У.Д. – Я фотографирую только дома.
П.Ф. – Прежде чем подняться в номер, вы прошли через вестибюль?
У.Д. – Да, прошли через вестибюль и поднялись на лифте.
П.Ф. – Но дежурный портье утверждает, что не видел в ту ночь миссис Рэнсом.
У.Д. – Действительно не видел. И мы тоже его не видели. «Сент Элвин» – это вам не «Форшеймер». Эти ребята не очень любят сидеть на своем месте.
П.Ф. – А как ты вышел из отеля?
У.Д. – Спустился по лестнице и прошел через заднюю дверь. Не думаю, чтобы кто-нибудь меня видел.
П.Ф. – Ты думал, что убил ее.
У.Д. – В этом-то и заключалась моя идея.
П.Ф. – Расскажи мне, что ты делал сегодня утром?
У.Д. – Все утро?
П.Ф. – Давай оставим пока что в покое Альфонсо Дейкинза и сосредоточимся на миссис Рэнсом.
У.Д. – О'кей. Дайте мне секунду подумать. Ну хорошо. Сегодня утром я был очень встревожен. Я знал, что миссис Рэнсом становится лучше, и...
П.Ф. – Откуда ты это знал?
У.Д. – Сначала я обнаружил, в какую больницу ее поместили. Позвонил в Шейди-Маунт, представился ее мужем и спросил, не могут ли они соединить меня с палатой миссис Рэнсом. Я собирался обзвонить таким образом все больницы, пока не наткнусь на нужную мне. И начал с Шейди-Маунт только потому, что знаю ее лучше других. Из-за мамы. Она ведь там работала, вы знаете?
П.Ф. – Да.
У.Д. – Хорошо. Итак, я позвонил и спросил, не соединят ли меня с палатой, и дежурная ответила, что там нет отдельного телефона, и если я действительно ее муж, я должен это знать. Впрочем, я должен был и сам догадаться, где она. Всех женщин вроде миссис Рэнсом помещают в случае чего в Шейди-Маунт. Мама говорила мне это еще в детстве. Мне очень неприятно критиковать вас, но вы даже не попытались ее спрятать. Это очень непрофессионально, если вас интересует мое мнение.
П.Ф. – Итак, вы узнали, что она находится в Шейди-Маунт. Но как вы добыли сведения о ее состоянии? И как узнали номер ее палаты?
У.Д. – О, это было совсем уж просто. Как вы уже знаете, моя матушка работала когда-то в Шейди-Маунт. Иногда она, конечно же, брала меня с собой, и еще многих из тех, кто работает в больнице. Они были мамиными подругами – Клеота Уильямз, Марджи Май-стер, Бадж Дьюдроп. Мэри Грэбел. У них была целая компания – ходили вместе выпить кофе и все такое. Когда умерла моя мама, я подумывал, не убить ли мне Бадж или Мэри, чтобы ей не было одиноко на том свете. Потому что мертвые – такие же люди, как мы с вами. И им очень многое необходимо. Они все время на нас смотрят, и им тоскливо от того, что они уже не живые. У нас есть вкус, цвет, запахи, чувства, а у них ничего этого нет. Они смотрят на нас, ничего не упуская из виду. Они всегда видят со стороны, что с нами происходит, а мы не можем этого видеть. Мы слишком заняты своими мыслями обо всех этих вещах и понимаем все неправильно, а значит, пропускаем девяносто процентов того, что происходит.
П.Ф. – Я по-прежнему не понимаю, как ты узнал...
У.Д. – О, Господи, конечно же, не понимаете. Извините меня, пожалуйста. Мне действительно очень жаль. Так я рассказывал о подругах моей матери, не правда ли? Иногда мне кажется, было бы хорошо, если бы мой рот застегивался на молнию. Так вот, Клеота умерла, Марджи Майстер ушла на пенсию и переехала во Флориду, а вот Бадж Дьюдроп и Мэри Грэбел по-прежнему работают в Шейди-Маунт. Правда, Бадж почему-то решила, что я стал плохо себя вести после смерти матери, и перестала даже со мной разговаривать. Я пожалел, что не убил ее. Я спас ей жизнь, а она воротит от меня нос!
П.Ф. – Но другая подруга вашей матери, Мэри Грэбел...
У.Д. – Она по-прежнему помнит, как мама приводила меня туда маленьким мальчиком и все такое, и, конечно, я забегаю иногда в Шейди-Маунт, чтобы ублажить толстушку. Поэтому все оказалось проще простого. Я забежал в больницу во время ланча, и мы долго болтали с Мэри. Она, конечно же, рассказала мне об их знаменитой пациентке, о том, что у нее дежурит постоянно сиделка и полицейский. И сказала, что ей уже лучше и что лежит она на третьем этаже. А противная старая Бадж Дьюдроп все время делала вид, что копается в картотеке. Она слишком боится меня, чтобы высказать свою неприязнь открыто. Только корчит всякие гримасы. Я все узнал и понял, что делать дальше.
П.Ф. – И эта самая Мэри Грэбел рассказала вам, что сиделка миссис Рэнсом каждый час выходит покурить?
У.Д. – Нет, тут мне просто повезло. Она просто вышла из палаты в тот самый момент, когда я шел по коридору. Я быстро вошел туда, быстро все сделал и быстро вышел.
П.Ф. – Расскажите об офицере, сидевшем в комнате.
У.Д. – Что ж, его мне, конечно, тоже пришлось убить.
П.Ф. – Ты в этом уверен?
У.Д. – В чем именно – в том, что должен был его убить или том, что убил?
П.Ф. – Не уверен, что понимаю разницу.
У.Д. – Я просто... ну ладно, забудьте об этом. Я не очень хорошо помню сидевшего в палате офицера. Все надо было делать быстро, и я очень волновался. Но я знаю, я слышал, как вы сами сказали кому-то, что тот офицер из больницы умер. Вы проходили мимо камер, и я расслышал ваши слова. Вы сказали «умер».
П.Ф. – Я преувеличивал.
У.Д. – О'кей. Значит, я тоже преувеличивал. Когда сказал, что убил его.
П.Ф. – Хорошо, и как же ты пытался убить полицейского.
У.Д. – Я плохо помню, у меня мутится в голове. Я был так перевозбужден.
П.Ф. – А что случилось с молотком? Когда ты вернулся домой, у тебя его не было.
У.Д. – Я выкинул его. Бросил в реку по пути из больницы.
П.Ф. – Ты бросил его в Миллхейвен-ривер?
У.Д. – С моста, рядом с «Зеленой женщиной». Там нашли когда-то мертвую проститутку.
П.Ф. – О какой мертвой женщине ты говоришь сейчас, Уолтер? Еще об одной из своих жертв?
У.Д. – О, Господи, да вы совсем ничего не помните. Конечно же, это не я ее убил. Я говорю о том, что случилось очень давно. Эта женщина была матерью Уильяма Дэмрока, того самого полицейского. Он тоже был там – он был совсем маленьким, и его нашли полумертвого на берегу реки. Неужели вы не читали? Ведь обо всем этом написано в «Расколотом надвое».
П.Ф. – Не уверен, что понимаю, зачем тебе потребовалось приплетать сюда эту историю?
У.Д. – Просто потому, что я об этом думал. Проезжая по мосту, я увидел бар «Зеленая женщина» и вспомнил, что случилось давным-давно на берегу реки – ту женщину – проститутку – ее несчастного ребенка, который вырос и стал Уильямом Дэмроком. В книге его звали Эстергаз. Итак, я ехал через мост. И думал о женщине и ее ребенке – я всегда думаю о них, когда проезжаю там, мимо «Зеленой женщины». Потому что все это связано с убийствами «Голубой розы». Они ведь так и не поймали убийцу, правда? Ему все сошло с рук. Если, конечно, вы не настолько глупы, чтобы считать, будто это действительно был Дэмрок.
П.Ф. – Честно говоря, сейчас меня гораздо больше интересуешь ты.
У.Д. – Ну что ж, я выбросил молоток в реку из окна машины. А потом поехал прямо домой, и там меня уже ждали вы. И я понял, что пришло время рассказать обо всем правду. Чтобы все вышло наконец наружу.
П.Ф. – Что ж, мы благодарны тебе за сотрудничество, Уолтер. Но прежде чем мы сделаем перерыв, мне хотелось бы уточнить одну деталь. Ты сказал, что подруга твоей матери – сейчас посмотрю, как ее звали – ага, Бадж Дьюдроп, перестала разговаривать с тобой после ее смерти. Ты можешь предположить, почему она так поступила?
У.Д. – Нет.
П.ф. – Нет? Не имеешь ни малейшего представления?
У.Д. – Я же сказал вам. Понятия не имею.
П.Ф. – А как умерла твоя мать?
У.Д. – Просто умерла. Во сне. Тихо и мирно, так, как ей всегда хотелось.
П.Ф. – Твоя мама ведь была бы очень расстроена, если бы узнала о твоих развлечениях, не так ли, Уолтер?
У.Д. – Да, думаю вы правы. Ей очень не нравилось в свое время, когда я препарировал животных.
П.Ф. – Она рассказывала об этих опытах своим подругам?
У.Д. – О, нет. Хотя, может быть Бадж...
П.Ф. – И она ведь не знала, что ты убивал людей?
У.Д. – Нет, конечно, не знала.
П.Ф. – Она задавала когда-нибудь вопросы, от которых тебе становилось не по себе? Подозревала что-нибудь?
У.Д. – Я не хочу говорить об этом.
П.Ф. – Как ты думаешь, что она рассказала своей подруге Бадж?
У.Д. – Она никогда не говорила об этом, но, наверное, мама действительно что-то ей рассказала.
П.Ф. – Потому что Бадж вела себя так, как будто боится тебя?
У.Д. – Она и должна была меня бояться.
П.Ф. – Уолтер, мама никогда не находила твоих так называемых трофеев?
У.Д. – Я уже сказал, что не хочу говорить об этом.
П.Ф. – Но ты же сказал, что пришло время, когда все должно выплыть наружу. Так расскажи мне об этом.
У.Д. – О чем?
П.Ф. – Ты рассказал мне о матери, которая лежала мертвой на берегу реки. А теперь расскажи о своей маме.
У.Д. (Неразборчиво)
П.Ф. – Я знаю, как трудно это сделать, но еще я знаю, что тебе хочется это сделать. Ты ведь хочешь, чтобы я знал все, даже это. Так что же нашла твоя мама, Уолтер?
У.Д. – Это было что-то вроде дневника. Он лежал в кармане пиджака в моем шкафу. Она не лазила по карманам – просто хотела отдать пиджак в химчистку. И нашла дневник. Это было что-то вроде блокнота. Я записывал туда кое-какие вещи, и мама спросила меня о них.
П.Ф. – Что же это были за вещи?
У.Д. – Например, инициалы. И такие слова как «татуировка» и «шрам». И еще – «красные волосы». А в одном месте было написано «окровавленное полотенце». Наверное, она рассказала об этом Бaдж Дьюдроп. Не следовало ей этого делать.
У.Д. – Она спрашивала тебя об этом дневнике?
У.Д. – Да, конечно. Но думаю, не поверила тому, что я ответил.
П.Ф. – Значит, она что-то подозревала еще раньше.
У.Д. – Я не знаю. Я действительно не знаю.
П.Ф. – Расскажи мне, как умерла твоя мать, Уолтер.
У.Д. – Ведь теперь это ничего не значит, правда? После того, как вы нашли всех этих людей?
П.Ф. – Это важно для тебя и это важно для меня, Уолтер. Расскажи мне об этом.
У.Д. – Ну что ж, это случилось так. На следующий день после того, как мама нашла дневник, придя домой с работы, она вела себя как-то странно. Поняла, что это значит. Она наверняка поговорила с кем-то на эту тему и теперь чувствовала себя виноватой. Я не знал, что и кому она сказала, но знал, что это связано с дневником. Я, как всегда, приготовил обед, но потом она легла пораньше, вместо того чтобы посмотреть со мной телевизор. Я был очень подавлен, но, думаю, не показал этого. Я поздно смотрел телевизор, хотя почти не понимал происходящего на экране. И еще я выпил два стакана ликера, чего со мной никогда раньше не бывало. Наконец фильм закончился, хотя я так и не понял, что там происходило. Я вообще включил его только из-за Иды Люпино – мне всегда нравилась Ида Люпино. Я вымыл стакан, выключил свет и поднялся на второй этаж. Хотел просто заглянуть к маме в комнату, прежде чем лягу спать. Итак, я открыл дверь и вошел в комнату. Там было так темно, что мне пришлось подойти к кровати, чтобы разглядеть ее лицо. Я подошел к кровати и сказал себе, что если мама проснется, я просто пожелаю ей спокойной ночи и выйду. И так я долго стоял рядом с ней, думая о разных вещах. Я вспомнил даже мистера Лансера. Если бы я не выпил эти два стакана ликера, ничего бы не произошло.
П.Ф. – Продолжай, Уолтер. У тебя был при себе носовой платок?
У.Д. – Конечно же, был. У меня целая дюжина платков. Со мной вообще все в порядке. В общем, я стоял рядом с мамой, а она крепко спала. Я не хотел все это делать. Мне казалось, я ничего и не делал. Просто склонился над ней и положил ей на лицо подушку. А она не проснулась, понимаете? Даже не пошевелилась. Тогда я навалился на подушку и закрыл глаза. А через несколько секунд снял ее и пошел спать. К себе в комнату. На следующее утро я приготовил нам обоим завтрак, но она ничего не ответила, когда я сказал, что он готов. Тогда я поднялся в комнату, увидел ее на постели и сразу понял, что мама мертва. Я сразу позвонил в полицию. Потом вернулся на кухню, выкинул еду и стал ждать их приезда.
П.Ф. – Когда приехали полицейские, что вы сказали им о смерти матери?
У.Д. – Что она умерла во сне. И это была правда.
П.Ф. – Но не вся правда, не так ли, Уолтер?
У.Д. – Нет, но я сам едва понимал, в чем состояла вся правда.
П.Ф. – Понимаю. Что ж, Уолтер, сейчас мы сделаем перерыв и ты сможешь побыть пару минут наедине с собой. С тобой все будет в порядке?
У.Д. – Просто дайте мне побыть немного одному, ладно?
12
Фонтейн отодвинул стул и встал. Потом дважды кивнул и отвернулся от Драгонетта.
– Вы удовлетворены, мистер Рэнсом? – спросил Уилер. – Или у вас остались какие-то сомнения по поводу личности убийцы вашей жены?
– Откуда им взяться? – произнес Джон.
Пол Фонтейн спас меня от необходимости высказать свое мнение, открыв дверь и войдя в нашу комнату.
– Думаю, это все, что вам стоило увидеть, мистер Рэнсом, – сказал он. – Идите домой и отдохните. Если выяснятся новые подробности, мы с вами свяжемся.
– По крайней мере, – сказал Уилер, – вы знаете, почему он убил вашу жену.
– Он убил ее потому, что она ему нравилась, – сказал Рэнсом. – У нее был офис рядом с офисом ее брокера. – Он говорил машинально, как человек, переживший глубокое потрясение.
– Это была отличная работа, Пол, – сказал, вставая, Уилер.
Мы все встали и последовали за Фонтейном в коридор.
– Ты здорово справился с этим парнем, – сказал Монро.
Фонтейн одарил его печальной улыбкой.
– Думаю, мы предъявим ему обвинение к концу дня. Нам придется поторопиться, иначе нас всех отправят чистить сортиры. Неприятно сознавать это, но тот факт, что я заставил Уолтера признаться в убийстве матери, скорее всего ничего не значит для лейтенанта.
– У нашего Маккендлесса наверняка вообще не было матери, – предположил Монро. – Он скорее всего появился на свет прямо со страниц полицейского устава.
Фонтейн отступил на шаг назад и с притворным ужасом посмотрел на Монро и Уилера.
– У вас наверняка осталась еще парочка нераскрытых убийств, ребята.
– В Миллхейвене нет больше нераскрытых убийств, – ответил Монро. – Разве ты не слышал?
Улыбнувшись Рэнсому и мне, он повернулся и пошел прочь по коридорам отдела по расследованию убийств. Уилер пошел с ним.
– Похоже, что в лице мистера Драгонетта вы обрели еще одного поклонника вашего таланта, – сказал мне Фонтейн.
– Очень жаль, что, объясняя нам, кто же совершил убийства «Голубой розы», он не мог сказать, кто же их все-таки совершил.
Кожа Фонтейна казалось какой-то желто-зеленой, словно увядший салатный лист.
– А новые преступления не наводили вас на мысль прочитать отчеты о старых? – спросил я.
– Первые убийства «Голубой розы» произошли задолго до моего прихода в полицию.
– Как вы думаете, я мог бы посмотреть те, старые отчеты? – спросил я и пояснил, увидев удивленные глаза Фонтейна. – Меня по-прежнему очень интересуют эти убийства.
– Вы всегда проводите исследовательскую работу после того, как напишете книгу?
– Зачем тебе это? – спросил, повернувшись в мою сторону, Джон Рэнсом.
– Действительно, зачем, мистер Андерхилл?
– Это личное, – уклончиво ответил я.
Фонтейн задумался, затем медленно произнес:
– Эти записи засекречены. Но раз Майкл Хоган ваш горячий поклонник, мы скорее всего сможем добиться разрешения нарушить нашу драгоценную конфиденциальность. Конечно, сначала нам еще надо найти эти драгоценные записи. Как только это случится, я дам вам знать. Спасибо, что уделили нам время, мистер Рэнсом. Я буду информировать вас о ходе дела.
Помахав ему на прощанье, Рэнсом направился к старой части здания.
Тут мне пришла вдруг в голову еще одна мысль, и я снова задал Фонтейну вопрос.
– А вы так и не установили имя человека, следившего за Доном? Седоволосого с «лексусом»?
Фонтейн скривил губы. Морщины на лице его углубились, и оно показалось мне еще более печальным.
– Я совсем забыл о нем, – сказал Пол. – Вы думаете, есть смысл...
Он улыбнулся, пожал плечами, и у меня невольно возникло ощущение, что Фонтейн так вежлив со мной потому, что так или иначе обманул меня. А через секунду мне уже казалось невозможным, чтобы Фонтейн стал обманывать меня из-за такого пустяка. Я смотрел, как он бредет к комнате для допросов, согнувшись под своим мешковатым костюмом. Его работа в комнате для допросов только что снова сделала меня свободным. Вот только я вовсе не чувствовал себя таким.
Фонтейн искоса взглянул на высокого полицейского, который вышел в коридор с отпечатанным бланком, и поймал его за локоть. Я вспомнил, что сегодня утром видел этого молодого человека в больнице.
– Сонни, – сказал Фонтейн. – Позаботься о том, чтобы эти два джентльмена нашли дорогу вниз, к стоянке. Я сделал бы это сам, но мне пора продолжить допрос.
– Да, сэр, – сказал Сонни. – Там на ступенях около двухсот человек. И когда они успевают писать эти свои лозунги?
– Это безработные – им нечего больше делать.
Рассмеявшись, Сонни повел нас за собой, как Поль Баньян, идущий по сосновому лесу.
Когда мы спустились по металлической лестнице в старой части здания, Сонни сказал Джону, что скорбит о смерти его жены.
– Все ребята очень переживают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79