Вроде бы никого, хотя в этой темноте так сразу и не скажешь. Но нельзя терять времени. Если еще промедлить, армейцы или инквизиторы — уж не знаю, кто тут командует всем этим бардаком, — обязательно окружат здание, дабы помешать таким умникам, как я, найти другой выход помимо дверей.
— Третий этаж, — с сомнением в голосе сообщил Хмырь то, что я и без него знал. — Не высоковато ли будет?
Я молча пожал плечами. Сунул пистолет за ремень, чтобы не мешался.
Шагнул вперед…
Вооууу!.. Земля пребольно ударила по подошвам, отозвавшись острой вспышкой боли в левом колене. Я кувыркнулся вперед, руками оттолкнулся от грязного асфальта и попытался встать, с ужасом понимая, что если у меня сейчас не получится… Все — это будет конец. Для меня, для Ирины, для Хмыря — для всех нас.
Нет. Вроде бы все нормально… Хотя колено и побаливает, но ходить я вполне могу.
Ирина, уже взобравшись на подоконник, с ужасом и тревогой смотрела вниз. Я махнул ей рукой и улыбнулся, хотя и знал, что в темноте она мою улыбку все равно не увидит.
— Все в порядке, можно прыгать… Давай, Ириша. Не бойся, я поймаю.
Нерешительно смотря вниз, она закусила губу.
— Прыгай…
За ее спиной мелькнула раскрытая ладонь Хмыря. Не знаю, что он хотел сделать: похлопать по плечу, подбодрить или просто нагло столкнуть вниз. В любом случае бывший инквизитор не успел.
Она прыгнула.
Я метнулся вперед, обмирая и вытягивая руки. Пострадавшая нога подвернулась…
Вааауу!.. Спиной об асфальт. Да еще какой-то камень, как нарочно, попал под ребра. Сломались или нет?.. Больно.
Блестящие в полумраке Ирины глаза в полуметре от моих.
— Ты как?
— Нормально. А ты?
— Я тоже нормально… Давай ты слезешь с меня, и я встану.
«Попробую» надо было говорить. Распрямляясь, я с трудом подавил стон… Нет, с такими делами пора завязывать. Когда-нибудь мое везение иссякнет, и одно из таких веселых приключений все-таки сделает меня калекой.
Когда все это кончится, надо будет найти какое-нибудь более спокойное и безопасное дело. Цветы, например, на продажу выращивать или почту разносить. А может, просто на пенсию выйду, благо выслуга позволяет…
Я снова задрал голову.
— Тебя тоже ловить?
— Спасибо, я уж и сам как-нибудь убьюсь. — Бывший инквизитор присел, готовясь спрыгнуть. — Ты только встань так, чтобы мне приземляться было помягче…
Я вздохнул и приглашающе развел руки.
— Давай уж.
И еще раз спиной по асфальту… Ох, этот день я никогда не забуду.
Ухитрившийся устоять на ногах Хмырь помог мне подняться, сохраняя какое-то скорбно-обиженное выражение лица. И хотя мне сейчас было не до этого — от боли в спине аж слезились глаза, — я все же спросил:
— Что?
Бывший инквизитор доверительно наклонился ко мне, словно намереваясь поведать величайшую тайну трех миров.
— Я лампу оставил, — тихо сообщил он.
Я коротко глянул наверх. Забытая керосинка сиротливо стояла на подоконнике. Внутри под закопченным стеклом одиноко трепыхался язычок пламени.
— Черт с ней. Свет нам сейчас будет только мешать.
— Но ведь можно было бы погасить… Э-эх, — Хмырь обреченно махнул рукой, — чего уж теперь-то… Керосин только жалко. Ты хоть представляешь, сколько я за него заплатил?
Я фыркнул и поделился с бывшим инквизитором старой избитой истиной:
— Своя шкура дороже… Пошли.
Не ожидая ответа, я отошел в сторону. Осторожно заглянул за угол… И едва успел отдернуться обратно, когда луч карманного фонарика пробежал по стене практически в нескольких сантиметрах от моего носа. Если бы тот парень был чуть повнимательнее или немного меньше торопился, он бы меня засек. Мне повезло, но, судя по увиденному, везению моему осталось жить минуты две-три, не больше.
Чуть в стороне от дома, поправ широченными колесами кучу слежавшегося мусора, остановился тяжелый грузовик, и из его кузова один за другим выпрыгивали одетые в камуфляж люди. А ведь у подъезда и так было полно народу. И вдобавок человек двадцать уже обшаривали дом. Я видел, как лучи их фонариков подсвечивают изнутри чудом уцелевшие пыльные стекла и тонкими светящимися змейками щелей разбегаются по заколоченным фанерой рамам.
Много ли им понадобится времени, чтобы обнаружить забытую на подоконнике лампу и догадаться выглянуть во двор? Много ли времени потребуется поднятым по тревоге армейским подразделениям, чтобы полностью оцепить и прочесать район?
Отсюда надо убираться. И быстро!
Я махнул рукой, поторапливая замешкавшегося Хмыря. Подхватил за руку Ирину. И побежал в сторону смутными отблесками видневшихся за домами прожекторов периметра. Если где и можно уйти от облавы, то только там. Вплотную примыкающие к стене кварталы обычно охватывались последними. Это оставляло выскользнувшим из раскинутых сетей людям последний путь к отступлению… Правда, на самом деле это была всего лишь иллюзия. Дальше стены еще никому не удавалось убежать. Даже если повезет не попасть в руки патрулю — за опутанную колючей проволокой широкую бетонную ленту хода все равно нет.
Но нам туда и не надо. Нам лишь бы выскользнуть из сжимающихся челюстей облавы. А там, глядишь, и удастся что-нибудь придумать.
— Тихо… — Я выпустил Ирину руку, жестом попросив ее оставаться на месте.
Потом, пригнувшись, перебежал опасный освещенный участок между домами. Присел за утонувшим в густой тени опрокинутым мусорным баком.
Что это там такое? Как будто фары горят…
Так и есть. Машина. Бронированный армейский джип с привычным трехцветным прямоугольником на приоткрытых дверях. Внутри два человека. Ужинают, хотя вернее было бы сказать, полуночничают.
Как некстати! Или, наоборот, кстати?.. Не знаю. Пока еще не знаю. Но, уверен, скоро пойму…
— Что будем делать? — Небрежно пристроив обрез на коленях, рядом присел Хмырь. — Может быть, попробовать по-тихому прирезать этих оболтусов?
Я задумчиво провел пальцем по ребристой рукояти пистолета. Кивнул.
— По-тихому… Только убивать мы никого не будем.
— Никак человеколюбие проснулось?
На бывшего инквизитора я не смотрел, но был на все сто уверен, что сейчас его губы ехидно усмехаются мне в спину. И как он даже в такой откровенно поганой ситуации ухитряется найти повод для веселья? Мне, например, давно уже не до смеха.
Жутко саднило содранную падением кожу. Я чувствовал, как под рубашкой по спине медленно ползет тяжелая капля… чего? Пота или крови? Не важно. Невыносимо ныл вновь растревоженный бок. Ладно хоть колено перестало стрелять болью при каждом шаге. А то хороший бы из меня сейчас получился вояка.
— Человеколюбие ни при чем, — пробурчал я, вытаскивая пистолет и мягко передергивая затвор. — Голый расчет. Посиди пока здесь. Я быстро.
Я действительно управился быстро. Эти ребята оказались жуткими разгильдяями, даже не допускавшими мысли о том, что кому-то из беглецов может взбрести в голову напасть на них. Когда я рванул дверцу и ставшим уже привычным приемом — рукояткой пистолета по голове — с ходу нокаутировал первого армейца, второй даже не попытался достать оружие. Хотя у него была прекрасная возможность подстрелить меня, пока я выволакивал потерявшего сознание солдата и взгромождался на его место, парень ее бесстыдно проморгал В самом прямом смысле. Он ошалело пялился на меня и хлопал глазами до тех пор, пока я не сунул ему под нос пистолет.
— Заводи!
Армеец поспешно кивнул и зашевелился. Фыркнул и натужно заурчал двигатель. Громко заскрежетав, машина рывком дернулась с места.
— Двигай вперед. Медленно. Вон у того столба остановись… — Я высунулся в окно, махнув рукой вышедшему в свет фар Хмырю. — Транспорт подан, можешь запрыгивать. Ира, ты садись назад.
Я выбрался из машины, предварительно на всякий случай еще раз пригрозив водителю пистолетом. Мог бы не стараться. Кажется, парень меня узнал и теперь боялся Даже кашлянуть без разрешения. Как раз тот редкий случай, когда моя широкая известность играет на руку.
— Сядешь за руль? — спросил я Хмыря, краем глаза заметив, как сжался при этих словах пленный армеец. Бедолага, кажется, решил, что, когда он станет не нужен, мы его просто пристукнем.
— Мм… Пожалуй, нет. Лишние руки не помешают, если вдруг придется отстреливаться. Пусть пока нас твой паренек покатает.
Водитель побледнел еще больше. Я его даже мимоходом пожалел. Хотя, конечно, не настолько, чтобы отпустить или позволить ему сбежать.
— Там, на заднем сиденье, автомат… — Я немного помолчал. — Иван, ты… это… если стрельба начнется, присмотри там, чтобы Иру не зацепило…
Глупость я, конечно, говорю. Полную глупость… Если действительно начнется перестрелка, невозможно быть в чем-то уверенным. Шальные пули на то и называются шальными, что летят куда хотят. Как можно защитить от них кого-то?.. Разве что только закрыть собой.
Может, мне тоже сесть назад?
— Сделаю все, что в моих силах. — Бывший инквизитор легонько хлопнул меня по плечу. — С ней ничего не случится. Даю слово.
Если бы я только мог быть в этом уверен… Прости, Ира, что втянул тебя в эту заварушку. Тебе давно надо было послать меня куда подальше, а не терпеть закидоны столь никудышного мужа, как я…
Я молча кивнул и запрыгнул в кабину.
— Трогай. Выруливай на проспект и езжай параллельно периметру. И запомни: если что выкинешь — разговор у нас с тобой будет очень коротким. — Я демонстративно помахал пистолетом.
Лязгая и дребезжа, машина медленно поползла вперед. Неровный свет фар скользил по растрескавшемуся и изрытому колдобинами асфальту, выхватывал из темноты безжизненные стены домов, вонзался в слепые провалы окон. Казалось, что за пределами этого скачущего перед глазами пятна света нет ничего, кроме смотрящей на нас миллионами невидящих глаз тьмы. Мир истончился, исчез, сжался до размеров натужно взрыкивающей двигателем машины и сидевших в ней четырех человек.
Я невольно поежился. И, осознав, что продолжаю нервно теребить рукоять кинжала, поспешно отдернул руку. Давящее ощущение мягко опускающегося на город туманного одеяла медленно отступило. Стало немного легче. Я наконец-то получил возможность вдохнуть полной грудью и попытаться уверить себя в том, что это мне всего лишь почудилось…
— Завтра, — неожиданно глухо сказал Хмырь. — Все решится завтра. Тьма наступает. У нас остался последний день, потом будет поздно. Есть идеи, как не потратить его напрасно?
Я не стал отвечать, вместо этого бросив до побеления костяшек пальцев стиснувшему руль шоферу:
— Поднажми чуток. Ползем как черепахи.
После чего вновь повернулся к бывшему инквизитору. И в свою очередь задал самый насущный сейчас вопрос:
— Куда?
Тихий смешок.
— А что, есть варианты?
Я пожал плечами, вновь безотчетно коснувшись рукояти кинжала. Пальцы кольнула острая ледяная игла, но я ее даже не почувствовал. Может быть, потому, что сейчас я и без того чувствовал себя так, словно все мое тело высечено из мертвого черного льда.
— Есть… Можно просто спрятаться. И наплевать на все.
— Твое право, — после недолгой паузы отозвался Хмырь. Его лицо, как всегда в моменты опасности, не выражало абсолютно ничего. — Если таков твой выбор, я не стану спорить. Никто не станет.
Ирина растерянно переводила взгляд: на меня, на бывшего инквизитора, на старавшегося изо всех сил не слушать наш разговор шофера. Я видел ее глаза в зеркале заднего обзора. Зеленые. Бездонные. Непонимающие. Но, несмотря ни на что, — любящие…
Мог ли я предать их? Могли я прятаться или бежать? Мог ли я день за днем смотреть в них и вспоминать — каждый день, час, минуту — вспоминать ту, пусть и ничтожную, возможность, которую я упустил?
Ирина смогла бы меня понять и простить — я верю в это. Хмырь мог бы понять и простить. И даже все оставшееся человечество, хотя до его мнения мне как раз нет дела, могло бы меня понять… Но смогу ли я простить сам себя?..
— Поворачивай! — рявкнул я на водителя, заставив и без того бледного парня испуганно втянуть голову в плечи. — Сейчас же!
— К-куда?
Висевшее над городом невидимое облако тьмы слепо смотрело на меня с высоты. Я тяжело вздохнул и постарался немного успокоиться.
— Направо, к воротам. Юго-восточные ближе всего, да?.. Вот туда и рули.
— Но… Там… — Водитель нервно облизнул губы. — Этот район оцеплен. Там посты. Нас остановят…
— Езжай, — с нажимом повторил я.
Шофер открыл было рот но, искоса взглянув на меня, промолчал и послушно вывернул руль. Лязгая железом, скрежеща и ежесекундно проваливаясь в многочисленные канавы, из которых, казалось, и состояла вся дорога, машина поползла в ту сторону, где под небом, подсвеченным огнями прожекторов, находились юго-восточные — наиболее безопасные и широко используемые — городские ворота.
Обещанные посты не заставили себя долго ждать. На ближайшем же перекрестке под одиноким, невесть как уцелевшим фонарем торчали пять человек. Все с оружием. Двоих я узнал: Семен Лихой и Ромка Беспалов. Оба из четвертой группы — мои бывшие коллеги, профессионалы самой высокой пробы. Еще трое с мечами за спиной были мне незнакомы. Наверное, свежее пополнение.
Значит, не только армия. Еще и Управление… Широко шагаете, ребята.
— Черт, — вполголоса ругнулся я. — Черт!
— Ну и что будем делать? — спокойно спросил Хмырь.
— Ехать дальше.
А что еще я мог предложить? Остановиться? Сдаться в плен? Напасть и попытаться расчистить дорогу силой? Бросить все и бежать, прячась в подвалах и на чердаках, перебегая из подворотни в подворотню в попытке вырваться из оцепления?
— Спокойно, — с силой вдавливая поблескивающий вороненой сталью ствол в бок напрягшегося водителя, прошептал я. — Спокойно. Притормози чуток и проезжай мимо. Медленно. Не торопись… Но если попытаются остановить, выжимай все и сразу. Не жди первой пули. Усек?
Невыразительный кивок и взгляд, преисполненный густо замешанной на страхе ненависти… Что ж, я и не ожидал, что парень проникнется ко мне любовью. Плевать. Лишь бы только не попытался чего-нибудь учудить. Впрочем, должен же он понимать, что в случае чего первым пострадавшим неизменно будет он сам. Пулю для него я уж точно не пожалею. Даже серебряную. И рука у меня не дрогнет. Может, когда-нибудь потом я и буду раскаиваться в содеянном, но сейчас — не дрогнет.
Палец на спусковом крючке. Шершавая рукоять в ладони. Шесть серебряных осколков смерти в обойме…
Нас даже не попытались остановить. Чистильщики лишь чуть отступили в сторону, освобождая дорогу. Взгляды, которыми они нас проводили, были откровенно безразличными. Казалось, ребят больше интересует собственный разговор, чем медленно ползущая из ночи в ночь машина с армейскими опознавательными знаками и темными, неразличимыми фигурами внутри. Кто бы там ни ехал, их это явно не касалось.
Следующий пост — двумя кварталами ниже по улице — оказался точно таким же. Только стояли там уже не чистильщики, а вояки. В остальном тоже самое полное равнодушие… Впрочем, нет, не полное. Один из армейцев, кажется лейтенант — в темноте было трудно разобрать знаки различия, — помахал нам рукой. Наш шофер, не дожидаясь приказа, послушно мигнул в ответ фарами.
И все.
Что это за оцепление такое? Тут же не то что беглый чистильщик со товарищи, целый полк мимо пройдет, а никто и не заметит.
Я машинально потер лоб. И тут же ухватился за наваренный над дверью поручень, когда машина тяжело полезла на каменистую насыпь и выбралась на бывшее Копейское шоссе. Дорога здесь была более или менее ухоженной, и я позволил водителю поднять скорость до шестидесяти километров в час. А больше, судя по натужному реву и непрерывному дребезгу, эта развалюха и не потянула бы.
Зона оцепления осталась позади. Слева редкими вкраплениями тусклого света раскинулась промзона. Справа все еще были заметны отблески шарящих по стенам фонарей. За спиной — город. А впереди из темноты серой лентой проступала опутанная лучами многочисленных прожекторов бетонная стена. Черными прямоугольниками теней обозначились тянущиеся в ночное небо пулеметные вышки, с двух сторон обступившие матово поблескивающий прямоугольник ворот…
Естественно, наглухо закрытых.
Я вздохнул, затылком чувствуя вопросительный взгляд Ирины и откровенно оценивающий — Хмыря. Похоже, начиналось самое интересное.
Итак. Проведем подсчеты…
Человек десять на стене, трое или четверо в контрольном бункере плюс двое на вышках за пулеметами. Итого — пятнадцать-шестнадцать. И еще примерно столько же патрулируют ближайшие участки периметра и в случае тревоги успеют добраться до ворот минут за пять. Всего, значит, около тридцати.
Три десятка солдат… Слишком много для нас троих. Чересчур много… Но я не собираюсь играть с ними в перестрелку.
Ведь не собираюсь?..
— Стой, дурак! Врезаться захотел?!
Противный визг несмазанных тормозов. Я едва не клюнул носом, успев в последний момент уцепиться за поручень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Третий этаж, — с сомнением в голосе сообщил Хмырь то, что я и без него знал. — Не высоковато ли будет?
Я молча пожал плечами. Сунул пистолет за ремень, чтобы не мешался.
Шагнул вперед…
Вооууу!.. Земля пребольно ударила по подошвам, отозвавшись острой вспышкой боли в левом колене. Я кувыркнулся вперед, руками оттолкнулся от грязного асфальта и попытался встать, с ужасом понимая, что если у меня сейчас не получится… Все — это будет конец. Для меня, для Ирины, для Хмыря — для всех нас.
Нет. Вроде бы все нормально… Хотя колено и побаливает, но ходить я вполне могу.
Ирина, уже взобравшись на подоконник, с ужасом и тревогой смотрела вниз. Я махнул ей рукой и улыбнулся, хотя и знал, что в темноте она мою улыбку все равно не увидит.
— Все в порядке, можно прыгать… Давай, Ириша. Не бойся, я поймаю.
Нерешительно смотря вниз, она закусила губу.
— Прыгай…
За ее спиной мелькнула раскрытая ладонь Хмыря. Не знаю, что он хотел сделать: похлопать по плечу, подбодрить или просто нагло столкнуть вниз. В любом случае бывший инквизитор не успел.
Она прыгнула.
Я метнулся вперед, обмирая и вытягивая руки. Пострадавшая нога подвернулась…
Вааауу!.. Спиной об асфальт. Да еще какой-то камень, как нарочно, попал под ребра. Сломались или нет?.. Больно.
Блестящие в полумраке Ирины глаза в полуметре от моих.
— Ты как?
— Нормально. А ты?
— Я тоже нормально… Давай ты слезешь с меня, и я встану.
«Попробую» надо было говорить. Распрямляясь, я с трудом подавил стон… Нет, с такими делами пора завязывать. Когда-нибудь мое везение иссякнет, и одно из таких веселых приключений все-таки сделает меня калекой.
Когда все это кончится, надо будет найти какое-нибудь более спокойное и безопасное дело. Цветы, например, на продажу выращивать или почту разносить. А может, просто на пенсию выйду, благо выслуга позволяет…
Я снова задрал голову.
— Тебя тоже ловить?
— Спасибо, я уж и сам как-нибудь убьюсь. — Бывший инквизитор присел, готовясь спрыгнуть. — Ты только встань так, чтобы мне приземляться было помягче…
Я вздохнул и приглашающе развел руки.
— Давай уж.
И еще раз спиной по асфальту… Ох, этот день я никогда не забуду.
Ухитрившийся устоять на ногах Хмырь помог мне подняться, сохраняя какое-то скорбно-обиженное выражение лица. И хотя мне сейчас было не до этого — от боли в спине аж слезились глаза, — я все же спросил:
— Что?
Бывший инквизитор доверительно наклонился ко мне, словно намереваясь поведать величайшую тайну трех миров.
— Я лампу оставил, — тихо сообщил он.
Я коротко глянул наверх. Забытая керосинка сиротливо стояла на подоконнике. Внутри под закопченным стеклом одиноко трепыхался язычок пламени.
— Черт с ней. Свет нам сейчас будет только мешать.
— Но ведь можно было бы погасить… Э-эх, — Хмырь обреченно махнул рукой, — чего уж теперь-то… Керосин только жалко. Ты хоть представляешь, сколько я за него заплатил?
Я фыркнул и поделился с бывшим инквизитором старой избитой истиной:
— Своя шкура дороже… Пошли.
Не ожидая ответа, я отошел в сторону. Осторожно заглянул за угол… И едва успел отдернуться обратно, когда луч карманного фонарика пробежал по стене практически в нескольких сантиметрах от моего носа. Если бы тот парень был чуть повнимательнее или немного меньше торопился, он бы меня засек. Мне повезло, но, судя по увиденному, везению моему осталось жить минуты две-три, не больше.
Чуть в стороне от дома, поправ широченными колесами кучу слежавшегося мусора, остановился тяжелый грузовик, и из его кузова один за другим выпрыгивали одетые в камуфляж люди. А ведь у подъезда и так было полно народу. И вдобавок человек двадцать уже обшаривали дом. Я видел, как лучи их фонариков подсвечивают изнутри чудом уцелевшие пыльные стекла и тонкими светящимися змейками щелей разбегаются по заколоченным фанерой рамам.
Много ли им понадобится времени, чтобы обнаружить забытую на подоконнике лампу и догадаться выглянуть во двор? Много ли времени потребуется поднятым по тревоге армейским подразделениям, чтобы полностью оцепить и прочесать район?
Отсюда надо убираться. И быстро!
Я махнул рукой, поторапливая замешкавшегося Хмыря. Подхватил за руку Ирину. И побежал в сторону смутными отблесками видневшихся за домами прожекторов периметра. Если где и можно уйти от облавы, то только там. Вплотную примыкающие к стене кварталы обычно охватывались последними. Это оставляло выскользнувшим из раскинутых сетей людям последний путь к отступлению… Правда, на самом деле это была всего лишь иллюзия. Дальше стены еще никому не удавалось убежать. Даже если повезет не попасть в руки патрулю — за опутанную колючей проволокой широкую бетонную ленту хода все равно нет.
Но нам туда и не надо. Нам лишь бы выскользнуть из сжимающихся челюстей облавы. А там, глядишь, и удастся что-нибудь придумать.
— Тихо… — Я выпустил Ирину руку, жестом попросив ее оставаться на месте.
Потом, пригнувшись, перебежал опасный освещенный участок между домами. Присел за утонувшим в густой тени опрокинутым мусорным баком.
Что это там такое? Как будто фары горят…
Так и есть. Машина. Бронированный армейский джип с привычным трехцветным прямоугольником на приоткрытых дверях. Внутри два человека. Ужинают, хотя вернее было бы сказать, полуночничают.
Как некстати! Или, наоборот, кстати?.. Не знаю. Пока еще не знаю. Но, уверен, скоро пойму…
— Что будем делать? — Небрежно пристроив обрез на коленях, рядом присел Хмырь. — Может быть, попробовать по-тихому прирезать этих оболтусов?
Я задумчиво провел пальцем по ребристой рукояти пистолета. Кивнул.
— По-тихому… Только убивать мы никого не будем.
— Никак человеколюбие проснулось?
На бывшего инквизитора я не смотрел, но был на все сто уверен, что сейчас его губы ехидно усмехаются мне в спину. И как он даже в такой откровенно поганой ситуации ухитряется найти повод для веселья? Мне, например, давно уже не до смеха.
Жутко саднило содранную падением кожу. Я чувствовал, как под рубашкой по спине медленно ползет тяжелая капля… чего? Пота или крови? Не важно. Невыносимо ныл вновь растревоженный бок. Ладно хоть колено перестало стрелять болью при каждом шаге. А то хороший бы из меня сейчас получился вояка.
— Человеколюбие ни при чем, — пробурчал я, вытаскивая пистолет и мягко передергивая затвор. — Голый расчет. Посиди пока здесь. Я быстро.
Я действительно управился быстро. Эти ребята оказались жуткими разгильдяями, даже не допускавшими мысли о том, что кому-то из беглецов может взбрести в голову напасть на них. Когда я рванул дверцу и ставшим уже привычным приемом — рукояткой пистолета по голове — с ходу нокаутировал первого армейца, второй даже не попытался достать оружие. Хотя у него была прекрасная возможность подстрелить меня, пока я выволакивал потерявшего сознание солдата и взгромождался на его место, парень ее бесстыдно проморгал В самом прямом смысле. Он ошалело пялился на меня и хлопал глазами до тех пор, пока я не сунул ему под нос пистолет.
— Заводи!
Армеец поспешно кивнул и зашевелился. Фыркнул и натужно заурчал двигатель. Громко заскрежетав, машина рывком дернулась с места.
— Двигай вперед. Медленно. Вон у того столба остановись… — Я высунулся в окно, махнув рукой вышедшему в свет фар Хмырю. — Транспорт подан, можешь запрыгивать. Ира, ты садись назад.
Я выбрался из машины, предварительно на всякий случай еще раз пригрозив водителю пистолетом. Мог бы не стараться. Кажется, парень меня узнал и теперь боялся Даже кашлянуть без разрешения. Как раз тот редкий случай, когда моя широкая известность играет на руку.
— Сядешь за руль? — спросил я Хмыря, краем глаза заметив, как сжался при этих словах пленный армеец. Бедолага, кажется, решил, что, когда он станет не нужен, мы его просто пристукнем.
— Мм… Пожалуй, нет. Лишние руки не помешают, если вдруг придется отстреливаться. Пусть пока нас твой паренек покатает.
Водитель побледнел еще больше. Я его даже мимоходом пожалел. Хотя, конечно, не настолько, чтобы отпустить или позволить ему сбежать.
— Там, на заднем сиденье, автомат… — Я немного помолчал. — Иван, ты… это… если стрельба начнется, присмотри там, чтобы Иру не зацепило…
Глупость я, конечно, говорю. Полную глупость… Если действительно начнется перестрелка, невозможно быть в чем-то уверенным. Шальные пули на то и называются шальными, что летят куда хотят. Как можно защитить от них кого-то?.. Разве что только закрыть собой.
Может, мне тоже сесть назад?
— Сделаю все, что в моих силах. — Бывший инквизитор легонько хлопнул меня по плечу. — С ней ничего не случится. Даю слово.
Если бы я только мог быть в этом уверен… Прости, Ира, что втянул тебя в эту заварушку. Тебе давно надо было послать меня куда подальше, а не терпеть закидоны столь никудышного мужа, как я…
Я молча кивнул и запрыгнул в кабину.
— Трогай. Выруливай на проспект и езжай параллельно периметру. И запомни: если что выкинешь — разговор у нас с тобой будет очень коротким. — Я демонстративно помахал пистолетом.
Лязгая и дребезжа, машина медленно поползла вперед. Неровный свет фар скользил по растрескавшемуся и изрытому колдобинами асфальту, выхватывал из темноты безжизненные стены домов, вонзался в слепые провалы окон. Казалось, что за пределами этого скачущего перед глазами пятна света нет ничего, кроме смотрящей на нас миллионами невидящих глаз тьмы. Мир истончился, исчез, сжался до размеров натужно взрыкивающей двигателем машины и сидевших в ней четырех человек.
Я невольно поежился. И, осознав, что продолжаю нервно теребить рукоять кинжала, поспешно отдернул руку. Давящее ощущение мягко опускающегося на город туманного одеяла медленно отступило. Стало немного легче. Я наконец-то получил возможность вдохнуть полной грудью и попытаться уверить себя в том, что это мне всего лишь почудилось…
— Завтра, — неожиданно глухо сказал Хмырь. — Все решится завтра. Тьма наступает. У нас остался последний день, потом будет поздно. Есть идеи, как не потратить его напрасно?
Я не стал отвечать, вместо этого бросив до побеления костяшек пальцев стиснувшему руль шоферу:
— Поднажми чуток. Ползем как черепахи.
После чего вновь повернулся к бывшему инквизитору. И в свою очередь задал самый насущный сейчас вопрос:
— Куда?
Тихий смешок.
— А что, есть варианты?
Я пожал плечами, вновь безотчетно коснувшись рукояти кинжала. Пальцы кольнула острая ледяная игла, но я ее даже не почувствовал. Может быть, потому, что сейчас я и без того чувствовал себя так, словно все мое тело высечено из мертвого черного льда.
— Есть… Можно просто спрятаться. И наплевать на все.
— Твое право, — после недолгой паузы отозвался Хмырь. Его лицо, как всегда в моменты опасности, не выражало абсолютно ничего. — Если таков твой выбор, я не стану спорить. Никто не станет.
Ирина растерянно переводила взгляд: на меня, на бывшего инквизитора, на старавшегося изо всех сил не слушать наш разговор шофера. Я видел ее глаза в зеркале заднего обзора. Зеленые. Бездонные. Непонимающие. Но, несмотря ни на что, — любящие…
Мог ли я предать их? Могли я прятаться или бежать? Мог ли я день за днем смотреть в них и вспоминать — каждый день, час, минуту — вспоминать ту, пусть и ничтожную, возможность, которую я упустил?
Ирина смогла бы меня понять и простить — я верю в это. Хмырь мог бы понять и простить. И даже все оставшееся человечество, хотя до его мнения мне как раз нет дела, могло бы меня понять… Но смогу ли я простить сам себя?..
— Поворачивай! — рявкнул я на водителя, заставив и без того бледного парня испуганно втянуть голову в плечи. — Сейчас же!
— К-куда?
Висевшее над городом невидимое облако тьмы слепо смотрело на меня с высоты. Я тяжело вздохнул и постарался немного успокоиться.
— Направо, к воротам. Юго-восточные ближе всего, да?.. Вот туда и рули.
— Но… Там… — Водитель нервно облизнул губы. — Этот район оцеплен. Там посты. Нас остановят…
— Езжай, — с нажимом повторил я.
Шофер открыл было рот но, искоса взглянув на меня, промолчал и послушно вывернул руль. Лязгая железом, скрежеща и ежесекундно проваливаясь в многочисленные канавы, из которых, казалось, и состояла вся дорога, машина поползла в ту сторону, где под небом, подсвеченным огнями прожекторов, находились юго-восточные — наиболее безопасные и широко используемые — городские ворота.
Обещанные посты не заставили себя долго ждать. На ближайшем же перекрестке под одиноким, невесть как уцелевшим фонарем торчали пять человек. Все с оружием. Двоих я узнал: Семен Лихой и Ромка Беспалов. Оба из четвертой группы — мои бывшие коллеги, профессионалы самой высокой пробы. Еще трое с мечами за спиной были мне незнакомы. Наверное, свежее пополнение.
Значит, не только армия. Еще и Управление… Широко шагаете, ребята.
— Черт, — вполголоса ругнулся я. — Черт!
— Ну и что будем делать? — спокойно спросил Хмырь.
— Ехать дальше.
А что еще я мог предложить? Остановиться? Сдаться в плен? Напасть и попытаться расчистить дорогу силой? Бросить все и бежать, прячась в подвалах и на чердаках, перебегая из подворотни в подворотню в попытке вырваться из оцепления?
— Спокойно, — с силой вдавливая поблескивающий вороненой сталью ствол в бок напрягшегося водителя, прошептал я. — Спокойно. Притормози чуток и проезжай мимо. Медленно. Не торопись… Но если попытаются остановить, выжимай все и сразу. Не жди первой пули. Усек?
Невыразительный кивок и взгляд, преисполненный густо замешанной на страхе ненависти… Что ж, я и не ожидал, что парень проникнется ко мне любовью. Плевать. Лишь бы только не попытался чего-нибудь учудить. Впрочем, должен же он понимать, что в случае чего первым пострадавшим неизменно будет он сам. Пулю для него я уж точно не пожалею. Даже серебряную. И рука у меня не дрогнет. Может, когда-нибудь потом я и буду раскаиваться в содеянном, но сейчас — не дрогнет.
Палец на спусковом крючке. Шершавая рукоять в ладони. Шесть серебряных осколков смерти в обойме…
Нас даже не попытались остановить. Чистильщики лишь чуть отступили в сторону, освобождая дорогу. Взгляды, которыми они нас проводили, были откровенно безразличными. Казалось, ребят больше интересует собственный разговор, чем медленно ползущая из ночи в ночь машина с армейскими опознавательными знаками и темными, неразличимыми фигурами внутри. Кто бы там ни ехал, их это явно не касалось.
Следующий пост — двумя кварталами ниже по улице — оказался точно таким же. Только стояли там уже не чистильщики, а вояки. В остальном тоже самое полное равнодушие… Впрочем, нет, не полное. Один из армейцев, кажется лейтенант — в темноте было трудно разобрать знаки различия, — помахал нам рукой. Наш шофер, не дожидаясь приказа, послушно мигнул в ответ фарами.
И все.
Что это за оцепление такое? Тут же не то что беглый чистильщик со товарищи, целый полк мимо пройдет, а никто и не заметит.
Я машинально потер лоб. И тут же ухватился за наваренный над дверью поручень, когда машина тяжело полезла на каменистую насыпь и выбралась на бывшее Копейское шоссе. Дорога здесь была более или менее ухоженной, и я позволил водителю поднять скорость до шестидесяти километров в час. А больше, судя по натужному реву и непрерывному дребезгу, эта развалюха и не потянула бы.
Зона оцепления осталась позади. Слева редкими вкраплениями тусклого света раскинулась промзона. Справа все еще были заметны отблески шарящих по стенам фонарей. За спиной — город. А впереди из темноты серой лентой проступала опутанная лучами многочисленных прожекторов бетонная стена. Черными прямоугольниками теней обозначились тянущиеся в ночное небо пулеметные вышки, с двух сторон обступившие матово поблескивающий прямоугольник ворот…
Естественно, наглухо закрытых.
Я вздохнул, затылком чувствуя вопросительный взгляд Ирины и откровенно оценивающий — Хмыря. Похоже, начиналось самое интересное.
Итак. Проведем подсчеты…
Человек десять на стене, трое или четверо в контрольном бункере плюс двое на вышках за пулеметами. Итого — пятнадцать-шестнадцать. И еще примерно столько же патрулируют ближайшие участки периметра и в случае тревоги успеют добраться до ворот минут за пять. Всего, значит, около тридцати.
Три десятка солдат… Слишком много для нас троих. Чересчур много… Но я не собираюсь играть с ними в перестрелку.
Ведь не собираюсь?..
— Стой, дурак! Врезаться захотел?!
Противный визг несмазанных тормозов. Я едва не клюнул носом, успев в последний момент уцепиться за поручень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35