«Что со мной случилось?» — подумал он.
Хики прошел через арку исповедальни и по коридору двинулся к комнате для невест. Подойдя к дубовым дверям лифта, он остановился, неторопливо выключил сигнализацию и осторожно начал обезвреживать мину, прикрепленную к дверям.
Флинн тоже подошел и встал позади него.
Хики обезвредил мину.
— Ну вот и все… Я поставлю все снова на место, когда ты спустишься вниз.
Он открыл дубовые створки, за которыми виднелись автоматические двери кабины лифта. Флинн подошел поближе.
— Когда возвратишься назад, — продолжал Хики, — стукни по дубовым дверям — три длинных, два коротких. Я пойму, что это ты, и снова выну детонатор. — Он посмотрел на Брайена. — Ну, давай. Удачи тебе.
Флинн подошел еще ближе и увидел автоматические серые двери кабины лифта, на одной из приоткрытых дубовых дверей висела мина. В его голове непрерывно крутилась одна и та же фраза: «Я пойму, что это ты, и снова выну детонатор…» Флинн внимательно посмотрел в глаза Хики и сказал:
— У меня есть идея получше!
* * *
Инспектор Лэнгли и Роберта Шпигель стояли в ожидании в коридоре первого этажа, залитого ярким светом. С ними находились несколько полицейских из спецназа и три офицера-розыскника. Лэнгли нервно взглянул на часы — пошел одиннадцатый час. Он подошел к лифту и, нагнувшись, приложил ухо к дверям, но ничего не услышал и выпрямился.
Роберта Шпигель подошла к нему и сказала:
— Этого ублюдка ждут три национальных телекомпании и несколько местных коммерческих радиостанций. Он же применяет «метод Муссолини» — заставляет всех ждать до последнего, пока они не сойдут с ума от столь долгого ожидания.
Лэнгли молча кивнул. Она точно выразила его мысли и чувства, поскольку он сам чуть не сходил с ума, ожидая, когда же Брайен Флинн появится в серых дверях лифта. Но вот гнетущее молчание коридора взорвал шум тронувшегося лифта, он все нарастал по мере приближения к первому этажу. Наконец двери стали раздвигаться.
Лэнгли, трое офицеров и полицейские вытянулись, расправив плечи. Роберта Шпигель нервным жестом поправила прическу. От волнения сердце бешено стучало у нее в груди. Наконец двери открылись, и в них показался не Брайен Флинн, а Джон Хики. Он степенно шагнул в холл, улыбнулся и произнес:
— Финн Мак-Камейл, вождь фениев, просил засвидетельствовать свое почтение и передать искренние сожаления. — Он огляделся вокруг и продолжил: — Мой шеф — человек подозрительный, вот почему он так долго остается живым. Думаю, у него сложилось предубеждение — не показываться прилюдно в угрожающих ситуациях вроде теперешней. — Хики бросил взгляд на Лэнгли. — Он мыслящий человек и не хочет подвергаться искушению появляться перед вами или перед вашими британскими союзниками. Поэтому он послал сюда меня, своего верного заместителя.
Лэнгли подумал, что с большим трудом можно поверить в то, что Флинн испугался западни, да еще с четырьмя томящимися у него заложниками. Но его лицо не отразило никаких эмоций, и он лишь приветливо спросил:
— Вы, конечно же, Джон Хики?
— Возражений нет, вы абсолютно правы. — Хики театрально раскланялся.
— Следовательно, выступать придется вам.
Хики улыбнулся:
— Следовательно, мне. А с кем имею удовольствие говорить я?
— Я инспектор Лэнгли.
— Ах да… А леди? — Он посмотрел на Шпигель.
— Мое имя — Роберта Шпигель. Я из администрации мэра, — ответила та.
Хики снова отвесил поклон и взял Шпигель за руку.
— Вот как? Слышал вас однажды по радио. Вы гораздо более красивы, чем я представлял себе, слыша ваш голос. — Он состроил виноватую мину. — Пожалуйста, не поймите меня неправильно.
Шпигель молча вынула свою руку из его большой ладони. Она растерялась и не знала, как реагировать на его слова. Лэнгли постарался разрядить атмосферу, бодро предложив:
— Ну что ж, пойдемте на пресс-конференцию.
Хики не обратил на приглашение никакого внимания и громко прокричал:
— А кто эти джентльмены? — Он подошел к высокому полицейскому из спецназа и прочитал его имя на жетоне, прикрепленном на металлической пластине к нагрудному карману.
— Так, стало быть, тебя зовут Гилхули? — Он взял руку полицейского и с силой тряхнул ее. — Мне нравятся гэльские имена с мягким мелодичным звучанием. Я знал одних Гилхули в Талламоре.
Полицейский чувствовал себя весьма неуютно. Хики пошел дальше по коридору, останавливаясь около каждого полицейского, называя его по имени и здороваясь за руку.
Лэнгли и Шпигель обменялись взглядами. Лэнгли прошептал:
— Он корчит из себя Муссолини, как какой-то косноязычный недоумок из школьников.
Хики потряс руку последнего спецназовца, крупного парня в бронежилете и с ручным пулеметом в руках.
— Сегодня ночью Господь будет с тобой, парень! Надеюсь, наша следующая встреча состоится при более счастливых обстоятельствах.
Лэнгли нетерпеливо перебил его:
— Теперь можно идти?
— Веди, инспектор!
Он шагнул на ступеньку вместе с Лэнгли и Шпигель. За ними последовали три офицера.
— Ты должен был представить мне также и этих людей, — обратился Хики к Лэнгли. — А ты их проигнорировал, унизил как личности. Как можешь вести таких ребят в бой за собой, если считаешь их чучелами гороховыми?
Лэнгли не знал, что означает в данном случае «чучело гороховое», поэтому дипломатично промолчал.
— В древние времена враждующие воины приветствовали друг друга перед боем, — продолжал рассусоливать Хики. — А человек перед казнью пожимал руку палача или даже благословлял его, выказывая тем самым свое уважение. Сейчас мы снова на пороге войны и смерти и с глубоким пониманием относимся к каждой личности.
Лэнгли остановился у деревянных дверей, выполненных в модерновом стиле.
— Ну вот и пришли. — Затем он взглянул на Хики. — Это конференц-зал.
— Никогда прежде не доводилось захаживать на телевидение. Мне нужно гримироваться? — спросил Хики.
Лэнгли подошел к офицерам-розыскникам, но вдруг повернулся к Хики:
— Прежде чем введу вас в зал, я должен выяснить: вооружены ли вы?
— Я нет. А ты?
Лэнгли кивнул одному из офицеров, и тот, достав металлический детектор, провел им по одежде Хики.
— Ты можешь обнаружить в моем теле британскую пулю, которую я ношу с двадцать первого года.
Детектор не пискнул. Лэнгли подошел к двери и рывком открыл ее. Как только Хики вошел в зал, все разговоры моментально стихли. Конференц-зал, расположенный под ризницей, оказался длинным просторным помещением со светлыми панельными стенами и арочным потолком, выложенным звукоотражающей черепицей. Вокруг длинного центрального стола для предстоящей пресс-конференции стояли несколько карточных столиков. Из потолочных люков свешивались телевизионные камеры и лампы подсветки. Хики не спеша обвел взглядом зал, изучая лица смотрящих на него людей.
Ведущий программы репортер Дэвид Рот встал, представился и указал на стул во главе длинного стола.
Хики сел.
— Вы Брайен Флинн, человек, назвавший себя Финном Мак-Камейлом? — задал Рот первый вопрос.
Хики откинулся на спинку стула и устроился поудобнее.
— Нет. Я — Джон Хики, вернее, человек, называющий себя Джоном Хики. Вы, разумеется, наслышаны обо мне, и, прежде чем я начну выступать, давайте познакомимся поближе. — Он окинул взглядом всех присутствующих за столом. — А теперь представьтесь, пожалуйста, по очереди все присутствующие.
Озадаченный Рот с удивлением воззрился на старика, но затем, словно опомнившись, представился снова. Все мужчины и женщины, находившиеся в зале, включая операторов и техников, как и потребовал Хики, стали по очереди называть свои имена.
Хики вежливо кивал каждому. Когда процедура представления закончилась, он сказал:
— Приношу свои извинения, что так долго заставил вас ждать. Надеюсь, моя задержка не стала поводом для ухода представителей заинтересованных правительств.
— Их здесь не было и не будет, — пояснил Рот.
— О, понимаю… — На лице Хики появилось выражение притворной обиды и разочарования. — Ну да ладно, догадываюсь, они не хотят, чтобы их видели на экранах вместе с таким человеком, как я. — Он ослепительно улыбнулся. — Но правде говоря, и я не хочу связываться ни с кем из них. — Хики хрипло рассмеялся, затем достал трубку и закурил. — Отлично, тогда давайте начнем.
Рот торопливо подошел к одному из техников, и тот включил юпитеры. Другой осветитель направил свет лампы в лицо Хики, к которому в тот момент подошла гримерша. Хики легонько оттолкнул ее, и она быстро отошла.
— В какой конкретной форме должна, по-вашему, идти передача? — спросил Рот.
— Что значит в какой? Я говорю, а вы слушаете. Если вы будете внимательно слушать, а не смотреть в потолок и клевать носами, то потом я отвечу на ваши вопросы.
Кое-кто из репортеров рассмеялся.
Техники закончили настройку оборудования, и один из них обратился к Хики:
— Мистер Хики, скажите, пожалуйста, что-нибудь, чтобы мы смогли настроить звуковую аппаратуру.
— Звуковую аппаратуру? Ладно… Я спою один из вариантов песни «Люди за проволокой» и, пока буду петь, хотел бы, чтобы меня снимали операторы. Сегодня ночью я буду очень занят. — И он запел низким хрипловатым голосом:
Шагают по Белфасту
Сквозь утренний туман
Британские солдаты,
Неся беду в дома.
Безжалостные к детям
И к горю матерей
Они мужчин уводят
Отцов и сыновей…
— Спасибо, мистер Хики…
Не слушая звукооператора, Хики запел припев:
Едут по городу танки,
Рыщут броневики,
Видеть нас всех за решеткой -
Вот что хотят враги-и-и…
— Благодарю вас, сэр.
Свет камеры стал ярче. Кто-то крикнул: «Эфир включен!» Рот посмотрел в камеру и начал:
— Добрый вечер. Я Дэвид…
Его голос заглушало пение Хики:
И судьи их продажны,
И нет закона словно,
Их суд нас обвиняет -
Ирландия виновна-а-а!
Рот посмотрел в его сторону:
— Благодарю вас…
А над страною снова
Тень Кромвеля витает.
Британия — позорна.
Все люди это знают…
Рот покосился на Хики, который наконец-то, похоже, закончил песню. Затем повернулся снова к камерам и произнес:
— Добрый вечер. Я Дэвид Рот. Мы ведем прямую трансляцию… Как вы сами можете видеть, из зала для пресс-конференций собора святого Патрика. Недалеко от того места, где мы находимся, неизвестное число вооруженных боевиков из рядов ИРА…
— Фениев! — поправил Хики.
— Да… фениев… Они захватили собор и удерживают четверых заложников: кардинала…
— Все это они уже знают! — выкрикнул Хики. Рот встревоженно оглянулся.
— Да… Сейчас с нами здесь присутствует мистер Джон Хики, один из этих… фениев…
— Переведи камеру на меня, Джерри, — приказал Хики. — Чуть повыше… Вот так!
Широко улыбнувшись в камеру, Хики начал говорить:
— Добрый вечер и с днем святого Патрика! Я — Джон Хики, поэт, ученый, солдат и патриот. — Он поудобнее устроился на стуле. — Я родился примерно в тысяча девятьсот пятом году в небольшом каменном коттедже неподалеку от Клонакилти в графстве Корк. Моими родителями были Томас и Мэри Хики. В шестнадцатом году, еще совсем мальчишкой, я начал служить своей стране в качестве связного в ИРА. В пасхальный понедельник того года я находился в здании главного почтамта Дублина вместе с поэтом Пэдом Пирсом, лейбористским лидером Джеймсом Коннолли и их людьми, а также со своим отцом, Томасом, святым для меня. Нас окружили со всех сторон ирландские стрелки и мушкетеры — верные лакеи британской армии. — Хики прервался на минутку, снова выпустил несколько клубов дыма и продолжал: — Пэд Пирс зачитал прокламацию со ступеней почтамта, и его слова по сей день звучат в моих ушах. — Хики откашлялся и громко и отчетливо начал цитировать:
«Ирландские мужчины и женщины, во имя Господа нашего, во имя предков наших, от которых и пошли древние традиции народа, Ирландия с нашей помощью собирает детей своих под свои знамена и будет биться за свободу и счастье…»
Хики продолжал свой рассказ, сплетая в нем исторические факты и собственные измышления, документальные доказательства и личные пристрастия, выставляя себя как главного участника многих известных событий, произошедших за десятилетия после ирландского восстания в пасхальный понедельник 16-го года.
Большинство репортеров с открытыми ртами слушали историю Хики; другие были нетерпеливы и озадачены.
Казалось, Хики не обращал никакого внимания ни на них, ни на операторов, ни на осветителей. Время от времени он упоминал про собор, чем возбуждал интерес присутствующих, затем вновь уходил в пространные рассуждения относительно вины британского и американского правительств или правительств разделенной Ирландии, старательно избегая при этом говорить со злобой и ненавистью о народах этих стран.
Еще он рассказывал о своих страданиях, ранениях, своем замученном отце, смерти своих друзей, своей единственной потерянной любви, при этом вспоминая каждого человека по имени. Он сиял лучезарной улыбкой, когда говорил о своих революционных победах, и мрачно хмурился, когда предупреждал о тяжких последствиях раздела Ирландии. В конце концов он сам утомился от своего бесконечного рассказа и попросил стакан воды.
Рот воспользовался паузой и начал задавать вопросы:
— Не могли бы вы подробнее рассказать, как удалось захватить собор? Каковы ваши требования? Будете ли вы убивать заложников и разрушать собор, если…
Хики поднял руку вверх, призывая его замолчать.
— Я еще не закончил свое выступление, парень. Так на чем я остановился? А, да. Тысяча девятьсот пятьдесят шестой год. В этом году, помнится, ИРА, действуя с юга, развернула кампанию против британских оккупантов, захвативших шесть северных графств. Я командовал взводом в одном местечке недалеко от Дунского леса, нас осадил целый полк парашютистов британских войск, которых поддерживали эти убийцы из Королевской ольстерской полиции. — Хики продолжал в том же духе.
Лэнгли долго наблюдал за ним из угла, затем перевел взгляд на газетчиков и телевизионщиков. Они казались просто жалкими, но Лэнгли подумал, что зрители воспринимают Хики совсем иначе. Он придерживался довольно трудной манеры рассказа, где простота граничит с грубоватостью. Сидя перед камерой, он потел, курил, кривился, чесался — что-либо подобного по телевидению не передавалось уже давно.
Джон Хики, которого видели, сидя у своих телевизоров, больше пятидесяти миллионов американских семей, становился народным героем. И Лэнгли вовсе не удивился бы, если бы узнал, что уличные торговцы на Мэдисон-авеню уже вовсю продают майки с изображением Джона Хики.
Глава 44
Брайен Флинн стоял около алтаря, уставившись на экран поставленного на него телевизора. Морин, отец Мёрфи и Бакстер сидели на скамьях для духовенства и тоже молча смотрели телевизор. Кардинал сидел неподвижно рядом с ними, устремив взгляд на экран и молитвенно сложив вместе ладони.
Долгое время Флинн, не говоря ни слова, наблюдал за происходящим на экране, а затем, не обращаясь ни к кому, проговорил:
— Многословный старик, не так ли?
Морин перевела взгляд на него и тихо спросила:
— Почему ты сам не пошел, Брайен?
Флинн посмотрел на нее, но ничего не ответил. Тогда Морин наклонилась к отцу Мёрфи.
— А он, похоже, говорит как заправский оратор. — Она задумчиво добавила: — Жаль, что они не использовали такой метод общения с народом, вместо того что теперь натворили.
Отец Мёрфи, не отрывая глаз от экрана, заметил:
— Он, по крайней мере, вносит в души многих ирландцев чувство разочарования.
— Никого он не разочаровывает, а освежает их память, — резко обернулся к ним Бакстер. — Мне кажется, он слегка приукрашивает и искажает некоторые события, вы согласны со мной? — Никто не ответил, и Бакстер продолжал: — Например, если он однажды угодил в засаду целого полка британских парашютистов, то вряд ли сидел бы сейчас перед телевизионщиками и рассказывал всякие байки…
— Это не довод, — возразила Морин. Флинн услышал их разговор и посмотрел на Бакстера.
— Гарри, твой национализм так и прет из тебя. Хайль, Британия! Британия правит Ирландией. Ирландия — передовой аванпост империи и обречена им быть до конца света.
— Этот человек просто страшный демагог и шарлатан, — ответил Бакстер. Флинн лишь рассмеялся:
— Нет, просто он настоящий ирландец. Между собой мы иногда допускаем некоторые извращения фактов для поэтической гармонии, и все всё прекрасно понимают. Но послушай старика, Гарри, и кое-что тебе станет ясно.
Бакстер оглядел людей, что сидели рядом с ним. Морин, Мёрфи, Флинн, фении… и даже кардинал. Впервые он подумал о том, как мало понимает в происходящем.
К алтарю подошла Меган Фитцджеральд и устремила пристальный взгляд на экран. Хики, в традиции древних сказителей, прервал свой рассказ песней:
Родной Ирландии отважные сыны,
Куда бы их ни бросила судьба,
Своей отчизне дорогой верны.
И вера не ослабнет никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Хики прошел через арку исповедальни и по коридору двинулся к комнате для невест. Подойдя к дубовым дверям лифта, он остановился, неторопливо выключил сигнализацию и осторожно начал обезвреживать мину, прикрепленную к дверям.
Флинн тоже подошел и встал позади него.
Хики обезвредил мину.
— Ну вот и все… Я поставлю все снова на место, когда ты спустишься вниз.
Он открыл дубовые створки, за которыми виднелись автоматические двери кабины лифта. Флинн подошел поближе.
— Когда возвратишься назад, — продолжал Хики, — стукни по дубовым дверям — три длинных, два коротких. Я пойму, что это ты, и снова выну детонатор. — Он посмотрел на Брайена. — Ну, давай. Удачи тебе.
Флинн подошел еще ближе и увидел автоматические серые двери кабины лифта, на одной из приоткрытых дубовых дверей висела мина. В его голове непрерывно крутилась одна и та же фраза: «Я пойму, что это ты, и снова выну детонатор…» Флинн внимательно посмотрел в глаза Хики и сказал:
— У меня есть идея получше!
* * *
Инспектор Лэнгли и Роберта Шпигель стояли в ожидании в коридоре первого этажа, залитого ярким светом. С ними находились несколько полицейских из спецназа и три офицера-розыскника. Лэнгли нервно взглянул на часы — пошел одиннадцатый час. Он подошел к лифту и, нагнувшись, приложил ухо к дверям, но ничего не услышал и выпрямился.
Роберта Шпигель подошла к нему и сказала:
— Этого ублюдка ждут три национальных телекомпании и несколько местных коммерческих радиостанций. Он же применяет «метод Муссолини» — заставляет всех ждать до последнего, пока они не сойдут с ума от столь долгого ожидания.
Лэнгли молча кивнул. Она точно выразила его мысли и чувства, поскольку он сам чуть не сходил с ума, ожидая, когда же Брайен Флинн появится в серых дверях лифта. Но вот гнетущее молчание коридора взорвал шум тронувшегося лифта, он все нарастал по мере приближения к первому этажу. Наконец двери стали раздвигаться.
Лэнгли, трое офицеров и полицейские вытянулись, расправив плечи. Роберта Шпигель нервным жестом поправила прическу. От волнения сердце бешено стучало у нее в груди. Наконец двери открылись, и в них показался не Брайен Флинн, а Джон Хики. Он степенно шагнул в холл, улыбнулся и произнес:
— Финн Мак-Камейл, вождь фениев, просил засвидетельствовать свое почтение и передать искренние сожаления. — Он огляделся вокруг и продолжил: — Мой шеф — человек подозрительный, вот почему он так долго остается живым. Думаю, у него сложилось предубеждение — не показываться прилюдно в угрожающих ситуациях вроде теперешней. — Хики бросил взгляд на Лэнгли. — Он мыслящий человек и не хочет подвергаться искушению появляться перед вами или перед вашими британскими союзниками. Поэтому он послал сюда меня, своего верного заместителя.
Лэнгли подумал, что с большим трудом можно поверить в то, что Флинн испугался западни, да еще с четырьмя томящимися у него заложниками. Но его лицо не отразило никаких эмоций, и он лишь приветливо спросил:
— Вы, конечно же, Джон Хики?
— Возражений нет, вы абсолютно правы. — Хики театрально раскланялся.
— Следовательно, выступать придется вам.
Хики улыбнулся:
— Следовательно, мне. А с кем имею удовольствие говорить я?
— Я инспектор Лэнгли.
— Ах да… А леди? — Он посмотрел на Шпигель.
— Мое имя — Роберта Шпигель. Я из администрации мэра, — ответила та.
Хики снова отвесил поклон и взял Шпигель за руку.
— Вот как? Слышал вас однажды по радио. Вы гораздо более красивы, чем я представлял себе, слыша ваш голос. — Он состроил виноватую мину. — Пожалуйста, не поймите меня неправильно.
Шпигель молча вынула свою руку из его большой ладони. Она растерялась и не знала, как реагировать на его слова. Лэнгли постарался разрядить атмосферу, бодро предложив:
— Ну что ж, пойдемте на пресс-конференцию.
Хики не обратил на приглашение никакого внимания и громко прокричал:
— А кто эти джентльмены? — Он подошел к высокому полицейскому из спецназа и прочитал его имя на жетоне, прикрепленном на металлической пластине к нагрудному карману.
— Так, стало быть, тебя зовут Гилхули? — Он взял руку полицейского и с силой тряхнул ее. — Мне нравятся гэльские имена с мягким мелодичным звучанием. Я знал одних Гилхули в Талламоре.
Полицейский чувствовал себя весьма неуютно. Хики пошел дальше по коридору, останавливаясь около каждого полицейского, называя его по имени и здороваясь за руку.
Лэнгли и Шпигель обменялись взглядами. Лэнгли прошептал:
— Он корчит из себя Муссолини, как какой-то косноязычный недоумок из школьников.
Хики потряс руку последнего спецназовца, крупного парня в бронежилете и с ручным пулеметом в руках.
— Сегодня ночью Господь будет с тобой, парень! Надеюсь, наша следующая встреча состоится при более счастливых обстоятельствах.
Лэнгли нетерпеливо перебил его:
— Теперь можно идти?
— Веди, инспектор!
Он шагнул на ступеньку вместе с Лэнгли и Шпигель. За ними последовали три офицера.
— Ты должен был представить мне также и этих людей, — обратился Хики к Лэнгли. — А ты их проигнорировал, унизил как личности. Как можешь вести таких ребят в бой за собой, если считаешь их чучелами гороховыми?
Лэнгли не знал, что означает в данном случае «чучело гороховое», поэтому дипломатично промолчал.
— В древние времена враждующие воины приветствовали друг друга перед боем, — продолжал рассусоливать Хики. — А человек перед казнью пожимал руку палача или даже благословлял его, выказывая тем самым свое уважение. Сейчас мы снова на пороге войны и смерти и с глубоким пониманием относимся к каждой личности.
Лэнгли остановился у деревянных дверей, выполненных в модерновом стиле.
— Ну вот и пришли. — Затем он взглянул на Хики. — Это конференц-зал.
— Никогда прежде не доводилось захаживать на телевидение. Мне нужно гримироваться? — спросил Хики.
Лэнгли подошел к офицерам-розыскникам, но вдруг повернулся к Хики:
— Прежде чем введу вас в зал, я должен выяснить: вооружены ли вы?
— Я нет. А ты?
Лэнгли кивнул одному из офицеров, и тот, достав металлический детектор, провел им по одежде Хики.
— Ты можешь обнаружить в моем теле британскую пулю, которую я ношу с двадцать первого года.
Детектор не пискнул. Лэнгли подошел к двери и рывком открыл ее. Как только Хики вошел в зал, все разговоры моментально стихли. Конференц-зал, расположенный под ризницей, оказался длинным просторным помещением со светлыми панельными стенами и арочным потолком, выложенным звукоотражающей черепицей. Вокруг длинного центрального стола для предстоящей пресс-конференции стояли несколько карточных столиков. Из потолочных люков свешивались телевизионные камеры и лампы подсветки. Хики не спеша обвел взглядом зал, изучая лица смотрящих на него людей.
Ведущий программы репортер Дэвид Рот встал, представился и указал на стул во главе длинного стола.
Хики сел.
— Вы Брайен Флинн, человек, назвавший себя Финном Мак-Камейлом? — задал Рот первый вопрос.
Хики откинулся на спинку стула и устроился поудобнее.
— Нет. Я — Джон Хики, вернее, человек, называющий себя Джоном Хики. Вы, разумеется, наслышаны обо мне, и, прежде чем я начну выступать, давайте познакомимся поближе. — Он окинул взглядом всех присутствующих за столом. — А теперь представьтесь, пожалуйста, по очереди все присутствующие.
Озадаченный Рот с удивлением воззрился на старика, но затем, словно опомнившись, представился снова. Все мужчины и женщины, находившиеся в зале, включая операторов и техников, как и потребовал Хики, стали по очереди называть свои имена.
Хики вежливо кивал каждому. Когда процедура представления закончилась, он сказал:
— Приношу свои извинения, что так долго заставил вас ждать. Надеюсь, моя задержка не стала поводом для ухода представителей заинтересованных правительств.
— Их здесь не было и не будет, — пояснил Рот.
— О, понимаю… — На лице Хики появилось выражение притворной обиды и разочарования. — Ну да ладно, догадываюсь, они не хотят, чтобы их видели на экранах вместе с таким человеком, как я. — Он ослепительно улыбнулся. — Но правде говоря, и я не хочу связываться ни с кем из них. — Хики хрипло рассмеялся, затем достал трубку и закурил. — Отлично, тогда давайте начнем.
Рот торопливо подошел к одному из техников, и тот включил юпитеры. Другой осветитель направил свет лампы в лицо Хики, к которому в тот момент подошла гримерша. Хики легонько оттолкнул ее, и она быстро отошла.
— В какой конкретной форме должна, по-вашему, идти передача? — спросил Рот.
— Что значит в какой? Я говорю, а вы слушаете. Если вы будете внимательно слушать, а не смотреть в потолок и клевать носами, то потом я отвечу на ваши вопросы.
Кое-кто из репортеров рассмеялся.
Техники закончили настройку оборудования, и один из них обратился к Хики:
— Мистер Хики, скажите, пожалуйста, что-нибудь, чтобы мы смогли настроить звуковую аппаратуру.
— Звуковую аппаратуру? Ладно… Я спою один из вариантов песни «Люди за проволокой» и, пока буду петь, хотел бы, чтобы меня снимали операторы. Сегодня ночью я буду очень занят. — И он запел низким хрипловатым голосом:
Шагают по Белфасту
Сквозь утренний туман
Британские солдаты,
Неся беду в дома.
Безжалостные к детям
И к горю матерей
Они мужчин уводят
Отцов и сыновей…
— Спасибо, мистер Хики…
Не слушая звукооператора, Хики запел припев:
Едут по городу танки,
Рыщут броневики,
Видеть нас всех за решеткой -
Вот что хотят враги-и-и…
— Благодарю вас, сэр.
Свет камеры стал ярче. Кто-то крикнул: «Эфир включен!» Рот посмотрел в камеру и начал:
— Добрый вечер. Я Дэвид…
Его голос заглушало пение Хики:
И судьи их продажны,
И нет закона словно,
Их суд нас обвиняет -
Ирландия виновна-а-а!
Рот посмотрел в его сторону:
— Благодарю вас…
А над страною снова
Тень Кромвеля витает.
Британия — позорна.
Все люди это знают…
Рот покосился на Хики, который наконец-то, похоже, закончил песню. Затем повернулся снова к камерам и произнес:
— Добрый вечер. Я Дэвид Рот. Мы ведем прямую трансляцию… Как вы сами можете видеть, из зала для пресс-конференций собора святого Патрика. Недалеко от того места, где мы находимся, неизвестное число вооруженных боевиков из рядов ИРА…
— Фениев! — поправил Хики.
— Да… фениев… Они захватили собор и удерживают четверых заложников: кардинала…
— Все это они уже знают! — выкрикнул Хики. Рот встревоженно оглянулся.
— Да… Сейчас с нами здесь присутствует мистер Джон Хики, один из этих… фениев…
— Переведи камеру на меня, Джерри, — приказал Хики. — Чуть повыше… Вот так!
Широко улыбнувшись в камеру, Хики начал говорить:
— Добрый вечер и с днем святого Патрика! Я — Джон Хики, поэт, ученый, солдат и патриот. — Он поудобнее устроился на стуле. — Я родился примерно в тысяча девятьсот пятом году в небольшом каменном коттедже неподалеку от Клонакилти в графстве Корк. Моими родителями были Томас и Мэри Хики. В шестнадцатом году, еще совсем мальчишкой, я начал служить своей стране в качестве связного в ИРА. В пасхальный понедельник того года я находился в здании главного почтамта Дублина вместе с поэтом Пэдом Пирсом, лейбористским лидером Джеймсом Коннолли и их людьми, а также со своим отцом, Томасом, святым для меня. Нас окружили со всех сторон ирландские стрелки и мушкетеры — верные лакеи британской армии. — Хики прервался на минутку, снова выпустил несколько клубов дыма и продолжал: — Пэд Пирс зачитал прокламацию со ступеней почтамта, и его слова по сей день звучат в моих ушах. — Хики откашлялся и громко и отчетливо начал цитировать:
«Ирландские мужчины и женщины, во имя Господа нашего, во имя предков наших, от которых и пошли древние традиции народа, Ирландия с нашей помощью собирает детей своих под свои знамена и будет биться за свободу и счастье…»
Хики продолжал свой рассказ, сплетая в нем исторические факты и собственные измышления, документальные доказательства и личные пристрастия, выставляя себя как главного участника многих известных событий, произошедших за десятилетия после ирландского восстания в пасхальный понедельник 16-го года.
Большинство репортеров с открытыми ртами слушали историю Хики; другие были нетерпеливы и озадачены.
Казалось, Хики не обращал никакого внимания ни на них, ни на операторов, ни на осветителей. Время от времени он упоминал про собор, чем возбуждал интерес присутствующих, затем вновь уходил в пространные рассуждения относительно вины британского и американского правительств или правительств разделенной Ирландии, старательно избегая при этом говорить со злобой и ненавистью о народах этих стран.
Еще он рассказывал о своих страданиях, ранениях, своем замученном отце, смерти своих друзей, своей единственной потерянной любви, при этом вспоминая каждого человека по имени. Он сиял лучезарной улыбкой, когда говорил о своих революционных победах, и мрачно хмурился, когда предупреждал о тяжких последствиях раздела Ирландии. В конце концов он сам утомился от своего бесконечного рассказа и попросил стакан воды.
Рот воспользовался паузой и начал задавать вопросы:
— Не могли бы вы подробнее рассказать, как удалось захватить собор? Каковы ваши требования? Будете ли вы убивать заложников и разрушать собор, если…
Хики поднял руку вверх, призывая его замолчать.
— Я еще не закончил свое выступление, парень. Так на чем я остановился? А, да. Тысяча девятьсот пятьдесят шестой год. В этом году, помнится, ИРА, действуя с юга, развернула кампанию против британских оккупантов, захвативших шесть северных графств. Я командовал взводом в одном местечке недалеко от Дунского леса, нас осадил целый полк парашютистов британских войск, которых поддерживали эти убийцы из Королевской ольстерской полиции. — Хики продолжал в том же духе.
Лэнгли долго наблюдал за ним из угла, затем перевел взгляд на газетчиков и телевизионщиков. Они казались просто жалкими, но Лэнгли подумал, что зрители воспринимают Хики совсем иначе. Он придерживался довольно трудной манеры рассказа, где простота граничит с грубоватостью. Сидя перед камерой, он потел, курил, кривился, чесался — что-либо подобного по телевидению не передавалось уже давно.
Джон Хики, которого видели, сидя у своих телевизоров, больше пятидесяти миллионов американских семей, становился народным героем. И Лэнгли вовсе не удивился бы, если бы узнал, что уличные торговцы на Мэдисон-авеню уже вовсю продают майки с изображением Джона Хики.
Глава 44
Брайен Флинн стоял около алтаря, уставившись на экран поставленного на него телевизора. Морин, отец Мёрфи и Бакстер сидели на скамьях для духовенства и тоже молча смотрели телевизор. Кардинал сидел неподвижно рядом с ними, устремив взгляд на экран и молитвенно сложив вместе ладони.
Долгое время Флинн, не говоря ни слова, наблюдал за происходящим на экране, а затем, не обращаясь ни к кому, проговорил:
— Многословный старик, не так ли?
Морин перевела взгляд на него и тихо спросила:
— Почему ты сам не пошел, Брайен?
Флинн посмотрел на нее, но ничего не ответил. Тогда Морин наклонилась к отцу Мёрфи.
— А он, похоже, говорит как заправский оратор. — Она задумчиво добавила: — Жаль, что они не использовали такой метод общения с народом, вместо того что теперь натворили.
Отец Мёрфи, не отрывая глаз от экрана, заметил:
— Он, по крайней мере, вносит в души многих ирландцев чувство разочарования.
— Никого он не разочаровывает, а освежает их память, — резко обернулся к ним Бакстер. — Мне кажется, он слегка приукрашивает и искажает некоторые события, вы согласны со мной? — Никто не ответил, и Бакстер продолжал: — Например, если он однажды угодил в засаду целого полка британских парашютистов, то вряд ли сидел бы сейчас перед телевизионщиками и рассказывал всякие байки…
— Это не довод, — возразила Морин. Флинн услышал их разговор и посмотрел на Бакстера.
— Гарри, твой национализм так и прет из тебя. Хайль, Британия! Британия правит Ирландией. Ирландия — передовой аванпост империи и обречена им быть до конца света.
— Этот человек просто страшный демагог и шарлатан, — ответил Бакстер. Флинн лишь рассмеялся:
— Нет, просто он настоящий ирландец. Между собой мы иногда допускаем некоторые извращения фактов для поэтической гармонии, и все всё прекрасно понимают. Но послушай старика, Гарри, и кое-что тебе станет ясно.
Бакстер оглядел людей, что сидели рядом с ним. Морин, Мёрфи, Флинн, фении… и даже кардинал. Впервые он подумал о том, как мало понимает в происходящем.
К алтарю подошла Меган Фитцджеральд и устремила пристальный взгляд на экран. Хики, в традиции древних сказителей, прервал свой рассказ песней:
Родной Ирландии отважные сыны,
Куда бы их ни бросила судьба,
Своей отчизне дорогой верны.
И вера не ослабнет никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64