Если тебе станут сверлить колени электрической дрелью, вместо того чтобы прострелить их, вот тогда время будет тянуться очень медленно. Если ты пытаешься найти кое-что в потемках, оно идет быстро. Если бы ты пришел минут на десять раньше, то у тебя было бы время кое-что сделать.
— О чем это ты?
Фергюсон склонился над столом.
— Я только что был в соборе. Джон Хики, который не посещал храма с тех пор, как ограбил собор святого Патрика в Дублине, дрыхнул на церковной скамье в первом ряду. Старик теперь отпустил бороду, но я его узнаю в любом обличье.
— Продолжай…
— Четырехчасовая месса скоро закончится, и тысячи людей потянутся из собора. Большинство жителей кончают работу тоже в пять.
— Да, наступает час пик.
— Высокопоставленные гости и ветераны ИРА сейчас участвуют в шествии, они одеты в гражданскую одежду, и в основном даже в своих колоннах люди не знают друг друга. Так что среди них сможет затесаться кто угодно.
— Продолжай — я слушаю, однако надо что-то предпринимать.
— Я даю тебе информацию, а как поступить — решай сам…
— Давай дальше.
— Ладно. Полиция устала. Некоторые подразделения манкируют своими обязанностями. В толпе назревает беспокойство, много пьяных…
— Да, я внимательно слушаю.
— События неумолимо движутся к завершению. Надвигается буря, которая вот-вот грянет.
— Без политических метафор, пожалуйста!
— Финн Мак-Камейл — это Брайен Флинн. До ухода Морин Мелон из ИРА она и Брайен Флинн были любовниками.
Бурк встал.
— Он придет за ней.
— Если он так сделает, это будет свидетельствовать о том, что человек, назвавший себя Финном Мак-Камейлом, вождем фениев, в действительности является психопатом.
— А при чем тут собор?
— А разве можно найти место лучше? У ирландцев любовь к спектаклям и театральным жестам. Победят они или нет — неважно, — Ирландия вечно будет помнить своих мучеников и героев, и не имеет значения, сопутствует ли им удача в делах или нет. Разве забудется воскрешение Финна Мак-Камейла и фениев, если они захватят и убьют его неверную возлюбленную в соборе святого Патрика в Нью-Йорке во время празднования дня святого Патрика? Нет, такое не скоро забывается… — Бурк лихорадочно соображал. — Не верю, что они осмелятся замахнуться на собор… но все факты говорят за это.
— Черт с ними, с фактами! Это в их характере. Это судьба, это история, наконец…
— К черту историю! — Бурк рванулся с места и сбежал по ступенькам веранды. — К черту судьбу! — Он спустился к дорожке, ведущей к Пятой авеню.
— Слишком поздно. Уже слишком поздно! — вслед ему выкрикнул Фергюсон.
* * *
Терри О'Нил смотрела по телевизору, как проходят ветераны ИРА. Кадры съемки переметнулись с Шестьдесят четвертой улицы на крышу Рокфеллеровского центра. Колонна графства Тирон поравнялась с собором, и камера показала ее крупным планом. Терри села поближе к телевизору и стала внимательно всматриваться в экран. Вдруг на экране появилось лицо ее отца, и диктор, узнав его, сделал по ходу очередной комментарий. Терри прикрыла лицо руками. Как чудовищно то, что происходит с ней, с ним, со всеми, по крайней мере, с ней случилось действительно нечто ужасное.
— О, нет… папа! Не позволяй им идти вместе с этим…
Дэн Морган взглянул на нее:
— Даже если бы он услышал тебя, все равно бы не смог сейчас ничего сделать.
Зазвонил телефон, Морган поднял трубку:
— Да. Я готов, как всегда.
Он повесил трубку, посмотрел на часы, отсчитал 60 секунд и вошел в спальню.
Терри отвела глаза от телевизора и посмотрела на него.
— Что? Уже началось?
Дэн бросил взгляд на экран, где шло парадное шествие, а затем на нее.
— Да. Да поможет нам Бог, если мы ошибемся…
— Бог поможет вам в любом случае.
Морган вышел из спальни, открыл створку окна и принялся размахивать флагом с зеленым трилистником.
Глава 13
Бренден О'Коннор стоял в толпе на Пятой авеню. Посмотрев вверх, он увидел флаг с зеленым трилистником, которым кто-то размахивал из окна дома на Шестьдесят четвертой улице. Бренден глубоко вздохнул и, обходя сзади гостевую трибуну, двинулся к переходу, где можно было пересечь улицу под внимательным взглядом регулировщиков. Он закурил, и дым сигареты уносило южным ветром.
Бренден сунул правую руку в карман пальто и, нащупав гладкую поверхность рукоятки химической гранаты, поставил ее на боевой взвод, придерживая большим пальцем предохранитель. Пробиваясь сквозь плотный людской поток, он протолкнул гранату через дыру в кармане и выронил ее на тротуар. Бренден почувствовал, как ручка с запалом стукнула его по лодыжке. После этого он повторил то же с гранатой, лежавшей в левом кармане пальто, и стал быстро проходить сквозь толпу.
Ровно через семь секунд гранаты — одна за другой — стали взрываться. Первая, газовая, наполненная сероводородом, тихо шипела. Вторая — дымовая — вздымала огромные зеленые клубы дыма, и ветер гнал их к гостевым трибунам. Бренден быстро пробирался сквозь толпу. Позади себя он услышал сначала возгласы удивления, когда сероводород поднялся до уровня лица, но потом, когда дым и удушливые пары протянулись над встревоженной толпой и ветер стал относить их в сторону гостевых трибун, люди зашумели и закричали — началась паника.
Тогда О'Коннор выбросил тем же способом еще четыре гранаты, затем нырнул в дыру в каменной ограде и исчез в парке.
* * *
Патрик Бурк перепрыгнул через широкую каменную ограду Центрального парка и побежал к толпе, которая скучилась на тротуаре у гостевых трибун. Зеленый дым клубился над трибунами и двигался в его сторону. Даже до того, как клубы дыма дошли до него, его глаза начали сильно слезиться.
— Черт возьми!
Закрыв лицо носовым платком, Бурк побежал по авеню. Паника уже вовсю охватила участников шествия, и его мгновенно затолкали в самую середину этой чудовищной неразберихи. На мостовой валялось знамя демонстрантов, и Бурк мельком разглядел надпись: «ВЕТЕРАНЫ ИРЛАНДСКОЙ РЕСПУБЛИКАНСКОЙ АРМИИ». Пробираясь сквозь толпу, он заметил, что ветеранов окружили агитаторы и «профессиональные крикуны», как он называл их. «Хорошо все продумано, — подумал он. — И хорошо исполнено».
* * *
Джеймс Свини прислонился к фонарному столбу на Шестьдесят четвертой улице и старался удержаться на месте в бушующей вокруг него толпе. Он засунул руки в карманы своей длинной полушинели, в которой вместо карманов были прорези, и вытащил из-за пояса ножницы для резки проволоки. Прикрыв полами пальто соединительный кабель мобильного штабного полицейского микроавтобуса, Свини перерезал телефонные и электрические провода, идущие от фонарного столба.
Затем он сделал шага три в сторону толпы людей и бросил ножницы в люк на мостовой. Колышущаяся масса впавших в панику людей подхватила его и понесла вдоль Шестьдесят четвертой улицы, подальше от Пятой авеню и удушающего газа.
* * *
Операторы-телефонисты, которые находились внутри штабного полицейского микроавтобуса, услышали странный звук, а потом все четыре телефона мгновенно перестали работать, а все осветительные приборы отключились секунду спустя.
Один из операторов удивленно взглянул на Джорджа Бирда, стоявшего у окошка микроавтобуса.
— Связи нет!
Бирд приник лицом к оконному стеклу и посмотрел на уличный фонарный столб.
— О Боже! Сволочи! — Он повернулся и схватил радиопередатчик, а шофер завел двигатель машины и переключил напряжение на внутренний источник.
Бирд включил радиопередатчик:
— Всем постам! Говорит мобильный штаб на Шестьдесят четвертой улице. Линии электропитания перерезаны. Радио работает на генераторе. Телефонные провода тоже перерезаны. Ситуация не ясна…
Внезапно в фургон пулей влетел Бурк и выхватил из рук Бирда радиотелефон.
— Мобильный пункт на Пятьдесят первой улице, как меня слышите?
Через секунду ответили полицейские из фургона, находящегося за собором:
— Слышим хорошо, здесь все спокойно. Полицейские отряды, конные и на мотороллерах, направляются к вам…
— Отставить! Слушайте…
* * *
Когда девятнадцать бронзовых колоколов на северной колокольне собора святого Патрика пробили пять, включился таймер на черной коробке, прикрепленной к поперечной балке на колокольне. Упрятанный в коробку мощный широковолновый передатчик, настроенный на полицейские частоты, заработал, и зуммер заглушил все двусторонние радиопереговоры в срединной части Манхэттена.
* * *
Из телефонной трубки Бурк слышал теперь лишь высокий пронзительный свист.
— Пост на Пятьдесят первой — отвечайте! Акция затевается в соборе…
Свист нарастал и перерос в режущий уши вой.
— Пост на Пятьдесят первой… — Бурк выронил трубку и повернулся к Бирду. — Глушат.
— Слышу! Сволочи! — Бирд попробовал настроиться на запасные частоты, но и они оказались забиты все тем же пронзительным воем. — Дерьмо!
Бурк сжал его руку.
— Послушай, прикажи своим людям попытаться воспользоваться городским телефоном. Пусть позвонят в полицейское управление и в дом настоятеля. Нужно постараться как-то передать сообщение полицейским постам у собора. Может, в их штабном микроавтобусе телефонная связь пока работает.
— Сомневаюсь.
— Прикажи им…
— Хорошо, хорошо, понял.
Бирд тут же послал на задание четверых полицейских. В боковое окно микроавтобуса он смотрел, как его люди с трудом пробираются сквозь бушующую толпу. Он обернулся, чтобы что-то сказать Бурку, но того уже и след простыл.
* * *
На ступенях собора святого Патрика Морин заметила человека в штатском, стоящего напротив нее и пытающегося наладить радиотелефон. Недалеко пробежали несколько полицейских, передающих постовым и принимающих приказы от своего начальства. Морин интуитивно почувствовала, что произошло что-то неладное. Справа на углу улицы стоял полицейский микроавтобус, из которого то и дело выбегали или входили в него полицейские. Морин заметила множество людей на тротуарах, которые надеялись, что важные персоны на ступенях собора знают больше. По огромной толпе словно прошла волна, четко направленная вверх по Пятой авеню и напоминавшая детскую игру «Передай другому». Морин взглянула в сторону, откуда началось это тревожное перешептывание, но ничего необычного не заметила, кроме нарастающего беспокойства толпы. Но затем она отметила, что движение шествующих замедлилось. Повернувшись к Гарольду Бакстеру, она тихо проговорила:
— Что-то здесь не так.
Колокола отзвонили в последний, пятый раз, а затем начали свой традиционный пятичасовой гимн «Осень».
— Да, нужно быть начеку, — кивнул Бакстер.
Перед собором медленно прошла колонна графства Корк, а за ней еле-еле шла делегация графства Майо — продвижение колонн почему-то замедлилось. Распорядители манифестации и старшие колонн подбегали к полицейским и о чем-то переговаривались с ними. Морин обратила внимание, что кардинал чем-то раздражен, хотя и старается скрыть беспокойство из-за усиливающегося повсюду волнения.
Служащие и продавцы магазинов начали выбегать из холлов Рокфеллеровского центра, Олимпийской башни и других близлежащих небоскребов на уже и так переполненную народом авеню. Толкая друг друга, они пытались вырваться из толпы и подыскать наилучшее место обзора.
Внезапно в толпе раздался громкий крик. Морин повернулась на голос. Из дверей магазина «Сакс» на Пятой авеню вырвалась дюжина мужчин в черных пальто и котелках. Еще на них были белые перчатки и яркие оранжевые шейные шарфы. Многие держали в руках трости. Они протолкались к самым заграждениям и развернули длинный флаг, на котором было написано:
«БОЖЕ, ХРАНИ КОРОЛЕВУ! ОЛЬСТЕР БУДЕТ БРИТАНСКИМ НАВЕКИ».
Сердце Морин сильно забилось, ей вспомнилась Северная Ирландия, та массовая летняя манифестация, когда оранжисты шествовали по городам и весям с криками и плакатами, демонстрирующими их верность Богу и королеве и ненависть к католикам.
В толпе поднялся неимоверный шум и свист. Один из ветеранов ИРА, преисполненный решимости, прорвался сквозь полицейский кордон и выбежал на улицу вслед за оранжистами, пронзительно крича на ходу:
— Проклятые чертовы убийцы, подонки! Всех перебью!
В это время оранжисты подняли мегафоны и громко запели:
Повесим мы папу. Веревка, смелее!
Огонь, разгорайся поярче.
И масла туда подольем, не жалея.
Поджарим святошу пожарче.
Несколько человек из взбудораженной толпы вырвались с тротуара и побежали по мостовой, поощряемые криками людей, тотчас же взявших на себя роль вожаков. Тут же стремительный поток мужчин, женщин и подростков опрокинул заграждения, высыпал на авеню и с улюлюканиями устремился вслед за авангардом. Несколько конных полицейских, не занятых охраной гостевых трибун, поскакали на выручку протестантам. Им в помощь со стороны Пятидесятой улицы приближался «черный воронок» в окружении патрульных автомашин. Полицейские, размахивая дубинками, старались оттеснить толпу от продолжавших орать песню оранжистов. Приемы сдерживания страстей в чрезвычайных ситуациях, которым полицейские обучались в своей академии, сейчас они с успехом применяли на практике для защиты протестантов от возможного самосуда. Да и сами оранжисты наконец-то осознали грозящую опасность, увидев, что сотни разъяренных католиков вышли из-под контроля полиции. И поэтому, бросив мегафоны и флаг, они присоединились к полицейским и вместе с ними стали прокладывать себе путь к спасению — приближающемуся «черному воронку».
* * *
Патрик Бурк бежал вниз по Пятой авеню, наполненной демонстрантами и зеваками. Остановившись у припаркованной патрульной машины, он перевел дыхание и показал свой полицейский жетон.
— Вы можете позвонить на мобильный пост у собора святого Патрика?
Полицейский покачал головой и показал на радиопередатчик, трещавший от постоянных помех.
— Отвезите меня к собору. И немедленно!
Бурк схватился за ручку задней дверцы, но сержант в униформе, сидевший рядом с шофером, решительно воспротивился:
— Нет! Мы не можем двигаться через толпу. Если собьем кого-нибудь, они разорвут нас на куски.
— Черт побери!
Бурк хлопнул дверцей и снова перебежал авеню. Перескочив через низенькую ограду, он оказался в Центральном парке и побежал вдоль тропинки, идущей параллельно улице. Выйдя из парка на площади Великой армии, Бурк стал пробиваться дальше сквозь все сильнее бесновавшуюся толпу. Он прикинул, что до собора еще девять кварталов, — это займет не менее получаса, а на параллельных улицах творится то же самое. Искать другие пути просто бесполезно.
Вдруг прямо перед ним возникла черная лошадь, на которой невозмутимо сидела молодая женщина со светлыми волосами, спрятанными под полицейским шлемом. Бурк подскочил к ней и показал свой жетон.
— Лейтенант Бурк из оперативно-розыскной службы. Мне нужно срочно попасть в собор святого Патрика. Не позволите ли мне забраться на вашу клячу, чтобы проехать сквозь эту безумную толпу?
Женщина смерила Бурка взглядом, оценивая его растерзанный вид.
— Это не кляча, лейтенант, но если вы уж так спешите, то залезайте.
Она наклонилась и протянула ему руку. Бурк ухватился за нее, поставил ногу в стремя и неловко взгромоздился на круп лошади. Всадница пришпорила коня.
— У, норовистый! Вперед, Комиссар!
— Я всего лишь лейтенант.
Лошадь тронулась с места, а женщина обернулась и бросила через плечо, сдерживая смех:
— Комиссар — так зовут мою лошадь.
— Понятно, а вас как зовут?
— Офицер полиции Фостер… Бетти.
— Очень приятно. Хорошее имя. Попробуем прорваться.
Обученная полицейская лошадь ринулась вперед, пробивая себе путь в плотном людском потоке, отталкивая людей прочь, но никому не причиняя вреда. Бурк, крепко держа молодую женщину за талию, увидел, что они приближаются к перекрестку с Пятьдесят седьмой улицей, и наклонился к ее уху:
— Вы неплохо скачете, Бетти. И часто приходится здесь бывать?
Бетти повернула к нему голову и смерила взглядом.
— Этот чертов галоп — есть ли в нем хоть какая-то необходимость, а, лейтенант?
— Это самая важная скачка со времен Пола Риверы.
* * *
Майор Бартоломео Мартин стоял у окна небольшой комнаты на десятом этаже здания «Бритиш эмпайр» в Рокфеллеровском центре. Он долго наблюдал за вакханалией вокруг собора, потом обернулся к стоящему рядом человеку:
— Так, Крюгер, все это говорит за то, что фении объявились.
— Да. Но к лучшему это или худшему? — начал было гость-американец, но умолк, а затем спросил: — А вы предполагали подобное?
— Догадывался. Брайен Флинн не доверяет мне. Я дал ему свободу в выборе идей и действий. Ему запрещается только совершать акты насилия против англичан и разрушать их имущество — ну, например, взрывать это здание… Но разве поймешь таких людей?
Майор Мартин несколько секунд вглядывался в пространство перед собой невидящим взором, затем продолжил беспристрастно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— О чем это ты?
Фергюсон склонился над столом.
— Я только что был в соборе. Джон Хики, который не посещал храма с тех пор, как ограбил собор святого Патрика в Дублине, дрыхнул на церковной скамье в первом ряду. Старик теперь отпустил бороду, но я его узнаю в любом обличье.
— Продолжай…
— Четырехчасовая месса скоро закончится, и тысячи людей потянутся из собора. Большинство жителей кончают работу тоже в пять.
— Да, наступает час пик.
— Высокопоставленные гости и ветераны ИРА сейчас участвуют в шествии, они одеты в гражданскую одежду, и в основном даже в своих колоннах люди не знают друг друга. Так что среди них сможет затесаться кто угодно.
— Продолжай — я слушаю, однако надо что-то предпринимать.
— Я даю тебе информацию, а как поступить — решай сам…
— Давай дальше.
— Ладно. Полиция устала. Некоторые подразделения манкируют своими обязанностями. В толпе назревает беспокойство, много пьяных…
— Да, я внимательно слушаю.
— События неумолимо движутся к завершению. Надвигается буря, которая вот-вот грянет.
— Без политических метафор, пожалуйста!
— Финн Мак-Камейл — это Брайен Флинн. До ухода Морин Мелон из ИРА она и Брайен Флинн были любовниками.
Бурк встал.
— Он придет за ней.
— Если он так сделает, это будет свидетельствовать о том, что человек, назвавший себя Финном Мак-Камейлом, вождем фениев, в действительности является психопатом.
— А при чем тут собор?
— А разве можно найти место лучше? У ирландцев любовь к спектаклям и театральным жестам. Победят они или нет — неважно, — Ирландия вечно будет помнить своих мучеников и героев, и не имеет значения, сопутствует ли им удача в делах или нет. Разве забудется воскрешение Финна Мак-Камейла и фениев, если они захватят и убьют его неверную возлюбленную в соборе святого Патрика в Нью-Йорке во время празднования дня святого Патрика? Нет, такое не скоро забывается… — Бурк лихорадочно соображал. — Не верю, что они осмелятся замахнуться на собор… но все факты говорят за это.
— Черт с ними, с фактами! Это в их характере. Это судьба, это история, наконец…
— К черту историю! — Бурк рванулся с места и сбежал по ступенькам веранды. — К черту судьбу! — Он спустился к дорожке, ведущей к Пятой авеню.
— Слишком поздно. Уже слишком поздно! — вслед ему выкрикнул Фергюсон.
* * *
Терри О'Нил смотрела по телевизору, как проходят ветераны ИРА. Кадры съемки переметнулись с Шестьдесят четвертой улицы на крышу Рокфеллеровского центра. Колонна графства Тирон поравнялась с собором, и камера показала ее крупным планом. Терри села поближе к телевизору и стала внимательно всматриваться в экран. Вдруг на экране появилось лицо ее отца, и диктор, узнав его, сделал по ходу очередной комментарий. Терри прикрыла лицо руками. Как чудовищно то, что происходит с ней, с ним, со всеми, по крайней мере, с ней случилось действительно нечто ужасное.
— О, нет… папа! Не позволяй им идти вместе с этим…
Дэн Морган взглянул на нее:
— Даже если бы он услышал тебя, все равно бы не смог сейчас ничего сделать.
Зазвонил телефон, Морган поднял трубку:
— Да. Я готов, как всегда.
Он повесил трубку, посмотрел на часы, отсчитал 60 секунд и вошел в спальню.
Терри отвела глаза от телевизора и посмотрела на него.
— Что? Уже началось?
Дэн бросил взгляд на экран, где шло парадное шествие, а затем на нее.
— Да. Да поможет нам Бог, если мы ошибемся…
— Бог поможет вам в любом случае.
Морган вышел из спальни, открыл створку окна и принялся размахивать флагом с зеленым трилистником.
Глава 13
Бренден О'Коннор стоял в толпе на Пятой авеню. Посмотрев вверх, он увидел флаг с зеленым трилистником, которым кто-то размахивал из окна дома на Шестьдесят четвертой улице. Бренден глубоко вздохнул и, обходя сзади гостевую трибуну, двинулся к переходу, где можно было пересечь улицу под внимательным взглядом регулировщиков. Он закурил, и дым сигареты уносило южным ветром.
Бренден сунул правую руку в карман пальто и, нащупав гладкую поверхность рукоятки химической гранаты, поставил ее на боевой взвод, придерживая большим пальцем предохранитель. Пробиваясь сквозь плотный людской поток, он протолкнул гранату через дыру в кармане и выронил ее на тротуар. Бренден почувствовал, как ручка с запалом стукнула его по лодыжке. После этого он повторил то же с гранатой, лежавшей в левом кармане пальто, и стал быстро проходить сквозь толпу.
Ровно через семь секунд гранаты — одна за другой — стали взрываться. Первая, газовая, наполненная сероводородом, тихо шипела. Вторая — дымовая — вздымала огромные зеленые клубы дыма, и ветер гнал их к гостевым трибунам. Бренден быстро пробирался сквозь толпу. Позади себя он услышал сначала возгласы удивления, когда сероводород поднялся до уровня лица, но потом, когда дым и удушливые пары протянулись над встревоженной толпой и ветер стал относить их в сторону гостевых трибун, люди зашумели и закричали — началась паника.
Тогда О'Коннор выбросил тем же способом еще четыре гранаты, затем нырнул в дыру в каменной ограде и исчез в парке.
* * *
Патрик Бурк перепрыгнул через широкую каменную ограду Центрального парка и побежал к толпе, которая скучилась на тротуаре у гостевых трибун. Зеленый дым клубился над трибунами и двигался в его сторону. Даже до того, как клубы дыма дошли до него, его глаза начали сильно слезиться.
— Черт возьми!
Закрыв лицо носовым платком, Бурк побежал по авеню. Паника уже вовсю охватила участников шествия, и его мгновенно затолкали в самую середину этой чудовищной неразберихи. На мостовой валялось знамя демонстрантов, и Бурк мельком разглядел надпись: «ВЕТЕРАНЫ ИРЛАНДСКОЙ РЕСПУБЛИКАНСКОЙ АРМИИ». Пробираясь сквозь толпу, он заметил, что ветеранов окружили агитаторы и «профессиональные крикуны», как он называл их. «Хорошо все продумано, — подумал он. — И хорошо исполнено».
* * *
Джеймс Свини прислонился к фонарному столбу на Шестьдесят четвертой улице и старался удержаться на месте в бушующей вокруг него толпе. Он засунул руки в карманы своей длинной полушинели, в которой вместо карманов были прорези, и вытащил из-за пояса ножницы для резки проволоки. Прикрыв полами пальто соединительный кабель мобильного штабного полицейского микроавтобуса, Свини перерезал телефонные и электрические провода, идущие от фонарного столба.
Затем он сделал шага три в сторону толпы людей и бросил ножницы в люк на мостовой. Колышущаяся масса впавших в панику людей подхватила его и понесла вдоль Шестьдесят четвертой улицы, подальше от Пятой авеню и удушающего газа.
* * *
Операторы-телефонисты, которые находились внутри штабного полицейского микроавтобуса, услышали странный звук, а потом все четыре телефона мгновенно перестали работать, а все осветительные приборы отключились секунду спустя.
Один из операторов удивленно взглянул на Джорджа Бирда, стоявшего у окошка микроавтобуса.
— Связи нет!
Бирд приник лицом к оконному стеклу и посмотрел на уличный фонарный столб.
— О Боже! Сволочи! — Он повернулся и схватил радиопередатчик, а шофер завел двигатель машины и переключил напряжение на внутренний источник.
Бирд включил радиопередатчик:
— Всем постам! Говорит мобильный штаб на Шестьдесят четвертой улице. Линии электропитания перерезаны. Радио работает на генераторе. Телефонные провода тоже перерезаны. Ситуация не ясна…
Внезапно в фургон пулей влетел Бурк и выхватил из рук Бирда радиотелефон.
— Мобильный пункт на Пятьдесят первой улице, как меня слышите?
Через секунду ответили полицейские из фургона, находящегося за собором:
— Слышим хорошо, здесь все спокойно. Полицейские отряды, конные и на мотороллерах, направляются к вам…
— Отставить! Слушайте…
* * *
Когда девятнадцать бронзовых колоколов на северной колокольне собора святого Патрика пробили пять, включился таймер на черной коробке, прикрепленной к поперечной балке на колокольне. Упрятанный в коробку мощный широковолновый передатчик, настроенный на полицейские частоты, заработал, и зуммер заглушил все двусторонние радиопереговоры в срединной части Манхэттена.
* * *
Из телефонной трубки Бурк слышал теперь лишь высокий пронзительный свист.
— Пост на Пятьдесят первой — отвечайте! Акция затевается в соборе…
Свист нарастал и перерос в режущий уши вой.
— Пост на Пятьдесят первой… — Бурк выронил трубку и повернулся к Бирду. — Глушат.
— Слышу! Сволочи! — Бирд попробовал настроиться на запасные частоты, но и они оказались забиты все тем же пронзительным воем. — Дерьмо!
Бурк сжал его руку.
— Послушай, прикажи своим людям попытаться воспользоваться городским телефоном. Пусть позвонят в полицейское управление и в дом настоятеля. Нужно постараться как-то передать сообщение полицейским постам у собора. Может, в их штабном микроавтобусе телефонная связь пока работает.
— Сомневаюсь.
— Прикажи им…
— Хорошо, хорошо, понял.
Бирд тут же послал на задание четверых полицейских. В боковое окно микроавтобуса он смотрел, как его люди с трудом пробираются сквозь бушующую толпу. Он обернулся, чтобы что-то сказать Бурку, но того уже и след простыл.
* * *
На ступенях собора святого Патрика Морин заметила человека в штатском, стоящего напротив нее и пытающегося наладить радиотелефон. Недалеко пробежали несколько полицейских, передающих постовым и принимающих приказы от своего начальства. Морин интуитивно почувствовала, что произошло что-то неладное. Справа на углу улицы стоял полицейский микроавтобус, из которого то и дело выбегали или входили в него полицейские. Морин заметила множество людей на тротуарах, которые надеялись, что важные персоны на ступенях собора знают больше. По огромной толпе словно прошла волна, четко направленная вверх по Пятой авеню и напоминавшая детскую игру «Передай другому». Морин взглянула в сторону, откуда началось это тревожное перешептывание, но ничего необычного не заметила, кроме нарастающего беспокойства толпы. Но затем она отметила, что движение шествующих замедлилось. Повернувшись к Гарольду Бакстеру, она тихо проговорила:
— Что-то здесь не так.
Колокола отзвонили в последний, пятый раз, а затем начали свой традиционный пятичасовой гимн «Осень».
— Да, нужно быть начеку, — кивнул Бакстер.
Перед собором медленно прошла колонна графства Корк, а за ней еле-еле шла делегация графства Майо — продвижение колонн почему-то замедлилось. Распорядители манифестации и старшие колонн подбегали к полицейским и о чем-то переговаривались с ними. Морин обратила внимание, что кардинал чем-то раздражен, хотя и старается скрыть беспокойство из-за усиливающегося повсюду волнения.
Служащие и продавцы магазинов начали выбегать из холлов Рокфеллеровского центра, Олимпийской башни и других близлежащих небоскребов на уже и так переполненную народом авеню. Толкая друг друга, они пытались вырваться из толпы и подыскать наилучшее место обзора.
Внезапно в толпе раздался громкий крик. Морин повернулась на голос. Из дверей магазина «Сакс» на Пятой авеню вырвалась дюжина мужчин в черных пальто и котелках. Еще на них были белые перчатки и яркие оранжевые шейные шарфы. Многие держали в руках трости. Они протолкались к самым заграждениям и развернули длинный флаг, на котором было написано:
«БОЖЕ, ХРАНИ КОРОЛЕВУ! ОЛЬСТЕР БУДЕТ БРИТАНСКИМ НАВЕКИ».
Сердце Морин сильно забилось, ей вспомнилась Северная Ирландия, та массовая летняя манифестация, когда оранжисты шествовали по городам и весям с криками и плакатами, демонстрирующими их верность Богу и королеве и ненависть к католикам.
В толпе поднялся неимоверный шум и свист. Один из ветеранов ИРА, преисполненный решимости, прорвался сквозь полицейский кордон и выбежал на улицу вслед за оранжистами, пронзительно крича на ходу:
— Проклятые чертовы убийцы, подонки! Всех перебью!
В это время оранжисты подняли мегафоны и громко запели:
Повесим мы папу. Веревка, смелее!
Огонь, разгорайся поярче.
И масла туда подольем, не жалея.
Поджарим святошу пожарче.
Несколько человек из взбудораженной толпы вырвались с тротуара и побежали по мостовой, поощряемые криками людей, тотчас же взявших на себя роль вожаков. Тут же стремительный поток мужчин, женщин и подростков опрокинул заграждения, высыпал на авеню и с улюлюканиями устремился вслед за авангардом. Несколько конных полицейских, не занятых охраной гостевых трибун, поскакали на выручку протестантам. Им в помощь со стороны Пятидесятой улицы приближался «черный воронок» в окружении патрульных автомашин. Полицейские, размахивая дубинками, старались оттеснить толпу от продолжавших орать песню оранжистов. Приемы сдерживания страстей в чрезвычайных ситуациях, которым полицейские обучались в своей академии, сейчас они с успехом применяли на практике для защиты протестантов от возможного самосуда. Да и сами оранжисты наконец-то осознали грозящую опасность, увидев, что сотни разъяренных католиков вышли из-под контроля полиции. И поэтому, бросив мегафоны и флаг, они присоединились к полицейским и вместе с ними стали прокладывать себе путь к спасению — приближающемуся «черному воронку».
* * *
Патрик Бурк бежал вниз по Пятой авеню, наполненной демонстрантами и зеваками. Остановившись у припаркованной патрульной машины, он перевел дыхание и показал свой полицейский жетон.
— Вы можете позвонить на мобильный пост у собора святого Патрика?
Полицейский покачал головой и показал на радиопередатчик, трещавший от постоянных помех.
— Отвезите меня к собору. И немедленно!
Бурк схватился за ручку задней дверцы, но сержант в униформе, сидевший рядом с шофером, решительно воспротивился:
— Нет! Мы не можем двигаться через толпу. Если собьем кого-нибудь, они разорвут нас на куски.
— Черт побери!
Бурк хлопнул дверцей и снова перебежал авеню. Перескочив через низенькую ограду, он оказался в Центральном парке и побежал вдоль тропинки, идущей параллельно улице. Выйдя из парка на площади Великой армии, Бурк стал пробиваться дальше сквозь все сильнее бесновавшуюся толпу. Он прикинул, что до собора еще девять кварталов, — это займет не менее получаса, а на параллельных улицах творится то же самое. Искать другие пути просто бесполезно.
Вдруг прямо перед ним возникла черная лошадь, на которой невозмутимо сидела молодая женщина со светлыми волосами, спрятанными под полицейским шлемом. Бурк подскочил к ней и показал свой жетон.
— Лейтенант Бурк из оперативно-розыскной службы. Мне нужно срочно попасть в собор святого Патрика. Не позволите ли мне забраться на вашу клячу, чтобы проехать сквозь эту безумную толпу?
Женщина смерила Бурка взглядом, оценивая его растерзанный вид.
— Это не кляча, лейтенант, но если вы уж так спешите, то залезайте.
Она наклонилась и протянула ему руку. Бурк ухватился за нее, поставил ногу в стремя и неловко взгромоздился на круп лошади. Всадница пришпорила коня.
— У, норовистый! Вперед, Комиссар!
— Я всего лишь лейтенант.
Лошадь тронулась с места, а женщина обернулась и бросила через плечо, сдерживая смех:
— Комиссар — так зовут мою лошадь.
— Понятно, а вас как зовут?
— Офицер полиции Фостер… Бетти.
— Очень приятно. Хорошее имя. Попробуем прорваться.
Обученная полицейская лошадь ринулась вперед, пробивая себе путь в плотном людском потоке, отталкивая людей прочь, но никому не причиняя вреда. Бурк, крепко держа молодую женщину за талию, увидел, что они приближаются к перекрестку с Пятьдесят седьмой улицей, и наклонился к ее уху:
— Вы неплохо скачете, Бетти. И часто приходится здесь бывать?
Бетти повернула к нему голову и смерила взглядом.
— Этот чертов галоп — есть ли в нем хоть какая-то необходимость, а, лейтенант?
— Это самая важная скачка со времен Пола Риверы.
* * *
Майор Бартоломео Мартин стоял у окна небольшой комнаты на десятом этаже здания «Бритиш эмпайр» в Рокфеллеровском центре. Он долго наблюдал за вакханалией вокруг собора, потом обернулся к стоящему рядом человеку:
— Так, Крюгер, все это говорит за то, что фении объявились.
— Да. Но к лучшему это или худшему? — начал было гость-американец, но умолк, а затем спросил: — А вы предполагали подобное?
— Догадывался. Брайен Флинн не доверяет мне. Я дал ему свободу в выборе идей и действий. Ему запрещается только совершать акты насилия против англичан и разрушать их имущество — ну, например, взрывать это здание… Но разве поймешь таких людей?
Майор Мартин несколько секунд вглядывался в пространство перед собой невидящим взором, затем продолжил беспристрастно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64