Мне скоро тридцать шесть. Не успеешь оглян
уться Ц бабьей жизни конец. А что я видела?
Ц Тебе грех роптать, Ц сказал Вадим Петрович, озадаченный этим взрывом
чувств. Ц Тебе грех роптать, Ц повторил он. Ц Тысячи и тысячи женщин зав
идуют тебе.
Ц Дуры! Боже мой, какие же они дуры, эти твои «тысячи и тысячи». Чему они за
видуют?
Ц Положение все-таки.
Ц А что оно мне дает? Вечные хлопоты, заседания да собрания, командировки
и вот эти крохи ворованной любви? Муж, которого ждешь, которого любишь, Ц
вот счастье! И хлопоты по дому Ц тоже счастье. И дети. Иногда мне снится, чт
о я кормлю грудью. Все тело трепещет, каждая жилочка дрожит. А у меня это бы
ло всего однажды, почти пятнадцать лет назад. Целая вечность. Днем, когда в
ертишься на работе, не думаешь об этом, а вот ночью…
Он попытался успокоить ее:
Ц У тебя дочь растет, это большая радость Ц дочь.
Она горько улыбнулась:
Ц Дочь. Да она же мне совсем чужая. Отчим ей ближе меня.
Ц Как тебя угораздило выскочить за такого?
Ц С ним удобно. Удобно и… надежно.
Ц Служба у него… Все время по лезвию бритвы ходит.
Ц Служба нелегкая. Вокруг Ц сети. Чтобы не попасть в них, надо чутье и лок
аторы, как у дельфина. Качается, как маятник, между «нужно» и «можно». Кром
е инженерно-планового еще и юридический закончил. Заочно. Знаешь, как он г
оворит? «Я законов не боюсь. Я их знаю, всегда помню и чту». Ненавижу его!
Ц Да разойдись ты с ним, и все тут.
Ц Разойтись? Это легче сказать, чем сделать. А потом? Опять замуж? В третий
раз? Ватажков говорит, троеженцев не должно быть в партии. Вот как.
Ц Ну, тебе, пожалуй, простили бы.
Ц Нет, не простили бы. Я вся на виду. Я ничего не могу себе позволить. Даже г
ромкого смеха в троллейбусе. Неприлично. Когда-то я любила идти по улице и
есть мороженое. Сейчас не могу Ц неприлично. Я должна все время следить
за собой, контролировать каждое свое слово, каждый жест. Потому что я не пр
осто женщина, не только жена ответственного работника, а ко всему еще рук
оводитель крупного учреждения.
Ц А ведь это все можно изменить, Ц сказал Шарыгин. Ц Этот груз в общем л
егко сбрасывается.
Ц Тебе приходилось когда-нибудь летать? Не на самолете, во сне? В этом Ц
что-то захватывающее. Нет большей радости, чем ощущение полета.
Ц Полет, Ц раздумчиво произнес Шарыгин, Ц летать… взлетать… взлетать
высоко… У многих это мечта жизни. А другие предпочитают ходить по грешно
й земле.
Ц Лицемеры или неудачники, Ц сказала Волошина. Ц Это они придумали фи
лософию преимущества рядового солдата. «Как славно быть ни в чем не вино
ватым, совсем простым солдатом, солдатом».
Ц Я совсем иначе трактовал эти строки, но неважно: кому-то же надо быть ря
довым.
Ц Надо, Ц согласилась Волошина. Ц Не может быть такого, чтобы все Ц на
чальники. Начальников всегда меньше… и всегда это Ц элита. Вчера по теле
видению передавали симфонический концерт. В оркестре не меньше ста чело
век. Оператор показывает музыкантов Ц то группами, то в одиночку Ц и ди
рижера. Музыкантов и опять дирижера: в профиль, слева, справа, только руки,
только глаза. И знаешь, как оно отличается от других Ц лицо дирижера? В ор
кестре просто лица: одни сосредоточенные, другие вдумчивые, третьи равно
душные, даже туповатые как будто. А дирижер… Боже мой, как он был прекрасен
! Сколько одухотворенности! Сколько страсти! Смотришь и начинаешь понима
ть, что оркестр сам по себе не существует. Он как бы продолжение дирижера,
его рук, мыслей, чувств. А глаза! В них какая-то одержимость Ц восторг, бол
ь, радость. Все в одно и то же время. И вот руководитель Ц это как дирижер.
Ц Понятно, Ц кивнул Шарыгин. Ц Только не надо никому говорить этого. По
делилась со мной, и ладно.
Она рассмеялась:
Ц Я ведь не дура. Это я только тебе. А для других… Для других я Ц скромная
труженица, которая тяготится своим положением и согласна хоть сейчас на
обыкновенную работу, простым солдатом, которому и море по колено, которо
му, как в песне поется, «сам черт не брат».
Ц А что она тебе дает Ц власть? Ц помолчав, спросил Шарыгин.
Ц Я могу сделать человека счастливым. Но в моих силах и сделать его несча
стным.
Ц Какая же это радость Ц делать человека несчастным? Нет более тяжкого
удела, чем вершить зло.
Ц Это если близкому. А если врагу?
Ц Откуда они у тебя Ц враги?
Ц У меня есть идея Ц какой-нибудь план, замысел. Мне надо превратить его
в жизнь. И вот одни помогают мне, другие, наоборот, мешают. Тот, кто мешает,
Ц враг. И мне надо или перетянуть его на свою сторону, или сломить. Третье
го не дано.
Ц И много у тебя таких врагов? Ц спросил Шарыгин, стряхивая пепел с папи
росы.
Ц Много, Ц не замечая иронического тона Шарыгина, ответила Волошина.
Ц И они ненавидят меня, готовы уничтожить, но не могут. В этом их несчасть
е. Понимаешь, я чувствую, как они ненавидят меня. Но внешне ничем не выдают
своей ненависти. Многие умеют держать себя независимо, как твой шеф, напр
имер, или Остап Филиппович. Эти заслуживают уважения. А другие пресмыкаю
тся, и они противны. Даже когда говоришь им неприятности Ц они улыбаются
. Порой предлагаешь им явно противоречащее их совести, а они поддакивают,
хоть внутри у них все протестует. Это хуже, чем ползать на коленях. И знаеш
ь, что самое интересное в этом?
Ц Что? Ц спросил Шарыгин. Он бросил окурок в пепельницу и снова потянул
ся за папиросой.
Ц Что они не хотят самим себе признаться в том, что пресмыкаются.
Ц Допустим, Ц сказал Шарыгин, Ц но откуда оно идет, это пресмыкание?
Ц Трусость. Они бы рады показать себя, но знают, что опасно, и потому маски
руются угодничеством.
Ц Мне кажется, что «дирижер» более характерно для мужчин, нежели для жен
щин.
Людмила Владиславовна посмотрела на него с выражением жалости, смешанн
ой с чувством превосходства и беззлобной насмешки.
Ц Что вы, мужчины, знаете о нас?.. В каждой женщине дремлет, если хочешь зна
ть, властелин мира Ц смелый, решительный, суровый и в то же время очень ла
сковый и нежный.
Ц Мне в каждой женщине хочется видеть только нежное, хрупкое и покорное.
Ц Ты настоящий мужчина, Ц сказала Людмила Владиславовна и посмотрела
на него своими чуть прищуренными и без того темными, а сейчас еще более по
темневшими глазами. Мне кажется, Ц продолжала она, Ц что только настоящ
ий мужчина хочет видеть в женщине, особенно любимой, прежде всего рабыню
Ц покорную, безропотную.
Она рассмеялась.
Ц Чему ты? Ц спросил Шарыгин.
Ц Как часто мы прикидываемся такими Ц покорными и безропотными. Знаеш
ь, почему женщина всегда сильнее? Потому, что она ко всему еще немного арти
стка.
Ц Среди мужчин тоже встречаются артисты, Ц заметил Шарыгин.
Ц В том-то и дело, что встречаются, а женщины как правило артистки. Она мож
ет играть лучше или хуже, но всегда играет.
Ц У тебя бывает страх? Ц спросил он.
Ц Это естественное чувство, Ц ответила Волошина. Ц Оно у каждого. Ведь
и надо мною старшие, но я умею с ними ладить. И потом Ц я красива. Красота
Ц это открытое рекомендательное письмо: у нас еще много джентльменов, к
оторые не могут позволить себе обидеть женщину. Бунчужный, например. А ты
разве мог бы отказать мне в чем-нибудь или обидеть?
Ц Я? Ц улыбнулся Шарыгин. Ц Я не в счет, потому что люблю тебя. А вот Багри
й? Или Чумаченко? Что-то не замечал страха у них перед тобой, хотя ты явно не
жалуешь их.
Ц Чумаченко? Ц переспросила Волошина. Ц Он крепко держится. С Ватажко
вым на «ты». Но если только он пошатнется… Я свалю его. Он мне мешает.
Ц А Багрий?
Ц Багрий? Ц Глаза ее сузились, и между бровями появились две складки. Ц
Ты заметил, как он смотрит на меня? Мне кажется, я нравлюсь ему. Нет, он мне д
алеко не враг, и все же ему придется уйти. Тарас Игнатьевич всегда говорит
: «Старики не должны путаться под ногами у молодежи. Они должны помогать, б
ыть наставниками. Теорию и практику двигать вперед должны молодые».
«Она как приводной ремень, Ц с тоской подумал Шарыгин. Ц Приводной реме
нь. Кто-то соединил колесо трансмиссии со шкивом генератора, и машина вер
тится, дает ток. Когда пас начинает проскальзывать, приходит мастер и под
сыпает канифоли, и опять все идет как следует. Без этого ремня конечно же н
е обойтись. Но как ужасно быть всего-навсего приводным ремнем. А она именн
о такая. И весь ужас в том, что она не понимает этого».
Людмила Владиславовна встала, подошла к окну, постояла немного молча, по
том сказала, будто продолжая вслух начатую мысленно фразу:
Ц Я же знаю, ты справишься. Не хуже его справишься.
Ц Справлюсь, Ц согласился Шарыгин. Он поднялся и стал ходить по комнате
. Одна половица около серванта чуть прогибалась, и, когда он ступал на нее,
хрустальные вазочки и фарфоровые безделушки жалобно позванивали.
Ц Не ходи, пожалуйста, Ц попросила она. Ц Эта половица просто выводит и
з себя.
Шарыгин остановился у нее за спиной, положил руки на плечи, привлекая к се
бе:
Ц Я конечно же справлюсь. Но существует справедливость? Или мы ее уничто
жили?
Ц Конечно, существует, Ц ответила она. Ц И во имя этой справедливости я
хочу, чтобы он ушел. Если бы ты захотел, ты бы уже давно мог получить место з
аведующего отделением в любой больнице даже в порядке самого строгого к
онкурса.
Ц Мог бы, Ц согласился он. Ц Конечно, мог бы. Но это было бы по-честному. К
огда побеждаешь в открытом бою, испытываешь гордость, а если вот так…
Ц Я не хочу, чтобы ты уходил от нас. Не хочу!
Ц Милая моя, Ц он сжал ее плечи. Ц Согласись, что это неблаговидное испо
льзование своих возможностей, или, как иначе говорят, своего служебного
положения. И так нельзя.
Ц Во имя любви все можно. Все!
Ц Даже подлость? Ц спросил он тихо.
Ц Если ты еще раз произнесешь это слово, мы поссоримся, Ц сказала она со
злостью.
Он помолчал, вернулся к столу.
Ц Сейчас люди живут долго, Ц сказала она, когда молчанье стало нестерпи
мым. Ц Он может продержаться еще и десять лет, даже пятнадцать. Ты ведь не
будешь столько ждать?
Ц Не буду, Ц произнес он тихо и спокойно.
Ц Вот видишь. Я буду говорить не как влюбленная женщина, а как рачительна
я хозяйка: нам невыгодно терять такого специалиста, как ты. Это не только м
ое мнение, это и мнение тех, кто стоит повыше.
Ц Знаю. И все же я предпочел бы, чтобы это произошло как-то иначе.
Ц Мне всегда нравилось твое благородство. Конечно, лучше всего, чтобы он
сам ушел. И сегодня я постаралась, чтобы он понял это.
Солнце клонилось к западу. Небольшое облако наползло на него, и от этого в
комнате потемнело. Шарыгину показалось, что наступившая тишина таинств
енным образом связана с этими сумерками.
Ц Конечно, лучше, если бы он сам, Ц нарушила тишину Волошина. Ц И еще Ц х
орошо бы ему остаться у нас консультантом. Мы бы ему все условия создали.
Ц Он не согласится, Ц сказал Шарыгин. Ц Ведь ты на его месте не согласил
ась бы?
Ц Я Ц другое дело. Впрочем, если бы мне было столько, сколько ему…
Ц Андрей Григорьевич говорит: старикам легче рассуждать о том, что бы он
и сделали, будучи на нашем месте, Ц сказал Шарыгин. Ц Они знают, что такое
молодость. А мы о старости судим по книгам да по рассказам.
Она повернулась к Вадиму Петровичу и, стоя спиной к окну, несколько секун
д пристально, с мягким прищуром, смотрела на него.
Ц Не понимаю, ведь мы обо всем договорились.
Ц Сегодня, во время собрания, я не мог смотреть ему в глаза. Я должен был ск
азать, что в диагностических ошибках тех двух больных он не повинен. Это б
ыло бы честно. А теперь… Ну, что я ему скажу теперь?
Ц Скажи, что нарочно молчал, чтобы не разжигать страстей, что после совещ
ания беседовал со мной. Что я очень огорчена всем, что у меня из-за этого ма
сса неприятностей.
Ц Так, по-видимому, и придется сделать. Хоть это и… нечестно.
Ц Почему нечестно? Скажи, что тогда я случайно вошла в ординаторскую, уви
дела эти злосчастные истории болезни и подняла шум.
Ц Ну и ну, Ц покрутил головой Шарыгин. Ц Хорошо. Я ему позвоню сегодня ж
е.
17
Бунчужный вернулся на завод, когда Джеггерс направлялся в десятый цех. Т
арас Игнатьевич не любил красоваться перед иностранцами. Хотелось, чтоб
ы Джеггерс видел все как есть. И еще хотелось, чтобы рядом было как можно б
ольше людей Ц не только главный инженер, Лордкипанидзе, но и другие. При
гостях недостатки резче бросаются в глаза. К сожалению, «комсостав» сейч
ас отвлекать нельзя: не вовремя приехал Джеггерс. Он обратился к Лордкип
анидзе:
Ц Проследи за спуском двести шестого. Не накуролесили бы чего в спешке. А
я тут побуду. И еще. Позвони, пожалуйста, в больницу, скажи, что приеду не к ч
етырем, как обещал, а к шести.
Спуск на воду двести шестого Лордкипанидзе не тревожил. Для этого надо б
ыло просто-напросто открыть ворота док-камеры, передвинуть туда корабл
ь, закрыть ворота, включить насос и ожидать, пока вода поднимется. Еще неда
вно этот символический спуск обставлялся торжественно Ц толпа гостей,
духовой оркестр, пышные речи и традиционная бутылка шампанского на шкер
тике. Но когда выпуск кораблей увеличился в несколько раз, торжества как-
то сами собой отпали. Лишь изредка, когда кораблю присваивалось особенно
знатное имя, спуск обставлялся с прежней пышностью. Обычно же он проходи
л в будничной обстановке, как и закладка, впрочем. Только бригада Василя С
кибы по-прежнему отмечала закладку.
Закладка тоже символическая Ц установка двух первых секций. Кормовых.
Стало традицией к одной из этих секций прикреплять бронзовую табличку, н
а которой значилось, что, дескать, в такой-то день такого-то года сей кораб
ль был заложен бригадой Василия Платоновича Скибы. Табличку прикреплял
и у самого киля, потом закрывали металлической крышкой и аккуратно завар
ивали, чтобы морская вода в случае чего, упаси боже, не попортила.
Выпивать на заводе запрещалось строго-настрого. Но в такой день после ра
боты вся бригада задерживалась в «бытовке». Дядя Вася извлекал из потайн
ого угла заветную бутылку и рюмки. И все выпивали за то, чтобы новый корабл
ь добре строился и долго старился и плавалось бы ему чтоб добре. Выпивка т
оже была символической Ц бутылка водки на двенадцать человек. И впрямь
по махонькой.
Корабль, который Бунчужный требовал срочно «сбросить» на воду, представ
лял собой почти законченный океанский лайнер. Огромный, быстроходный, ко
мфортабельный. Лайнер этот делался по заказу зарубежного коммерсанта, у
которого была прорва денег и который не жалел их ради такого красавца. За
казчик торопился. За каждый сэкономленный день обещана была доплата. Мин
истр разрешил оставить эти деньги заводу, и Тарас Игнатьевич хотел во чт
о бы то ни стало заполучить их.
Тарас Игнатьевич с гостем, главным инженером и переводчиком направилис
ь в механический Ц широкий, светлый цех, более трехсот метров длиной. Ста
нки стояли здесь в пять рядов. Тут было чисто. Ничего лишнего. Но Тарас Игн
атьевич заметил, что не все станки работают. Только недавно на очередной
декаде он в какой раз уже напоминал, что загроможденные проходы и нерабо
тающие станки всегда говорят о неблагополучии в цехе. Сегодня тут проход
ы чистые, даже очень чистые, а вот станки работают не все.
Джеггерс остановился у одного из фрезерных станков с программным устро
йством, неторопливо обошел его. Молодой парень в берете и легкой спецовк
е продолжал работать как ни в чем не бывало.
«Отучили-таки глазеть на иностранцев», Ц с удовлетворением подумал Бу
нчужный, искренне любуясь и внешним видом рабочего, и тем, как умело он ору
дует у станка. Джеггерс вскинул свой фотоаппарат, щелкнул затвором. Пото
м отыскал фирменную дощечку и ее сфотографировал.
«Деловой мужик, Ц подумал о нем Тарас Игнатьевич, Ц не тратит времени н
а расспросы».
Они пошли вдоль цеха и завернули на участок наладчика универсально-сбор
очных приспособлений Ц УСП. Эти приспособления не были особой новинкой
. Но участок был организован совсем недавно и оборудован лучше, чем на дру
гих заводах, давал большую экономию. Тарас Игнатьевич охотно показывал е
го гостям.
Широкое окно. Цветы на белом подоконнике. Возле него Ц письменный стол с
горкой книг на нем. Справа и слева, во всю стену, Ц светлые шкафы со множес
твом ящиков. Посредине Ц стол с металлической плитой вместо крышки.
Изготовление кораблей по шести-семи проектам одновременно на конвейер
не поставишь. Сотни, тысячи деталей, множество всяких механизмов подаютс
я на стапель и соединяются здесь в гармоническое целое.
Многие из этих деталей Ц уникальные. Порой на всю серию кораблей их пойд
ет всего несколько десятков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
уться Ц бабьей жизни конец. А что я видела?
Ц Тебе грех роптать, Ц сказал Вадим Петрович, озадаченный этим взрывом
чувств. Ц Тебе грех роптать, Ц повторил он. Ц Тысячи и тысячи женщин зав
идуют тебе.
Ц Дуры! Боже мой, какие же они дуры, эти твои «тысячи и тысячи». Чему они за
видуют?
Ц Положение все-таки.
Ц А что оно мне дает? Вечные хлопоты, заседания да собрания, командировки
и вот эти крохи ворованной любви? Муж, которого ждешь, которого любишь, Ц
вот счастье! И хлопоты по дому Ц тоже счастье. И дети. Иногда мне снится, чт
о я кормлю грудью. Все тело трепещет, каждая жилочка дрожит. А у меня это бы
ло всего однажды, почти пятнадцать лет назад. Целая вечность. Днем, когда в
ертишься на работе, не думаешь об этом, а вот ночью…
Он попытался успокоить ее:
Ц У тебя дочь растет, это большая радость Ц дочь.
Она горько улыбнулась:
Ц Дочь. Да она же мне совсем чужая. Отчим ей ближе меня.
Ц Как тебя угораздило выскочить за такого?
Ц С ним удобно. Удобно и… надежно.
Ц Служба у него… Все время по лезвию бритвы ходит.
Ц Служба нелегкая. Вокруг Ц сети. Чтобы не попасть в них, надо чутье и лок
аторы, как у дельфина. Качается, как маятник, между «нужно» и «можно». Кром
е инженерно-планового еще и юридический закончил. Заочно. Знаешь, как он г
оворит? «Я законов не боюсь. Я их знаю, всегда помню и чту». Ненавижу его!
Ц Да разойдись ты с ним, и все тут.
Ц Разойтись? Это легче сказать, чем сделать. А потом? Опять замуж? В третий
раз? Ватажков говорит, троеженцев не должно быть в партии. Вот как.
Ц Ну, тебе, пожалуй, простили бы.
Ц Нет, не простили бы. Я вся на виду. Я ничего не могу себе позволить. Даже г
ромкого смеха в троллейбусе. Неприлично. Когда-то я любила идти по улице и
есть мороженое. Сейчас не могу Ц неприлично. Я должна все время следить
за собой, контролировать каждое свое слово, каждый жест. Потому что я не пр
осто женщина, не только жена ответственного работника, а ко всему еще рук
оводитель крупного учреждения.
Ц А ведь это все можно изменить, Ц сказал Шарыгин. Ц Этот груз в общем л
егко сбрасывается.
Ц Тебе приходилось когда-нибудь летать? Не на самолете, во сне? В этом Ц
что-то захватывающее. Нет большей радости, чем ощущение полета.
Ц Полет, Ц раздумчиво произнес Шарыгин, Ц летать… взлетать… взлетать
высоко… У многих это мечта жизни. А другие предпочитают ходить по грешно
й земле.
Ц Лицемеры или неудачники, Ц сказала Волошина. Ц Это они придумали фи
лософию преимущества рядового солдата. «Как славно быть ни в чем не вино
ватым, совсем простым солдатом, солдатом».
Ц Я совсем иначе трактовал эти строки, но неважно: кому-то же надо быть ря
довым.
Ц Надо, Ц согласилась Волошина. Ц Не может быть такого, чтобы все Ц на
чальники. Начальников всегда меньше… и всегда это Ц элита. Вчера по теле
видению передавали симфонический концерт. В оркестре не меньше ста чело
век. Оператор показывает музыкантов Ц то группами, то в одиночку Ц и ди
рижера. Музыкантов и опять дирижера: в профиль, слева, справа, только руки,
только глаза. И знаешь, как оно отличается от других Ц лицо дирижера? В ор
кестре просто лица: одни сосредоточенные, другие вдумчивые, третьи равно
душные, даже туповатые как будто. А дирижер… Боже мой, как он был прекрасен
! Сколько одухотворенности! Сколько страсти! Смотришь и начинаешь понима
ть, что оркестр сам по себе не существует. Он как бы продолжение дирижера,
его рук, мыслей, чувств. А глаза! В них какая-то одержимость Ц восторг, бол
ь, радость. Все в одно и то же время. И вот руководитель Ц это как дирижер.
Ц Понятно, Ц кивнул Шарыгин. Ц Только не надо никому говорить этого. По
делилась со мной, и ладно.
Она рассмеялась:
Ц Я ведь не дура. Это я только тебе. А для других… Для других я Ц скромная
труженица, которая тяготится своим положением и согласна хоть сейчас на
обыкновенную работу, простым солдатом, которому и море по колено, которо
му, как в песне поется, «сам черт не брат».
Ц А что она тебе дает Ц власть? Ц помолчав, спросил Шарыгин.
Ц Я могу сделать человека счастливым. Но в моих силах и сделать его несча
стным.
Ц Какая же это радость Ц делать человека несчастным? Нет более тяжкого
удела, чем вершить зло.
Ц Это если близкому. А если врагу?
Ц Откуда они у тебя Ц враги?
Ц У меня есть идея Ц какой-нибудь план, замысел. Мне надо превратить его
в жизнь. И вот одни помогают мне, другие, наоборот, мешают. Тот, кто мешает,
Ц враг. И мне надо или перетянуть его на свою сторону, или сломить. Третье
го не дано.
Ц И много у тебя таких врагов? Ц спросил Шарыгин, стряхивая пепел с папи
росы.
Ц Много, Ц не замечая иронического тона Шарыгина, ответила Волошина.
Ц И они ненавидят меня, готовы уничтожить, но не могут. В этом их несчасть
е. Понимаешь, я чувствую, как они ненавидят меня. Но внешне ничем не выдают
своей ненависти. Многие умеют держать себя независимо, как твой шеф, напр
имер, или Остап Филиппович. Эти заслуживают уважения. А другие пресмыкаю
тся, и они противны. Даже когда говоришь им неприятности Ц они улыбаются
. Порой предлагаешь им явно противоречащее их совести, а они поддакивают,
хоть внутри у них все протестует. Это хуже, чем ползать на коленях. И знаеш
ь, что самое интересное в этом?
Ц Что? Ц спросил Шарыгин. Он бросил окурок в пепельницу и снова потянул
ся за папиросой.
Ц Что они не хотят самим себе признаться в том, что пресмыкаются.
Ц Допустим, Ц сказал Шарыгин, Ц но откуда оно идет, это пресмыкание?
Ц Трусость. Они бы рады показать себя, но знают, что опасно, и потому маски
руются угодничеством.
Ц Мне кажется, что «дирижер» более характерно для мужчин, нежели для жен
щин.
Людмила Владиславовна посмотрела на него с выражением жалости, смешанн
ой с чувством превосходства и беззлобной насмешки.
Ц Что вы, мужчины, знаете о нас?.. В каждой женщине дремлет, если хочешь зна
ть, властелин мира Ц смелый, решительный, суровый и в то же время очень ла
сковый и нежный.
Ц Мне в каждой женщине хочется видеть только нежное, хрупкое и покорное.
Ц Ты настоящий мужчина, Ц сказала Людмила Владиславовна и посмотрела
на него своими чуть прищуренными и без того темными, а сейчас еще более по
темневшими глазами. Мне кажется, Ц продолжала она, Ц что только настоящ
ий мужчина хочет видеть в женщине, особенно любимой, прежде всего рабыню
Ц покорную, безропотную.
Она рассмеялась.
Ц Чему ты? Ц спросил Шарыгин.
Ц Как часто мы прикидываемся такими Ц покорными и безропотными. Знаеш
ь, почему женщина всегда сильнее? Потому, что она ко всему еще немного арти
стка.
Ц Среди мужчин тоже встречаются артисты, Ц заметил Шарыгин.
Ц В том-то и дело, что встречаются, а женщины как правило артистки. Она мож
ет играть лучше или хуже, но всегда играет.
Ц У тебя бывает страх? Ц спросил он.
Ц Это естественное чувство, Ц ответила Волошина. Ц Оно у каждого. Ведь
и надо мною старшие, но я умею с ними ладить. И потом Ц я красива. Красота
Ц это открытое рекомендательное письмо: у нас еще много джентльменов, к
оторые не могут позволить себе обидеть женщину. Бунчужный, например. А ты
разве мог бы отказать мне в чем-нибудь или обидеть?
Ц Я? Ц улыбнулся Шарыгин. Ц Я не в счет, потому что люблю тебя. А вот Багри
й? Или Чумаченко? Что-то не замечал страха у них перед тобой, хотя ты явно не
жалуешь их.
Ц Чумаченко? Ц переспросила Волошина. Ц Он крепко держится. С Ватажко
вым на «ты». Но если только он пошатнется… Я свалю его. Он мне мешает.
Ц А Багрий?
Ц Багрий? Ц Глаза ее сузились, и между бровями появились две складки. Ц
Ты заметил, как он смотрит на меня? Мне кажется, я нравлюсь ему. Нет, он мне д
алеко не враг, и все же ему придется уйти. Тарас Игнатьевич всегда говорит
: «Старики не должны путаться под ногами у молодежи. Они должны помогать, б
ыть наставниками. Теорию и практику двигать вперед должны молодые».
«Она как приводной ремень, Ц с тоской подумал Шарыгин. Ц Приводной реме
нь. Кто-то соединил колесо трансмиссии со шкивом генератора, и машина вер
тится, дает ток. Когда пас начинает проскальзывать, приходит мастер и под
сыпает канифоли, и опять все идет как следует. Без этого ремня конечно же н
е обойтись. Но как ужасно быть всего-навсего приводным ремнем. А она именн
о такая. И весь ужас в том, что она не понимает этого».
Людмила Владиславовна встала, подошла к окну, постояла немного молча, по
том сказала, будто продолжая вслух начатую мысленно фразу:
Ц Я же знаю, ты справишься. Не хуже его справишься.
Ц Справлюсь, Ц согласился Шарыгин. Он поднялся и стал ходить по комнате
. Одна половица около серванта чуть прогибалась, и, когда он ступал на нее,
хрустальные вазочки и фарфоровые безделушки жалобно позванивали.
Ц Не ходи, пожалуйста, Ц попросила она. Ц Эта половица просто выводит и
з себя.
Шарыгин остановился у нее за спиной, положил руки на плечи, привлекая к се
бе:
Ц Я конечно же справлюсь. Но существует справедливость? Или мы ее уничто
жили?
Ц Конечно, существует, Ц ответила она. Ц И во имя этой справедливости я
хочу, чтобы он ушел. Если бы ты захотел, ты бы уже давно мог получить место з
аведующего отделением в любой больнице даже в порядке самого строгого к
онкурса.
Ц Мог бы, Ц согласился он. Ц Конечно, мог бы. Но это было бы по-честному. К
огда побеждаешь в открытом бою, испытываешь гордость, а если вот так…
Ц Я не хочу, чтобы ты уходил от нас. Не хочу!
Ц Милая моя, Ц он сжал ее плечи. Ц Согласись, что это неблаговидное испо
льзование своих возможностей, или, как иначе говорят, своего служебного
положения. И так нельзя.
Ц Во имя любви все можно. Все!
Ц Даже подлость? Ц спросил он тихо.
Ц Если ты еще раз произнесешь это слово, мы поссоримся, Ц сказала она со
злостью.
Он помолчал, вернулся к столу.
Ц Сейчас люди живут долго, Ц сказала она, когда молчанье стало нестерпи
мым. Ц Он может продержаться еще и десять лет, даже пятнадцать. Ты ведь не
будешь столько ждать?
Ц Не буду, Ц произнес он тихо и спокойно.
Ц Вот видишь. Я буду говорить не как влюбленная женщина, а как рачительна
я хозяйка: нам невыгодно терять такого специалиста, как ты. Это не только м
ое мнение, это и мнение тех, кто стоит повыше.
Ц Знаю. И все же я предпочел бы, чтобы это произошло как-то иначе.
Ц Мне всегда нравилось твое благородство. Конечно, лучше всего, чтобы он
сам ушел. И сегодня я постаралась, чтобы он понял это.
Солнце клонилось к западу. Небольшое облако наползло на него, и от этого в
комнате потемнело. Шарыгину показалось, что наступившая тишина таинств
енным образом связана с этими сумерками.
Ц Конечно, лучше, если бы он сам, Ц нарушила тишину Волошина. Ц И еще Ц х
орошо бы ему остаться у нас консультантом. Мы бы ему все условия создали.
Ц Он не согласится, Ц сказал Шарыгин. Ц Ведь ты на его месте не согласил
ась бы?
Ц Я Ц другое дело. Впрочем, если бы мне было столько, сколько ему…
Ц Андрей Григорьевич говорит: старикам легче рассуждать о том, что бы он
и сделали, будучи на нашем месте, Ц сказал Шарыгин. Ц Они знают, что такое
молодость. А мы о старости судим по книгам да по рассказам.
Она повернулась к Вадиму Петровичу и, стоя спиной к окну, несколько секун
д пристально, с мягким прищуром, смотрела на него.
Ц Не понимаю, ведь мы обо всем договорились.
Ц Сегодня, во время собрания, я не мог смотреть ему в глаза. Я должен был ск
азать, что в диагностических ошибках тех двух больных он не повинен. Это б
ыло бы честно. А теперь… Ну, что я ему скажу теперь?
Ц Скажи, что нарочно молчал, чтобы не разжигать страстей, что после совещ
ания беседовал со мной. Что я очень огорчена всем, что у меня из-за этого ма
сса неприятностей.
Ц Так, по-видимому, и придется сделать. Хоть это и… нечестно.
Ц Почему нечестно? Скажи, что тогда я случайно вошла в ординаторскую, уви
дела эти злосчастные истории болезни и подняла шум.
Ц Ну и ну, Ц покрутил головой Шарыгин. Ц Хорошо. Я ему позвоню сегодня ж
е.
17
Бунчужный вернулся на завод, когда Джеггерс направлялся в десятый цех. Т
арас Игнатьевич не любил красоваться перед иностранцами. Хотелось, чтоб
ы Джеггерс видел все как есть. И еще хотелось, чтобы рядом было как можно б
ольше людей Ц не только главный инженер, Лордкипанидзе, но и другие. При
гостях недостатки резче бросаются в глаза. К сожалению, «комсостав» сейч
ас отвлекать нельзя: не вовремя приехал Джеггерс. Он обратился к Лордкип
анидзе:
Ц Проследи за спуском двести шестого. Не накуролесили бы чего в спешке. А
я тут побуду. И еще. Позвони, пожалуйста, в больницу, скажи, что приеду не к ч
етырем, как обещал, а к шести.
Спуск на воду двести шестого Лордкипанидзе не тревожил. Для этого надо б
ыло просто-напросто открыть ворота док-камеры, передвинуть туда корабл
ь, закрыть ворота, включить насос и ожидать, пока вода поднимется. Еще неда
вно этот символический спуск обставлялся торжественно Ц толпа гостей,
духовой оркестр, пышные речи и традиционная бутылка шампанского на шкер
тике. Но когда выпуск кораблей увеличился в несколько раз, торжества как-
то сами собой отпали. Лишь изредка, когда кораблю присваивалось особенно
знатное имя, спуск обставлялся с прежней пышностью. Обычно же он проходи
л в будничной обстановке, как и закладка, впрочем. Только бригада Василя С
кибы по-прежнему отмечала закладку.
Закладка тоже символическая Ц установка двух первых секций. Кормовых.
Стало традицией к одной из этих секций прикреплять бронзовую табличку, н
а которой значилось, что, дескать, в такой-то день такого-то года сей кораб
ль был заложен бригадой Василия Платоновича Скибы. Табличку прикреплял
и у самого киля, потом закрывали металлической крышкой и аккуратно завар
ивали, чтобы морская вода в случае чего, упаси боже, не попортила.
Выпивать на заводе запрещалось строго-настрого. Но в такой день после ра
боты вся бригада задерживалась в «бытовке». Дядя Вася извлекал из потайн
ого угла заветную бутылку и рюмки. И все выпивали за то, чтобы новый корабл
ь добре строился и долго старился и плавалось бы ему чтоб добре. Выпивка т
оже была символической Ц бутылка водки на двенадцать человек. И впрямь
по махонькой.
Корабль, который Бунчужный требовал срочно «сбросить» на воду, представ
лял собой почти законченный океанский лайнер. Огромный, быстроходный, ко
мфортабельный. Лайнер этот делался по заказу зарубежного коммерсанта, у
которого была прорва денег и который не жалел их ради такого красавца. За
казчик торопился. За каждый сэкономленный день обещана была доплата. Мин
истр разрешил оставить эти деньги заводу, и Тарас Игнатьевич хотел во чт
о бы то ни стало заполучить их.
Тарас Игнатьевич с гостем, главным инженером и переводчиком направилис
ь в механический Ц широкий, светлый цех, более трехсот метров длиной. Ста
нки стояли здесь в пять рядов. Тут было чисто. Ничего лишнего. Но Тарас Игн
атьевич заметил, что не все станки работают. Только недавно на очередной
декаде он в какой раз уже напоминал, что загроможденные проходы и нерабо
тающие станки всегда говорят о неблагополучии в цехе. Сегодня тут проход
ы чистые, даже очень чистые, а вот станки работают не все.
Джеггерс остановился у одного из фрезерных станков с программным устро
йством, неторопливо обошел его. Молодой парень в берете и легкой спецовк
е продолжал работать как ни в чем не бывало.
«Отучили-таки глазеть на иностранцев», Ц с удовлетворением подумал Бу
нчужный, искренне любуясь и внешним видом рабочего, и тем, как умело он ору
дует у станка. Джеггерс вскинул свой фотоаппарат, щелкнул затвором. Пото
м отыскал фирменную дощечку и ее сфотографировал.
«Деловой мужик, Ц подумал о нем Тарас Игнатьевич, Ц не тратит времени н
а расспросы».
Они пошли вдоль цеха и завернули на участок наладчика универсально-сбор
очных приспособлений Ц УСП. Эти приспособления не были особой новинкой
. Но участок был организован совсем недавно и оборудован лучше, чем на дру
гих заводах, давал большую экономию. Тарас Игнатьевич охотно показывал е
го гостям.
Широкое окно. Цветы на белом подоконнике. Возле него Ц письменный стол с
горкой книг на нем. Справа и слева, во всю стену, Ц светлые шкафы со множес
твом ящиков. Посредине Ц стол с металлической плитой вместо крышки.
Изготовление кораблей по шести-семи проектам одновременно на конвейер
не поставишь. Сотни, тысячи деталей, множество всяких механизмов подаютс
я на стапель и соединяются здесь в гармоническое целое.
Многие из этих деталей Ц уникальные. Порой на всю серию кораблей их пойд
ет всего несколько десятков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38