Он понял, что мисс Мэллоу старается угодить хозяину дома. Ему вдруг захотелось подойти и встряхнуть ее за плечи.
– А, лорд Дэмлер! Мы как раз обсуждаем последний номер Блэквуда, – приветствовал его Ашингтон.
– Нельзя ли придумать более интересную тему? – спросил Дэмлер, с неотразимой улыбкой кланяясь присутствующим. Он пришел последним.
Глаза Ашингтона сузились при этом замечании, а Пруденс взглянула на маркиза с нескрываемым удивлением.
– Здесь присутствуют не только писатели им может быть неинтересно, да и писателям тоже, – добавил Дэмлер, приветствуя особым поклоном миссис Ашингтон и некоего мистера Пайти, которые не принадлежали к писательской братии. Среди собравшихся сидела одна незнакомая дама, которой его не представили.
– Надеюсь, что мистер Кольридж и мисс Берни обладают достаточной широтой взглядов и способны питать интерес не только к тому, что пишется о них лично, – ответил Ашингтон.
– В самом деле? – произнес Дэмлер и занял единственный свободный стул. – Вы ждете от людей слишком многого. Из того, что вы написали в статье, трудно заключить, что вы считаете, что леди способны интересоваться чем-либо, кроме еды и нарядов.
– О, Дэмлер, вы несправедливы. Я никогда не отрицал, что дамы могут законно претендовать на интерес к общественным делам и отношениям между людьми. Думаю, что они сведущи в этих вопросах не хуже нас с вами.
– И даже больше нас, – ответил Дэмлер с некоторым вызовом. – Но так как обсуждается журнал, давайте спросим мисс Мэллоу, что она думает о критике в ее адрес.
– Считаю, что отзыв о моей работе вполне доброжелателен. Мне статья доставила удовольствие, – поспешила ответить Пруденс.
– Очень лестный отзыв, – подхватила мисс Берни. – Вы были правы, отметив мастерство мисс Мэллоу, доктор Ашингтон. Мисс Мэллоу и в самом деле сделала значительные успехи для столь молодого автора. – Мисс Берни поняла, что не должна была прерывать Пруденс и хотела, чтобы та снова вступила в разговор.
– Этими словами можно похвалить плотника и любого другого ремесленника, – парировал Дэмлер. – Но мисс Мэллоу работает не с деревом, она не изготавливает модные столы или кресла. Когда употребляют слово «мастерство» по отношению к писателю, имеют в виду огранку алмаза. Но где же сам камень? О нем вы забыли, доктор.
– Разрешите не согласиться с вами, Дэмлер, – вступил в спор Кольридж. Он говорил менторским тоном и своей яйцеобразной головой и греческим носом напоминал изваяние. – Мастерство писателя – это все. Моя тема часто вызывала неприятие у некоторых читателей, но манера письма всегда обеспечивала мне широкий круг почитателей.
– Для поэта форма важнее содержания. Поэзия должна быть лиричной, музыкальной. Поэты, часто специально не дают очень существенную информацию, чтобы не отвлекать внимание читателя от формы. Но серьезный романист не может позволить себе не сказать важного, он должен говорить о существенных вещах, это главное. Мастерство выражения для прозаика – только верхняя часть торта, его декоративная часть.
– Но писательница, автор-женщина, не пишет ради серьезных идей, ее обычно занимает интересная интрига.
– Как, разве у писательниц не бывает серьёзных тем? – Дэмлер устремил вопросительный взгляд на Пруденс. Она сдвинула брови и готова была вступить с ним в поединок.
Дэмлер уловил неудовольствие мисс Мэллоу и некоторое время вел себя вежливо по отношению к участникам спора, как вдруг заметил, что Ашингтон покровительственно похлопывает Пруденс по руке, а та спокойно принимает его снисходительный жест. Дэмлер резко поднялся, как раз в тот момент, когда мистер Пайти собирался рассказать ему о последнем заседании парламента, и подошел к Пруденс.
– Хотел узнать, Пруденс, каково ваше мнение о первом акте моей пьесы, – спросил он, как бы невзначай назвав ее по имени, чего он никогда раньше не делал в присутствии посторонних. – Как странно расставлены стулья в этой комнате, словно нарочно, чтобы разделить присутствующих на мелкие группки собеседников.
– Мне нужно посмотреть, готов ли обед, – сказал Ашингтон и удалился, недовольный вторжением, бросив на ходу:
– Полагаю, милорд, что вам угодно занять именно это место.
– Вы проницательны, доктор, – ответил Дэмлер и сел рядом с Пруденс.
– Ваш первый акт вы сегодня сыграли, когда появились в этом доме, милорд. Как и все последующие акты, он был неудачен. Что на вас нашло?
– Я говорил о Шилле и Могуле.
– Прекрасно понимаю, о чем вы говорили, ц надеюсь, что поняли меня не хуже.
– Какая скука нас сегодня ожидает. – Дэмлер окинул гостиную мрачным взглядом. – Кольридж ждет удобного случая, чтобы прочитать нам лекцию о своих новых воззрениях на литературу. А эта длинноносая Берни осаждает каждого, кто может ей быть полезен. Что касается вас и Ашингтона…
– Не продолжайте, его мать может услышать.
– Мне безразлично, пусть слушает. Я не потерплю, чтобы вы подлизывались к нему, это отвратительно.
К счастью, всех пригласили к столу. Ашингтон подскочил к мисс Мэллоу и подал ей руку. Дэмлеру ничего не оставалось, как предложить руку его матери, с другой стороны ее поддерживал мистер Пайти. Незнакомая Дэмлеру леди, некая мисс Гимбл, оказавшаяся глухонемой родственницей хозяев дома, направилась в столовую без сопровождения.
За столом сразу же завязался профессиональный разговор. Его начал Кольридж, уже в который раз решивший просветить общество по поводу того, как они с Вордсвортом пришли к мысли модернизировать поэтический стиль. Мисс Берни приветствовала его рассказ восторженными аплодисментами, отдав вслед за тем дань Дэмлеру, когда признала, что в своих «Песнях издалека» он сделал еще один шаг в этом направлении.
Однако после ее похвал общество разделилось. Ашингтон признавал только классические традиции и заявил, что не приветствует пренебрежения к классической форме со стороны современных поэтов.
– Если вы имеете в виду меня, – прервал его Дэмлер, – то от вашего внимания не должно ускользнуть, что я следую классической рифме Поупа.
– Мы говорим о разных вещах, я о яблоках вы об апельсинах, – возразил Ашингтон. – Поуп был ученым, философом. У него была классическая тема, он не рассказывал невероятные истории о кругосветных путешествиях.
– Вы хотели сказать, что имели в виду гнилые яблоки? – не унимался Дэмлер. – Для меня новость, что мое путешествие принимается за плод воображения. Мне казалось, что оно происходило реально, с реальными участниками. Для доказательства могу продемонстрировать свои шрамы.
– Что касается вымысла… – примирительно заметил Кольридж и напомнил, что писал «Кубла Хан» в состоянии наркотического опьянения, под влиянием паров опиума, чем объясняются бредовые идеи этого произведения.
Общество перешло к обсуждению опиума, его положительных и отрицательных сторон. Этой темой благополучно завершилось первое блюдо.
Когда подали второе, тема разговора изменилась. Ашингтон был поглощен тем, что выбирая для Пруденс лучшие креветки и заботливо подкладывал их ей в тарелку. Наблюдая за ним, Дэмлер снова перешел к литературе, но на этот раз говорил с большей запальчивостью.
– Что вы думаете о Шелли? – начал он, зная, что для Ашингтона это имя равносильно красной тряпке для быка.
– Подлец и мошенник, – взвился Ашингтон. – Его нужно выслать из страны или засадить в темницу. Развращает женщин, соблазняет девиц и проповедует атеизм и анархию… Предполагаю, что вы, Ваша Светлость, в восторге от него?
– Угадали. Мне он действительно очень симпатичен, – согласился Дэмлер, с удовольствием предвкушая поединок.
– Что именно вас привлекает в нем, его отрицание Бога или проповедь свободной любви?
– Из того, что вы назвали – его атеизм, – разумеется, Я сам атеист, слава Богу. – Его единственный глаз засветился насмешливыми огоньками. Пруденс напряглась, а мисс Берни разразилась взрывом хохота. Остальные онемели от неожиданности.
– Вы себе противоречите, – заметил Ашингтон, придя в себя.
– Как умно, что вы наконец-то заметили это, – засмеялся Дэмлер. – Но я говорил о Шелли как о поэте, его моральные устои к этому не имеют никакого отношения. Особенно мне нравятся его оды. В поэзии, что, кстати, относится и к прозе, мастерство владения слогом очень важно. Он настоящий поэт.
Ашингтон все еще не мог полностью успокоиться. Разрядил обстановку опять Кольридж. Он принял позу лектора. Изложив пространные соображения по затронутому вопросу, он перешел к другой теме, заговорив на этот раз о Шекспире. Поэт пытался обосновать свое глубокое убеждение, что ни одна из пьес великого Вильяма не была написана им самим. Ранее Кольридж прочитал серию лекций философскому обществу и теперь горел желанием повторить свои аргументы.
– Шекспир не мог написать эти пьесы, это ясно из того, в каком кругу он вращался, – заявил Кольридж. – Подумайте, кем он был, – браконьер, распутник, идиот.
– Почему вы считаете, что Шекспир был идиотом? – протянул нараспев Дэмлер.
Мистер Кольридж не любил, когда его перебивали во время лекций. Он смерил невежду презрительным взглядом и продолжал:
– Эти пьесы мог написать Бэкон или Марлоу.
– Бэкон, несомненно, был идиот, иначе бы он не верил в философский камень. Потратил годы жизни на его изучение. Что касается распутства, сам Донн, Как вам, вероятно, известно был далеко не ангел, но проповеди его отличались глубоким целомудрием. Этим же грешили многие великие писатели.
– Ваша приверженность принципам распутной жизни хорошо известна, лорд Дэмлер, – сказал Ашингтон, подмигнув Пруденс. – Но можно быть поэтом, не будучи распутником, и распутником, не будучи поэтом.
– Или и тем и другим, как Вильям Шекспир.
– Шекспир не писал пьес, которые ему приписывают! – заключил Кольридж. – Как я говорил в лекциях в 1811 году…
– И с тех пор неоднократно повторяли… – добавил Дэмлер.
Кольридж посмотрел на него с презрением, как на ничтожного червя.
– Все понимающие толк в драматургии люди единодушны в мнении, что он не мог написать ничего похожего на пьесы, которые утверждают его авторство.
– Вы консультировались со знатоками, спрашивали их мнение? – поинтересовался Дэмлер простодушно.
Наступило неловкое молчание. Выдержав паузу, Дэмлер продолжал:
– Repetitio est mater studiomm, – как говорим мы, ученые. Перевести для леди? Повторение – мать учения. Если мистер Кольридж повторяет с завидной регулярностью, что пьесы Шекспира написаны не им, а таинственным сообществом авторов, которые постыдились признаться в том, что создали величайшие творения, когда-либо произведенные на свет на английском языке, то мы все рано или поздно уверуем в эту чушь. Хорошо, согласен, пусть они не были написаны Шекспиром. Но их, безусловно, написал другой человек, безвестный тезка великого поэта.
Пруденс стоило труда сдержать улыбку, но заметив хмурые взгляды присутствующих писателей, она постаралась придать лицу серьезное выражение.
– Что касается места этих творений в литературе, – продолжал Кольридж, – то я твердо убежден, что Мильтон на две головы выше Шекспира.
– Этот старый мешок с трухой? Этот пуританин, лицемер?
– Вы путаете его личную жизнь с его творчеством, – вступился за Мильтона Кольридж.
– Неоригинальная ошибка. Некоторые путают личную жизнь Шекспира с его работами.
– Кто бы ни написал эти пьесы, – включилась в разговор Фанни Берни, – этот человек создал шедевры. Видели «Короля Лира» с Кино в главной роли?
Мисс Берни удалось отвлечь внимание разгневанных джентльменов от острой темы, и остаток трапезы прошел спокойно.
«Как красиво она сумела восстановить мир»» – подумала Пруденс. Интуитивно девушка чувствовала, что причиной раздора оказалась она сама. Дэмлер и Ашингтон напоминали двух собак, отбирающих кость друг у друга. О предмете поединка оба, казалось, забыли. Если бы у нее было больше опыта, она бы сумела примирить их. Но пригласить их на обед в обществе дяди Кларенса было немыслимо. Ни дядя, ни мать не обладали даром дипломатии, свойственной ей, и трудно было предвидеть, чем мог окончиться подобный эксперимент.
Спустя полчаса джентльмены присоединились к дамам в салоне. Пруденс с ужасом увидела, что оба – Дэмлер и Ашингтон – направляются, стараясь обогнать друг друга, к единственному свободному месту рядом с ней. Она быстро пересела к мисс Берни, чтобы поболтать с ней о шляпках. В разговоры такого рода мужчины не допускались. До нее долетели словесные удары, которые наносили двое мужчин друг другу. Кончилось тем, что у нее разболелась голова и она решила уехать.
Так как вечер тянулся вяло, другие гости поддержали идею мисс Мэллоу, раздались обычные возгласы благодарности и прощания.
– Я отвезу вас домой, – сказал Дэмлер.
– Нет, мисс Мэллоу отвезу я, – победоносно заявил Ашингтон.
– Зачем оставлять вашу матушку в одиночестве? – возразил маркиз.
– Она не одна. Мисс Гимбл приехала, чтобы жить у нас и присматривать за ней.
– Нет необходимости запрягать лошадей. Я хорошо знаю дорогу к дому Пруденс и проезжаю как раз мимо дверей ее дома.
– Я довезу ее до самых дверей, – настаивал Ашингтон. – Мы даже войдем внутрь, я заодно поздороваюсь с мистером Элмтри и вашей милой матушкой, мисс Мэллоу. Еще не поздно. Ну, как?
– Решайте, Пруденс, – предложил Дэмлер перекладывая тяжесть выбора на ее плечи.
– Мы договорились еще утром, что мистер Ашингтон отвезет меня домой, – сказала Пруденс и взяла доктора под руку, виновато улыбнувшись Дэмлеру.
– Тогда заеду к вам завтра, – ответил Дэмлер и отвернулся с деланным безразличием. Заметив, что мисс Берни стоит одна, он предложил подвезти ее. За ней приехал собственный экипаж, но она отослала кучера обратно, предпочтя совершить часовую поездку на мягких тигровых шкурах, покрывающих сиденья в карете маркиза.
Ашингтон проводил мисс Мэллоу только до двери. Он и не собирался встречаться с Элмтри ради бокала вина, который его непременно заставят выпить. В перебранке с Дэмлером ему важо было поставить того на место и доказать, что он имеет свои права на мисс Мэллоу. Пруденс, желая смягчить впечатление от поведения своего друга, попыталась извиниться за него.
– Боюсь, что лорд Дэмлер был не в своей тарелке сегодня. Мне показалось, что у него очень плохое настроение. Никогда не приходилось видеть его в таком состоянии.
– Он всегда такой. Головокружение от успехов. Стишки ничего собой не представляют. Я бы не стал писать о нем, но Блэквуд потребовал уделить ему место в журнале. Похоже, что он был навеселе, это единственное объяснение его странному поведению.
– Мне показалось, что он слишком много выпил, – заметила Пруденс, надеясь смягчить доктора.
– Он пришел уже изрядно выпив. С самого начала повел себя агрессивно. Не надо поддерживать с ним дружбу, он так неприлично фамильярничал, называя вас по имени.
Вечер, о котором Пруденс так мечтала, обернулся полным провалом. Дэмлер вел себя ужасно и непонятно. Почему он возненавидел Ашингтона? Единственный ответ, который она находила, удивил ее саму – Дэмлер ревнует ее. Так вести себя мог только ревнивый влюбленный, но, возможно, она ошибалась, и его ревность была вызвана ее книгами, а не ею лично. Однако он давал понять, что Ашингтон в статье был несправедлив к ней. Нет, Дэмлер не мог ревновать ее как женщину, ведь он хотел, чтобы она приняла предложение Севильи. Даже назвал ее отказ глупостью. Эта сторона ее жизни его совсем не волновала. Видимо, имелось другое объяснение, и ей любопытно было его узнать. Он обещал заехать завтра. Пруденс сгорала от нетерпения и решила, что тоже скажет пару теплых слов о разыгранном им спектакле.
ГЛАВА 12
На следующий день Дэмлер не пришел. Он злился на Пруденс и на самого себя за неумное поведение у Ашингтона и решил не идти к мисс Мэллоу. «Черт с ней», – подумал он и снова окунулся в беспорядочную жизнь, которую незадолго до этого хотел забыть, находясь под впечатлением нравоучений Пруденс о любви и различных степенях неиспорченности натуры. Что она могла знать о жизни? Какое ей до этого дело? Глупая маленькая вертихвостка! Так и стелется перед старым слабоумным доктором. Конечно, неумно было затевать перепалку с Кольриджем да еще в присутствии мисс Берни. Она разнесет сплетню, как сорока на хвосте.
Вместо Дэмлера в тот день Пруденс снова навестил Ашингтон. На этот раз предлогом явилась книга, английский перевод Вергилия, которую он принес мисс Мэллоу почитать. Ведь она проявила такой интерес к его библиотеке. Он сказал, что она может держать книгу, сколько сочтет нужным, но у него уже заготовлен еще один сюрприз для нее. Он собирается вечером выступать с лекцией и был бы рад ее присутствию там.
– Надеюсь, что лекция вас заинтересует – небольшое сообщение об упадке драмы. Мы намного отстали от времени Аристофана и Марло в этом отношении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– А, лорд Дэмлер! Мы как раз обсуждаем последний номер Блэквуда, – приветствовал его Ашингтон.
– Нельзя ли придумать более интересную тему? – спросил Дэмлер, с неотразимой улыбкой кланяясь присутствующим. Он пришел последним.
Глаза Ашингтона сузились при этом замечании, а Пруденс взглянула на маркиза с нескрываемым удивлением.
– Здесь присутствуют не только писатели им может быть неинтересно, да и писателям тоже, – добавил Дэмлер, приветствуя особым поклоном миссис Ашингтон и некоего мистера Пайти, которые не принадлежали к писательской братии. Среди собравшихся сидела одна незнакомая дама, которой его не представили.
– Надеюсь, что мистер Кольридж и мисс Берни обладают достаточной широтой взглядов и способны питать интерес не только к тому, что пишется о них лично, – ответил Ашингтон.
– В самом деле? – произнес Дэмлер и занял единственный свободный стул. – Вы ждете от людей слишком многого. Из того, что вы написали в статье, трудно заключить, что вы считаете, что леди способны интересоваться чем-либо, кроме еды и нарядов.
– О, Дэмлер, вы несправедливы. Я никогда не отрицал, что дамы могут законно претендовать на интерес к общественным делам и отношениям между людьми. Думаю, что они сведущи в этих вопросах не хуже нас с вами.
– И даже больше нас, – ответил Дэмлер с некоторым вызовом. – Но так как обсуждается журнал, давайте спросим мисс Мэллоу, что она думает о критике в ее адрес.
– Считаю, что отзыв о моей работе вполне доброжелателен. Мне статья доставила удовольствие, – поспешила ответить Пруденс.
– Очень лестный отзыв, – подхватила мисс Берни. – Вы были правы, отметив мастерство мисс Мэллоу, доктор Ашингтон. Мисс Мэллоу и в самом деле сделала значительные успехи для столь молодого автора. – Мисс Берни поняла, что не должна была прерывать Пруденс и хотела, чтобы та снова вступила в разговор.
– Этими словами можно похвалить плотника и любого другого ремесленника, – парировал Дэмлер. – Но мисс Мэллоу работает не с деревом, она не изготавливает модные столы или кресла. Когда употребляют слово «мастерство» по отношению к писателю, имеют в виду огранку алмаза. Но где же сам камень? О нем вы забыли, доктор.
– Разрешите не согласиться с вами, Дэмлер, – вступил в спор Кольридж. Он говорил менторским тоном и своей яйцеобразной головой и греческим носом напоминал изваяние. – Мастерство писателя – это все. Моя тема часто вызывала неприятие у некоторых читателей, но манера письма всегда обеспечивала мне широкий круг почитателей.
– Для поэта форма важнее содержания. Поэзия должна быть лиричной, музыкальной. Поэты, часто специально не дают очень существенную информацию, чтобы не отвлекать внимание читателя от формы. Но серьезный романист не может позволить себе не сказать важного, он должен говорить о существенных вещах, это главное. Мастерство выражения для прозаика – только верхняя часть торта, его декоративная часть.
– Но писательница, автор-женщина, не пишет ради серьезных идей, ее обычно занимает интересная интрига.
– Как, разве у писательниц не бывает серьёзных тем? – Дэмлер устремил вопросительный взгляд на Пруденс. Она сдвинула брови и готова была вступить с ним в поединок.
Дэмлер уловил неудовольствие мисс Мэллоу и некоторое время вел себя вежливо по отношению к участникам спора, как вдруг заметил, что Ашингтон покровительственно похлопывает Пруденс по руке, а та спокойно принимает его снисходительный жест. Дэмлер резко поднялся, как раз в тот момент, когда мистер Пайти собирался рассказать ему о последнем заседании парламента, и подошел к Пруденс.
– Хотел узнать, Пруденс, каково ваше мнение о первом акте моей пьесы, – спросил он, как бы невзначай назвав ее по имени, чего он никогда раньше не делал в присутствии посторонних. – Как странно расставлены стулья в этой комнате, словно нарочно, чтобы разделить присутствующих на мелкие группки собеседников.
– Мне нужно посмотреть, готов ли обед, – сказал Ашингтон и удалился, недовольный вторжением, бросив на ходу:
– Полагаю, милорд, что вам угодно занять именно это место.
– Вы проницательны, доктор, – ответил Дэмлер и сел рядом с Пруденс.
– Ваш первый акт вы сегодня сыграли, когда появились в этом доме, милорд. Как и все последующие акты, он был неудачен. Что на вас нашло?
– Я говорил о Шилле и Могуле.
– Прекрасно понимаю, о чем вы говорили, ц надеюсь, что поняли меня не хуже.
– Какая скука нас сегодня ожидает. – Дэмлер окинул гостиную мрачным взглядом. – Кольридж ждет удобного случая, чтобы прочитать нам лекцию о своих новых воззрениях на литературу. А эта длинноносая Берни осаждает каждого, кто может ей быть полезен. Что касается вас и Ашингтона…
– Не продолжайте, его мать может услышать.
– Мне безразлично, пусть слушает. Я не потерплю, чтобы вы подлизывались к нему, это отвратительно.
К счастью, всех пригласили к столу. Ашингтон подскочил к мисс Мэллоу и подал ей руку. Дэмлеру ничего не оставалось, как предложить руку его матери, с другой стороны ее поддерживал мистер Пайти. Незнакомая Дэмлеру леди, некая мисс Гимбл, оказавшаяся глухонемой родственницей хозяев дома, направилась в столовую без сопровождения.
За столом сразу же завязался профессиональный разговор. Его начал Кольридж, уже в который раз решивший просветить общество по поводу того, как они с Вордсвортом пришли к мысли модернизировать поэтический стиль. Мисс Берни приветствовала его рассказ восторженными аплодисментами, отдав вслед за тем дань Дэмлеру, когда признала, что в своих «Песнях издалека» он сделал еще один шаг в этом направлении.
Однако после ее похвал общество разделилось. Ашингтон признавал только классические традиции и заявил, что не приветствует пренебрежения к классической форме со стороны современных поэтов.
– Если вы имеете в виду меня, – прервал его Дэмлер, – то от вашего внимания не должно ускользнуть, что я следую классической рифме Поупа.
– Мы говорим о разных вещах, я о яблоках вы об апельсинах, – возразил Ашингтон. – Поуп был ученым, философом. У него была классическая тема, он не рассказывал невероятные истории о кругосветных путешествиях.
– Вы хотели сказать, что имели в виду гнилые яблоки? – не унимался Дэмлер. – Для меня новость, что мое путешествие принимается за плод воображения. Мне казалось, что оно происходило реально, с реальными участниками. Для доказательства могу продемонстрировать свои шрамы.
– Что касается вымысла… – примирительно заметил Кольридж и напомнил, что писал «Кубла Хан» в состоянии наркотического опьянения, под влиянием паров опиума, чем объясняются бредовые идеи этого произведения.
Общество перешло к обсуждению опиума, его положительных и отрицательных сторон. Этой темой благополучно завершилось первое блюдо.
Когда подали второе, тема разговора изменилась. Ашингтон был поглощен тем, что выбирая для Пруденс лучшие креветки и заботливо подкладывал их ей в тарелку. Наблюдая за ним, Дэмлер снова перешел к литературе, но на этот раз говорил с большей запальчивостью.
– Что вы думаете о Шелли? – начал он, зная, что для Ашингтона это имя равносильно красной тряпке для быка.
– Подлец и мошенник, – взвился Ашингтон. – Его нужно выслать из страны или засадить в темницу. Развращает женщин, соблазняет девиц и проповедует атеизм и анархию… Предполагаю, что вы, Ваша Светлость, в восторге от него?
– Угадали. Мне он действительно очень симпатичен, – согласился Дэмлер, с удовольствием предвкушая поединок.
– Что именно вас привлекает в нем, его отрицание Бога или проповедь свободной любви?
– Из того, что вы назвали – его атеизм, – разумеется, Я сам атеист, слава Богу. – Его единственный глаз засветился насмешливыми огоньками. Пруденс напряглась, а мисс Берни разразилась взрывом хохота. Остальные онемели от неожиданности.
– Вы себе противоречите, – заметил Ашингтон, придя в себя.
– Как умно, что вы наконец-то заметили это, – засмеялся Дэмлер. – Но я говорил о Шелли как о поэте, его моральные устои к этому не имеют никакого отношения. Особенно мне нравятся его оды. В поэзии, что, кстати, относится и к прозе, мастерство владения слогом очень важно. Он настоящий поэт.
Ашингтон все еще не мог полностью успокоиться. Разрядил обстановку опять Кольридж. Он принял позу лектора. Изложив пространные соображения по затронутому вопросу, он перешел к другой теме, заговорив на этот раз о Шекспире. Поэт пытался обосновать свое глубокое убеждение, что ни одна из пьес великого Вильяма не была написана им самим. Ранее Кольридж прочитал серию лекций философскому обществу и теперь горел желанием повторить свои аргументы.
– Шекспир не мог написать эти пьесы, это ясно из того, в каком кругу он вращался, – заявил Кольридж. – Подумайте, кем он был, – браконьер, распутник, идиот.
– Почему вы считаете, что Шекспир был идиотом? – протянул нараспев Дэмлер.
Мистер Кольридж не любил, когда его перебивали во время лекций. Он смерил невежду презрительным взглядом и продолжал:
– Эти пьесы мог написать Бэкон или Марлоу.
– Бэкон, несомненно, был идиот, иначе бы он не верил в философский камень. Потратил годы жизни на его изучение. Что касается распутства, сам Донн, Как вам, вероятно, известно был далеко не ангел, но проповеди его отличались глубоким целомудрием. Этим же грешили многие великие писатели.
– Ваша приверженность принципам распутной жизни хорошо известна, лорд Дэмлер, – сказал Ашингтон, подмигнув Пруденс. – Но можно быть поэтом, не будучи распутником, и распутником, не будучи поэтом.
– Или и тем и другим, как Вильям Шекспир.
– Шекспир не писал пьес, которые ему приписывают! – заключил Кольридж. – Как я говорил в лекциях в 1811 году…
– И с тех пор неоднократно повторяли… – добавил Дэмлер.
Кольридж посмотрел на него с презрением, как на ничтожного червя.
– Все понимающие толк в драматургии люди единодушны в мнении, что он не мог написать ничего похожего на пьесы, которые утверждают его авторство.
– Вы консультировались со знатоками, спрашивали их мнение? – поинтересовался Дэмлер простодушно.
Наступило неловкое молчание. Выдержав паузу, Дэмлер продолжал:
– Repetitio est mater studiomm, – как говорим мы, ученые. Перевести для леди? Повторение – мать учения. Если мистер Кольридж повторяет с завидной регулярностью, что пьесы Шекспира написаны не им, а таинственным сообществом авторов, которые постыдились признаться в том, что создали величайшие творения, когда-либо произведенные на свет на английском языке, то мы все рано или поздно уверуем в эту чушь. Хорошо, согласен, пусть они не были написаны Шекспиром. Но их, безусловно, написал другой человек, безвестный тезка великого поэта.
Пруденс стоило труда сдержать улыбку, но заметив хмурые взгляды присутствующих писателей, она постаралась придать лицу серьезное выражение.
– Что касается места этих творений в литературе, – продолжал Кольридж, – то я твердо убежден, что Мильтон на две головы выше Шекспира.
– Этот старый мешок с трухой? Этот пуританин, лицемер?
– Вы путаете его личную жизнь с его творчеством, – вступился за Мильтона Кольридж.
– Неоригинальная ошибка. Некоторые путают личную жизнь Шекспира с его работами.
– Кто бы ни написал эти пьесы, – включилась в разговор Фанни Берни, – этот человек создал шедевры. Видели «Короля Лира» с Кино в главной роли?
Мисс Берни удалось отвлечь внимание разгневанных джентльменов от острой темы, и остаток трапезы прошел спокойно.
«Как красиво она сумела восстановить мир»» – подумала Пруденс. Интуитивно девушка чувствовала, что причиной раздора оказалась она сама. Дэмлер и Ашингтон напоминали двух собак, отбирающих кость друг у друга. О предмете поединка оба, казалось, забыли. Если бы у нее было больше опыта, она бы сумела примирить их. Но пригласить их на обед в обществе дяди Кларенса было немыслимо. Ни дядя, ни мать не обладали даром дипломатии, свойственной ей, и трудно было предвидеть, чем мог окончиться подобный эксперимент.
Спустя полчаса джентльмены присоединились к дамам в салоне. Пруденс с ужасом увидела, что оба – Дэмлер и Ашингтон – направляются, стараясь обогнать друг друга, к единственному свободному месту рядом с ней. Она быстро пересела к мисс Берни, чтобы поболтать с ней о шляпках. В разговоры такого рода мужчины не допускались. До нее долетели словесные удары, которые наносили двое мужчин друг другу. Кончилось тем, что у нее разболелась голова и она решила уехать.
Так как вечер тянулся вяло, другие гости поддержали идею мисс Мэллоу, раздались обычные возгласы благодарности и прощания.
– Я отвезу вас домой, – сказал Дэмлер.
– Нет, мисс Мэллоу отвезу я, – победоносно заявил Ашингтон.
– Зачем оставлять вашу матушку в одиночестве? – возразил маркиз.
– Она не одна. Мисс Гимбл приехала, чтобы жить у нас и присматривать за ней.
– Нет необходимости запрягать лошадей. Я хорошо знаю дорогу к дому Пруденс и проезжаю как раз мимо дверей ее дома.
– Я довезу ее до самых дверей, – настаивал Ашингтон. – Мы даже войдем внутрь, я заодно поздороваюсь с мистером Элмтри и вашей милой матушкой, мисс Мэллоу. Еще не поздно. Ну, как?
– Решайте, Пруденс, – предложил Дэмлер перекладывая тяжесть выбора на ее плечи.
– Мы договорились еще утром, что мистер Ашингтон отвезет меня домой, – сказала Пруденс и взяла доктора под руку, виновато улыбнувшись Дэмлеру.
– Тогда заеду к вам завтра, – ответил Дэмлер и отвернулся с деланным безразличием. Заметив, что мисс Берни стоит одна, он предложил подвезти ее. За ней приехал собственный экипаж, но она отослала кучера обратно, предпочтя совершить часовую поездку на мягких тигровых шкурах, покрывающих сиденья в карете маркиза.
Ашингтон проводил мисс Мэллоу только до двери. Он и не собирался встречаться с Элмтри ради бокала вина, который его непременно заставят выпить. В перебранке с Дэмлером ему важо было поставить того на место и доказать, что он имеет свои права на мисс Мэллоу. Пруденс, желая смягчить впечатление от поведения своего друга, попыталась извиниться за него.
– Боюсь, что лорд Дэмлер был не в своей тарелке сегодня. Мне показалось, что у него очень плохое настроение. Никогда не приходилось видеть его в таком состоянии.
– Он всегда такой. Головокружение от успехов. Стишки ничего собой не представляют. Я бы не стал писать о нем, но Блэквуд потребовал уделить ему место в журнале. Похоже, что он был навеселе, это единственное объяснение его странному поведению.
– Мне показалось, что он слишком много выпил, – заметила Пруденс, надеясь смягчить доктора.
– Он пришел уже изрядно выпив. С самого начала повел себя агрессивно. Не надо поддерживать с ним дружбу, он так неприлично фамильярничал, называя вас по имени.
Вечер, о котором Пруденс так мечтала, обернулся полным провалом. Дэмлер вел себя ужасно и непонятно. Почему он возненавидел Ашингтона? Единственный ответ, который она находила, удивил ее саму – Дэмлер ревнует ее. Так вести себя мог только ревнивый влюбленный, но, возможно, она ошибалась, и его ревность была вызвана ее книгами, а не ею лично. Однако он давал понять, что Ашингтон в статье был несправедлив к ней. Нет, Дэмлер не мог ревновать ее как женщину, ведь он хотел, чтобы она приняла предложение Севильи. Даже назвал ее отказ глупостью. Эта сторона ее жизни его совсем не волновала. Видимо, имелось другое объяснение, и ей любопытно было его узнать. Он обещал заехать завтра. Пруденс сгорала от нетерпения и решила, что тоже скажет пару теплых слов о разыгранном им спектакле.
ГЛАВА 12
На следующий день Дэмлер не пришел. Он злился на Пруденс и на самого себя за неумное поведение у Ашингтона и решил не идти к мисс Мэллоу. «Черт с ней», – подумал он и снова окунулся в беспорядочную жизнь, которую незадолго до этого хотел забыть, находясь под впечатлением нравоучений Пруденс о любви и различных степенях неиспорченности натуры. Что она могла знать о жизни? Какое ей до этого дело? Глупая маленькая вертихвостка! Так и стелется перед старым слабоумным доктором. Конечно, неумно было затевать перепалку с Кольриджем да еще в присутствии мисс Берни. Она разнесет сплетню, как сорока на хвосте.
Вместо Дэмлера в тот день Пруденс снова навестил Ашингтон. На этот раз предлогом явилась книга, английский перевод Вергилия, которую он принес мисс Мэллоу почитать. Ведь она проявила такой интерес к его библиотеке. Он сказал, что она может держать книгу, сколько сочтет нужным, но у него уже заготовлен еще один сюрприз для нее. Он собирается вечером выступать с лекцией и был бы рад ее присутствию там.
– Надеюсь, что лекция вас заинтересует – небольшое сообщение об упадке драмы. Мы намного отстали от времени Аристофана и Марло в этом отношении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26