ты тогда не сможешь найти себе мужа. Многие будут думать, что это и вправду твой ребенок.
— Ну и что? Какая разница?
Одри уже надоело жить с оглядкой на Людские предрассудки и эгоизм, надоело беспокоиться о том, что скажут знакомые и соседи. В Китае, вспоминала она, ей жилось гораздо проще, там боялись лишь бандитов и наводнений. Разумеется, тяготы той жизни уже подзабылись, ушли из памяти.
— Неужели кому-то жалко уделить Мей Ли немного от благ нормальной, цивилизованной жизни?
— Это потому, что она не такая, как они, детка. Отличие многих отпугивает. Люди во власти предрассудков.
— Но я буду рядом и всегда сумею за нее постоять!
Дед похлопал Одри по руке:
— Ну конечно, детка! Ты обо всех заботишься — и обо мне, и об Анни, и о других. У тебя очень доброе сердце. — Одри впервые слышала от деда такую похвалу и была растрогана. — Пора тебе позаботиться о себе самой, Одри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37