Я продолжил:
– Все было спланировано очень тщательно. Тебя принесли в жертву для того, чтобы создать Слейду хорошую репутацию. Все должно было выглядеть абсолютно подлинно. Вот почему тебе ничего не сказали. Ты отчаянно вел свою борьбу, но Бакаев, который передавал информацию Слейду, постоянно выбивал у тебя из-под ног опору.
– Это нонсенс, Стюартсен, – сказал он, но лицо его побледнело, и на щеке заалел рубец шрама.
– И ты проиграл, – продолжил я. – И само собой тебя следовало наказать, так как в противном случае это выглядело бы неестественно. Да, мы знаем, какие у вас существуют правила, и если бы тебя не сослали в Ашхабад или куда-нибудь еще, у нас могли возникнуть подозрения. И ты провел четыре года в глуши только для того, чтобы все выглядело как следует, четыре года ты перебирал бумажки, чтобы до конца выполнить свою роль. Ты обязан был это делать, Вацлав.
Его взгляд окаменел.
– Я не знаю, кто такой Слейд, – сказал он коротко.
– Тебе следовало бы знать. Это тот человек, от которого ты получаешь приказы в Исландии. Возможно, ты счел вполне естественным то, что тебе не доверили командовать данной операцией. Твое руководство не стало бы возлагать всю ответственность на человека, который однажды ошибся. Ты, должно быть, подумал, что тем самым они проявили благоразумие, и, вероятно, решил вернуть свою былую репутацию и вес, успешно выполнив эту миссию. – Я рассмеялся. – И кого же они назначили тебе в начальники? Того самого человека, который торпедировал тебя в Швеции.
Кенникен поднялся на ноги. Его пистолет был твердо направлен мне в грудь.
– Я знаю, кто разрушил шведскую операцию, – сказал он. – Я могу дотронуться до него, не сходя с места.
– Я просто выполнял приказы, – возразил я. – Всю мозговую работу вел Слейд. Ты помнишь Джима Брикби?
– Никогда не слышал о таком человеке, – произнес он твердо.
– Разумеется, не слышал. Он был тебе известен как Свен Хорнланд – тот, которого я убил.
– Британский агент, – сказал он. – Я его помню. Тем самым ты заставил меня полностью тебе поверить.
– Идея принадлежала Слейду, – заметил я. – Тогда я не знал, кого мне пришлось убить. Вот почему я покинул Департамент – узнав правду, я поднял большой шум. – Я наклонился вперед. – Вацлав, все это было сделано по одному шаблону, ты разве не видишь? Слейд принес в жертву хорошего человека, чтобы заставить тебя поверить мне. Его совершенно не волновало, сколько наших агентов погибнет. Но Бакаев принес в жертву тебя, чтобы Таггарт еще больше поверил Слейду.
Серые глаза Кенникена походили на камни. Его лицо оставалось спокойным, за исключением уголка рта, к которому спускался шрам, подергивающегося от легкого тика.
Я откинулся назад в своем кресле и взял в руки стакан.
– Теперь Слейд устроился совсем неплохо. Здесь, в Исландии, он руководит операцией с обеих сторон. Бог ты мой, какое завидное положение! Но неприятности начались, когда одна из марионеток отказалась прыгать, повинуясь подергиванию веревочек, находящихся у него в руках. Это, должно быть, сильно обеспокоило его.
– Я не знаю этого человека, – упрямо повторил Кенникен.
– Да? Тогда почему ты так взволнован? – Я усмехнулся. – Я посоветую тебе кое-что. Когда в следующий раз будешь с ним разговаривать, попроси его рассказать тебе правду. Он, разумеется, ничего тебе не скажет; Слейд за всю свою жизнь не сказал ни слова правды. Но своей реакцией он может выдать себя такому проницательному человеку как ты.
За задернутыми шторами мелькнули лучи, фар и донесся звук остановившейся возле дома машины. Я сказал:
– Подумай о прошлом, Вацлав; подумай о потер5шных годах, проведенных в Ашхабаде. Поставь себя на место Бакаева и сам подумай, что для него было более важно – операция в Швеции, которую можно провести снова в любое время, или шанс переместить своего человека в верхние ряды иерархии Британской разведки – настолько высокие, что теперь он обедает с премьер-министром.
Кенникен неловко переместился с ноги на ногу, и я знал, что мои слова задели его за живое. Он глубоко погрузился в свои мысли, и дуло его пистолета больше не смотрело прямо на меня. Я сказал:
– Интересно, сколько времени потребовалось для того, чтобы создать новую агентурную сеть в Швеции? Готов поспорить, что немного. Я даже уверен, что Бакаев уже имел организацию, работающую параллельно и готовую вступить в действие сразу после того, как твоя провалится.
Это был выстрел наугад, но он пришелся в цель. У меня было такое впечатление, словно я смотрю на «однорукого бандита», у которого выпал максимально возможный выигрыш; колесики вращались, жужжали и щелкали, и у меня в мозгу громко и чисто зазвенел звонок. Кенникен хмыкнул и повернул голову. Он смотрел вниз на огонь, и рука, держащая пистолет, повисла вдоль тела.
Я внутренне собрался, приготовившись совершить прыжок, и сказал мягко:
– Они не верили тебе, Вацлав. Бакаев не доверил тебе разрушить собственную организацию и сделал это так, чтобы со стороны все смотрелось как следует. Меня тоже лишили доверия; но я был продан Слейдом, который является членом вашей банды. Ты – совсем другое дело, тебе дали зуботычину твои же люди. Как ты при этом себя чувствуешь?
Вацлав Кенникен был спокойным человеком и хорошим агентом – он не позволил эмоциям взять над собой верх. Он повернул голову и посмотрел на меня.
– Я выслушал эту сказочную историю с большим интересом. Ты хороший рассказчик, Алан, но это не поможет тебе избавиться от своих проблем. Ты не...
Дверь открылась, и в комнату вошли два человека.
Кенникен повернулся и спросил нетерпеливо:
– Да?
Более крупный мужчина сказал по-русски:
– Мы только что вернулись.
– Я вижу, – произнес Кенникен без выражения. Он махнул рукой в мою сторону. – Позвольте мне представить вам Алана Стюартсена, человека, которого вы должны были привезти сюда. Что случилось? Где Игорь?
Они переглянулись, и крупный мужчина сказал:
– Его отвезли в госпиталь. Он получил сильные ожоги. Когда...
– Превосходно! – воскликнул Кенникен с сарказмом в голосе. – Просто замечательно! – Он повернулся и обратился ко мне: – Что ты на это скажешь, Алан? Юрия мы тихо и незаметно переправили на траулер, но Игорь оказался в госпитале, где ему начнут задавать вопросы. Что бы ты на моем месте сделал с такими идиотами?
Я усмехнулся и сказал без особой надежды:
– Пристрелил бы.
– Сомневаюсь, что пуля сможет пробить их чугунные черепа, – произнес он едким тоном. Он с ненавистью посмотрел на большого русского. – И почему, черт возьми, вы начали стрелять? Можно было подумать, что разразилась революция.
Тот беспомощно показал на меня.
– Он это начал.
– У него не должно было появиться такой возможности. Если трое не могут без лишнего шума взять одного, тогда...
– Их было двое.
– Вот как! – Кенникен бросил на меня быстрый взгляд. – Что произошло со вторым человеком?
– Не знаю, – он убежал, – ответил верзила.
Я бросил небрежно:
– Ничего удивительного. Это был просто турист из отеля.
Внутри я весь кипел. Так, значит, Кейз просто убежал, бросив меня в трудном положении. Он не сдал меня в руки Кенникену, но если я смогу выбраться из этой переделки, то должен буду предъявить ему определенный счет.
– Вероятно, он и поднял тревогу в отеле, – сказал Кенникен. – Способны вы хоть что-нибудь сделать как следует?
Верзила начал оправдываться, но Кенникен сразу лее его оборвал.
– Чем занят Ильич?
– Разбирает на части машину. – Голос его был угрюмым.
– Так иди и помоги ему. – Они оба повернулись, но Кенникен быстро произнес: – Не ты, Григорий. Ты останешься здесь и присмотришь за Стюартсеном. – Он передал свой пистолет коротышке.
Я спросил:
– Могу я выпить еще, Вацлав?
– Почему бы и нет, – ответил Кенникен. – Тебе не грозит опасность стать алкоголиком. Ты не проживешь так долго. Смотри за ним получше, Григорий.
Он покинул комнату, закрыв за собой дверь, и Григорий занял передо мной свой пост. Я очень медленно подтянул под себя ноги и поднялся с кресла. Не сводя с меня ничего не выражающих глаз, Григорий поднял свой пистолет, и я улыбнулся ему, показав на свой пустой стакан.
– Ты слышал, что сказал начальник? Мне позволено выпить еще.
Дуло пистолета опустилось вниз.
– Я буду стоять сразу позади тебя, – сказал он.
Я пересек комнату и подошел к шкафчику с напитками, разговаривая на всем пути.
– Я готов поспорить, что ты родом из Крыма, Григорий. Твой акцент весьма характерен. Я прав?
Он сохранил молчание, но я продолжил свою болтовню.
– Здесь, кажется, нет водки, Григорий. Самый близкий к ней напиток это броннивин, но он приводит к плохим последствиям – сам я предпочитаю его не пить. Честно говоря, я не особенно люблю и водку. Для меня нет ничего лучше скотча. Да разве и может быть иначе, если я и сам шотландец?
Позвякивая бутылками, я слышал, как Григорий дышит мне в затылок. Скотч оказался в стакане, а следом за ним и вода, после чего я повернулся, держа стакан в приподнятой руке, и обнаружил Григория, стоящего в ярде от меня с пистолетом направленным точно мне в пупок. Как я уже говорил, пистолет имеет свое предназначение, и сейчас он ему полностью соответствовал. Это превосходное комнатное оружие. Едва я сделаю что-нибудь глупое, например, выплесну ему в лицо свою выпивку, как он аккуратно прострелит меня насквозь до самого позвоночника.
Я поднял стакан на уровень рта.
– Skal, как мы говорим в Исландии.
Я был вынужден держать свою руку высоко поднятой, так как в противном случае баллончик с бутаном выпал бы из моего рукава, и поэтому прошел через комнату в несколько жеманной манере, после чего снова сел в свое кресло.
Григорий смотрел на меня с оттенком осуждения в глазах.
Я сделал маленький глоток из стакана, а затем переместил его из одной руки в другую. Когда я закончил свои манипуляции, баллончик с бутаном был зажат между сиденьем и подлокотником моего кресла. Посмотрев на Григория, я снова приветственно приподнял стакан, а затем принялся с интересом изучать огонь, жарко пылающий в камине.
На каждом баллончике с газом для зажигалок имеется торжественное предупреждение: КРАЙНЕ ОГНЕОПАСНАЯ СМЕСЬ. НЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ВОЗЛЕ ОТКРЫТОГО ОГНЯ. ХРАНИТЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ДЕТЕЙ. НЕ СЖИГАТЬ ПОСЛЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ. Коммерческие фирмы не любят помещать такие пугающие надписи на своей продукции, и обычно делают это только под давлением закона, так что во всех случаях подобные предупреждения являются полностью оправданными.
Горящий в камине торф давал сильный жар, испускаемый толстым слоем красных углей. Я подумал, что если баллончик положить в огонь, то произойдет одно из двух – он либо взорвется, как бомба, либо взлетит, как ракета, – и обе возможности соответствовали моим целям. Единственная трудность заключалась в том, что я не знал, сколько времени понадобиться для того, чтобы баллончик взорвался. Положить его в огонь было достаточно легко, но кто-нибудь, например Григорий, мог извлечь его оттуда раньше, чем он нагреется до нужной температуры. Мальчики Кенникена, возможно, были вовсе не настолько некомпетентны, как он пытался их представить.
Кенникен вернулся назад.
– Ты говорил правду, – сказал он.
– Я всегда говорю правду; проблема в том, что большинство людей не способны отличить ее от лжи. Так, значит, ты согласен со мной насчет Слейда?
Он нахмурился.
– Я имел в виду не эту глупую историю. Того, что я ищу, нет в твоей машине. Где оно?
– Я не скажу тебе, Вацлав.
– Скажешь.
Где-то зазвонил телефон. Я предложил:
– Давай заключим пари.
– Я не хочу, чтобы этот ковер оказался испачканным кровью, – сказал он. – Вставай.
Кто-то снял телефонную трубку.
– Могу я сначала допить свой виски?
Ильич открыл дверь и жестом подозвал Кенникена, который бросил на ходу:
– Тебе лучше допить его к тому времени, когда я вернусь. Он вышел из комнаты, и Григорий занял свой пост прямо напротив меня. Это не соответствовало моим планам, поскольку пока он так стоял, у меня не было ни малейшего шанса подбросить в огонь баллончик с бутаном. Я потрогал свой лоб и обнаружил, что он покрылся легкой испариной.
Вскоре Кенникен вернулся в комнату и задумчиво посмотрел на меня.
– Человек, с которым ты был у Гейзера, – это турист из отеля, так ты, кажется, сказал.
– Верно.
– Имя – Джек Кейз – ни о чем тебе не говорит?
Я безучастно посмотрел на него.
– Абсолютно.
Он печально улыбнулся.
– И это тот человек, который утверждал, что он говорит только правду. – Он сел. – То, что я ищу, по-видимому, утратило свою важность. Или более точно – важность этого устройства уменьшилась в сравнении с твоей. Ты знаешь, что это означает?
– Ты потерял меня, – ответил я, искренне надеясь на то, что не ошибся. Очевидно, в событиях произошел какой-то резкий поворот.
Кенникен сказал:
– Я должен был любым способом вытянуть из тебя информацию. Однако теперь мне дали новые указания. Тебя не будут пытать, Стюартсен, так что можешь расслабиться.
Я с облегчением перевел дыхание.
– Спасибо, – сказал я от чистого сердца.
Он с сожалением покачал головой.
– Я не нуждаюсь в твоей благодарности. Мне приказали убить тебя немедленно.
Телефон зазвонил снова. Мой голос сорвался на хрип.
– Почему?
Он пожал плечами.
– Ты встал у кого-то на пути.
Я сглотнул.
– Может быть, тебе стоит подойти к телефону? Вдруг инструкции изменились снова?
Он криво усмехнулся.
– Отсрочка, пришедшая в последнюю минуту? Я так не думаю, Алан. Знаешь, почему я рассказал тебе о данном мне указании? Как тебе известно, обычно так не делают.
Я знал, но не собирался доставлять ему удовольствие своим ответом. Телефон замолчал.
– В Библии порою попадают мудрые изречения, – сказал он. – Например, «зуб за зуб, око за око». Я уже все приготовил для тебя и теперь сильно сожалею о том, что моим планам не суждено осуществиться. Но я, по крайней мере, смогу увидеть, как ты покрываешься холодным потом, то, что происходит с тобой сейчас.
Ильич просунул голову в приоткрытую дверь.
– Рейкьявик, – сказал он.
Кенникен раздраженно взмахнул рукой.
– Иду. – Он поднялся. – Подумай об этом – и попотей еще немного.
Я вытянул руку.
– У тебя есть сигарета?
Он остановился на полпути и громко рассмеялся.
– Ну конечно, Алан. Вы, британцы, строго придерживаетесь традиций. Ты несомненно имеешь право на свою традиционную последнюю сигарету. – Он бросил мне портсигар. – Тебе хотелось бы чего-нибудь еще?
– Да, – сказал я. – Мне хотелось бы оказаться на Трафальгарской площади в канун сочельника 2020 года.
– Сожалею, но тут я не могу тебе помочь, – произнес он и покинул комнату.
Я открыл портсигар, сунул в рот сигарету и беспомощно похлопал себя по карманам; затем очень медленно наклонился, чтобы поднять с пола у камина одну из приготовленных там щепок. Я сказал Григорию:
– Я просто собираюсь прикурить сигарету, – и нагнулся вперед к огню, надеясь на то, что он не покинет свой пост у двери.
Я держал щепку в левой руке и, когда нагнулся вперед, постарался сделать это так, чтобы закрыть телом свою правую руку, и, вынимая из огня пылающую щепку, в тот же момент сунул в угли баллончик, после чего сразу вернулся на место. Взмахнув щепкой в воздухе, чтобы отвлечь внимание Григория, я прижал ее кончик к сигарете и, сделав глубокую затяжку, выпустил облачко дыма в направлении своего сторожа. Я намеренно позволил пламени разгореться, чтобы оно добралось до моих пальцев.
– Ах! – воскликнул я и энергично затряс рукой. Все, что угодно, лишь бы не позволить ему смотреть прямо на огонь.
Мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы не бросить туда взгляд самому.
Телефонная трубка с треском опустилась на место и в комнату вернулся Кенникен.
– Дипломаты! – произнес он едким тоном. – Можно подумать, что у меня не хватает собственных проблем. – Он вытянул палец в мою сторону. – Хорошо, поднимайся.
Я показал на сигарету.
– Как насчет вот этого?
– Ты можешь закончить ее на улице. У тебя как раз будет...
Грохот от разорвавшегося в замкнутом пространстве баллончика был оглушающим, и пылающий в камине торф разнесло по всей комнате. Поскольку я ожидал взрыва, то прореагировал на него быстрее, чем остальные. Я проигнорировал кусок тлеющего торфа, ужаливший меня в шею, но Григорий не смог сделать то же самое с угольком, прилипшим к тыльной стороне его руки. Он закричал и уронил пистолет.
Я прыгнул головой вперед через всю комнату, сжал пистолет в руке и прострелил Григорию грудь в двух местах. Затем я повернулся, чтобы разобраться с Кенникеном до того, как он пришел в себя. Он стряхивал со своей куртки огненно-красные кусочки торфа, но, услышав выстрелы, тут же поднял голову. Я поднял пистолет, а он схватил со стола стоявшую там лампу и бросил ее в меня. Я пригнулся, и мой выстрел пришелся мимо, а настольная лампа, пролетев у меня над головой, ударила точно по лицу Ильича, который как раз в тот момент открыл дверь, чтобы посмотреть, что здесь происходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Все было спланировано очень тщательно. Тебя принесли в жертву для того, чтобы создать Слейду хорошую репутацию. Все должно было выглядеть абсолютно подлинно. Вот почему тебе ничего не сказали. Ты отчаянно вел свою борьбу, но Бакаев, который передавал информацию Слейду, постоянно выбивал у тебя из-под ног опору.
– Это нонсенс, Стюартсен, – сказал он, но лицо его побледнело, и на щеке заалел рубец шрама.
– И ты проиграл, – продолжил я. – И само собой тебя следовало наказать, так как в противном случае это выглядело бы неестественно. Да, мы знаем, какие у вас существуют правила, и если бы тебя не сослали в Ашхабад или куда-нибудь еще, у нас могли возникнуть подозрения. И ты провел четыре года в глуши только для того, чтобы все выглядело как следует, четыре года ты перебирал бумажки, чтобы до конца выполнить свою роль. Ты обязан был это делать, Вацлав.
Его взгляд окаменел.
– Я не знаю, кто такой Слейд, – сказал он коротко.
– Тебе следовало бы знать. Это тот человек, от которого ты получаешь приказы в Исландии. Возможно, ты счел вполне естественным то, что тебе не доверили командовать данной операцией. Твое руководство не стало бы возлагать всю ответственность на человека, который однажды ошибся. Ты, должно быть, подумал, что тем самым они проявили благоразумие, и, вероятно, решил вернуть свою былую репутацию и вес, успешно выполнив эту миссию. – Я рассмеялся. – И кого же они назначили тебе в начальники? Того самого человека, который торпедировал тебя в Швеции.
Кенникен поднялся на ноги. Его пистолет был твердо направлен мне в грудь.
– Я знаю, кто разрушил шведскую операцию, – сказал он. – Я могу дотронуться до него, не сходя с места.
– Я просто выполнял приказы, – возразил я. – Всю мозговую работу вел Слейд. Ты помнишь Джима Брикби?
– Никогда не слышал о таком человеке, – произнес он твердо.
– Разумеется, не слышал. Он был тебе известен как Свен Хорнланд – тот, которого я убил.
– Британский агент, – сказал он. – Я его помню. Тем самым ты заставил меня полностью тебе поверить.
– Идея принадлежала Слейду, – заметил я. – Тогда я не знал, кого мне пришлось убить. Вот почему я покинул Департамент – узнав правду, я поднял большой шум. – Я наклонился вперед. – Вацлав, все это было сделано по одному шаблону, ты разве не видишь? Слейд принес в жертву хорошего человека, чтобы заставить тебя поверить мне. Его совершенно не волновало, сколько наших агентов погибнет. Но Бакаев принес в жертву тебя, чтобы Таггарт еще больше поверил Слейду.
Серые глаза Кенникена походили на камни. Его лицо оставалось спокойным, за исключением уголка рта, к которому спускался шрам, подергивающегося от легкого тика.
Я откинулся назад в своем кресле и взял в руки стакан.
– Теперь Слейд устроился совсем неплохо. Здесь, в Исландии, он руководит операцией с обеих сторон. Бог ты мой, какое завидное положение! Но неприятности начались, когда одна из марионеток отказалась прыгать, повинуясь подергиванию веревочек, находящихся у него в руках. Это, должно быть, сильно обеспокоило его.
– Я не знаю этого человека, – упрямо повторил Кенникен.
– Да? Тогда почему ты так взволнован? – Я усмехнулся. – Я посоветую тебе кое-что. Когда в следующий раз будешь с ним разговаривать, попроси его рассказать тебе правду. Он, разумеется, ничего тебе не скажет; Слейд за всю свою жизнь не сказал ни слова правды. Но своей реакцией он может выдать себя такому проницательному человеку как ты.
За задернутыми шторами мелькнули лучи, фар и донесся звук остановившейся возле дома машины. Я сказал:
– Подумай о прошлом, Вацлав; подумай о потер5шных годах, проведенных в Ашхабаде. Поставь себя на место Бакаева и сам подумай, что для него было более важно – операция в Швеции, которую можно провести снова в любое время, или шанс переместить своего человека в верхние ряды иерархии Британской разведки – настолько высокие, что теперь он обедает с премьер-министром.
Кенникен неловко переместился с ноги на ногу, и я знал, что мои слова задели его за живое. Он глубоко погрузился в свои мысли, и дуло его пистолета больше не смотрело прямо на меня. Я сказал:
– Интересно, сколько времени потребовалось для того, чтобы создать новую агентурную сеть в Швеции? Готов поспорить, что немного. Я даже уверен, что Бакаев уже имел организацию, работающую параллельно и готовую вступить в действие сразу после того, как твоя провалится.
Это был выстрел наугад, но он пришелся в цель. У меня было такое впечатление, словно я смотрю на «однорукого бандита», у которого выпал максимально возможный выигрыш; колесики вращались, жужжали и щелкали, и у меня в мозгу громко и чисто зазвенел звонок. Кенникен хмыкнул и повернул голову. Он смотрел вниз на огонь, и рука, держащая пистолет, повисла вдоль тела.
Я внутренне собрался, приготовившись совершить прыжок, и сказал мягко:
– Они не верили тебе, Вацлав. Бакаев не доверил тебе разрушить собственную организацию и сделал это так, чтобы со стороны все смотрелось как следует. Меня тоже лишили доверия; но я был продан Слейдом, который является членом вашей банды. Ты – совсем другое дело, тебе дали зуботычину твои же люди. Как ты при этом себя чувствуешь?
Вацлав Кенникен был спокойным человеком и хорошим агентом – он не позволил эмоциям взять над собой верх. Он повернул голову и посмотрел на меня.
– Я выслушал эту сказочную историю с большим интересом. Ты хороший рассказчик, Алан, но это не поможет тебе избавиться от своих проблем. Ты не...
Дверь открылась, и в комнату вошли два человека.
Кенникен повернулся и спросил нетерпеливо:
– Да?
Более крупный мужчина сказал по-русски:
– Мы только что вернулись.
– Я вижу, – произнес Кенникен без выражения. Он махнул рукой в мою сторону. – Позвольте мне представить вам Алана Стюартсена, человека, которого вы должны были привезти сюда. Что случилось? Где Игорь?
Они переглянулись, и крупный мужчина сказал:
– Его отвезли в госпиталь. Он получил сильные ожоги. Когда...
– Превосходно! – воскликнул Кенникен с сарказмом в голосе. – Просто замечательно! – Он повернулся и обратился ко мне: – Что ты на это скажешь, Алан? Юрия мы тихо и незаметно переправили на траулер, но Игорь оказался в госпитале, где ему начнут задавать вопросы. Что бы ты на моем месте сделал с такими идиотами?
Я усмехнулся и сказал без особой надежды:
– Пристрелил бы.
– Сомневаюсь, что пуля сможет пробить их чугунные черепа, – произнес он едким тоном. Он с ненавистью посмотрел на большого русского. – И почему, черт возьми, вы начали стрелять? Можно было подумать, что разразилась революция.
Тот беспомощно показал на меня.
– Он это начал.
– У него не должно было появиться такой возможности. Если трое не могут без лишнего шума взять одного, тогда...
– Их было двое.
– Вот как! – Кенникен бросил на меня быстрый взгляд. – Что произошло со вторым человеком?
– Не знаю, – он убежал, – ответил верзила.
Я бросил небрежно:
– Ничего удивительного. Это был просто турист из отеля.
Внутри я весь кипел. Так, значит, Кейз просто убежал, бросив меня в трудном положении. Он не сдал меня в руки Кенникену, но если я смогу выбраться из этой переделки, то должен буду предъявить ему определенный счет.
– Вероятно, он и поднял тревогу в отеле, – сказал Кенникен. – Способны вы хоть что-нибудь сделать как следует?
Верзила начал оправдываться, но Кенникен сразу лее его оборвал.
– Чем занят Ильич?
– Разбирает на части машину. – Голос его был угрюмым.
– Так иди и помоги ему. – Они оба повернулись, но Кенникен быстро произнес: – Не ты, Григорий. Ты останешься здесь и присмотришь за Стюартсеном. – Он передал свой пистолет коротышке.
Я спросил:
– Могу я выпить еще, Вацлав?
– Почему бы и нет, – ответил Кенникен. – Тебе не грозит опасность стать алкоголиком. Ты не проживешь так долго. Смотри за ним получше, Григорий.
Он покинул комнату, закрыв за собой дверь, и Григорий занял передо мной свой пост. Я очень медленно подтянул под себя ноги и поднялся с кресла. Не сводя с меня ничего не выражающих глаз, Григорий поднял свой пистолет, и я улыбнулся ему, показав на свой пустой стакан.
– Ты слышал, что сказал начальник? Мне позволено выпить еще.
Дуло пистолета опустилось вниз.
– Я буду стоять сразу позади тебя, – сказал он.
Я пересек комнату и подошел к шкафчику с напитками, разговаривая на всем пути.
– Я готов поспорить, что ты родом из Крыма, Григорий. Твой акцент весьма характерен. Я прав?
Он сохранил молчание, но я продолжил свою болтовню.
– Здесь, кажется, нет водки, Григорий. Самый близкий к ней напиток это броннивин, но он приводит к плохим последствиям – сам я предпочитаю его не пить. Честно говоря, я не особенно люблю и водку. Для меня нет ничего лучше скотча. Да разве и может быть иначе, если я и сам шотландец?
Позвякивая бутылками, я слышал, как Григорий дышит мне в затылок. Скотч оказался в стакане, а следом за ним и вода, после чего я повернулся, держа стакан в приподнятой руке, и обнаружил Григория, стоящего в ярде от меня с пистолетом направленным точно мне в пупок. Как я уже говорил, пистолет имеет свое предназначение, и сейчас он ему полностью соответствовал. Это превосходное комнатное оружие. Едва я сделаю что-нибудь глупое, например, выплесну ему в лицо свою выпивку, как он аккуратно прострелит меня насквозь до самого позвоночника.
Я поднял стакан на уровень рта.
– Skal, как мы говорим в Исландии.
Я был вынужден держать свою руку высоко поднятой, так как в противном случае баллончик с бутаном выпал бы из моего рукава, и поэтому прошел через комнату в несколько жеманной манере, после чего снова сел в свое кресло.
Григорий смотрел на меня с оттенком осуждения в глазах.
Я сделал маленький глоток из стакана, а затем переместил его из одной руки в другую. Когда я закончил свои манипуляции, баллончик с бутаном был зажат между сиденьем и подлокотником моего кресла. Посмотрев на Григория, я снова приветственно приподнял стакан, а затем принялся с интересом изучать огонь, жарко пылающий в камине.
На каждом баллончике с газом для зажигалок имеется торжественное предупреждение: КРАЙНЕ ОГНЕОПАСНАЯ СМЕСЬ. НЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ВОЗЛЕ ОТКРЫТОГО ОГНЯ. ХРАНИТЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ДЕТЕЙ. НЕ СЖИГАТЬ ПОСЛЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ. Коммерческие фирмы не любят помещать такие пугающие надписи на своей продукции, и обычно делают это только под давлением закона, так что во всех случаях подобные предупреждения являются полностью оправданными.
Горящий в камине торф давал сильный жар, испускаемый толстым слоем красных углей. Я подумал, что если баллончик положить в огонь, то произойдет одно из двух – он либо взорвется, как бомба, либо взлетит, как ракета, – и обе возможности соответствовали моим целям. Единственная трудность заключалась в том, что я не знал, сколько времени понадобиться для того, чтобы баллончик взорвался. Положить его в огонь было достаточно легко, но кто-нибудь, например Григорий, мог извлечь его оттуда раньше, чем он нагреется до нужной температуры. Мальчики Кенникена, возможно, были вовсе не настолько некомпетентны, как он пытался их представить.
Кенникен вернулся назад.
– Ты говорил правду, – сказал он.
– Я всегда говорю правду; проблема в том, что большинство людей не способны отличить ее от лжи. Так, значит, ты согласен со мной насчет Слейда?
Он нахмурился.
– Я имел в виду не эту глупую историю. Того, что я ищу, нет в твоей машине. Где оно?
– Я не скажу тебе, Вацлав.
– Скажешь.
Где-то зазвонил телефон. Я предложил:
– Давай заключим пари.
– Я не хочу, чтобы этот ковер оказался испачканным кровью, – сказал он. – Вставай.
Кто-то снял телефонную трубку.
– Могу я сначала допить свой виски?
Ильич открыл дверь и жестом подозвал Кенникена, который бросил на ходу:
– Тебе лучше допить его к тому времени, когда я вернусь. Он вышел из комнаты, и Григорий занял свой пост прямо напротив меня. Это не соответствовало моим планам, поскольку пока он так стоял, у меня не было ни малейшего шанса подбросить в огонь баллончик с бутаном. Я потрогал свой лоб и обнаружил, что он покрылся легкой испариной.
Вскоре Кенникен вернулся в комнату и задумчиво посмотрел на меня.
– Человек, с которым ты был у Гейзера, – это турист из отеля, так ты, кажется, сказал.
– Верно.
– Имя – Джек Кейз – ни о чем тебе не говорит?
Я безучастно посмотрел на него.
– Абсолютно.
Он печально улыбнулся.
– И это тот человек, который утверждал, что он говорит только правду. – Он сел. – То, что я ищу, по-видимому, утратило свою важность. Или более точно – важность этого устройства уменьшилась в сравнении с твоей. Ты знаешь, что это означает?
– Ты потерял меня, – ответил я, искренне надеясь на то, что не ошибся. Очевидно, в событиях произошел какой-то резкий поворот.
Кенникен сказал:
– Я должен был любым способом вытянуть из тебя информацию. Однако теперь мне дали новые указания. Тебя не будут пытать, Стюартсен, так что можешь расслабиться.
Я с облегчением перевел дыхание.
– Спасибо, – сказал я от чистого сердца.
Он с сожалением покачал головой.
– Я не нуждаюсь в твоей благодарности. Мне приказали убить тебя немедленно.
Телефон зазвонил снова. Мой голос сорвался на хрип.
– Почему?
Он пожал плечами.
– Ты встал у кого-то на пути.
Я сглотнул.
– Может быть, тебе стоит подойти к телефону? Вдруг инструкции изменились снова?
Он криво усмехнулся.
– Отсрочка, пришедшая в последнюю минуту? Я так не думаю, Алан. Знаешь, почему я рассказал тебе о данном мне указании? Как тебе известно, обычно так не делают.
Я знал, но не собирался доставлять ему удовольствие своим ответом. Телефон замолчал.
– В Библии порою попадают мудрые изречения, – сказал он. – Например, «зуб за зуб, око за око». Я уже все приготовил для тебя и теперь сильно сожалею о том, что моим планам не суждено осуществиться. Но я, по крайней мере, смогу увидеть, как ты покрываешься холодным потом, то, что происходит с тобой сейчас.
Ильич просунул голову в приоткрытую дверь.
– Рейкьявик, – сказал он.
Кенникен раздраженно взмахнул рукой.
– Иду. – Он поднялся. – Подумай об этом – и попотей еще немного.
Я вытянул руку.
– У тебя есть сигарета?
Он остановился на полпути и громко рассмеялся.
– Ну конечно, Алан. Вы, британцы, строго придерживаетесь традиций. Ты несомненно имеешь право на свою традиционную последнюю сигарету. – Он бросил мне портсигар. – Тебе хотелось бы чего-нибудь еще?
– Да, – сказал я. – Мне хотелось бы оказаться на Трафальгарской площади в канун сочельника 2020 года.
– Сожалею, но тут я не могу тебе помочь, – произнес он и покинул комнату.
Я открыл портсигар, сунул в рот сигарету и беспомощно похлопал себя по карманам; затем очень медленно наклонился, чтобы поднять с пола у камина одну из приготовленных там щепок. Я сказал Григорию:
– Я просто собираюсь прикурить сигарету, – и нагнулся вперед к огню, надеясь на то, что он не покинет свой пост у двери.
Я держал щепку в левой руке и, когда нагнулся вперед, постарался сделать это так, чтобы закрыть телом свою правую руку, и, вынимая из огня пылающую щепку, в тот же момент сунул в угли баллончик, после чего сразу вернулся на место. Взмахнув щепкой в воздухе, чтобы отвлечь внимание Григория, я прижал ее кончик к сигарете и, сделав глубокую затяжку, выпустил облачко дыма в направлении своего сторожа. Я намеренно позволил пламени разгореться, чтобы оно добралось до моих пальцев.
– Ах! – воскликнул я и энергично затряс рукой. Все, что угодно, лишь бы не позволить ему смотреть прямо на огонь.
Мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы не бросить туда взгляд самому.
Телефонная трубка с треском опустилась на место и в комнату вернулся Кенникен.
– Дипломаты! – произнес он едким тоном. – Можно подумать, что у меня не хватает собственных проблем. – Он вытянул палец в мою сторону. – Хорошо, поднимайся.
Я показал на сигарету.
– Как насчет вот этого?
– Ты можешь закончить ее на улице. У тебя как раз будет...
Грохот от разорвавшегося в замкнутом пространстве баллончика был оглушающим, и пылающий в камине торф разнесло по всей комнате. Поскольку я ожидал взрыва, то прореагировал на него быстрее, чем остальные. Я проигнорировал кусок тлеющего торфа, ужаливший меня в шею, но Григорий не смог сделать то же самое с угольком, прилипшим к тыльной стороне его руки. Он закричал и уронил пистолет.
Я прыгнул головой вперед через всю комнату, сжал пистолет в руке и прострелил Григорию грудь в двух местах. Затем я повернулся, чтобы разобраться с Кенникеном до того, как он пришел в себя. Он стряхивал со своей куртки огненно-красные кусочки торфа, но, услышав выстрелы, тут же поднял голову. Я поднял пистолет, а он схватил со стола стоявшую там лампу и бросил ее в меня. Я пригнулся, и мой выстрел пришелся мимо, а настольная лампа, пролетев у меня над головой, ударила точно по лицу Ильича, который как раз в тот момент открыл дверь, чтобы посмотреть, что здесь происходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31