Тот сказал:
— Я уже хотел идти за тобой… но подумал, что, возможно…
Она взяла его руку и крепко сжала.
— Он умер? — спросил Бакстер.
— Нет.
Некоторое время они лежали в тишине, прислонившись друг к другу. Ровно в 5.55 Бакстер спросил:
— Как ты думаешь, он может — или мог бы — остановить Меган и Лири?
— Я не спрашивала.
Бакстер кивнул:
— Понимаю… Ты готова теперь бежать?
— Я не совсем уверена, что хочу этого.
— Тогда зачем же ты вернулась сюда?
Морин ничего не ответила. Он глубоко вздохнул и сказал:
— Я готов…
Она еще крепче сжала его руку, прижалась к белому мраморному, заляпанному кровью полу, который, казалось, нагрелся от горящих вокруг свечей, и прислушалась. Морин отчетливо услышала, как Меган очередями стреляет по дверям из башни, но не слышала, чтобы Лири выпустил хотя бы одну пулю.
— Лири поджидает нас, — шепнула она Бакстеру.
— Так давай не будем больше томить его. — Он начал осторожно продвигаться к краю скамьи.
Морин схватила его за руку.
— Нет!
Из-за алтаря донесся голос полицейского:
— Послушайте, нам уже давно пора сматываться отсюда, идете вы или нет?
Он, наверное, думал, что говорит так, чтобы его слышали только они, но великолепная акустика разнесла его слова по всему собору.
Две стремительные пули вылетели из хоров и ударили в мраморный пол между скамьями и алтарем. Морин скользнула к Бакстеру и повернулась к нему лицом.
— Останься со мной!
Он нежно обнял ее за плечи и ответил полицейскому:
— Идите, ждать нас не имеет смысла.
Ответа не последовало. Морин и Бакстер еще теснее прижались друг к другу в ожидании последних минут.
* * *
Уэнди Петерсон стояла на коленях у внешней стены склепа, пока санитар бинтовал ее правое плечо. Она попыталась согнуть пальцы, но поняла, что ничего не получится.
— Проклятие!
— Вам лучше уйти, — заметил санитар. Другой санитар бинтовал ее правую пятку. Петерсон огляделась. Большинство из состава ее отряда уже были переправлены наверх, несколько человек погибли на месте, получив пули в голову. Остальных выносят, получивших огнестрельные ранения в руки и ноги, в ягодицы, с перебитыми ключицами — эти места бронежилет не защищает. В красноватом свете их бледные лица казались розовыми, кровь — черной, а раны особенно безобразными. Петерсон отвернулась от этой жуткой картины и принялась массировать онемевшие пальцы раненой руки.
— Черт возьми!
Командир вновь прибывшей группы собрал своих людей на углу внешней стены склепа и посмотрел на часы.
— Осталось восемь минут. — Он опустился на колени рядом с Петерсон. — Послушайте, лейтенант, я не знаю, какого черта нас загнали сюда, если только подбирать здесь убитых. А все потому, что мы не можем добраться до этого старого фигляра и выволочь его оттуда.
Она отошла от санитара и заковыляла к самому краю стены склепа.
— Вы уверены?
Он кивнул.
— Я ведь не могу стрелять — так? У него есть противогаз и фугасные гранаты. Но даже если мы убьем его, времени до рассвета не осталось даже на то, чтобы обезвредить одну мину, а мы не знаем, сколько их там. Эти проклятые собаки сдохли, а других у нас нет…
— К черту собак… мы уже близко.
— Нет, — возразил командир, — мы не так уж близко. — Несколько человек вокруг него нервно закашляли. Командир опять обратился к Петерсон: — Они говорят, что это было ваше решение… И Бурка. — Он поднял телефон, но трубка молчала. — Что вы все-таки думаете делать?
Из темноты донесся насмешливый старческий голос:
— Да я вас всех перетрахаю! Всех до одного!
— Самого тебя утрахаем! — не сдержался какой-то молодой полицейский.
Командир высунул голову из-за угла и крикнул в тем ноту:
— Если выйдешь с поднятыми руками…
— Не мели чушь! — Хики рассмеялся и выпустил из автомата целую очередь в сторону склепа. Стрельба вызвала в замкнутом подполе оглушительный грохот, эхо отдавалось даже в самом дальнем углу огромного пространства площадью чуть не в четверть акра. — Парень, который командует саперами, еще здесь? Отвечайте! — крикнул он.
Петерсон подошла к углу.
— Конечно, здесь, папуля!
— Папуля?! Кого это ты зовешь папулей? Ладно, черт с тобой, пусть буду папулей. Знаешь ли ты, что детонаторы у этих мин гораздо чувствительнее, чем… Линда Ловелас. — Он снова рассмеялся. — Ужасная метафора! В любом случае, девочка, продемонстрируй мне свое мастерство. О чем это я? Ах да, у меня понатыкано много всяких детонаторов — светочувствительные, звуковые — их целая куча. Веришь мне, малышка?
— По-моему, ты просто мешок, набитый дерьмом.
В темноте опять раздался смех Хики:
— Все же выводи всех отсюда, дорогуша, и бросай в меня гранату. Если от этого мины не взорвутся, тогда пусть саперы возвращаются и вытаскивают из них детонаторы. Ты же ведь со своими куриными мозгами не сумеешь их обезвредить, ну а я со своими мозгами не смогу остановить твоих саперов. Иди же, лапочка, давай посмотрим, на что ты способна…
Петерсон повернулась к командиру взвода:
— Дайте мне гранату и выметайтесь все вон.
— Идите к черту! Ведь знаете, что мы не берем в подобные места гранаты.
Уэнди вытащила из ножен длинный стилет для перерезания провода и двинулась к углу склепа. Командир догнал ее и схватил за руку.
— Вы что, совсем обалдели? Послушайте, до него, я думаю, не меньше шестидесяти футов. Никто не пройдет такое расстояние без единого звука, а он пристрелит вас в следующую же секунду, как только услышит шаги.
— Значит, прикройте меня, шумите побольше.
— Не дурите, забудьте про это.
Снова донесся хохот Хики:
— Что дальше, народ? Кто-нибудь поползет ко мне в гости на брюхе? Я слышу дыхание на расстоянии тридцати — сорока футов, а уж копа унюхаю за все шестьдесят. Знаете, джентльмены, и вы, леди, для вас пришло самое время смываться отсюда. Вы раздражаете меня, мне надо о многом поразмышлять в последние минуты своей жизни. А еще мне хочется попеть…
И он затянул похабную песню английских солдат:
Мне хотя и много ле-е-ет,
Трахнуть я всегда гото-о-ов,
Перетрахаю весь све-е-ет,
Полицейских и попо-о-ов.
Еле ноги волочу-у-у,
Охаю да ахаю-ю-ю,
Все равно опять хочу-у-у,
В усмерть всех затрахаю-ю-ю.
Уэнди Петерсон засунула стилет обратно в ножны и глубоко вздохнула.
— Пошли!
Все начали с напускным безразличием стремительно продвигаться к открытому в коридор люку. Никто не обернулся, одна Петерсон раз или два посмотрела через плечо. Внезапно она встала на четвереньки и быстро побежала к открытому люку, обгоняя всех.
Джон Хики вылез из тесной ниши, присел напротив подножия колонны и закурил трубку. К спине его прилипли крошки взрывчатки.
— Ох!.. Хорошо! — Он посмотрел на часы: 5.56. — Осталось совсем немного. — Он промычал несколько куплетов из «Ирландской колыбельной», а затем замурлыкал себе под нос:
Ту-ра-лу, ту-ра-лу,
Тихо, деточка, не плачь…
Командир шестого взвода лез по железным скобам на самую вершину южной башни, к его поясу был прикреплен нейлоновый альпинистский корд. Он продвигался не торопясь, хотя было очень холодно, а до Дивайна, все еще цеплявшегося замерзшими руками за медный крест, оставалось пять футов. Командир вытащил пистолет.
— Эй! Не двигайся, не то прострелю тебе задницу!
Дивайн открыл глаза и посмотрел на него сверху. Спецназовец поднял пистолет.
— Оружие есть?
Дивайн отрицательно покачал головой. Командир взвода отметил ясные глаза на окровавленном лице Дивайна, видимом в свете городских фонарей.
— Да ты и впрямь рехнулся — сам-то понимаешь это?
Дивайн кивнул.
— Слезай. Потихоньку.
Дивайн покачал головой:
— Не могу.
— Не можешь? Ты что, хочешь навсегда остаться там, придурок? Сейчас же слезай вниз. Я не собираюсь висеть здесь вечность, поджидая тебя.
— Я не могу двигаться.
Взводный подумал о том, что сейчас полмира следит за ним по телевидению, поэтому изобразил на своем лице заботу и по-доброму улыбнулся Дивайну.
— Ты — глупый осел! Я ведь могу вставить пистолет тебе между ног и отстрелить яйца. — Он посмотрел на высоченное здание Рокфеллеровского центра, где то и дело мелькали вспышки теле— и фотокамер и сверкали бинокли, и поднялся еще на одну скобу. — Слушай, солнышко, у меня есть веревка, и если ты ухватишь конец, то, клянусь Богом, сволочь ты этакая, спустишься по ней, как канатоходец.
Дивайн неотрывно следил за приближающимся человеком, одетым во все черное.
— Не смеши людей, — сказал он. Спецназовец рассмеялся, залез на медное основание и обхватил руками крест.
— Теперь все в порядке, мальчик. Ты, конечно, отменный придурок, но все нормально. Не двигайся. — Он обогнул крест, подтянулся повыше и обвязал одним концом веревки торс Дивайна.
— Это ты пальнул по прожекторам?
Дивайн молча кивнул.
— Стреляешь отменно, не так ли? Есть разряд? А что еще умеешь делать? Фокусы показывать? — Спецназовец говорил нарочито спокойным голосом, а сам в это время обвязывал другим концом альпинистской веревки основание креста. — А теперь тебе придется забраться чуть повыше. Не бойся, я тебе помогу.
Проблески сознания все же вспыхивали в задеревеневшей голове Дивайна. Немыслимо было зависнуть на высоте двадцать восьмого этажа над городом с самой передовой технологией в мире, а теперь его, раненого, упрашивают вскарабкаться еще повыше и потом спускаться на веревке.
— Вызови вертолет, — попросил он.
Взводный быстро взглянул на него. Дивайн посмотрел ему прямо в глаза и убежденно сказал:
— Ты собираешься убить меня.
— О чем ты, черт побери, болтаешь? Я рискую своей распроклятой жизнью, спасая тебя, дурья твоя башка. — Взводный с улыбкой обернулся в сторону Рокфеллеровского центра. — Давай шевелись, да побыстрее. Слезай!
— Нет.
Спецназовец услышал шум вверху и посмотрел туда. Над головой завис пожарный вертолет и стал спускаться к шпилю. Вот он приблизился, гоня на них лопастями винта холодный воздух. Из боковой двери высунулся человек в спасательной форме и с подъемным сиденьем в руке. Взводный подхватил Дивайна под руки и притянул к себе лицом, теперь он четко увидел, как посинел от холода молодой человек — на его рыжих волосах блестели даже замерзшие капли крови. Взводный внимательно посмотрел на его рану на горле и большую бесцветную массу на лбу.
— В дерьмо, что ли, лбом влез? Знаешь ли, ты уже должен быть покойником?
— Я собираюсь жить долго.
— Кое-кого из моих друзей порядком нашпиговали свинцом там внизу.
— Я не сделал ни единого выстрела.
— Вот как? Ну, давай, собирайся. Я помогу тебе обвязать петлю.
— Как вы можете убивать здесь, в святом месте?
Спецназовец глубоко вздохнул и выдохнул целый клуб пара.
Спасатель из пожарного вертолета теперь раскачивался над ними где-то футах в двадцати, опуская сиденье, которое зависло прямо напротив них всего в нескольких футах. Командир взвода положил руки на плечи Дивайна и сказал:
— Порядок, рыжий. Доверься мне.
Он дотянулся до сиденья и подвел его под Дивайна, застегнул на нем привязные ремни и освободил веревку.
— Не смотри вниз, — предупредил он и махнул рукой вертолетчикам, чтобы те поднимались.
Вертолет поднялся, и Дивайн оторвался от шпиля, описав в посветлевшем небе огромную плавную дугу. Спецназовец смотрел, как сиденье постепенно подтягивается к вертолету и Дивайна втаскивают внутрь. Затем он повернулся и опять взглянул на Рокфеллеровский центр. Из окон здания высунулись люди, гражданские и полицейские, он расслышал приветственные крики. Из окон посыпались листки бумаги, они медленно планировали в воздухе. Он протер слезящиеся глаза, приветственно помахал рукой людям, выглядывающим из окон, и начал слезать вниз.
— Эй, вы, ослы бестолковые! — закричал он, не в силах сдерживаться от распиравшей его радости. — Пишите теперь правильно мою фамилию. Здорово все получилось, вашу мать! Мэр Клайн — я теперь герой!
* * *
Сбежав по ступенькам винтовой лестницы южной башни, Бурк наткнулся в темноте хоров на группу гвардейцев и полицейских.
— Как обстановка?
Никто сразу не ответил, затем какой-то спецназовец сказал:
— Мы в потемках то и дело натыкаемся друг на друга. — И кивнул на шесть трупов, уложенных в ровный ряд у стены.
Бурк быстро оглядел помещение башни и заметил разбитую дверь, свободно болтающуюся на петлях. Спецназовец предупредил:
— Стойте подальше от линии огня по этой двери.
— Понимаю. Я уже догадался, что надо держаться от нее подальше.
Короткая очередь из автоматической винтовки ударила по двери, все кинулись на пол, так как пули рикошетом отскакивали от стен и разлетались в разные стороны, со звоном разбивая толстые оконные стёкла. Какой-то гвардеец не вытерпел и выпустил в ответ через дверь целый магазин из своей винтовки.
Затем в помещении послышалось эхо приглушенного звука снайперской винтовки с глушителем, и Бурк подумал, что на этом стрельба не кончится. Он обогнул помещение и скользнул вдоль стены к разбитой двери.
* * *
Уэнди Петерсон побежала по ступенькам ризничной лестницы вверх к алтарю. Она дышала прерывисто, как загнанная лошадь, а раненая пятка начала кровоточить. У алтаря она подскочила к стоящим там двум спецназовцам и грубо потребовала:
— Дайте мне фугасную гранату!
Один из спецназовцев даже вздрогнул от неожиданности и протянул ей довольно увесистый черный баллончик. Петерсон немного отодвинулась и посмотрела направо. От лестницы до лежащих под скамьями заложников было футов тридцать. А налево, до бронзовой плиты, выщербленной пулями, — всего пять футов.
«Сколько же она весит? — прикинула Уэнди. — В какую сторону откидывается? А где у нее ручка?» Она опять повернулась к алтарному помосту и спросила спецназовцев:
— Что с заложниками?
— Ничем не можем им помочь, — ответил один из бойцов. — Когда удастся улучить момент, им надо бежать сломя голову. Мы здесь торчим на случай, если их, не дай Бог, ранят… Но они вроде и не собираются давать тягу. Да и мы вскоре уйдем — что ж болтаться без толку. — Он откашлялся и продолжил: — Уже пять пятьдесят семь. А если бомбы взорвутся раньше трех минут седьмого?
Уэнди показала на бронзовую плиту и спросила:
— А каковы мои шансы, если попытаться добежать до нее?
Спецназовец посмотрел на закапанные кровью ступеньки лестницы и машинально дотронулся до своего уха, оцарапанного пулей, пущенной с хоров, — до них было больше сотни ярдов, к тому же алтарный помост освещался довольно слабо. Подумав, он ответил:
— Ваши шансы просто добежать до плиты вообще-то неплохие: пятьдесят на пятьдесят. А вот открыть плиту, бросить туда гранату, подождать секунды две-три, пока она взорвется, а затем быстренько убраться оттуда, здесь шансов не то что нет вообще, а даже, я бы сказал, гораздо меньше нуля.
— А если прорезать дыру прямо здесь?
— Неужели вы думаете, что мы не пробовали? — Он пошарил ногой по заляпанному кровью полу. — Вырезайте, если хотите, вот здесь.
Она мотнула головой и заметила:
— Я тут похожу немного — ведь никогда заранее не знаешь, что может произойти.
— Зато я знаю, что должно произойти, лейтенант. И здесь как раз не то место, где можно болтаться, когда это случится.
В этот момент в бронзовую плиту ударили две пули и рикошетом отлетели в сторону часовни Богоматери. Еще одна пуля угодила в потолок с лепниной на высоте десятого этажа. Петерсон и оба спецназовца, прячась от осыпающихся гипсовых осколков, посмотрели на темное пространство наверху. Спустя секунду-другую около них упал один из висевших кардинальских головных уборов. Спецназовец поднял его и принялся разглядывать красную бахрому. С хоров раздался голос Лири:
— Получай в подарок кардинальскую шляпу. Я прострелил ее на лету, да еще в кромешной темноте. Боже! Как же здорово я стреляю! Всаживаю без промаха!
— А знаете, он прав, — заметил спецназовец, отбрасывая головной убор в сторону.
— Поговорю с заложниками, — решила Петерсон. — А вы можете отправляться.
Один из спецназовцев стал спускаться вниз, к воротам ризницы. Другой полез вверх, к Петерсон.
— Лейтенант, — проговорил он, глядя на грязную, пропитанную кровью повязку, намотанную на ее голую ногу, — чтобы добраться до цоколя дома настоятеля, потребуются целых шестьдесят секунд…
— О'кей, знаю.
Спецназовец постоял, подумал, а потом повернулся и тоже направился вниз, к воротам в ризницу.
Петерсон присела на последнюю ступеньку и крикнула Бакстеру и Мелон:
— Что вы там делаете?
Морин крикнула в ответ:
— Уматывай отсюда, да поживее!
Тогда Петерсон закурила сигарету и спокойно сказала, так, будто часы вовсе и не отсчитывали секунды:
— Не волнуйтесь, все в норме… у нас еще есть время.
* * *
Лири периодически постреливал поверх балюстрад на всех четырех трифориях, не забывая всякий раз менять позицию. Выстрелил он и в статую святого Патрика, откатился вбок, заметил трепещущий огонек свечи, пальнул в него и посмотрел, как свеча разлетается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Я уже хотел идти за тобой… но подумал, что, возможно…
Она взяла его руку и крепко сжала.
— Он умер? — спросил Бакстер.
— Нет.
Некоторое время они лежали в тишине, прислонившись друг к другу. Ровно в 5.55 Бакстер спросил:
— Как ты думаешь, он может — или мог бы — остановить Меган и Лири?
— Я не спрашивала.
Бакстер кивнул:
— Понимаю… Ты готова теперь бежать?
— Я не совсем уверена, что хочу этого.
— Тогда зачем же ты вернулась сюда?
Морин ничего не ответила. Он глубоко вздохнул и сказал:
— Я готов…
Она еще крепче сжала его руку, прижалась к белому мраморному, заляпанному кровью полу, который, казалось, нагрелся от горящих вокруг свечей, и прислушалась. Морин отчетливо услышала, как Меган очередями стреляет по дверям из башни, но не слышала, чтобы Лири выпустил хотя бы одну пулю.
— Лири поджидает нас, — шепнула она Бакстеру.
— Так давай не будем больше томить его. — Он начал осторожно продвигаться к краю скамьи.
Морин схватила его за руку.
— Нет!
Из-за алтаря донесся голос полицейского:
— Послушайте, нам уже давно пора сматываться отсюда, идете вы или нет?
Он, наверное, думал, что говорит так, чтобы его слышали только они, но великолепная акустика разнесла его слова по всему собору.
Две стремительные пули вылетели из хоров и ударили в мраморный пол между скамьями и алтарем. Морин скользнула к Бакстеру и повернулась к нему лицом.
— Останься со мной!
Он нежно обнял ее за плечи и ответил полицейскому:
— Идите, ждать нас не имеет смысла.
Ответа не последовало. Морин и Бакстер еще теснее прижались друг к другу в ожидании последних минут.
* * *
Уэнди Петерсон стояла на коленях у внешней стены склепа, пока санитар бинтовал ее правое плечо. Она попыталась согнуть пальцы, но поняла, что ничего не получится.
— Проклятие!
— Вам лучше уйти, — заметил санитар. Другой санитар бинтовал ее правую пятку. Петерсон огляделась. Большинство из состава ее отряда уже были переправлены наверх, несколько человек погибли на месте, получив пули в голову. Остальных выносят, получивших огнестрельные ранения в руки и ноги, в ягодицы, с перебитыми ключицами — эти места бронежилет не защищает. В красноватом свете их бледные лица казались розовыми, кровь — черной, а раны особенно безобразными. Петерсон отвернулась от этой жуткой картины и принялась массировать онемевшие пальцы раненой руки.
— Черт возьми!
Командир вновь прибывшей группы собрал своих людей на углу внешней стены склепа и посмотрел на часы.
— Осталось восемь минут. — Он опустился на колени рядом с Петерсон. — Послушайте, лейтенант, я не знаю, какого черта нас загнали сюда, если только подбирать здесь убитых. А все потому, что мы не можем добраться до этого старого фигляра и выволочь его оттуда.
Она отошла от санитара и заковыляла к самому краю стены склепа.
— Вы уверены?
Он кивнул.
— Я ведь не могу стрелять — так? У него есть противогаз и фугасные гранаты. Но даже если мы убьем его, времени до рассвета не осталось даже на то, чтобы обезвредить одну мину, а мы не знаем, сколько их там. Эти проклятые собаки сдохли, а других у нас нет…
— К черту собак… мы уже близко.
— Нет, — возразил командир, — мы не так уж близко. — Несколько человек вокруг него нервно закашляли. Командир опять обратился к Петерсон: — Они говорят, что это было ваше решение… И Бурка. — Он поднял телефон, но трубка молчала. — Что вы все-таки думаете делать?
Из темноты донесся насмешливый старческий голос:
— Да я вас всех перетрахаю! Всех до одного!
— Самого тебя утрахаем! — не сдержался какой-то молодой полицейский.
Командир высунул голову из-за угла и крикнул в тем ноту:
— Если выйдешь с поднятыми руками…
— Не мели чушь! — Хики рассмеялся и выпустил из автомата целую очередь в сторону склепа. Стрельба вызвала в замкнутом подполе оглушительный грохот, эхо отдавалось даже в самом дальнем углу огромного пространства площадью чуть не в четверть акра. — Парень, который командует саперами, еще здесь? Отвечайте! — крикнул он.
Петерсон подошла к углу.
— Конечно, здесь, папуля!
— Папуля?! Кого это ты зовешь папулей? Ладно, черт с тобой, пусть буду папулей. Знаешь ли ты, что детонаторы у этих мин гораздо чувствительнее, чем… Линда Ловелас. — Он снова рассмеялся. — Ужасная метафора! В любом случае, девочка, продемонстрируй мне свое мастерство. О чем это я? Ах да, у меня понатыкано много всяких детонаторов — светочувствительные, звуковые — их целая куча. Веришь мне, малышка?
— По-моему, ты просто мешок, набитый дерьмом.
В темноте опять раздался смех Хики:
— Все же выводи всех отсюда, дорогуша, и бросай в меня гранату. Если от этого мины не взорвутся, тогда пусть саперы возвращаются и вытаскивают из них детонаторы. Ты же ведь со своими куриными мозгами не сумеешь их обезвредить, ну а я со своими мозгами не смогу остановить твоих саперов. Иди же, лапочка, давай посмотрим, на что ты способна…
Петерсон повернулась к командиру взвода:
— Дайте мне гранату и выметайтесь все вон.
— Идите к черту! Ведь знаете, что мы не берем в подобные места гранаты.
Уэнди вытащила из ножен длинный стилет для перерезания провода и двинулась к углу склепа. Командир догнал ее и схватил за руку.
— Вы что, совсем обалдели? Послушайте, до него, я думаю, не меньше шестидесяти футов. Никто не пройдет такое расстояние без единого звука, а он пристрелит вас в следующую же секунду, как только услышит шаги.
— Значит, прикройте меня, шумите побольше.
— Не дурите, забудьте про это.
Снова донесся хохот Хики:
— Что дальше, народ? Кто-нибудь поползет ко мне в гости на брюхе? Я слышу дыхание на расстоянии тридцати — сорока футов, а уж копа унюхаю за все шестьдесят. Знаете, джентльмены, и вы, леди, для вас пришло самое время смываться отсюда. Вы раздражаете меня, мне надо о многом поразмышлять в последние минуты своей жизни. А еще мне хочется попеть…
И он затянул похабную песню английских солдат:
Мне хотя и много ле-е-ет,
Трахнуть я всегда гото-о-ов,
Перетрахаю весь све-е-ет,
Полицейских и попо-о-ов.
Еле ноги волочу-у-у,
Охаю да ахаю-ю-ю,
Все равно опять хочу-у-у,
В усмерть всех затрахаю-ю-ю.
Уэнди Петерсон засунула стилет обратно в ножны и глубоко вздохнула.
— Пошли!
Все начали с напускным безразличием стремительно продвигаться к открытому в коридор люку. Никто не обернулся, одна Петерсон раз или два посмотрела через плечо. Внезапно она встала на четвереньки и быстро побежала к открытому люку, обгоняя всех.
Джон Хики вылез из тесной ниши, присел напротив подножия колонны и закурил трубку. К спине его прилипли крошки взрывчатки.
— Ох!.. Хорошо! — Он посмотрел на часы: 5.56. — Осталось совсем немного. — Он промычал несколько куплетов из «Ирландской колыбельной», а затем замурлыкал себе под нос:
Ту-ра-лу, ту-ра-лу,
Тихо, деточка, не плачь…
Командир шестого взвода лез по железным скобам на самую вершину южной башни, к его поясу был прикреплен нейлоновый альпинистский корд. Он продвигался не торопясь, хотя было очень холодно, а до Дивайна, все еще цеплявшегося замерзшими руками за медный крест, оставалось пять футов. Командир вытащил пистолет.
— Эй! Не двигайся, не то прострелю тебе задницу!
Дивайн открыл глаза и посмотрел на него сверху. Спецназовец поднял пистолет.
— Оружие есть?
Дивайн отрицательно покачал головой. Командир взвода отметил ясные глаза на окровавленном лице Дивайна, видимом в свете городских фонарей.
— Да ты и впрямь рехнулся — сам-то понимаешь это?
Дивайн кивнул.
— Слезай. Потихоньку.
Дивайн покачал головой:
— Не могу.
— Не можешь? Ты что, хочешь навсегда остаться там, придурок? Сейчас же слезай вниз. Я не собираюсь висеть здесь вечность, поджидая тебя.
— Я не могу двигаться.
Взводный подумал о том, что сейчас полмира следит за ним по телевидению, поэтому изобразил на своем лице заботу и по-доброму улыбнулся Дивайну.
— Ты — глупый осел! Я ведь могу вставить пистолет тебе между ног и отстрелить яйца. — Он посмотрел на высоченное здание Рокфеллеровского центра, где то и дело мелькали вспышки теле— и фотокамер и сверкали бинокли, и поднялся еще на одну скобу. — Слушай, солнышко, у меня есть веревка, и если ты ухватишь конец, то, клянусь Богом, сволочь ты этакая, спустишься по ней, как канатоходец.
Дивайн неотрывно следил за приближающимся человеком, одетым во все черное.
— Не смеши людей, — сказал он. Спецназовец рассмеялся, залез на медное основание и обхватил руками крест.
— Теперь все в порядке, мальчик. Ты, конечно, отменный придурок, но все нормально. Не двигайся. — Он обогнул крест, подтянулся повыше и обвязал одним концом веревки торс Дивайна.
— Это ты пальнул по прожекторам?
Дивайн молча кивнул.
— Стреляешь отменно, не так ли? Есть разряд? А что еще умеешь делать? Фокусы показывать? — Спецназовец говорил нарочито спокойным голосом, а сам в это время обвязывал другим концом альпинистской веревки основание креста. — А теперь тебе придется забраться чуть повыше. Не бойся, я тебе помогу.
Проблески сознания все же вспыхивали в задеревеневшей голове Дивайна. Немыслимо было зависнуть на высоте двадцать восьмого этажа над городом с самой передовой технологией в мире, а теперь его, раненого, упрашивают вскарабкаться еще повыше и потом спускаться на веревке.
— Вызови вертолет, — попросил он.
Взводный быстро взглянул на него. Дивайн посмотрел ему прямо в глаза и убежденно сказал:
— Ты собираешься убить меня.
— О чем ты, черт побери, болтаешь? Я рискую своей распроклятой жизнью, спасая тебя, дурья твоя башка. — Взводный с улыбкой обернулся в сторону Рокфеллеровского центра. — Давай шевелись, да побыстрее. Слезай!
— Нет.
Спецназовец услышал шум вверху и посмотрел туда. Над головой завис пожарный вертолет и стал спускаться к шпилю. Вот он приблизился, гоня на них лопастями винта холодный воздух. Из боковой двери высунулся человек в спасательной форме и с подъемным сиденьем в руке. Взводный подхватил Дивайна под руки и притянул к себе лицом, теперь он четко увидел, как посинел от холода молодой человек — на его рыжих волосах блестели даже замерзшие капли крови. Взводный внимательно посмотрел на его рану на горле и большую бесцветную массу на лбу.
— В дерьмо, что ли, лбом влез? Знаешь ли, ты уже должен быть покойником?
— Я собираюсь жить долго.
— Кое-кого из моих друзей порядком нашпиговали свинцом там внизу.
— Я не сделал ни единого выстрела.
— Вот как? Ну, давай, собирайся. Я помогу тебе обвязать петлю.
— Как вы можете убивать здесь, в святом месте?
Спецназовец глубоко вздохнул и выдохнул целый клуб пара.
Спасатель из пожарного вертолета теперь раскачивался над ними где-то футах в двадцати, опуская сиденье, которое зависло прямо напротив них всего в нескольких футах. Командир взвода положил руки на плечи Дивайна и сказал:
— Порядок, рыжий. Доверься мне.
Он дотянулся до сиденья и подвел его под Дивайна, застегнул на нем привязные ремни и освободил веревку.
— Не смотри вниз, — предупредил он и махнул рукой вертолетчикам, чтобы те поднимались.
Вертолет поднялся, и Дивайн оторвался от шпиля, описав в посветлевшем небе огромную плавную дугу. Спецназовец смотрел, как сиденье постепенно подтягивается к вертолету и Дивайна втаскивают внутрь. Затем он повернулся и опять взглянул на Рокфеллеровский центр. Из окон здания высунулись люди, гражданские и полицейские, он расслышал приветственные крики. Из окон посыпались листки бумаги, они медленно планировали в воздухе. Он протер слезящиеся глаза, приветственно помахал рукой людям, выглядывающим из окон, и начал слезать вниз.
— Эй, вы, ослы бестолковые! — закричал он, не в силах сдерживаться от распиравшей его радости. — Пишите теперь правильно мою фамилию. Здорово все получилось, вашу мать! Мэр Клайн — я теперь герой!
* * *
Сбежав по ступенькам винтовой лестницы южной башни, Бурк наткнулся в темноте хоров на группу гвардейцев и полицейских.
— Как обстановка?
Никто сразу не ответил, затем какой-то спецназовец сказал:
— Мы в потемках то и дело натыкаемся друг на друга. — И кивнул на шесть трупов, уложенных в ровный ряд у стены.
Бурк быстро оглядел помещение башни и заметил разбитую дверь, свободно болтающуюся на петлях. Спецназовец предупредил:
— Стойте подальше от линии огня по этой двери.
— Понимаю. Я уже догадался, что надо держаться от нее подальше.
Короткая очередь из автоматической винтовки ударила по двери, все кинулись на пол, так как пули рикошетом отскакивали от стен и разлетались в разные стороны, со звоном разбивая толстые оконные стёкла. Какой-то гвардеец не вытерпел и выпустил в ответ через дверь целый магазин из своей винтовки.
Затем в помещении послышалось эхо приглушенного звука снайперской винтовки с глушителем, и Бурк подумал, что на этом стрельба не кончится. Он обогнул помещение и скользнул вдоль стены к разбитой двери.
* * *
Уэнди Петерсон побежала по ступенькам ризничной лестницы вверх к алтарю. Она дышала прерывисто, как загнанная лошадь, а раненая пятка начала кровоточить. У алтаря она подскочила к стоящим там двум спецназовцам и грубо потребовала:
— Дайте мне фугасную гранату!
Один из спецназовцев даже вздрогнул от неожиданности и протянул ей довольно увесистый черный баллончик. Петерсон немного отодвинулась и посмотрела направо. От лестницы до лежащих под скамьями заложников было футов тридцать. А налево, до бронзовой плиты, выщербленной пулями, — всего пять футов.
«Сколько же она весит? — прикинула Уэнди. — В какую сторону откидывается? А где у нее ручка?» Она опять повернулась к алтарному помосту и спросила спецназовцев:
— Что с заложниками?
— Ничем не можем им помочь, — ответил один из бойцов. — Когда удастся улучить момент, им надо бежать сломя голову. Мы здесь торчим на случай, если их, не дай Бог, ранят… Но они вроде и не собираются давать тягу. Да и мы вскоре уйдем — что ж болтаться без толку. — Он откашлялся и продолжил: — Уже пять пятьдесят семь. А если бомбы взорвутся раньше трех минут седьмого?
Уэнди показала на бронзовую плиту и спросила:
— А каковы мои шансы, если попытаться добежать до нее?
Спецназовец посмотрел на закапанные кровью ступеньки лестницы и машинально дотронулся до своего уха, оцарапанного пулей, пущенной с хоров, — до них было больше сотни ярдов, к тому же алтарный помост освещался довольно слабо. Подумав, он ответил:
— Ваши шансы просто добежать до плиты вообще-то неплохие: пятьдесят на пятьдесят. А вот открыть плиту, бросить туда гранату, подождать секунды две-три, пока она взорвется, а затем быстренько убраться оттуда, здесь шансов не то что нет вообще, а даже, я бы сказал, гораздо меньше нуля.
— А если прорезать дыру прямо здесь?
— Неужели вы думаете, что мы не пробовали? — Он пошарил ногой по заляпанному кровью полу. — Вырезайте, если хотите, вот здесь.
Она мотнула головой и заметила:
— Я тут похожу немного — ведь никогда заранее не знаешь, что может произойти.
— Зато я знаю, что должно произойти, лейтенант. И здесь как раз не то место, где можно болтаться, когда это случится.
В этот момент в бронзовую плиту ударили две пули и рикошетом отлетели в сторону часовни Богоматери. Еще одна пуля угодила в потолок с лепниной на высоте десятого этажа. Петерсон и оба спецназовца, прячась от осыпающихся гипсовых осколков, посмотрели на темное пространство наверху. Спустя секунду-другую около них упал один из висевших кардинальских головных уборов. Спецназовец поднял его и принялся разглядывать красную бахрому. С хоров раздался голос Лири:
— Получай в подарок кардинальскую шляпу. Я прострелил ее на лету, да еще в кромешной темноте. Боже! Как же здорово я стреляю! Всаживаю без промаха!
— А знаете, он прав, — заметил спецназовец, отбрасывая головной убор в сторону.
— Поговорю с заложниками, — решила Петерсон. — А вы можете отправляться.
Один из спецназовцев стал спускаться вниз, к воротам ризницы. Другой полез вверх, к Петерсон.
— Лейтенант, — проговорил он, глядя на грязную, пропитанную кровью повязку, намотанную на ее голую ногу, — чтобы добраться до цоколя дома настоятеля, потребуются целых шестьдесят секунд…
— О'кей, знаю.
Спецназовец постоял, подумал, а потом повернулся и тоже направился вниз, к воротам в ризницу.
Петерсон присела на последнюю ступеньку и крикнула Бакстеру и Мелон:
— Что вы там делаете?
Морин крикнула в ответ:
— Уматывай отсюда, да поживее!
Тогда Петерсон закурила сигарету и спокойно сказала, так, будто часы вовсе и не отсчитывали секунды:
— Не волнуйтесь, все в норме… у нас еще есть время.
* * *
Лири периодически постреливал поверх балюстрад на всех четырех трифориях, не забывая всякий раз менять позицию. Выстрелил он и в статую святого Патрика, откатился вбок, заметил трепещущий огонек свечи, пальнул в него и посмотрел, как свеча разлетается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64