Мне следовало бы вместе с мисс Ледой помочь тебе выбрать что-нибудь.
Мистер Джерард стоял молча, не выразив огорчения, но когда она подошла к матери, взяла колье и обвила его вокруг шеи леди Тэсс, заметив, как оно ей идет, он отвел от них взгляд.
– Это подошло бы и любой из дам, – галантно заметил лорд Эшланд.
Мистер Джерард улыбнулся. Он сделал это легко, свободно. А затем он приблизился к леди Тэсс и помог ей застегнуть ожерелье на ее шее. Она взглянула на него, сжала руку с выражением, очень похожим на то, что было у нее, когда она высказывала свое сожаление миссис Голдборо по поводу опасности, которой подверглись ее дочери при нападении ягуара.
– Не хотите ли еще немного бренди? – обратилась Леда к леди Уитбери, желая как-то разрядить обстановку.
Как заведенная, леди Уитбери пустилась в свои постоянные рассуждения о вреде сладких напитков, об опасностях для организма, связанных с ними, и о воздействии вишневого бренди, в частности. Леди Тэсс сидела на стуле с колье, сверкающем на ее шее. Лорд Эшланд вовлек мистера Джерарда в беседу о последних новостях из Нью-Йорка – тему столь нейтральную, что все остальные возобновили свои прежние разговоры.
Леда подумала, что мистер Джерард найдет предлог, чтобы извиниться и уйти, но в конце концов, это сделала она сама. Ей хотелось плакать, неизвестно почему.
Леда поздно сидела в своей комнате, просматривая снова и снова «Описания особенностей японской культуры». приходя к мысли подарить шефу эту книгу на Рождество. Простой, изысканный подарок, полный намеков. Это недорого.
В конце концов она перестала листать книгу и улеглась в постель, хотя и лежала без сна, упершись подбородком в подушку.
После того, как дом погрузился в тишину, она ощутила в темноте его присутствие. Не было ни звука, ни движения, которое она могла бы уловить. Леда вообразила, что он здесь.
– Мистер Джерард, – она села в постели.
Никакого ответа.
Было несколько странным разговаривать в пустой комнате, но поскольку ее никто не слушал, она снова заговорила.
– Я надеюсь, вы не очень разочарованы, что так вышло с леди Кэй.
Ответа также не последовало. Она взбила подушки, легла вниз затылком. Комната была погружена в полную тишину и темноту.
– Я бы хотела подарить вам золотых рыбок. – Оказалось приятным разговаривать с темнотой, вообразив, что он здесь. Говорить то, что она никогда не отважилась бы сказать ему в лицо. – Я не думаю, что леди Кэй когда-нибудь подарила бы вам золотых рыбок с длинными хвостами. Они очень милые, не то что носовые платки. Мне хотелось увидеть одну из них когда-нибудь.
Леда подобрала ноги и обхватила их руками, упершись щекой в колени, строя в мыслях воздушные замки.
– Я хотела бы, чтобы у меня был свой сад с прудом, полным золотых рыбок с хвостами, как шелк. Вы думали о таких вещах, мистер Джерард? О чем думают джентльмены, хотела бы я знать? – Она обдумала ответ и ответила сама себе. – О политике, я полагаю, очень скучно быть мужчиной.
Она уставилась в темноту.
Дамы с Южной улицы предостерегали по поводу присутствия мужчины в доме.
Мужчины были окутаны тайной: угрожающие и успокаивающие, уклончивые и прямолинейные, полные странных страстей и неожиданностей.
– Мистер Джерард… – прошептала она, боясь даже в темноте, наедине с собой спросить это вслух. – Почему вы коснулись меня? Почему вы так смотрели в зеркало?
Она вспомнила, о чем ее предупреждали дамы с Южной улицы. Она не думала, чтобы они когда-нибудь встречали такого джентльмена, как мистер Джерард. Она сложила руки и обратилась к воображаемому человеку в темноте:
– Я хочу, чтобы вы снова это сделали… Она прижала пальцы ко рту, потрясенная. Но это желание было реальным, очень реальным, она выразила то, что чувствовала: беспокойство и страдание, готовые пролиться слезы. Она не только была так идиотски влюблена в мистера Джерарда, она с тоской ждала его прикосновения.
Леда понимала свое глупое и унизительное состояние. Взбив подушки, она ощутила, что горячие слезы катятся у нее по щекам. Какой одинокой может оказаться жизнь для женщины деликатной и утонченной, без положения, никому не нужной.
25
– Я хочу, чтобы вы снова это сделали.
Сэмьюэл стоял молча, неподвижно, охваченный искушением. Он видел в темноте внешним и внутренним взором, мог закрыть глаза и почувствовать ее слезы.
Он не знал, почему она плачет.
В тот момент он думал, что хочет только ответить ей. «Я хочу…» – сказала она, и твердая земля обрушилась под ним, почва под ним заколебалась.
Она внезапно села, встрепенувшись, зашуршало постельное белье.
– Мистер Джерард?
Он откинул голову назад. Как мог он подумать, что она не почувствует его присутствия? Он излучал желание. Он горел, как открытое пламя, невидимый факел в ночной комнате.
Она всхлипнула – приглушенный звук выдал попытку удержать слезы.
– Я знаю, что вы здесь.
– Да, – сказал он.
Она слабо вскрикнула, услышав его голос. Он слышал ее частое и нежное дыхание.
Прошла минута. Ничто не двигалось.
– О боже! – ее голос слегка дрожал. – Я думаю, вы какое-то время уже находились здесь. Вы, наверное, слышали меня. Какое унижение!
Эти слова заставили его улыбнуться. Ему до боли захотелось протянуть руку и взять в ладони ее волосы.
Но… он этого не сделал. Ему следовало сдержать черный огонь, который бежал по его венам и сжигал его.
Он почувствовал какое-то движение.
Ноги ее коснулись пола.
– Я должна найти свою одежду, если вы хотите продолжить разговор.
Она встала, распущенные по плечам волосы и аромат сна, тепло женщины было под ночной сорочкой. Он не смел поддаться искушению. Но его воля и его действия шли вразрез друг с другом. Он стоял, как вкопанный, хотя в нем билась жизнь, и допустил, что в темноте она наткнулась на него.
Хотя Леда протянула руки, чтобы идти в темноте, она ударилась о его грудь, как о стену. Он схватил ее за руку, удерживая от падения.
– Я не хочу продолжать разговор. Голос его был глухим и хриплым. Он был весь во власти противоречий.
– О! – она стояла в его объятиях. – Что же теперь?
– Что ты захочешь. Что ты скажешь. Она подняла лицо.
– Золотых рыбок?
– Господи Иисусе! – он взял ее за щеки, склонил голову к ее рту.
– Вот это. Я хочу этого.
Его губы коснулись ее. Ощущение тяжести давило его, невыносимое напряжение. Кэй, снова Кэй. Именно это сковывало его тело и душу. Он не мог этого допустить. Это была катастрофа.
Сэмьюэл не знал, как целуют женщин. Он думал, что достаточно прижать свой закрытый рот к ее рту, но прикосновение обезоружило его. Нежность ее щеки вызвала беззвучные радостные содрогания во всем его теле. Он приоткрыл свой рот, вдыхая, чувствуя ее глубоко в себе, и в тот же момент коснулся языком уголка ее губ.
Ее тело затрепетало. Он почувствовал в темноте ее румянец, ее тепло. Она подняла руки и отстранилась.
– Я считаю, что вы, должно быть, огорчились, как было принято ваше колье?
Ему было наплевать на колье. Осталась только одна ступенька к цели, что влекла его.
– Осмелюсь сказать – поэтому вы здесь. – Ее голос был почти беззвучен. – Я хотела, чтобы вы не спешили дарить это. Я посоветовала, что… О, господи, мистер Джерард!
Как она могла вообразить, почему он здесь? Он стоял, держа ее, вкушая ее, чувствуя ее возбуждение, зная, что он в своей серой одежде сливается с тенями. Он сомневался, могла ли она даже увидеть его, – и внезапно он отпустил ее, колдовским движением скрестил руки и зажег огонь в открытой ладони, холодный синий огонь, как отблеск океана, отразившийся на его лице, на пышных рукавах и кружевной отделке белого пеньюара.
Он почувствовал себя отрешенным – мрак больше не скрывал его.
Она на мгновение взглянула на светящийся камень на его ладони, а догом на него самого. При эфирном освещении она казалась смущенной, более живой, чем он представлял, – блеск ее рассыпавшихся волос, бархатистые линии лица, – все его запретные фантазии ожили. Он уже погасил свет, боясь ее напугать – черный воитель, возникший по волшебству из ночи, осуществивший то, что хотел.
– – О, – сказала она тихим ровным голосом. – Вам нельзя быть здесь. Боюсь, что это очень глупо, мистер Джерард. Все это ужасно нежелательно.
Он закрыл глаза, его кулак крепко сжал камень.
– Позвольте мне лечь с вами, – прошептал он.
– Я не думаю… это невозможно… – произнесла она изумленно. – Со мной?
Он обнял ее, тыльной стороной ладони тронул ее щеку, мерцающий огонь едва светился между его пальцев.
– Здесь. Сейчас.
Она колебалась, как если бы совсем не поняла его.
– Рискну сказать, что сегодня вы утомлены, чтобы так поздно не спать…
Он поднял рукой ее подбородок.
– Я не утомлен.
– О, – она глянула ему в глаза, – о, вам настолько одиноко? Если бы это был не столь неподходящий час, я бы попросила, чтобы дали чай.
Одиноко. Боже. Такой горячий, напряженный и одинокий.
Он открыл руку, и призрачный свет на мгновение осветил, как он целовал ее шею. Хрупкость девушки была такой женственной, как у цветка, а скрытый жар ее тела, глубокий, возбуждающий, как невидимое горение, которое зажгло камень и вспыхивало в нем.
– О, не надо, – её голос срывался, руки слегка дрожали, когда она беспомощно отталкивала его за плечи. – Это непристойно.
Это было непристойно. Это было безумие. Но он ее не отпустил. Обхватил ее спину, прижимая к себе. Кружевной воротник ее коснулся его. Он опустил светящийся камень на пол, и ее волосы скользнули всей своей массой ему на руки. Волнение охватило его. Он мечтал об этом, когда впервые увидел ее при дневном свете, в ателье, когда он наклонился и поднял запечатанное письмо, адресованное ей, и понял, что оно означало.
Он делал усилие, продвигая ее назад к постели. Она покорилась, колеблясь, и эта покорность означала, что она даже не понимала, какая сила ее вела.
У края постели его опыт заканчивался, несмотря на его голод, на его мечты, на его чувства. Он глубоко, неровно Дышал. Прислонился лбом к ее плечу.
– Я не причиню вам боль, – прошептал он.
– Нет, – сказала она, – конечно, нет.
Ее доверчивость поразила его. Она не могла доверять ему, он лгал, он знал это, но не остановился. Он отказывался от шестнадцати лет синяков и пота, и всех намерений, медленно опускаясь на колени и притягивая к себе ее. Он прижался ртом к ее телу, ощутил нежную грудь. Фланель держала ее аромат и тепло.
– О… мистер Джерард, – ее слабый протест был едва слышен в ночном воздухе.
– Ты сказала, что ты этого хотела. – Он скользнул руками ниже и обнял ее за талию. Он мечтал об этом, мечтал тысячу лет.
В голосе ее прозвучало сомнение.
– Я думаю, потому что моя мать была француженкой…
Ее рука легла ему на волосы. Он повернул голову и поцеловал ее ладонь. Она не отстранилась, и он поцеловал ее руку.
Сэмюэль ощутил ее спокойствие. Она нежно гладила прядь его волос.
Это отняло все силы, которыми он сдерживал себя. Он держал ее так, как будто она вот-вот исчезнет из его рук. Он желал, чтобы его прикосновения подчинили ее ему – его пальцы ласкали ее: изгибы под грудью, окружность бедер. Его охватил такой жар, что он боялся испугать ее, если он не сдержит своих порывов.
Сколько он помнил себя, он никогда так не касался женщины. В его жизни были быстрые и короткие объятия Кэй, или недолгие, спокойные приветствия леди Тэсс. Сладость объятия обрадовала его, он готов был глупо заплакать, чувствуя ее тепло своим лицом и своими руками.
Он хотел ей признаться, но у него не было слов. Он хотел сказать: тепло, нежность, мягкость, твои волосы, твои прекрасные распущенные волосы, твои руки, твои кисти… ты понимаешь? Я не причиню тебе боли. Я не хочу причинить тебе боль. Я умираю.
Ее рука покоилась на его шее. Он слышал ее дыхание и то, как поднимались и опускались ее груди возле его щеки.
– Я боюсь, мы переходим грань. – Ее рука слегка напряглась. Она приподняла прядь его волос, провела по ней пальцем и отпустила. – Но, дорогой сэр… я тоже чувствовала себя одиноко.
– Леда, – только ответил он хриплым шепотом. Медленно, очень медленно, чтобы не испугать ее, он поднялся.
Ленточка держала на шее ее пеньюар; он потянул за узел и отпустил. Его рука скользнула ниже, он ожидал найти пуговицы, как на мужской рубашке, но их не было. Его палец отстегнул легкие сатиновые петли, которые свободно соскочили с маленьких перламутровых пуговиц, спускающихся почти до талии.
Ее тело застыло, как только он это сделал.
– Не бойся меня, – сказал он с силой. Его мускулы были напряжены, его собственное тело стало чужим, как будто он двигался в тяжелых доспехах.
Леда пристально посмотрела на него. Сэмьюэл увидел, что она страшится, что – боже! – до этого момента она его на самом деле не понимала, не ожидала этого, не остановила его, а сейчас к ее губам подступают слова, чтобы отвергнуть его.
Он не мог этого допустить. Закрыл ей рот своими губами, безжалостным поцелуем остановил эти слова, прижал ее к себе, рукой лаская волосы. Он нарушил свое обещание, поцелуй причинил ей боль, должен был причинить, потому что ему самому было больно.
Его уверенная сила преодолела ее равновесие, и он опустил ее на постель во всю длину рядом с собой.
Волосы ее веером покрыли лицо. Она упиралась руками в его плечи. Он завис над нею, тяжело дыша: им владели инстинкт, память и желание. Его тело двигалось по ее телу, так близко, так близко от взрыва, ее ноги находились по всей длине с его ногами, их разделяла только тонкая ткань.
Мерцающий камень освещал едва заметные очертания комнаты. Леда лежала в тени с широко открытыми глазами, отстраняясь от него.
Ее силу он мог бы преодолеть мгновенно, и они оба это знали. Но она взглянула на него с отчаянием и достоинством.
– Я уверена, мистер Джерард… вы будете сожалеть, если поведете себя недостойно…
Он мог бы посмеяться над этим обращением к его чести в такой момент. Но ее лицо… на ее лице он увидел сомнение, веру, серьезность, идущую от сердца зависимость от него… и милую, невероятную храбрость: героизм маленького беззащитного существа, почуявшего опасность.
Своей слабостью она победила его. Он не мог продолжать и не мог ее оставить.
Продолжая обнимать ее, он опустился, дрожа, положив голову возле ее уха.
Леда лежала в его объятиях, она не сопротивлялась. Он был тяжелым, крепко держал ее, но это казалось скорее успокаивающим, чем наоборот.
Прошло довольно долгое время, как она почувствовала, что его объятия медленно ослабевают, он пошевелился, передвинувшись к ее боку, все еще держа ее, но не так близко. Ни он, ни она не произнесли ни слова.
В конце концов она задремала, все время просыпаясь и видя его рядом, радостная и смущенная этим. Это было так невероятно. Чудесно.
Вперемешку со сном она вспоминала: он попросил ее лечь с ним, и кто бы мог подумать о такой странной фантазии? Кто бы мог подумать, что это окажется столь радостным? Она лежала непривычно, поперек кровати, без подушки – просыпаясь в уютном тепле, вздрагивая от жесткой руки под своей головой. Стоило ей проснуться, он передвигал руку, успокаивающим жестом разглаживал ее волосы, и было естественно и уютно устроиться на его руках, возле его тела, и снова заснуть.
Чужеземный камень давно уже погас – слабые сумерки рассвета начали проникать в комнату.
Очнувшись ото сна, ее первым смутным впечатлением была черная тень возле нее. Слишком черная, чтобы увидеть очертания или детали. Затем она различила ее форму, заметила линию ноги, подбородок, руку, обнимающую ее. Она полностью открыла глаза. Он наблюдал за нею. На расстоянии шести дюймов она могла видеть его темные, загнутые на краях ресницы. Его глаза были прозрачно-серые, подобно краскам зимнего утра в момент, когда звездный свет переходит в день.
Его бодрствование, то, как она была уложена и укрыта от холода его теплом, говорило о том, что он вовсе не спал.
Внезапный ужас охватил ее. Она вспомнила, что случилось много лет тому назад, в ее школьные годы – с горничной и ее кавалером. Повар шептал угольщику: «Она спит с ним, не думай, что я вру!» И после этого горничная была отослана под первым предлогом, о котором мисс Миртл никогда не говорила.
Леда смотрела в его глаза, цвета утреннего рассвета.
Она спала с ним.
О господи!
Ночью она поняла, что от чего-то спаслась, а при дневном свете – что она пропала, уйдя далеко за пределы наставлений мисс Миртл. Он был в ее комнате. Он касался ее. Раздевал. Он целовал ее так, как не целуют порядочных незамужних женщин. Она спала с ним.
Леда вздрогнула. Его рука лежала на ее плече. Он обвил рукой ее шею, а потом пропустил через свои пальцы ее волосы. Каштановые локоны упали с его пальцев. Он приподнялся на одной руке.
Святые небеса! Это уже произошло! Она спала с ним. В ее сердце не было стыда или раскаяния.
Он начал отодвигаться от нее, и она поняла, что он собрался уйти. Без причины, ничего не имея в виду, она поднялась и схватила его за кисть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Мистер Джерард стоял молча, не выразив огорчения, но когда она подошла к матери, взяла колье и обвила его вокруг шеи леди Тэсс, заметив, как оно ей идет, он отвел от них взгляд.
– Это подошло бы и любой из дам, – галантно заметил лорд Эшланд.
Мистер Джерард улыбнулся. Он сделал это легко, свободно. А затем он приблизился к леди Тэсс и помог ей застегнуть ожерелье на ее шее. Она взглянула на него, сжала руку с выражением, очень похожим на то, что было у нее, когда она высказывала свое сожаление миссис Голдборо по поводу опасности, которой подверглись ее дочери при нападении ягуара.
– Не хотите ли еще немного бренди? – обратилась Леда к леди Уитбери, желая как-то разрядить обстановку.
Как заведенная, леди Уитбери пустилась в свои постоянные рассуждения о вреде сладких напитков, об опасностях для организма, связанных с ними, и о воздействии вишневого бренди, в частности. Леди Тэсс сидела на стуле с колье, сверкающем на ее шее. Лорд Эшланд вовлек мистера Джерарда в беседу о последних новостях из Нью-Йорка – тему столь нейтральную, что все остальные возобновили свои прежние разговоры.
Леда подумала, что мистер Джерард найдет предлог, чтобы извиниться и уйти, но в конце концов, это сделала она сама. Ей хотелось плакать, неизвестно почему.
Леда поздно сидела в своей комнате, просматривая снова и снова «Описания особенностей японской культуры». приходя к мысли подарить шефу эту книгу на Рождество. Простой, изысканный подарок, полный намеков. Это недорого.
В конце концов она перестала листать книгу и улеглась в постель, хотя и лежала без сна, упершись подбородком в подушку.
После того, как дом погрузился в тишину, она ощутила в темноте его присутствие. Не было ни звука, ни движения, которое она могла бы уловить. Леда вообразила, что он здесь.
– Мистер Джерард, – она села в постели.
Никакого ответа.
Было несколько странным разговаривать в пустой комнате, но поскольку ее никто не слушал, она снова заговорила.
– Я надеюсь, вы не очень разочарованы, что так вышло с леди Кэй.
Ответа также не последовало. Она взбила подушки, легла вниз затылком. Комната была погружена в полную тишину и темноту.
– Я бы хотела подарить вам золотых рыбок. – Оказалось приятным разговаривать с темнотой, вообразив, что он здесь. Говорить то, что она никогда не отважилась бы сказать ему в лицо. – Я не думаю, что леди Кэй когда-нибудь подарила бы вам золотых рыбок с длинными хвостами. Они очень милые, не то что носовые платки. Мне хотелось увидеть одну из них когда-нибудь.
Леда подобрала ноги и обхватила их руками, упершись щекой в колени, строя в мыслях воздушные замки.
– Я хотела бы, чтобы у меня был свой сад с прудом, полным золотых рыбок с хвостами, как шелк. Вы думали о таких вещах, мистер Джерард? О чем думают джентльмены, хотела бы я знать? – Она обдумала ответ и ответила сама себе. – О политике, я полагаю, очень скучно быть мужчиной.
Она уставилась в темноту.
Дамы с Южной улицы предостерегали по поводу присутствия мужчины в доме.
Мужчины были окутаны тайной: угрожающие и успокаивающие, уклончивые и прямолинейные, полные странных страстей и неожиданностей.
– Мистер Джерард… – прошептала она, боясь даже в темноте, наедине с собой спросить это вслух. – Почему вы коснулись меня? Почему вы так смотрели в зеркало?
Она вспомнила, о чем ее предупреждали дамы с Южной улицы. Она не думала, чтобы они когда-нибудь встречали такого джентльмена, как мистер Джерард. Она сложила руки и обратилась к воображаемому человеку в темноте:
– Я хочу, чтобы вы снова это сделали… Она прижала пальцы ко рту, потрясенная. Но это желание было реальным, очень реальным, она выразила то, что чувствовала: беспокойство и страдание, готовые пролиться слезы. Она не только была так идиотски влюблена в мистера Джерарда, она с тоской ждала его прикосновения.
Леда понимала свое глупое и унизительное состояние. Взбив подушки, она ощутила, что горячие слезы катятся у нее по щекам. Какой одинокой может оказаться жизнь для женщины деликатной и утонченной, без положения, никому не нужной.
25
– Я хочу, чтобы вы снова это сделали.
Сэмьюэл стоял молча, неподвижно, охваченный искушением. Он видел в темноте внешним и внутренним взором, мог закрыть глаза и почувствовать ее слезы.
Он не знал, почему она плачет.
В тот момент он думал, что хочет только ответить ей. «Я хочу…» – сказала она, и твердая земля обрушилась под ним, почва под ним заколебалась.
Она внезапно села, встрепенувшись, зашуршало постельное белье.
– Мистер Джерард?
Он откинул голову назад. Как мог он подумать, что она не почувствует его присутствия? Он излучал желание. Он горел, как открытое пламя, невидимый факел в ночной комнате.
Она всхлипнула – приглушенный звук выдал попытку удержать слезы.
– Я знаю, что вы здесь.
– Да, – сказал он.
Она слабо вскрикнула, услышав его голос. Он слышал ее частое и нежное дыхание.
Прошла минута. Ничто не двигалось.
– О боже! – ее голос слегка дрожал. – Я думаю, вы какое-то время уже находились здесь. Вы, наверное, слышали меня. Какое унижение!
Эти слова заставили его улыбнуться. Ему до боли захотелось протянуть руку и взять в ладони ее волосы.
Но… он этого не сделал. Ему следовало сдержать черный огонь, который бежал по его венам и сжигал его.
Он почувствовал какое-то движение.
Ноги ее коснулись пола.
– Я должна найти свою одежду, если вы хотите продолжить разговор.
Она встала, распущенные по плечам волосы и аромат сна, тепло женщины было под ночной сорочкой. Он не смел поддаться искушению. Но его воля и его действия шли вразрез друг с другом. Он стоял, как вкопанный, хотя в нем билась жизнь, и допустил, что в темноте она наткнулась на него.
Хотя Леда протянула руки, чтобы идти в темноте, она ударилась о его грудь, как о стену. Он схватил ее за руку, удерживая от падения.
– Я не хочу продолжать разговор. Голос его был глухим и хриплым. Он был весь во власти противоречий.
– О! – она стояла в его объятиях. – Что же теперь?
– Что ты захочешь. Что ты скажешь. Она подняла лицо.
– Золотых рыбок?
– Господи Иисусе! – он взял ее за щеки, склонил голову к ее рту.
– Вот это. Я хочу этого.
Его губы коснулись ее. Ощущение тяжести давило его, невыносимое напряжение. Кэй, снова Кэй. Именно это сковывало его тело и душу. Он не мог этого допустить. Это была катастрофа.
Сэмьюэл не знал, как целуют женщин. Он думал, что достаточно прижать свой закрытый рот к ее рту, но прикосновение обезоружило его. Нежность ее щеки вызвала беззвучные радостные содрогания во всем его теле. Он приоткрыл свой рот, вдыхая, чувствуя ее глубоко в себе, и в тот же момент коснулся языком уголка ее губ.
Ее тело затрепетало. Он почувствовал в темноте ее румянец, ее тепло. Она подняла руки и отстранилась.
– Я считаю, что вы, должно быть, огорчились, как было принято ваше колье?
Ему было наплевать на колье. Осталась только одна ступенька к цели, что влекла его.
– Осмелюсь сказать – поэтому вы здесь. – Ее голос был почти беззвучен. – Я хотела, чтобы вы не спешили дарить это. Я посоветовала, что… О, господи, мистер Джерард!
Как она могла вообразить, почему он здесь? Он стоял, держа ее, вкушая ее, чувствуя ее возбуждение, зная, что он в своей серой одежде сливается с тенями. Он сомневался, могла ли она даже увидеть его, – и внезапно он отпустил ее, колдовским движением скрестил руки и зажег огонь в открытой ладони, холодный синий огонь, как отблеск океана, отразившийся на его лице, на пышных рукавах и кружевной отделке белого пеньюара.
Он почувствовал себя отрешенным – мрак больше не скрывал его.
Она на мгновение взглянула на светящийся камень на его ладони, а догом на него самого. При эфирном освещении она казалась смущенной, более живой, чем он представлял, – блеск ее рассыпавшихся волос, бархатистые линии лица, – все его запретные фантазии ожили. Он уже погасил свет, боясь ее напугать – черный воитель, возникший по волшебству из ночи, осуществивший то, что хотел.
– – О, – сказала она тихим ровным голосом. – Вам нельзя быть здесь. Боюсь, что это очень глупо, мистер Джерард. Все это ужасно нежелательно.
Он закрыл глаза, его кулак крепко сжал камень.
– Позвольте мне лечь с вами, – прошептал он.
– Я не думаю… это невозможно… – произнесла она изумленно. – Со мной?
Он обнял ее, тыльной стороной ладони тронул ее щеку, мерцающий огонь едва светился между его пальцев.
– Здесь. Сейчас.
Она колебалась, как если бы совсем не поняла его.
– Рискну сказать, что сегодня вы утомлены, чтобы так поздно не спать…
Он поднял рукой ее подбородок.
– Я не утомлен.
– О, – она глянула ему в глаза, – о, вам настолько одиноко? Если бы это был не столь неподходящий час, я бы попросила, чтобы дали чай.
Одиноко. Боже. Такой горячий, напряженный и одинокий.
Он открыл руку, и призрачный свет на мгновение осветил, как он целовал ее шею. Хрупкость девушки была такой женственной, как у цветка, а скрытый жар ее тела, глубокий, возбуждающий, как невидимое горение, которое зажгло камень и вспыхивало в нем.
– О, не надо, – её голос срывался, руки слегка дрожали, когда она беспомощно отталкивала его за плечи. – Это непристойно.
Это было непристойно. Это было безумие. Но он ее не отпустил. Обхватил ее спину, прижимая к себе. Кружевной воротник ее коснулся его. Он опустил светящийся камень на пол, и ее волосы скользнули всей своей массой ему на руки. Волнение охватило его. Он мечтал об этом, когда впервые увидел ее при дневном свете, в ателье, когда он наклонился и поднял запечатанное письмо, адресованное ей, и понял, что оно означало.
Он делал усилие, продвигая ее назад к постели. Она покорилась, колеблясь, и эта покорность означала, что она даже не понимала, какая сила ее вела.
У края постели его опыт заканчивался, несмотря на его голод, на его мечты, на его чувства. Он глубоко, неровно Дышал. Прислонился лбом к ее плечу.
– Я не причиню вам боль, – прошептал он.
– Нет, – сказала она, – конечно, нет.
Ее доверчивость поразила его. Она не могла доверять ему, он лгал, он знал это, но не остановился. Он отказывался от шестнадцати лет синяков и пота, и всех намерений, медленно опускаясь на колени и притягивая к себе ее. Он прижался ртом к ее телу, ощутил нежную грудь. Фланель держала ее аромат и тепло.
– О… мистер Джерард, – ее слабый протест был едва слышен в ночном воздухе.
– Ты сказала, что ты этого хотела. – Он скользнул руками ниже и обнял ее за талию. Он мечтал об этом, мечтал тысячу лет.
В голосе ее прозвучало сомнение.
– Я думаю, потому что моя мать была француженкой…
Ее рука легла ему на волосы. Он повернул голову и поцеловал ее ладонь. Она не отстранилась, и он поцеловал ее руку.
Сэмюэль ощутил ее спокойствие. Она нежно гладила прядь его волос.
Это отняло все силы, которыми он сдерживал себя. Он держал ее так, как будто она вот-вот исчезнет из его рук. Он желал, чтобы его прикосновения подчинили ее ему – его пальцы ласкали ее: изгибы под грудью, окружность бедер. Его охватил такой жар, что он боялся испугать ее, если он не сдержит своих порывов.
Сколько он помнил себя, он никогда так не касался женщины. В его жизни были быстрые и короткие объятия Кэй, или недолгие, спокойные приветствия леди Тэсс. Сладость объятия обрадовала его, он готов был глупо заплакать, чувствуя ее тепло своим лицом и своими руками.
Он хотел ей признаться, но у него не было слов. Он хотел сказать: тепло, нежность, мягкость, твои волосы, твои прекрасные распущенные волосы, твои руки, твои кисти… ты понимаешь? Я не причиню тебе боли. Я не хочу причинить тебе боль. Я умираю.
Ее рука покоилась на его шее. Он слышал ее дыхание и то, как поднимались и опускались ее груди возле его щеки.
– Я боюсь, мы переходим грань. – Ее рука слегка напряглась. Она приподняла прядь его волос, провела по ней пальцем и отпустила. – Но, дорогой сэр… я тоже чувствовала себя одиноко.
– Леда, – только ответил он хриплым шепотом. Медленно, очень медленно, чтобы не испугать ее, он поднялся.
Ленточка держала на шее ее пеньюар; он потянул за узел и отпустил. Его рука скользнула ниже, он ожидал найти пуговицы, как на мужской рубашке, но их не было. Его палец отстегнул легкие сатиновые петли, которые свободно соскочили с маленьких перламутровых пуговиц, спускающихся почти до талии.
Ее тело застыло, как только он это сделал.
– Не бойся меня, – сказал он с силой. Его мускулы были напряжены, его собственное тело стало чужим, как будто он двигался в тяжелых доспехах.
Леда пристально посмотрела на него. Сэмьюэл увидел, что она страшится, что – боже! – до этого момента она его на самом деле не понимала, не ожидала этого, не остановила его, а сейчас к ее губам подступают слова, чтобы отвергнуть его.
Он не мог этого допустить. Закрыл ей рот своими губами, безжалостным поцелуем остановил эти слова, прижал ее к себе, рукой лаская волосы. Он нарушил свое обещание, поцелуй причинил ей боль, должен был причинить, потому что ему самому было больно.
Его уверенная сила преодолела ее равновесие, и он опустил ее на постель во всю длину рядом с собой.
Волосы ее веером покрыли лицо. Она упиралась руками в его плечи. Он завис над нею, тяжело дыша: им владели инстинкт, память и желание. Его тело двигалось по ее телу, так близко, так близко от взрыва, ее ноги находились по всей длине с его ногами, их разделяла только тонкая ткань.
Мерцающий камень освещал едва заметные очертания комнаты. Леда лежала в тени с широко открытыми глазами, отстраняясь от него.
Ее силу он мог бы преодолеть мгновенно, и они оба это знали. Но она взглянула на него с отчаянием и достоинством.
– Я уверена, мистер Джерард… вы будете сожалеть, если поведете себя недостойно…
Он мог бы посмеяться над этим обращением к его чести в такой момент. Но ее лицо… на ее лице он увидел сомнение, веру, серьезность, идущую от сердца зависимость от него… и милую, невероятную храбрость: героизм маленького беззащитного существа, почуявшего опасность.
Своей слабостью она победила его. Он не мог продолжать и не мог ее оставить.
Продолжая обнимать ее, он опустился, дрожа, положив голову возле ее уха.
Леда лежала в его объятиях, она не сопротивлялась. Он был тяжелым, крепко держал ее, но это казалось скорее успокаивающим, чем наоборот.
Прошло довольно долгое время, как она почувствовала, что его объятия медленно ослабевают, он пошевелился, передвинувшись к ее боку, все еще держа ее, но не так близко. Ни он, ни она не произнесли ни слова.
В конце концов она задремала, все время просыпаясь и видя его рядом, радостная и смущенная этим. Это было так невероятно. Чудесно.
Вперемешку со сном она вспоминала: он попросил ее лечь с ним, и кто бы мог подумать о такой странной фантазии? Кто бы мог подумать, что это окажется столь радостным? Она лежала непривычно, поперек кровати, без подушки – просыпаясь в уютном тепле, вздрагивая от жесткой руки под своей головой. Стоило ей проснуться, он передвигал руку, успокаивающим жестом разглаживал ее волосы, и было естественно и уютно устроиться на его руках, возле его тела, и снова заснуть.
Чужеземный камень давно уже погас – слабые сумерки рассвета начали проникать в комнату.
Очнувшись ото сна, ее первым смутным впечатлением была черная тень возле нее. Слишком черная, чтобы увидеть очертания или детали. Затем она различила ее форму, заметила линию ноги, подбородок, руку, обнимающую ее. Она полностью открыла глаза. Он наблюдал за нею. На расстоянии шести дюймов она могла видеть его темные, загнутые на краях ресницы. Его глаза были прозрачно-серые, подобно краскам зимнего утра в момент, когда звездный свет переходит в день.
Его бодрствование, то, как она была уложена и укрыта от холода его теплом, говорило о том, что он вовсе не спал.
Внезапный ужас охватил ее. Она вспомнила, что случилось много лет тому назад, в ее школьные годы – с горничной и ее кавалером. Повар шептал угольщику: «Она спит с ним, не думай, что я вру!» И после этого горничная была отослана под первым предлогом, о котором мисс Миртл никогда не говорила.
Леда смотрела в его глаза, цвета утреннего рассвета.
Она спала с ним.
О господи!
Ночью она поняла, что от чего-то спаслась, а при дневном свете – что она пропала, уйдя далеко за пределы наставлений мисс Миртл. Он был в ее комнате. Он касался ее. Раздевал. Он целовал ее так, как не целуют порядочных незамужних женщин. Она спала с ним.
Леда вздрогнула. Его рука лежала на ее плече. Он обвил рукой ее шею, а потом пропустил через свои пальцы ее волосы. Каштановые локоны упали с его пальцев. Он приподнялся на одной руке.
Святые небеса! Это уже произошло! Она спала с ним. В ее сердце не было стыда или раскаяния.
Он начал отодвигаться от нее, и она поняла, что он собрался уйти. Без причины, ничего не имея в виду, она поднялась и схватила его за кисть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41