А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Однако, насколько я мог судить, ни с точки зрения времени, ни с точки зрения выбора камеры, никаких закономерностей не было. Я решил, что они просто прибегают к гаданию, вытаскивая клочки бумаги из чьей-нибудь фуражки. В этом случае я был бессилен.
Примерно в это время я встретился со Слэйдом. Он числился в категории впервые совершивших преступление и получил сорок два года, хотя я сомневался в том, что Специальное уложение о совершивших преступление впервые предусматривает наказание за шпионаж. Я, конечно, слышал о Слэйде – о суде над ним постоянно сообщалось в выпусках новостей по радио и в газетах. Впрочем, допрашивали его в камере, и наиболее интересные подробности его дела достоянием публики не стали, так что никто толком не знал, в чем, собственно, состоит его вина. Но судя по всему он считался весьма крупной птицей.
Это был бледный человек, выглядевший так, словно его когда-то большое тело съежилось, и кожа отвисла и болталась, как уши у сеттера. Он ходил, опираясь на две палки, и позже я узнал, что ему прострелили бедра и он провел восемь месяцев в госпитале. Интересная жизнь у шпионов – иногда слишком интересная.
На суде выяснилось, что в действительности он русский, но это нельзя было определить по его речи, потому что английским он владел в совершенстве. Срок, который он получил, мог бы сделать его паханом всей тюремной братии, но этого не произошло: самые матерые уголовники оказались патриотами, и относились к нему в тюрьме прохладно.
То, что он не был англичанином, меня не волновало. Он оказался исключительно интересным собеседником, культурным и начитанным и сразу же согласился помогать мне в занятиях русским языком, когда я попросил его об этом.
Мой русский после прибытия Слэйда стал быстро улучшаться.
Приближался конец отсидки Джонни, и его перевели в общежитие. Это означало, что он уже работал и за пределами тюрьмы. Считалось, что это помогает преступнику постепенно акклиматизироваться во внешнем мире. Впрочем, я не заметил каких-либо перемен в Джонни Свифте. Но мои встречи с ним стали крайне редкими. Мы встречались иногда во время прогулки, перебросившись парой фраз. И все. Я стал высматривать кого-нибудь еще, кто мог бы помочь мне связаться со скарперами, устраивающими побеги заключенных, если эта чертова организация вообще существовала. В любой момент меня могли перевести в другую тюрьму, возможно, особо укрепленную и охраняемую, а это меня совершенно не устраивало.
Прошло пятнадцать месяцев, день в день, прежде, чем что-то произошло. Я жадно глотал прокопченный воздух на прогулочном дворе, когда там появился Джонни Свифт и жестом подозвал меня к себе. Я неторопливо двинулся в его сторону и поймал футбольный мяч, который он как бы случайно отпасовал мне. Я подкинул его раза два и, подбежав к Джонни, отдал мяч ему.
– Ты по-прежнему хочешь выбраться отсюда? – спросил он и ногой послал мяч через двор.
Я почувствовал, как напряглись мои мускулы.
– А что, есть предложение?
– Ко мне подходили, – сообщил он. – Если ты еще интересуешься этим, можно продолжить.
– Очень даже интересуюсь. С меня уже хватит всего этого.
– Пятнадцать месяцев! – с насмешкой произнес он. – Это пустяки. А у тебя башли есть?
– Сколько надо?
– Пять тысяч только для начала, – сказал Джонни. – Причем, их надо выложить до того, как тебя выудят.
– Господи, это же громадные деньги!
– Мне сказали, что это аванс на предварительные расходы. Он не возвращается. Основная плата будет еще больше.
– Сколько?
– Не знаю. Это все, что мне сказали. Они хотят знать, как скоро ты можешь выложить пять тысяч.
– Я могу достать их, – сказал я. – У меня припрятаны пять тысяч в Южной Африке, о которых никто не знает. – Я осмотрел двор и увидел Хадсона, медленно фланирующего среди заключенных.
– Мне понадобится чек Стандарт-банка в Южной Африке, отделение Хоспиталл-хилл, Иоганнесбург. Понял?
Он медленно повторил и кивнул головой.
– Понял.
– Я подпишу его, и они получат по нему деньги. Это будет не трудно, хотя сделать это надо в Южной Африке.
– Но на это понадобится некоторое время, приятель, – сказал Джонни.
Я невесело улыбнулся.
– У меня в распоряжении девятнадцать лет. Но все же попроси их поторопиться. Я боюсь, что меня вывезут отсюда.
– Внимание, поблизости Хадсон, – сказал Джонни. – С тобой свяжутся. – Он вдруг рванулся в сторону, перехватил чью-то передачу и побежал с мячом вперед. Следом за ним присоединился к игре и я.

* * *

Чек объявился десять дней спустя. Его принес один вновь прибывший и тайком передал его мне.
– Мне сказали, это для тебя. – Шепнул он. – Когда подпишешь, отдай Шервину.
Я знал Шервина, который уже кончал отсидку.
– Погоди, – сказал я. – Что-нибудь еще?
– Больше ничего, – пробормотал тот и отошел от меня. Этим вечером я разложил свои книги на столе и начал заниматься как обычно. Я грыз русский язык и, по-моему, делал большие успехи. Произношение мое сильно улучшилось с тех пор, как в тюрьме появился Слэйд, хотя для заочного обучения это значения не имело. Я посидел над книгами с полчаса, затем вынул чековую форму и, разгладив ее, положил перед собой.
Я уж почти забыл, как выглядят такие вещи, и теперь, видя знакомые слова, почувствовал себя так, словно мне в нос ударило пылью с иоганнесбургских терриконов. Сумма была уже вписана – десять тысяч рэндов. Густовато кладут парни, – подумал я. В результате инфляции фунт стерлингов по сравнению с рэндом похудел, и теперь указанная сумма составляла 5650 фунтов. Они рассчитывали на то, что я этого не знаю, а когда узнаю, будет поздно.
Я вписал дату, поставил свою подпись – причем, вовсе не Дж. А. Риарден – и вложил чек между страницами грамматики русского языка.
Кто же все-таки я – умница или дурак из дураков? Кто-то мог здорово провести меня, – тот же Джонни, к примеру. И если это был он, то плакали мои пять тысяч ни за что, ни про что. Но тут я учитывал и человеческую жадность: если предполагалось, что в том источнике, откуда изъята первая сумма, есть значительные запасы, то из него попытаются черпануть еще раз – только тогда деньги можно получить уже после предоставления услуг и если они окажутся успешными.
На следующее утро я передал чек Шервину, который искусно зажал его между пальцами, и я понял, что он без особого труда переправит его на волю. Шервин был карточным шулером, и никто в тюрьме не смел и мечтать о том, чтобы выиграть у него. Он мог делать с колодой все, что угодно, – заставить ее плясать и петь песни, так что спрятать чек было для него парой пустяков.
И я стал ждать и гадать, на какие такие расходы эта шайка потратит пять тысяч фунтов стерлингов.
Шли недели, но ничего не происходило. Я прикинул, что для того, чтобы получить деньги по чеку и привезти их в Англию, понадобится чуть больше недели. Пять недель прошли без всякого результата, и меня охватило беспокойство.
Вдруг все разрешилось очень быстро.
Было свободное время, когда мы могли общаться друг с другом. Смитон читал мне нотацию за то, что я где-то недостаточно чисто убрал – признак моей нервозности. Подошел Косгроув с шахматной доской под мышкой. Он подождал, пока Смитон закончит свои наставления и сказала:
– Не огорчайся, Риарден. Давай сыграем.
Я был знаком с Косгроувом. На воле он занимался организацией хищений товаров – в основном, сигарет и виски. Кто-то настучал на него, его схватили и засунули на десять лет. Сейчас он сидел уже шестой год и при удачном стечении обстоятельств мог года через два очутиться на свободе. Он был чемпионом зала «Си» по шахматам и вообще хитрым и умным человеком.
Я рассеянно сказал:
– Не сегодня, Косси.
Он искоса посмотрел на Смитона, стоявшего в двух шагах.
– Ты что, не хочешь выиграть по-большому?
– Выиграть по-большому? – удивился я.
– Ну да, большой турнир. – Он протянул доску. – Я тебя проинструктирую на этот счет, если поиграешь со мной.
Мы нашли свободный стол в углу зала, подальше от Смитона, и сели. Я спросил:
– В чем дело, Косей?
– Я твой посредник, – сказал он, расставляя фигуры. – Будешь говорить только со мной, больше ни с кем. Понятно? – Я коротко кивнул, и он продолжал: – Начнем с обсуждения денег.
– Если так, то сразу и кончим, отрезал я. – Ваша шарага уже поимела от меня пять тысяч, а я что-то пока ничего не вижу.
– Ты же видишь меня? – Он оглянулся кругом. – Ты давай играй... Твой ход. – Я сыграл с2-сЗ, и он засмеялся. – А ты осторожный парень, Риарден. Как тихонько начал.
– Прекрати финтить, Косей. Если есть, что сказать, говори.
– Да я ж не виню тебя за то, что ты осторожен, – сказал он. – Хочу сказать только одно: тебе придется заплатить крупную сумму.
– Но не прежде, чем выйду отсюда, – сказал я. – Я не такой молокосос.
– Понимаю тебя, – сказал Косей, – это все равно, что прыгать в темноте с завязанными глазами. Но как бы там ни было, нам придется сначала поговорить о деньгах, а нет, – так разговор кончен.
– Ладно. Сколько?
Он двинул королевского слона.
– Мы своего рода сборщики налогов, берем с суммы дохода. Ты закосил 173000 фунтов стерлингов. Мы возьмем половину, то есть 86,500.
– Не будь идиотом, – сказал я. – В вашем расчете слишком много дефектов, и ты прекрасно это знаешь.
– Например?
– Во-первых, в посылке было товару на 120000 фунтов. Хозяева явно подзагнули, называя цифру.
Он кивнул головой.
– Может быть. Дальше?
– Дальше. Ты что, полагаешь, что эти брильянты можно продать за полную стоимость? Это же не легальная продажа, уж ты-то должен это понимать.
– Играй, – сказал он спокойно. – За нами следят. Необработанные брильянты можно продать за полную стоимость, если иметь башку на плечах. А она у тебя есть. Эту работенку ты толково исполнил. Если в тебя не заложили, чисто ушел.
– Это не были необработанные брильянты, – сказал я. – Их отгранили в Амстердаме, и они вернулись обратно для оправки. Такие брильянты обычно просвечиваются рентгеном, фотографируются и регистрируются. Их пришлось подвергнуть новой огранке, а это сильно снижает их ценность. И еще – я не один. У меня был напарник. Он разработал эту операцию, а я осуществил ее. Доход – пополам.
– Да, ребята интересовались этим вопросом, – сказал Косей. – Они что-то не могли понять, он тебя заложил что ли? Потому что, если это так, то у тебя нет ни гроша, и нам нечего терять время.
– Нет, это не он, – сказал я как можно убедительнее.
– А слух идет, что это он.
– Этот слух могли ведь подкинуть полицейские. – Форбс или Бранскилл, правда? У них есть на то свои причины.
– Могли, – согласился Косей. – А кто твой напарник?
– Нет, так дело не пойдет, – сказал я решительно. – Я не продал его фараонам и не продам его вам. Кстати, это само по себе доказывает, что не он заложил меня. Мы со своим другом ладим хорошо, тихо занимаемся своим делом, и нам посторонние не нужны.
– Ладно, оставим это на время, – сказал Косей. – Я передам обо всем ребятам. Но это возвращает нас к вопросу о бабках. Сколько же вы взяли?
– По нашим оценкам – сорок тысяч, – сказал я спокойно. – И они в надежном месте. И доступ к ним только через меня.
Он слегка улыбнулся.
– В швейцарском банке?
– Ага. В надежном месте.
– Итак, все равно – половина. По тысяче за год. Дешево, конечно, да ладно. Мы беремся переправить тебя через стену и за пределы Англии. Если ты возвращаешься, это твои проблемы. Но послушай внимательно: не пытайся нас надуть, и лучше приготовь для нас башли. Если их не будет – то никто никогда тебя не увидит. Надеюсь, понятно?
– Понятно. Вы выводите меня отсюда и получаете ваши деньги.
– Значит, я поговорю с ребятами, а они сами решат, быть тебе нашим клиентом или нет.
Я сказал:
– Косей, если ваша компания так сильна, как ты говоришь, какого черта ты торчишь здесь? Не могу этого понять.
– Я просто посредник, – ответил он. – Меня уже здесь завербовали. Потом мне сидеть осталось два года. Дотяну как-нибудь, и к чему рисковать? Меня ждет хорошая работа, и я не собираюсь отказываться от нее. – Он взглянул на меня. – А тебе туго придется, если ты вернешься в Англию.
– Это меня не волнует, – сказал я. – Я тут прохлаждался всего неделю, ничего об этой стране не знаю и не хочу знать.
Косей сделал ход.
– Шах. Еще кое-что. Ты в последнее время приятельствуешь со Слэйдом, да? Говорите друг с другом о чем-то.
– Он мне помогает заниматься русским, – сказал я, уводя короля.
– Этому конец, – сказал Косей, как бы невзначай, – отвали от Слэйда подальше, иначе сделка не состоится.
Я в изумлении посмотрел на него.
– Что за черт?..
– Именно так, – подтвердил он спокойно и сделал ход ферзем.
– Шах.
– Тольку не говори мне, что твои друзья патриоты, – сказал я и засмеялся. – В чем дело?
Косей посмотрел на меня с сожалением.
– Ты кто такой, чтобы задавать вопросы? Делай, что тебе говорят. – Он повернул голову в сторону Смитона, как раз проходившего мимо. – Знаете что? Риарден-то чуть не выиграл у меня. – Это было, конечно, чистейшее вранье. – У него хорошие шансы на турнире.
Смитон посмотрел на него без всякого выражения и прошел мимо.

3

Итак, игра началась. Я внутренне напрягся, и на этот раз это было напряжение не безнадежности, а надежды. Я даже стал напевать себе под нос, когда скреб столы в зале, и старался не делать ни малейшей промашки. Смитон смотрел на меня одобрительно, во всяком случае, настолько, насколько он мог это показать. Я становился идеальным заключенным.
Я выполнил приказ Косгроува и порвал отношения со Слэйдом, который время от времени бросал в мою сторону укоризненные взгляды. Я не знал, почему последовал такой приказ, мне стало даже жаль Слэйда, у которого в тюрьме было не слишком много друзей.
Незаметно я наблюдал за Косгроувом, замечая с кем он общается, говорит. Насколько я мог судить, в его поведении ничего не изменилось, и он вел себя достаточно расковано, но поскольку я не изучал его раньше, то сказать, каков он был, затруднялся.
Через пару недель я подошел к нему в свободное время.
– Сыграем в шахматы, Косей? – предложил я.
Он посмотрел на меня с непроницаемым лицом.
– Держись от меня подальше, идиот, я не хочу связываться с тобой.
– Но ты уже связан, – возразил я. – Смитон недавно интересовался, буду ли я участвовать в турнире. Он спрашивал, почему я бросил уроки шахмат. И еще спрашивал, не забросил ли я свой русский.
Косгроув сощурился.
– Ладно, – сказал он. – Отойдем туда.
Мы разложили доску.
– Какие новости? – спросил я.
– Когда будут новости, скажу, – буркнул он. Он был явно в плохом настроении.
– Слушай, Косей. Я беспокоюсь. Говорят, что только что закончили новую тюрьму для особо опасных. Я боюсь, меня переведут туда. Это может случиться в любую минуту.
Он осмотрел зал.
– Нельзя же действовать сломя голову, – сказал он. – Это сложная операция. Ты за что заплатил пять тысяч? За то, чтобы просто перепрыгнуть через стену? Тут выстраивается целая система. – Он сделал ход. – Я об этой стороне дела мало знаю, но говорят, что в каждом случае новая схема. Никаких шаблонов, понимаешь? Ты-то должен знать, как никто, Риарден.
– Я вижу, вы меня проверяли, – сказал я, пристально глядя на него.
Он ответил мне холодным взглядом.
– А ты как думал? Часть той суммы в пять тысяч на это и пошла. Ребята работают с большой осторожностью. У тебя интересный послужной список. Не понимаю, как ты в этот-то раз поскользнулся.
– Это со всеми случается, – сказал я. – Меня продали – как и тебя, Косей.
– Но я знаю, кто продал меня, – почти прорычал он. – И он будет жалеть об этом до своего смертного дня. Мне бы только выйти отсюда.
– Лучше сделай это перед тем, как выйдешь, – посоветовал я. – У тебя будет прекрасное алиби – ты же сидишь в тюряге. И времени уже немало прошло, так что ищейки о тебе и не подумают.
Он нехотя улыбнулся.
– Интересно мыслишь, Риарден.
– А почему, собственно, ты думаешь, будто я не знаю, кто меня продал? Беда в том, что у меня нет связи с миром, чтобы организовать несчастный случай.
– Я могу устроить, – предложил он.
– Ладно, оставим это. Я сам скоро выйду, если ваши ребята поскорее подсуетятся. Значит, они меня проверяли там, в Южной Африке, да? Ну и как, удовлетворены?
– Ничего. Ты прошел. Там у тебя остались хорошие друзья. – Появился Смитон, и Косей тут же переключился на шахматы. – Что это за ход, дурак? Так я ставлю тебе мат в три хода. – Он посмотрел на Смитона. – Оказывается, не так уж он хорош, как я думал. На турнире ему делать нечего.
Смитон состроил презрительную мину.

4

Косей был прав. Мне нечего было делать на турнире. Но не из-за моей паршивой игры в шахматы. Два дня спустя не я, а он подошел ко мне.
– Все устроено.
– Меня перевели в другую камеру вчера, – сказал я.
– Это неважно. Тебя будут выводить днем. С прогулочного двора в субботу. Точно в три часа, запомни.
Я почувствовал холодок внизу живота.
– Как мне действовать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26