Сдерживаемые им чувства выплеснулись настолько сильно, что его враги никак не ожидали этого.
Артур, узнав, что его бабка Элеонора находится в замке Мирабо в Пуату с незначительной свитой, окружил крепость, взял штурмом внешние укрепления и уже собирался взять под стражу эту всеми уважаемую старую королеву. Враждебно относившейся к нему Элеоноре удалось в самый последний момент послать известие Иоанну, располагавшемуся тогда в Ле Ман. Ее сын с большими силами преодолел за 48 часов 80 миль, захватил на рассвете Артура и осаждавших врасплох и, как он выразился, «милостью Господа» одержал победу. Артур и все бывшие с ним, Гуго Лузиньян и группа мятежных баронов, разом оказались во власти Иоанна, а его мать избежала опасности.
Артур был заключен в тюрьму, сначала в Фалезе, потом в Руане. Никто не сомневался, что ему угрожает смерть. Все бретанские бароны, еще сохранившие верность Иоанну, просили его о том, чтобы он освободил принца, а когда Иоанн отказал, немедленно подняли мятеж. Иоанн понимал, что никогда не будет в безопасности, пока Артур жив. Это, конечно, было верно. Французский король Филипп II Август использовал юного Артура как пешку в своей игре. Французские провинции были разделены и опустошены. Артур, захваченный во время открытого мятежа при осаде крепости, в которой находилась его собственная бабка, был военнопленным. Такое ужасное преступление, как убийство, нередко совершалось ради государственных интересов, в том числе и при обстоятельствах, менее располагающих к этому, чем те, в которых оказался этот исключительно жестокий король. Никто не знает, что случилось с Артуром. Руанская трагедия скрыта под непроницаемой завесой. Командовавший крепостью офицер, некто Юбер де Бург, подробнее о котором будет сказано ниже, сообщил, что по приказу короля он на Пасху 1203 г. передал своего пленника в руки агентов Иоанна, посланных, чтобы оскопить его, и что Артур умер от шока. Это объяснение ни в коей мере не умерило того возмущения, которое поднялось в Бретани и в других провинциях. Затем Юбер утверждал, что Артур еще жив, а Иоанн заявил, что рад тому, что его приказ не был выполнен. Как бы там ни было, больше Артура уже не видели. Тот факт, что его убили по приказу Иоанна, ни тогда, ни потом никем не оспаривался. Оставалось неясным лишь то, был ли он изувечен или ослеплен перед смертью.
Хотя в те времена и знатных, и простолюдинов часто убивали без суда из-за ненависти или по политическим причинам, убийство королем равного ему стало еще одним свидетельством его дурной славы, известной всему миру. Более того, оно не только не предотвратило, но даже ускорило потерю Нормандии.
Итак, Артур был устранен, но Иоанну не удалось воспользоваться плодами своего преступления. Ведь Артур был не более чем инструментом Филиппа Августа, и его исчезновение никак не отразилось на той цели, которую поставил перед собой французский король и к которой он решительно стремился. Боровшийся с ним Ричард вызывал у людей симпатию и расположение, но Иоанн не возбуждал ни в ком подобных чувств прежде всего из-за своего характера. Бретань и центральные провинции Анжу восстали. Филипп договорился с каждой из них и на Пасху 1203 г. совершил путешествие по Луаре к Сомюру. Между северными и южными частями континентальных владений Иоанна уже был вбит клин. Окружив Нормандию, Филипп приготовился нанести удар по опорному пункту своего противника. Осознав опасность, Иоанн бросил все силы и средства на укрепление обороны. Военное положение не было еще отчаянным, и, если бы Иоанн в конце 1203 г. после жестоких, но не принесших результата набегов не покинул Нормандию, он мог бы, получая подкрепления из Англии, удерживать герцогство бесконечно долго. Но по мере того как Филипп брал крепость за крепостью в Центральной Нормандии, нервы Иоанна стали сдавать, и жители этой провинции, которые были не прочь найти подходящий повод для капитуляции, стали оправдываться безразличием англичан. В марте 1204 г. грозная крепость Ричарда, «любимое дитя» Шато Гайяр, пала, открыв врагу дорогу на Руан. Три месяца спустя сдалась столица, и Нормандия стала наконец французской.
Никто в Англии не проливал слез по поводу этой утраты. Даже в своем зените Анжуйская империя не была по-настоящему единой. Время и география выступили на стороне французов. Отделение послужило как интересам Англии, так и Франции. Оно избавило остров от опасного и дорогостоящего отвлечения сил, предотвратило вовлечение англичан в затруднительные ситуации, направило мысли и энергию на собственные дела, а самое главное – сориентировало правящий класс, чужеродный по происхождению, на интересы Англии, а не других территорий. Однако эти утешительные мысли не приходили в голову современникам Иоанна, видевших только катастрофическое и унизительное поражение и обвинявших в нем короля, и без того уже потерявшего доверие народа и знати.
* * *
То, что Генрих II добился значительных успехов в восстановлении порядка и создании действенного центрального управления, породило новые трудности для тех, кто пришел ему на смену. Генрих II изобрел инструмент столь мощный и сложный, что он нуждался в тщательном уходе и обращении. Он восстановил порядок только ценой наступления на привилегии баронов. Его фискальные меры были оригинальными и решительными. Действия Генриха II посягали на многие феодальные обычаи. Все это было принято обществом по причине тактичного и осторожного управления со стороны короля; сыграла свою роль и реакция на анархию. Что касается Ричарда I, то он оставил Англию в руках способных администраторов, и недовольство их строгим управлением и финансовой изобретательностью падало непосредственно на них, не задевая самого короля, часто отсутствующего и осененного ореолом славы крестоносца. Иоанн оказался тем человеком, которому пришлось принять на себя главный удар.
Иоанн довел тенденции отцовской системы до логического предела. Еще со времен правления Ричарда остались недоимки по налогам. А его наследнику требовалось все больше и больше денег для борьбы с французским королем Филиппом Августом. Но теперь среди баронов начался расколол. В правление Иоанна они уже заметно отличались от нормандских феодалов, и лишь немногие семьи имели земельные владения по обе стороны пролива. Даже король Ричард сталкивался с отказом своей английской знати сражаться за морем. Причинами баронских волнений являлись споры по поводу военной службы за границей и уплаты скутагия. Систематическим злоупотреблением своими феодальными прерогативами Иоанн довел баронов до ожесточенного сопротивления. Английское общество развивалось поступательно. Классовые интересы приобретали более четкие очертания. Для многих баронов, вовсе не собирающихся нести обязательную службу, присутствие при дворе в первую очередь представляло собой прекрасную возможность употребить свое влияние. Среди служителей церкви росло ощущение единства, корпоративное чувство охватывало муниципалитеты. Все эти классы требовались новому централизованному правительству, но Иоанн предпочитал управлять жесткой королевской рукой.
Кризис наступил в 1205 г. За потерей Нормандии последовала смерть матери Иоанна, Элеоноры, имевшей большое влияние во Франции, что во многом способствовало укреплению положения Иоанна на континенте. Смерть Губерта Уолтера, на протяжении последних десяти лет контролировавшего всю административную машину, лишила его единственного государственного деятеля, чьи советы он уважал и чей авторитет помогал короне удерживать народ в повиновении. После его смерти встал также весьма непростой вопрос о том, кто должен избирать архиепископа Кентерберийского. Папский престол занимал в это время Иннокентий III, один из самых великих пап средневековья, прославившийся искусством государственного управления и дипломатии, вознамерившийся поднять на должную высоту мирскую власть церкви. Спор между Иоанном и Кентерберийским монастырем по поводу выборов в арихиепископат предоставил Иннокентию тот самый шанс, который он давно искал, чтобы утвердить папскую власть в Англии. Отклонив кандидатов как короны, так и духовенства, он организовал выборы Стефана Ленгтона, состоявшиеся в декабре 1206 г. в Риме с большой помпезностью и торжественностью. Король Иоанн, уверенный, что он имеет достаточное влияние на папский двор, чтобы обеспечить избрание своего кандидата, заранее признал действительным решение папы. Вполне понятно, с какой злостью воспринял он известие о том, как ловко Иннокентий продвинул третьего кандидата. Стефан Ленгтон был английским кардиналом, человеком сильного и благородного характера, одним из известнейших докторов парижских университетов. Под влиянием гнева, не представляя силу своих противников, король возобновил бескровную войну с церковью. Иннокентий III и Стефан Ленгтон были не из тех, кого можно испугать и таким образом вынудить к капитуляции, а в век веры они обладали оружием более сильным, чем любой светский монарх. Когда Иоанн начал преследования духовенства и захваты церковных земель, папа нанес ему ответный удар, наложив интердикт на всю Англию. В течение более шести лет колокола молчали, двери церквей не открывались перед верующими, а покойников приходилось хоронить в неосвященной земле и без последнего причастия. Уже из-за одного этого многие из подданных Иоанна были уверены в том, что они осуждены на вечное проклятие.
Когда Иоанн, ожесточившись после таких действий, повел атаки на церковную собственность с удвоенной силой, папа в 1209 г. пошел на крайнюю меру – отлучение от церкви. Таким образом, подданные короля освобождались от своих обязательств по отношению к монарху, его противники получали благословение церкви и посвящались в рыцари. Но Иоанн был упрям и твердо стоял на своем. Ни интердикт, ни отлучение не вселили страха в его душу. Фактически они лишь усилили жестокость его мер до таких пределов, объяснить которые его современники могли только безумием. Королевская администрация, работавшая с небывалой эффективностью, без особого труда справлялась с выпадавшими на ее долю фискальными и правовыми проблемами и с поддержанием порядка. Папский интердикт, представляя для Иоанна некоторую угрозу, с другой стороны давал королю возможность осуществить замыслы, уже давно созревшие в его голове. Церковная собственность сбежавших за границу священников конфисковывалась короной; доходы все большего числа остававшихся без своих глав аббатств и епископств эксплуатировались королевскими чиновниками. Казначейство переполнялось добычей. Если бы ссора с церковью не сочеталась с политическими трудностями, корона смогла бы создать для себя такое положение, которое было достигнуто ею только в дни Генриха VIII.
После потери Нормандии Иоанн предпринял все возможные усилия для создания на континенте альянса против Филиппа Августа. Союзников он нашел в лице императора Отгона IV и графов Тулузы и Фландрии, но его разрыв с церковью ускорил создание гораздо более грозного союза между королем Франции и папством. В 1213 г. Иоанну пришлось выбирать между подчинением папе и французским вторжением, опирающимся на все военные и духовные ресурсы, которые смог привести в движение Иннокентий III. Тревожная ситуация в Англии вынудила Иоанна склониться перед опасностью и принять условия папы. Иннокентий III мог радоваться тому, что навязал английскому королю свои условия.
Однако Иоанн еще не исчерпал всех своих уловок и, сделав хитрый ход, достойный называться проявлением политического гения, превратил поражение в нечто близкое триумфу. Раз невозможно господствовать, он покорится; покорившись, он раскается, а в этом раскаянии ему никто не будет строить преграды. Необходимо любой ценой разорвать сжимающийся круг врагов. Он предложил Иннокентию принять временный сюзеренитет над страной, зная, что перед таким соблазном понтифик не устоит. Он сделал Англию леном, феодальным поместьем папства, и принес присягу на верность папе как своему феодальному господину. Иннокентий с готовностью ухватился за предложение Иоанна, и к длинному перечню светских титулов папы добавился еще один высокий сан. Он простил раскаявшегося короля и взял его самого и все королевство под свое особое покровительство. Папа принял сюзеренитет над Англией из рук Иоанна и вернул ее ему же как вассалу со своим благословением.
Теперь Иоанн поменялся местами со своими врагами. Он стал любимцем церкви. Филипп Август, потративший немало средств, чтобы собрать армии для вторжения в Англию ради своих личных целей и одновременно показать себя борцом за веру и крестоносцем, решил, что с ним поступили бесчестно, что его духовный союзник отступился от него. Он был возмущен, но не отказался от мысли получить то, к чему так долго стремился. Баронов подобный поворот дел тоже мало устраивал. Их претензии остались неудовлетворенными, их злость – неутоленной. Даже в английской церкви отчетливо наблюдалось разделение. Английские епископы оказались теперь в таком подчинении Рима, которое далеко превосходило то, что требовали их интересы или благочестие. Кроме того, сложившееся положение никак не соответствовало той традиции, к которой они привыкли. Подчинение верховному понтифику было священным долгом, но теперь возникла угроза, что оно дойдет до крайности. Сам Стефан Ленгтон, избранник папы, был не только добрым христианином, но и добрым англичанином. Он предвидел, что Рим использует патронаж над английской церковью для необузданной эксплуатации и полного захвата ее приходов итальянскими ставленниками. Почти мгновенно Ленгтон превратился в силу, противодействующую папе. Как, должно быть, смеялся король Иоанн, укрывшийся в Дувре, – он манипулировал своими противниками, расстраивая их планы, как кукловод дергает за ниточки своих кукол. Ни Иоанн, ни Иннокентий не собирались разрывать свой союз, и недовольные бароны начали сплачиваться под руководством Стефана Ленгтона. Война с Францией продолжалась, и постоянные требования королем денег и службы не давали остыть ярости баронов. Английская экспедиция, организованная в 1214 г. в Пуату и возглавляемая Иоанном, потерпела крах. В северной Франции армия во главе с его племянником, Отгоном Саксонским и графом Солсбери, была разбита королем Филиппом при Бувине. Это сражение в один день опрокинуло все планы Иоанна во Франции, на которые он возлагал большие надежды. У внутренних врагов короля снова появилась подходящая возможность ограничить правление деспотичного монарха, разбитого на поле сражения. Они открыто угрожали восстанием, если их условия не будут приняты. Предоставленные самим себе, они, возможно, ничего бы не добились и только упустили бы случай, упорствуя в своих эгоистичных требованиях, но архиепископ Ленгтон, желавший справедливого мира, оказал на них умиротворяющее и сдерживающее влияние. Иоанн, будучи вассалом папы, тоже не мог открыто не считаться с советами архиепископа Кентерберийского.
Но у короля еще оставался один, последний ход. Вдохновляемый папой, он принес клятву крестоносца и призвал папский престол отлучить своих противников от церкви. В этом ему не отказали. Теперь, по сравнению с 1213 г., условия полностью переменились. Бароны, считавшие себя борцами за веру, противостоящими отлученному королю, сами оказались под церковным проклятием. Но столь поспешное применение церковных мер повлияло на них не совсем так, как рассчитывал Иоанн, – оно устранило один из немногих факторов, который еще сдерживал баронов. Ободренные военными неудачами короля за границей, они, несмотря на папскую буллу, упорствовали в своих требованиях. На их стороне оказалась и значительная часть священников. Маневры Иоанна, пытавшегося оторвать духовенство от баронов и обещавшего даровать церкви свободу выборов, оказались тщетными. Для оппозиции единственным выходом представлялось вооруженное восстание. Хотя впоследствии архиепископ показал себя человеком, не желающим идти на крайности и отнюдь не стремящимся к гражданской войне, именно он убедил баронов сформулировать свои требования на основе уважения древних обычаев и законов и сформулировал принципы, за которые они могли бороться помимо защиты своих собственных классовых интересов. После сорока лет существования административной системы, сформированной Генрихом II, противники Иоанна ушли далеко вперед по сравнению с магнатами времен короля Стефана. Они научились думать разумно и конструктивно. Вместо своевольного деспотизма короля они предлагали уже не губительную анархию феодального сепаратизма, а систему сдержек и противовесов, которая бы позволяла им согласовывать свои действия с монархией и препятствовала бы извращению сути королевской власти тираном или глупцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Артур, узнав, что его бабка Элеонора находится в замке Мирабо в Пуату с незначительной свитой, окружил крепость, взял штурмом внешние укрепления и уже собирался взять под стражу эту всеми уважаемую старую королеву. Враждебно относившейся к нему Элеоноре удалось в самый последний момент послать известие Иоанну, располагавшемуся тогда в Ле Ман. Ее сын с большими силами преодолел за 48 часов 80 миль, захватил на рассвете Артура и осаждавших врасплох и, как он выразился, «милостью Господа» одержал победу. Артур и все бывшие с ним, Гуго Лузиньян и группа мятежных баронов, разом оказались во власти Иоанна, а его мать избежала опасности.
Артур был заключен в тюрьму, сначала в Фалезе, потом в Руане. Никто не сомневался, что ему угрожает смерть. Все бретанские бароны, еще сохранившие верность Иоанну, просили его о том, чтобы он освободил принца, а когда Иоанн отказал, немедленно подняли мятеж. Иоанн понимал, что никогда не будет в безопасности, пока Артур жив. Это, конечно, было верно. Французский король Филипп II Август использовал юного Артура как пешку в своей игре. Французские провинции были разделены и опустошены. Артур, захваченный во время открытого мятежа при осаде крепости, в которой находилась его собственная бабка, был военнопленным. Такое ужасное преступление, как убийство, нередко совершалось ради государственных интересов, в том числе и при обстоятельствах, менее располагающих к этому, чем те, в которых оказался этот исключительно жестокий король. Никто не знает, что случилось с Артуром. Руанская трагедия скрыта под непроницаемой завесой. Командовавший крепостью офицер, некто Юбер де Бург, подробнее о котором будет сказано ниже, сообщил, что по приказу короля он на Пасху 1203 г. передал своего пленника в руки агентов Иоанна, посланных, чтобы оскопить его, и что Артур умер от шока. Это объяснение ни в коей мере не умерило того возмущения, которое поднялось в Бретани и в других провинциях. Затем Юбер утверждал, что Артур еще жив, а Иоанн заявил, что рад тому, что его приказ не был выполнен. Как бы там ни было, больше Артура уже не видели. Тот факт, что его убили по приказу Иоанна, ни тогда, ни потом никем не оспаривался. Оставалось неясным лишь то, был ли он изувечен или ослеплен перед смертью.
Хотя в те времена и знатных, и простолюдинов часто убивали без суда из-за ненависти или по политическим причинам, убийство королем равного ему стало еще одним свидетельством его дурной славы, известной всему миру. Более того, оно не только не предотвратило, но даже ускорило потерю Нормандии.
Итак, Артур был устранен, но Иоанну не удалось воспользоваться плодами своего преступления. Ведь Артур был не более чем инструментом Филиппа Августа, и его исчезновение никак не отразилось на той цели, которую поставил перед собой французский король и к которой он решительно стремился. Боровшийся с ним Ричард вызывал у людей симпатию и расположение, но Иоанн не возбуждал ни в ком подобных чувств прежде всего из-за своего характера. Бретань и центральные провинции Анжу восстали. Филипп договорился с каждой из них и на Пасху 1203 г. совершил путешествие по Луаре к Сомюру. Между северными и южными частями континентальных владений Иоанна уже был вбит клин. Окружив Нормандию, Филипп приготовился нанести удар по опорному пункту своего противника. Осознав опасность, Иоанн бросил все силы и средства на укрепление обороны. Военное положение не было еще отчаянным, и, если бы Иоанн в конце 1203 г. после жестоких, но не принесших результата набегов не покинул Нормандию, он мог бы, получая подкрепления из Англии, удерживать герцогство бесконечно долго. Но по мере того как Филипп брал крепость за крепостью в Центральной Нормандии, нервы Иоанна стали сдавать, и жители этой провинции, которые были не прочь найти подходящий повод для капитуляции, стали оправдываться безразличием англичан. В марте 1204 г. грозная крепость Ричарда, «любимое дитя» Шато Гайяр, пала, открыв врагу дорогу на Руан. Три месяца спустя сдалась столица, и Нормандия стала наконец французской.
Никто в Англии не проливал слез по поводу этой утраты. Даже в своем зените Анжуйская империя не была по-настоящему единой. Время и география выступили на стороне французов. Отделение послужило как интересам Англии, так и Франции. Оно избавило остров от опасного и дорогостоящего отвлечения сил, предотвратило вовлечение англичан в затруднительные ситуации, направило мысли и энергию на собственные дела, а самое главное – сориентировало правящий класс, чужеродный по происхождению, на интересы Англии, а не других территорий. Однако эти утешительные мысли не приходили в голову современникам Иоанна, видевших только катастрофическое и унизительное поражение и обвинявших в нем короля, и без того уже потерявшего доверие народа и знати.
* * *
То, что Генрих II добился значительных успехов в восстановлении порядка и создании действенного центрального управления, породило новые трудности для тех, кто пришел ему на смену. Генрих II изобрел инструмент столь мощный и сложный, что он нуждался в тщательном уходе и обращении. Он восстановил порядок только ценой наступления на привилегии баронов. Его фискальные меры были оригинальными и решительными. Действия Генриха II посягали на многие феодальные обычаи. Все это было принято обществом по причине тактичного и осторожного управления со стороны короля; сыграла свою роль и реакция на анархию. Что касается Ричарда I, то он оставил Англию в руках способных администраторов, и недовольство их строгим управлением и финансовой изобретательностью падало непосредственно на них, не задевая самого короля, часто отсутствующего и осененного ореолом славы крестоносца. Иоанн оказался тем человеком, которому пришлось принять на себя главный удар.
Иоанн довел тенденции отцовской системы до логического предела. Еще со времен правления Ричарда остались недоимки по налогам. А его наследнику требовалось все больше и больше денег для борьбы с французским королем Филиппом Августом. Но теперь среди баронов начался расколол. В правление Иоанна они уже заметно отличались от нормандских феодалов, и лишь немногие семьи имели земельные владения по обе стороны пролива. Даже король Ричард сталкивался с отказом своей английской знати сражаться за морем. Причинами баронских волнений являлись споры по поводу военной службы за границей и уплаты скутагия. Систематическим злоупотреблением своими феодальными прерогативами Иоанн довел баронов до ожесточенного сопротивления. Английское общество развивалось поступательно. Классовые интересы приобретали более четкие очертания. Для многих баронов, вовсе не собирающихся нести обязательную службу, присутствие при дворе в первую очередь представляло собой прекрасную возможность употребить свое влияние. Среди служителей церкви росло ощущение единства, корпоративное чувство охватывало муниципалитеты. Все эти классы требовались новому централизованному правительству, но Иоанн предпочитал управлять жесткой королевской рукой.
Кризис наступил в 1205 г. За потерей Нормандии последовала смерть матери Иоанна, Элеоноры, имевшей большое влияние во Франции, что во многом способствовало укреплению положения Иоанна на континенте. Смерть Губерта Уолтера, на протяжении последних десяти лет контролировавшего всю административную машину, лишила его единственного государственного деятеля, чьи советы он уважал и чей авторитет помогал короне удерживать народ в повиновении. После его смерти встал также весьма непростой вопрос о том, кто должен избирать архиепископа Кентерберийского. Папский престол занимал в это время Иннокентий III, один из самых великих пап средневековья, прославившийся искусством государственного управления и дипломатии, вознамерившийся поднять на должную высоту мирскую власть церкви. Спор между Иоанном и Кентерберийским монастырем по поводу выборов в арихиепископат предоставил Иннокентию тот самый шанс, который он давно искал, чтобы утвердить папскую власть в Англии. Отклонив кандидатов как короны, так и духовенства, он организовал выборы Стефана Ленгтона, состоявшиеся в декабре 1206 г. в Риме с большой помпезностью и торжественностью. Король Иоанн, уверенный, что он имеет достаточное влияние на папский двор, чтобы обеспечить избрание своего кандидата, заранее признал действительным решение папы. Вполне понятно, с какой злостью воспринял он известие о том, как ловко Иннокентий продвинул третьего кандидата. Стефан Ленгтон был английским кардиналом, человеком сильного и благородного характера, одним из известнейших докторов парижских университетов. Под влиянием гнева, не представляя силу своих противников, король возобновил бескровную войну с церковью. Иннокентий III и Стефан Ленгтон были не из тех, кого можно испугать и таким образом вынудить к капитуляции, а в век веры они обладали оружием более сильным, чем любой светский монарх. Когда Иоанн начал преследования духовенства и захваты церковных земель, папа нанес ему ответный удар, наложив интердикт на всю Англию. В течение более шести лет колокола молчали, двери церквей не открывались перед верующими, а покойников приходилось хоронить в неосвященной земле и без последнего причастия. Уже из-за одного этого многие из подданных Иоанна были уверены в том, что они осуждены на вечное проклятие.
Когда Иоанн, ожесточившись после таких действий, повел атаки на церковную собственность с удвоенной силой, папа в 1209 г. пошел на крайнюю меру – отлучение от церкви. Таким образом, подданные короля освобождались от своих обязательств по отношению к монарху, его противники получали благословение церкви и посвящались в рыцари. Но Иоанн был упрям и твердо стоял на своем. Ни интердикт, ни отлучение не вселили страха в его душу. Фактически они лишь усилили жестокость его мер до таких пределов, объяснить которые его современники могли только безумием. Королевская администрация, работавшая с небывалой эффективностью, без особого труда справлялась с выпадавшими на ее долю фискальными и правовыми проблемами и с поддержанием порядка. Папский интердикт, представляя для Иоанна некоторую угрозу, с другой стороны давал королю возможность осуществить замыслы, уже давно созревшие в его голове. Церковная собственность сбежавших за границу священников конфисковывалась короной; доходы все большего числа остававшихся без своих глав аббатств и епископств эксплуатировались королевскими чиновниками. Казначейство переполнялось добычей. Если бы ссора с церковью не сочеталась с политическими трудностями, корона смогла бы создать для себя такое положение, которое было достигнуто ею только в дни Генриха VIII.
После потери Нормандии Иоанн предпринял все возможные усилия для создания на континенте альянса против Филиппа Августа. Союзников он нашел в лице императора Отгона IV и графов Тулузы и Фландрии, но его разрыв с церковью ускорил создание гораздо более грозного союза между королем Франции и папством. В 1213 г. Иоанну пришлось выбирать между подчинением папе и французским вторжением, опирающимся на все военные и духовные ресурсы, которые смог привести в движение Иннокентий III. Тревожная ситуация в Англии вынудила Иоанна склониться перед опасностью и принять условия папы. Иннокентий III мог радоваться тому, что навязал английскому королю свои условия.
Однако Иоанн еще не исчерпал всех своих уловок и, сделав хитрый ход, достойный называться проявлением политического гения, превратил поражение в нечто близкое триумфу. Раз невозможно господствовать, он покорится; покорившись, он раскается, а в этом раскаянии ему никто не будет строить преграды. Необходимо любой ценой разорвать сжимающийся круг врагов. Он предложил Иннокентию принять временный сюзеренитет над страной, зная, что перед таким соблазном понтифик не устоит. Он сделал Англию леном, феодальным поместьем папства, и принес присягу на верность папе как своему феодальному господину. Иннокентий с готовностью ухватился за предложение Иоанна, и к длинному перечню светских титулов папы добавился еще один высокий сан. Он простил раскаявшегося короля и взял его самого и все королевство под свое особое покровительство. Папа принял сюзеренитет над Англией из рук Иоанна и вернул ее ему же как вассалу со своим благословением.
Теперь Иоанн поменялся местами со своими врагами. Он стал любимцем церкви. Филипп Август, потративший немало средств, чтобы собрать армии для вторжения в Англию ради своих личных целей и одновременно показать себя борцом за веру и крестоносцем, решил, что с ним поступили бесчестно, что его духовный союзник отступился от него. Он был возмущен, но не отказался от мысли получить то, к чему так долго стремился. Баронов подобный поворот дел тоже мало устраивал. Их претензии остались неудовлетворенными, их злость – неутоленной. Даже в английской церкви отчетливо наблюдалось разделение. Английские епископы оказались теперь в таком подчинении Рима, которое далеко превосходило то, что требовали их интересы или благочестие. Кроме того, сложившееся положение никак не соответствовало той традиции, к которой они привыкли. Подчинение верховному понтифику было священным долгом, но теперь возникла угроза, что оно дойдет до крайности. Сам Стефан Ленгтон, избранник папы, был не только добрым христианином, но и добрым англичанином. Он предвидел, что Рим использует патронаж над английской церковью для необузданной эксплуатации и полного захвата ее приходов итальянскими ставленниками. Почти мгновенно Ленгтон превратился в силу, противодействующую папе. Как, должно быть, смеялся король Иоанн, укрывшийся в Дувре, – он манипулировал своими противниками, расстраивая их планы, как кукловод дергает за ниточки своих кукол. Ни Иоанн, ни Иннокентий не собирались разрывать свой союз, и недовольные бароны начали сплачиваться под руководством Стефана Ленгтона. Война с Францией продолжалась, и постоянные требования королем денег и службы не давали остыть ярости баронов. Английская экспедиция, организованная в 1214 г. в Пуату и возглавляемая Иоанном, потерпела крах. В северной Франции армия во главе с его племянником, Отгоном Саксонским и графом Солсбери, была разбита королем Филиппом при Бувине. Это сражение в один день опрокинуло все планы Иоанна во Франции, на которые он возлагал большие надежды. У внутренних врагов короля снова появилась подходящая возможность ограничить правление деспотичного монарха, разбитого на поле сражения. Они открыто угрожали восстанием, если их условия не будут приняты. Предоставленные самим себе, они, возможно, ничего бы не добились и только упустили бы случай, упорствуя в своих эгоистичных требованиях, но архиепископ Ленгтон, желавший справедливого мира, оказал на них умиротворяющее и сдерживающее влияние. Иоанн, будучи вассалом папы, тоже не мог открыто не считаться с советами архиепископа Кентерберийского.
Но у короля еще оставался один, последний ход. Вдохновляемый папой, он принес клятву крестоносца и призвал папский престол отлучить своих противников от церкви. В этом ему не отказали. Теперь, по сравнению с 1213 г., условия полностью переменились. Бароны, считавшие себя борцами за веру, противостоящими отлученному королю, сами оказались под церковным проклятием. Но столь поспешное применение церковных мер повлияло на них не совсем так, как рассчитывал Иоанн, – оно устранило один из немногих факторов, который еще сдерживал баронов. Ободренные военными неудачами короля за границей, они, несмотря на папскую буллу, упорствовали в своих требованиях. На их стороне оказалась и значительная часть священников. Маневры Иоанна, пытавшегося оторвать духовенство от баронов и обещавшего даровать церкви свободу выборов, оказались тщетными. Для оппозиции единственным выходом представлялось вооруженное восстание. Хотя впоследствии архиепископ показал себя человеком, не желающим идти на крайности и отнюдь не стремящимся к гражданской войне, именно он убедил баронов сформулировать свои требования на основе уважения древних обычаев и законов и сформулировал принципы, за которые они могли бороться помимо защиты своих собственных классовых интересов. После сорока лет существования административной системы, сформированной Генрихом II, противники Иоанна ушли далеко вперед по сравнению с магнатами времен короля Стефана. Они научились думать разумно и конструктивно. Вместо своевольного деспотизма короля они предлагали уже не губительную анархию феодального сепаратизма, а систему сдержек и противовесов, которая бы позволяла им согласовывать свои действия с монархией и препятствовала бы извращению сути королевской власти тираном или глупцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55