Ты и мои родители совершенно не понимаете меня. И почему вы только вообразили, что поставите меня перед трудным выбором, если попросите переехать в Коннектикут?
– Что ж, я так и предполагал, что ты выберешь гостиницу. Но вот в личном плане все будет не так просто, если ты влюблена в Дамиона Таннера.
– Мне так уже не кажется, – спокойно ответила она. – Может быть, Адам, в твоих глазах я выгляжу ветреной девчонкой, но за несколько последних дней я переменила свое мнение о Дамионе. Дело в том, что если бы даже и не всплыл вопрос о «Вистерии», сомневаюсь, чтобы между нами могли завязаться серьезные отношения. Единственное, что у нас с Дамионом общего, это любовь к актерскому ремеслу.
– Шесть с половиной дней назад ты утверждала, что умираешь от неразделенной любви, – напомнил ей Адам.
– Ну что ж, на прошлой неделе я еще не видела вещи так ясно, как теперь. В каком-то смысле мои чувства к Дамиону Таннеру можно назвать последним всплеском уходящей юности. Внезапно я повзрослела, даже если на это и ушло так мало времени. И мне жаль, что тебе выпала такая нелегкая неделя и пришлось наблюдать этот процесс.
Она посмотрела в окно, хотя смотреть было не на что, кроме серых низких туч и мчащихся автомобилей. Они приближались к повороту на «Вистерию».
– Ну а ты, Адам? Я обнажила перед тобой душу, теперь твоя очередь. Пару раз ты упоминал про женщину, которую любишь и которая не отвечает на твои чувства. Ты до сих пор надеешься, что в ваших отношениях что-то изменится? – Линн очень старалась, чтобы голос не выдал ее волнения.
Адам свернул с большого шоссе, потом ненадолго оторвал взгляд от дороги и пристально посмотрел ей в глаза.
– Пожалуй, да, – ответил он. – Вообще-то я начинаю надеяться, что рано или поздно все сложится так, как я мечтал. Если мы преодолеем еще пару неприятных моментов, возникших по моей вине. Она капризная добыча, все время готова ускользнуть прямо из рук.
Линн ощутила комок в горле и вздохнула.
– Кто она, Адам?
Наступила короткая пауза.
– Линн, мне кажется, сейчас еще не время говорить об этом.
– Почему? – Она заставила себя улыбнуться, хотя попытка стоила ей невероятных усилий. – Мы старые друзья, Адам. И мне хотелось бы услышать все про женщину, которая наконец-то пленила твое неприступное сердце. Моя мать просто не поверит, когда услышит, что ты наконец-то покорен. Я надеюсь, что эта женщина, кто бы она ни была, вскоре научится отвечать на твои чувства. – Она незаметно скрестила пальцы и надеялась, что Бог простит ей эту ложь.
– Я тоже очень на это надеюсь. – Адам внезапно усмехнулся с самодовольным видом. – Понимаешь, я решил рассказать тебе о ней сегодня вечером. А сейчас мы подъезжаем к гостинице, и моя голова забита сделкой с «Комплексом» и необходимостью переговорить о ней с твоими родителями. – Его улыбка сделалась шире. – Мне хочется подробней рассказать тебе о женщине, которую я люблю больше всего на свете. А для этого потребуется время и спокойная обстановка. Я уверен, что ты меня поймешь. Видишь ли, она необыкновенная, и мне пришлось потратить много сил, чтобы привлечь ее внимание. Порой мне даже хотелось нанять самолет воздушной рекламы и написать на небе, что я ее люблю.
– Как жаль, что она такая толстокожая и ненаблюдательная, что не заметила твоих чувств, – едко заметила Линн.
Адам хитро улыбнулся.
– Поверь мне, я и сам часто жалел об этом.
Линн вздохнула.
– Что ж, я рада, что она такая необыкновенная, – сказала она разочарованным голосом. – Буду с нетерпением ждать встречи с ней. – Она свернулась в клубок в углу сиденья и стала смотреть в окно, однако ощущала себя настолько несчастной, что едва замечала знакомые с детства пейзажи, мелькавшие за окном.
Когда они прибыли на место, холод в воздухе чувствовался сильней, чем неделю назад. Непогода, обрушившаяся ночью на Манхэттен, не пощадила и Коннектикут. Листва кое-где еще оставалась на деревьях, но под ногами уже лежал густой ковер пожухлых листьев, когда Линн и Адам шли к задней двери гостиницы.
Теплая волна нахлынула на Линн, лишь только они переступили порог вестибюля.
Родители, сидевшие в семейной гостиной, тут же вскочили и радостными возгласами приветствовали прибывших. Они набросились на Линн с объятиями и поцелуями и, как обычно, обняли Адама, как родного сына. В воздухе пахло восхитительной смесью пирогов и древесного дыма, а три собаки, мирно дремавшие на подстилке перед очагом, вскочили и добавили к общей суматохе визг, рычание и другие проявления собачьего восторга. Самый крупный пес, ростом с теленка и отдаленно похожий на золотистую охотничью собаку, положил лапы на плечи Линн и облизал ей лицо, совершенно не обращая внимание на ее роскошную новую косметику. Две собаки поменьше тявкали в унисон и носились под ногами, повизгивая и радостно виляя хвостами.
Сцена была такой знакомой и милой сердцу, что Линн даже не поняла, кто больше удивился, когда, совершенно без видимых причин, она вдруг разразилась слезами. Они текли по щекам, а она хлопала себя по карманам, напрасно отыскивая платок. Мать, всегда такая подвижная, оцепенела от неожиданности. Собаки перестали тявкать и вилять хвостами, они сразу притихли и прилегли у горящего очага, а Адам глядел на нее с нехарактерной для него беспомощостью. Несколько долгих минут в комнате не слышалось других звуков, кроме шипения влаги на поленьях и икающих всхлипываний Линн.
Первым опомнился Адам. Со все еще неловким, даже виноватым видом он молча сунул ей в руку носовой платок. Линн взяла его и энергично высморкалась, однако, к ее досаде, нелепые слезы по-прежнему текли по щекам.
– Линн, дорогая, что случилось? – спросил отец. – Может, тебе нужна наша помощь? Скажи нам.
Она подавила в себе очередное рыдание.
– Все в порядке, – ответила она. – Я и сама не знаю, почему плачу. Может, у меня неожиданный приступ аллергии или что-то в этом роде.
– Наверняка аллергия, – серьезно подтвердил отец. Он с сочувствием смотрел, как по щеке дочери стекла еще одна слеза и упала на уже промокший платок Адама.
– Я знаю, что делать. Сейчас приготовлю чай. – Мать вскочила с внезапной решимостью. Бабушка Линн была англичанкой, и мисс Фрамптон унаследовала от нее веру, что чай является лучшим решением всех жизненных проблем.
Линн попыталась улыбнуться.
– Прошу тебя, не надо, ма. Мне никогда не удавалось тебя убедить, что я терпеть не могу чай.
– Я не собираюсь заставлять тебя его пить. Просто мне хочется чем-нибудь заняться, а не сидеть сложа руки, – сказала мать, вздыхая с облегчением, когда поток слез дочери постепенно начал иссякать. – Но раз ты перестала плакать, я могу считать, что терапия помогла.
– Почему бы нам не выпить по рюмке хереса? – предложил мистер Фрамптон. – У меня есть сухой и полусладкий, какой желаете.
Линн согласилась, что херес им не помешает, и присела на диван рядом с матерью, пока отец наливал всем вина. Адам пристроился на краешке кресла у огня.
– Ты точно не хочешь ни о чем с нами поговорить? – спросил отец, протягивая ей рюмку. Голос его звучал спокойно и на редкость ободряюще.
Слезы прекратились так же быстро и неожиданно, как и начались, и теперь Линн казалось, что, дав выход своим эмоциям, она словно обновилась, сбросила с плеч непосильный груз.
– Да тут и говорить нечего, – ответила она с решительным и веселым видом и, потягивая вино, заставила себя прямо взглянуть в обеспокоенные глаза родителей. – Честное слово, я сама не представляю, что вызвало такую мелодраматическую сцену. Правда, я немного сержусь на вас обоих, однако не настолько, чтобы устраивать истерику в ту минуту, когда переступила порог дома.
– Почему ты на нас сердишься? – спросила мать; лицо и голос ее выражали удивление.
– Из-за этой самой сделки с «Комплексом», разумеется. Я хочу знать, почему вы позволили довести ситуацию до последней черты, не говоря мне ничего, – сказала Линн с вызовом глядя на родителей.
– До последней черты? – в один голос воскликнули мистер и миссис Фрамптон.
– Да. – Линн не пыталась скрыть легкое нетерпение. Неделя получилась трудной во всех отношениях, сплошные катаклизмы, и она устала от уверток всех, с кем бы ни говорила. – Если бы Адам не сказал мне про предложение, которое вы получили от корпорации «Комплекс», то вы бы так и молчали о том, что собираетесь продать гостиницу после завершения сделки.
– Завершения сделки? – Отец, кажется, сообразил, что снова повторяет как попугай все ее слова. – Ах… ну… тебе не следует вообще беспокоиться насчет… хм… этого, – с неловким видом добавил он.
Подобные колебания вообще ему несвойственны, и какой-то инстинкт заставил ее оглянуться через плечо – как раз вовремя, чтобы увидеть, как Адам делает отцу какие-то яростные сигналы руками.
Она встала, выпрямившись во весь свой рост – сто шестьдесят пять сантиметров, и твердо заявила:
– Адам, я хочу знать, что тут происходит.
– Ничего не происходит, – поспешно вмешался отец. – Мы с матерью думаем уйти на покой, вот и все. И поделились этой мечтой с Адамом. Нам надо было бы рассказать тебе об этом раньше, но не хотелось морочить тебе голову, раз все еще так смутно и неопределенно. У нас впереди много месяцев.
Ее голос задрожал от волнения.
– Я хочу услышать правду, па. У меня нет причин для беспокойства? Адам говорит, что вы оба так же здоровы, как и выглядите. Это верно?
– Дорогая моя, мы оба совершенно здоровы! – воскликнула мать. – Уверяю тебя, что у нас нормальное кровяное давление, здоровое сердце, а у меня целы почти все зубы. Мы пока еще не созрели, чтобы отправляться в дом престарелых.
– Тогда зачем эти секреты, если все так просто?
– Вполне естественно, что мы начинаем подумывать об отдыхе, – произнес отец с такой искренностью, что она почти не заметила, как он ушел от ответа. – Мне скоро исполнится шестьдесят восемь лет, да и твоя мать уже не весенний цыпленок. Мы проработали на одном месте почти сорок лет, а разумные люди знают, что уходить из игры надо тогда, когда ты еще не побежден.
Адам вскочил на ноги.
– Ну, мне нужно сообщить отцу о своем приезде, – сказал он. – Не желаешь, Тед, прогуляться со мной до его дома? У меня появилось желание размяться, и я был бы рад твоей компании.
– Замечательная мысль. Я с удовольствием прогуляюсь.
Оба не стали обращать внимание на низкие облака, которые виднелись из окна гостиной, и на порывистый ветер, грозно завывавший в печной трубе.
– Я пойду с вами, – заявила Линн. – Мне тоже хочется поздороваться с отцом Адама.
– Ах нет! Не стоит! – в один голос воскликнули родители и Адам.
– Ты сможешь повидаться с его отцом попозже вечером, – объяснил мистер Фрамптон, пытаясь обосновать отказ. – В это время он часто ложится вздремнуть, и тебе не стоит ему мешать.
– К тому же я хочу услышать твое мнение о новом абрикосовом джеме, который мы только что открыли, – торопливо сказала мать. – Я сделала его по другому рецепту, и мне кажется, что он слишком сладкий. И еще покажу тебе новые микроволновые печи, которые мы только что установили. Мы с отцом очень ими довольны, а повариха вообще в восторге. Они действительно очень хорошо работают.
– Я не слишком разбираюсь в печах, ма. Тем более в микроволновых.
– Линн, извини, но мне требуется обсудить наедине с Адамом пару вещей, – сказал отец. – Нам хотелось бы прогуляться вдвоем.
– По крайней мере теперь вы наконец-то сказали честно, – пробормотала она. – Конечно, прогуляйтесь и поговорите друг с другом о «Комплексе». Правильно, женщины сидят на кухне, а вы, мужчины, принимаете важные деловые решения, касающиеся всех членов семьи. Кто знает, что мы можем натворить, если нам будет позволено высказать свое мнение, следует подписывать контракт или нет?
– Никто и не собирался подписывать контракт с «Комплексом», – решительно заявила мать. – Можешь просто даже не думать об этом. Я уверена, что Адам и отец чуть позже все тебе объяснят.
Не обращая внимание на раздражение Линн, мать заговорщицки улыбнулась ей, когда они направлялись на кухню.
– Попробуй джем с горячим бисквитом. Ты стала такая тонкая, что скоро будут выпирать ребра. По-моему, в городе ты вообще ничего не ешь.
Линн вошла вслед за матерью на кухню и сразу же отступила в дальний угол, заметив недовольство поварихи при вторжении двух лишних человек в ее владения, когда она поспешно заканчивала приготовления к обеду.
– Ладно, ма, – устало сказала Линн. – Можешь прекратить игру. При чем тут джем и микроволновые печи? Почему ты не хотела, чтобы я пошла с папой и Адамом?
– Да ничего особенного, – ответила мать, исчезая в просторной кладовой. – Просто подумала, что тебе не мешает зайти к себе в комнату и немного привести себя в порядок. От слез у тебя на щеках остались лиловые и черные полосы.
Ее голос сделался приглушенным, вероятно оттого, что она еще дальше отошла от двери.
– Косметикой не привлечешь мужское внимание, даже в нынешнее время. Мне шестьдесят четыре года, и уж сорок лет как я не думаю о всяких там ухаживаниях, и все же знаю, что мужчин ничто так не привлекает, как свежее личико.
– Когда ты начала говорить мне о своем возрасте, я поняла, что ты ищешь повод, чтобы сменить тему. Чье внимание я должна, по-твоему, привлекать? Официанта? Бармена? Парень уже крутит любовь со всеми тремя горничными, а бармену скоро стукнет шестьдесят. Насколько мне известно, в гостинице они единственные мужчины, не считая, конечно, отца.
Мать вернулась с маленькой банкой абрикосового джема.
– Ты забыла про садовника, – сообщила она с добродушной улыбкой и посмотрела джем на свет. – Вот, наконец-то нашла. Я положу на тарелку пару бисквитов, и ты возьмешь их к себе в комнату вместе с чашкой свежего кофе. Когда держишь ресторан при гостинице, одна из приятных вещей состоит в том, что под рукой всегда свежезаваренный кофе.
Она подошла к кофейным автоматам и, почти не переводя дыхание, добавила:
– Адам необыкновенно хорош собой, делает прекрасную карьеру, а уж про его успех у женщин и говорить не приходится. Но на твоем месте я не стала бы видеть в этом препятствие. Линн, ведь за прошедшие десять лет у него была масса возможностей завести семью, однако он этого не сделал.
Линн спокойно возразила, хотя зубы ее стиснулись сами собой.
– Мама, какое отношение имеет Адам к нашему разговору?
– Я и сама не знаю, дочка. Просто надеялась, что ты дашь мне один совет. Как ты думаешь, Адам станет есть горячие бисквиты с джемом, когда вернется от отца?
– Не знаю, мама. Я не имею понятия о вкусах Адама, что ему нравится или нет. И вообще с каждым днем я все ясней вижу, как мало его знаю. – Она взяла из рук матери чашку с кофе и решительно направилась к кухонной двери. – Когда вы с папой созреете для того, чтобы рассказать мне о своих планах и о сделке с «Комплексом», буду ждать вас у себя в комнате. Но как бы то ни было, если вы действительно хотите, чтобы я взялась за ведение дел «Вистерии», я буду крайне польщена и обрадована и постараюсь справиться с работой.
Мать положила руку ей на плечо.
– Это замечательная новость, дорогая моя. Мы с отцом были здесь так счастливы и всегда надеялись, что тебе захочется продолжить наше дело и поддержать хорошую репутацию гостиницы. Я уверена, что папа все объяснит тебе потом более подробно, но знаю, что они с Адамом надеются выработать на этой неделе нечто вроде соглашения о продаже гостиницы. И оба с радостью узнают, что проблема менеджера так замечательно решилась.
– Адам собирается купить нашу гостиницу? – Если бы мать сказала ей о том, что в сделке участвует Чингисхан, Линн удивилась бы меньше. Но тут же подумала, что после событий минувшей недели ее трудно чем-то поразить. – Он хочет перебить предложение «Комплекса»?
– Я не знаю точно, каковы будут условия сделки. Тебе ведь известно, что я всегда полагаюсь на отца и не вникаю в финансовые и административные детали. Более благодарное поле моей деятельности – это кухня и прочие хозяйственные дела.
Линн улыбнулась, и остатки плохого настроения смыла нахлынувшая на нее волна нежности.
– Могу сказать твердо – отец никогда в жизни не принимал важных решений, не посоветовавшись прежде всего с тобой, так что не изображай из себя бесправное существо женского пола. Со мной это не пройдет.
Мать засмеялась.
– Однако с мужчинами любого возраста этот фокус проходит. Лично я считаю вот что: какой стыд, что теперь в моде честность в отношениях между полами. Меня это просто угнетает. Гораздо забавней, когда женщина опускает ресницы и принимает беззащитный и немного загадочный вид. Разве род людской сделался счастливей оттого, что теперь каждый чувствует себя обязанным выложить все свои самые сокровенные секреты в первые минуты знакомства.
«В замечаниях матери есть определенная доля иронии», – подумала Линн, присаживаясь у окна своей спальни и с наслаждением прихлебывая дымящийся кофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– Что ж, я так и предполагал, что ты выберешь гостиницу. Но вот в личном плане все будет не так просто, если ты влюблена в Дамиона Таннера.
– Мне так уже не кажется, – спокойно ответила она. – Может быть, Адам, в твоих глазах я выгляжу ветреной девчонкой, но за несколько последних дней я переменила свое мнение о Дамионе. Дело в том, что если бы даже и не всплыл вопрос о «Вистерии», сомневаюсь, чтобы между нами могли завязаться серьезные отношения. Единственное, что у нас с Дамионом общего, это любовь к актерскому ремеслу.
– Шесть с половиной дней назад ты утверждала, что умираешь от неразделенной любви, – напомнил ей Адам.
– Ну что ж, на прошлой неделе я еще не видела вещи так ясно, как теперь. В каком-то смысле мои чувства к Дамиону Таннеру можно назвать последним всплеском уходящей юности. Внезапно я повзрослела, даже если на это и ушло так мало времени. И мне жаль, что тебе выпала такая нелегкая неделя и пришлось наблюдать этот процесс.
Она посмотрела в окно, хотя смотреть было не на что, кроме серых низких туч и мчащихся автомобилей. Они приближались к повороту на «Вистерию».
– Ну а ты, Адам? Я обнажила перед тобой душу, теперь твоя очередь. Пару раз ты упоминал про женщину, которую любишь и которая не отвечает на твои чувства. Ты до сих пор надеешься, что в ваших отношениях что-то изменится? – Линн очень старалась, чтобы голос не выдал ее волнения.
Адам свернул с большого шоссе, потом ненадолго оторвал взгляд от дороги и пристально посмотрел ей в глаза.
– Пожалуй, да, – ответил он. – Вообще-то я начинаю надеяться, что рано или поздно все сложится так, как я мечтал. Если мы преодолеем еще пару неприятных моментов, возникших по моей вине. Она капризная добыча, все время готова ускользнуть прямо из рук.
Линн ощутила комок в горле и вздохнула.
– Кто она, Адам?
Наступила короткая пауза.
– Линн, мне кажется, сейчас еще не время говорить об этом.
– Почему? – Она заставила себя улыбнуться, хотя попытка стоила ей невероятных усилий. – Мы старые друзья, Адам. И мне хотелось бы услышать все про женщину, которая наконец-то пленила твое неприступное сердце. Моя мать просто не поверит, когда услышит, что ты наконец-то покорен. Я надеюсь, что эта женщина, кто бы она ни была, вскоре научится отвечать на твои чувства. – Она незаметно скрестила пальцы и надеялась, что Бог простит ей эту ложь.
– Я тоже очень на это надеюсь. – Адам внезапно усмехнулся с самодовольным видом. – Понимаешь, я решил рассказать тебе о ней сегодня вечером. А сейчас мы подъезжаем к гостинице, и моя голова забита сделкой с «Комплексом» и необходимостью переговорить о ней с твоими родителями. – Его улыбка сделалась шире. – Мне хочется подробней рассказать тебе о женщине, которую я люблю больше всего на свете. А для этого потребуется время и спокойная обстановка. Я уверен, что ты меня поймешь. Видишь ли, она необыкновенная, и мне пришлось потратить много сил, чтобы привлечь ее внимание. Порой мне даже хотелось нанять самолет воздушной рекламы и написать на небе, что я ее люблю.
– Как жаль, что она такая толстокожая и ненаблюдательная, что не заметила твоих чувств, – едко заметила Линн.
Адам хитро улыбнулся.
– Поверь мне, я и сам часто жалел об этом.
Линн вздохнула.
– Что ж, я рада, что она такая необыкновенная, – сказала она разочарованным голосом. – Буду с нетерпением ждать встречи с ней. – Она свернулась в клубок в углу сиденья и стала смотреть в окно, однако ощущала себя настолько несчастной, что едва замечала знакомые с детства пейзажи, мелькавшие за окном.
Когда они прибыли на место, холод в воздухе чувствовался сильней, чем неделю назад. Непогода, обрушившаяся ночью на Манхэттен, не пощадила и Коннектикут. Листва кое-где еще оставалась на деревьях, но под ногами уже лежал густой ковер пожухлых листьев, когда Линн и Адам шли к задней двери гостиницы.
Теплая волна нахлынула на Линн, лишь только они переступили порог вестибюля.
Родители, сидевшие в семейной гостиной, тут же вскочили и радостными возгласами приветствовали прибывших. Они набросились на Линн с объятиями и поцелуями и, как обычно, обняли Адама, как родного сына. В воздухе пахло восхитительной смесью пирогов и древесного дыма, а три собаки, мирно дремавшие на подстилке перед очагом, вскочили и добавили к общей суматохе визг, рычание и другие проявления собачьего восторга. Самый крупный пес, ростом с теленка и отдаленно похожий на золотистую охотничью собаку, положил лапы на плечи Линн и облизал ей лицо, совершенно не обращая внимание на ее роскошную новую косметику. Две собаки поменьше тявкали в унисон и носились под ногами, повизгивая и радостно виляя хвостами.
Сцена была такой знакомой и милой сердцу, что Линн даже не поняла, кто больше удивился, когда, совершенно без видимых причин, она вдруг разразилась слезами. Они текли по щекам, а она хлопала себя по карманам, напрасно отыскивая платок. Мать, всегда такая подвижная, оцепенела от неожиданности. Собаки перестали тявкать и вилять хвостами, они сразу притихли и прилегли у горящего очага, а Адам глядел на нее с нехарактерной для него беспомощостью. Несколько долгих минут в комнате не слышалось других звуков, кроме шипения влаги на поленьях и икающих всхлипываний Линн.
Первым опомнился Адам. Со все еще неловким, даже виноватым видом он молча сунул ей в руку носовой платок. Линн взяла его и энергично высморкалась, однако, к ее досаде, нелепые слезы по-прежнему текли по щекам.
– Линн, дорогая, что случилось? – спросил отец. – Может, тебе нужна наша помощь? Скажи нам.
Она подавила в себе очередное рыдание.
– Все в порядке, – ответила она. – Я и сама не знаю, почему плачу. Может, у меня неожиданный приступ аллергии или что-то в этом роде.
– Наверняка аллергия, – серьезно подтвердил отец. Он с сочувствием смотрел, как по щеке дочери стекла еще одна слеза и упала на уже промокший платок Адама.
– Я знаю, что делать. Сейчас приготовлю чай. – Мать вскочила с внезапной решимостью. Бабушка Линн была англичанкой, и мисс Фрамптон унаследовала от нее веру, что чай является лучшим решением всех жизненных проблем.
Линн попыталась улыбнуться.
– Прошу тебя, не надо, ма. Мне никогда не удавалось тебя убедить, что я терпеть не могу чай.
– Я не собираюсь заставлять тебя его пить. Просто мне хочется чем-нибудь заняться, а не сидеть сложа руки, – сказала мать, вздыхая с облегчением, когда поток слез дочери постепенно начал иссякать. – Но раз ты перестала плакать, я могу считать, что терапия помогла.
– Почему бы нам не выпить по рюмке хереса? – предложил мистер Фрамптон. – У меня есть сухой и полусладкий, какой желаете.
Линн согласилась, что херес им не помешает, и присела на диван рядом с матерью, пока отец наливал всем вина. Адам пристроился на краешке кресла у огня.
– Ты точно не хочешь ни о чем с нами поговорить? – спросил отец, протягивая ей рюмку. Голос его звучал спокойно и на редкость ободряюще.
Слезы прекратились так же быстро и неожиданно, как и начались, и теперь Линн казалось, что, дав выход своим эмоциям, она словно обновилась, сбросила с плеч непосильный груз.
– Да тут и говорить нечего, – ответила она с решительным и веселым видом и, потягивая вино, заставила себя прямо взглянуть в обеспокоенные глаза родителей. – Честное слово, я сама не представляю, что вызвало такую мелодраматическую сцену. Правда, я немного сержусь на вас обоих, однако не настолько, чтобы устраивать истерику в ту минуту, когда переступила порог дома.
– Почему ты на нас сердишься? – спросила мать; лицо и голос ее выражали удивление.
– Из-за этой самой сделки с «Комплексом», разумеется. Я хочу знать, почему вы позволили довести ситуацию до последней черты, не говоря мне ничего, – сказала Линн с вызовом глядя на родителей.
– До последней черты? – в один голос воскликнули мистер и миссис Фрамптон.
– Да. – Линн не пыталась скрыть легкое нетерпение. Неделя получилась трудной во всех отношениях, сплошные катаклизмы, и она устала от уверток всех, с кем бы ни говорила. – Если бы Адам не сказал мне про предложение, которое вы получили от корпорации «Комплекс», то вы бы так и молчали о том, что собираетесь продать гостиницу после завершения сделки.
– Завершения сделки? – Отец, кажется, сообразил, что снова повторяет как попугай все ее слова. – Ах… ну… тебе не следует вообще беспокоиться насчет… хм… этого, – с неловким видом добавил он.
Подобные колебания вообще ему несвойственны, и какой-то инстинкт заставил ее оглянуться через плечо – как раз вовремя, чтобы увидеть, как Адам делает отцу какие-то яростные сигналы руками.
Она встала, выпрямившись во весь свой рост – сто шестьдесят пять сантиметров, и твердо заявила:
– Адам, я хочу знать, что тут происходит.
– Ничего не происходит, – поспешно вмешался отец. – Мы с матерью думаем уйти на покой, вот и все. И поделились этой мечтой с Адамом. Нам надо было бы рассказать тебе об этом раньше, но не хотелось морочить тебе голову, раз все еще так смутно и неопределенно. У нас впереди много месяцев.
Ее голос задрожал от волнения.
– Я хочу услышать правду, па. У меня нет причин для беспокойства? Адам говорит, что вы оба так же здоровы, как и выглядите. Это верно?
– Дорогая моя, мы оба совершенно здоровы! – воскликнула мать. – Уверяю тебя, что у нас нормальное кровяное давление, здоровое сердце, а у меня целы почти все зубы. Мы пока еще не созрели, чтобы отправляться в дом престарелых.
– Тогда зачем эти секреты, если все так просто?
– Вполне естественно, что мы начинаем подумывать об отдыхе, – произнес отец с такой искренностью, что она почти не заметила, как он ушел от ответа. – Мне скоро исполнится шестьдесят восемь лет, да и твоя мать уже не весенний цыпленок. Мы проработали на одном месте почти сорок лет, а разумные люди знают, что уходить из игры надо тогда, когда ты еще не побежден.
Адам вскочил на ноги.
– Ну, мне нужно сообщить отцу о своем приезде, – сказал он. – Не желаешь, Тед, прогуляться со мной до его дома? У меня появилось желание размяться, и я был бы рад твоей компании.
– Замечательная мысль. Я с удовольствием прогуляюсь.
Оба не стали обращать внимание на низкие облака, которые виднелись из окна гостиной, и на порывистый ветер, грозно завывавший в печной трубе.
– Я пойду с вами, – заявила Линн. – Мне тоже хочется поздороваться с отцом Адама.
– Ах нет! Не стоит! – в один голос воскликнули родители и Адам.
– Ты сможешь повидаться с его отцом попозже вечером, – объяснил мистер Фрамптон, пытаясь обосновать отказ. – В это время он часто ложится вздремнуть, и тебе не стоит ему мешать.
– К тому же я хочу услышать твое мнение о новом абрикосовом джеме, который мы только что открыли, – торопливо сказала мать. – Я сделала его по другому рецепту, и мне кажется, что он слишком сладкий. И еще покажу тебе новые микроволновые печи, которые мы только что установили. Мы с отцом очень ими довольны, а повариха вообще в восторге. Они действительно очень хорошо работают.
– Я не слишком разбираюсь в печах, ма. Тем более в микроволновых.
– Линн, извини, но мне требуется обсудить наедине с Адамом пару вещей, – сказал отец. – Нам хотелось бы прогуляться вдвоем.
– По крайней мере теперь вы наконец-то сказали честно, – пробормотала она. – Конечно, прогуляйтесь и поговорите друг с другом о «Комплексе». Правильно, женщины сидят на кухне, а вы, мужчины, принимаете важные деловые решения, касающиеся всех членов семьи. Кто знает, что мы можем натворить, если нам будет позволено высказать свое мнение, следует подписывать контракт или нет?
– Никто и не собирался подписывать контракт с «Комплексом», – решительно заявила мать. – Можешь просто даже не думать об этом. Я уверена, что Адам и отец чуть позже все тебе объяснят.
Не обращая внимание на раздражение Линн, мать заговорщицки улыбнулась ей, когда они направлялись на кухню.
– Попробуй джем с горячим бисквитом. Ты стала такая тонкая, что скоро будут выпирать ребра. По-моему, в городе ты вообще ничего не ешь.
Линн вошла вслед за матерью на кухню и сразу же отступила в дальний угол, заметив недовольство поварихи при вторжении двух лишних человек в ее владения, когда она поспешно заканчивала приготовления к обеду.
– Ладно, ма, – устало сказала Линн. – Можешь прекратить игру. При чем тут джем и микроволновые печи? Почему ты не хотела, чтобы я пошла с папой и Адамом?
– Да ничего особенного, – ответила мать, исчезая в просторной кладовой. – Просто подумала, что тебе не мешает зайти к себе в комнату и немного привести себя в порядок. От слез у тебя на щеках остались лиловые и черные полосы.
Ее голос сделался приглушенным, вероятно оттого, что она еще дальше отошла от двери.
– Косметикой не привлечешь мужское внимание, даже в нынешнее время. Мне шестьдесят четыре года, и уж сорок лет как я не думаю о всяких там ухаживаниях, и все же знаю, что мужчин ничто так не привлекает, как свежее личико.
– Когда ты начала говорить мне о своем возрасте, я поняла, что ты ищешь повод, чтобы сменить тему. Чье внимание я должна, по-твоему, привлекать? Официанта? Бармена? Парень уже крутит любовь со всеми тремя горничными, а бармену скоро стукнет шестьдесят. Насколько мне известно, в гостинице они единственные мужчины, не считая, конечно, отца.
Мать вернулась с маленькой банкой абрикосового джема.
– Ты забыла про садовника, – сообщила она с добродушной улыбкой и посмотрела джем на свет. – Вот, наконец-то нашла. Я положу на тарелку пару бисквитов, и ты возьмешь их к себе в комнату вместе с чашкой свежего кофе. Когда держишь ресторан при гостинице, одна из приятных вещей состоит в том, что под рукой всегда свежезаваренный кофе.
Она подошла к кофейным автоматам и, почти не переводя дыхание, добавила:
– Адам необыкновенно хорош собой, делает прекрасную карьеру, а уж про его успех у женщин и говорить не приходится. Но на твоем месте я не стала бы видеть в этом препятствие. Линн, ведь за прошедшие десять лет у него была масса возможностей завести семью, однако он этого не сделал.
Линн спокойно возразила, хотя зубы ее стиснулись сами собой.
– Мама, какое отношение имеет Адам к нашему разговору?
– Я и сама не знаю, дочка. Просто надеялась, что ты дашь мне один совет. Как ты думаешь, Адам станет есть горячие бисквиты с джемом, когда вернется от отца?
– Не знаю, мама. Я не имею понятия о вкусах Адама, что ему нравится или нет. И вообще с каждым днем я все ясней вижу, как мало его знаю. – Она взяла из рук матери чашку с кофе и решительно направилась к кухонной двери. – Когда вы с папой созреете для того, чтобы рассказать мне о своих планах и о сделке с «Комплексом», буду ждать вас у себя в комнате. Но как бы то ни было, если вы действительно хотите, чтобы я взялась за ведение дел «Вистерии», я буду крайне польщена и обрадована и постараюсь справиться с работой.
Мать положила руку ей на плечо.
– Это замечательная новость, дорогая моя. Мы с отцом были здесь так счастливы и всегда надеялись, что тебе захочется продолжить наше дело и поддержать хорошую репутацию гостиницы. Я уверена, что папа все объяснит тебе потом более подробно, но знаю, что они с Адамом надеются выработать на этой неделе нечто вроде соглашения о продаже гостиницы. И оба с радостью узнают, что проблема менеджера так замечательно решилась.
– Адам собирается купить нашу гостиницу? – Если бы мать сказала ей о том, что в сделке участвует Чингисхан, Линн удивилась бы меньше. Но тут же подумала, что после событий минувшей недели ее трудно чем-то поразить. – Он хочет перебить предложение «Комплекса»?
– Я не знаю точно, каковы будут условия сделки. Тебе ведь известно, что я всегда полагаюсь на отца и не вникаю в финансовые и административные детали. Более благодарное поле моей деятельности – это кухня и прочие хозяйственные дела.
Линн улыбнулась, и остатки плохого настроения смыла нахлынувшая на нее волна нежности.
– Могу сказать твердо – отец никогда в жизни не принимал важных решений, не посоветовавшись прежде всего с тобой, так что не изображай из себя бесправное существо женского пола. Со мной это не пройдет.
Мать засмеялась.
– Однако с мужчинами любого возраста этот фокус проходит. Лично я считаю вот что: какой стыд, что теперь в моде честность в отношениях между полами. Меня это просто угнетает. Гораздо забавней, когда женщина опускает ресницы и принимает беззащитный и немного загадочный вид. Разве род людской сделался счастливей оттого, что теперь каждый чувствует себя обязанным выложить все свои самые сокровенные секреты в первые минуты знакомства.
«В замечаниях матери есть определенная доля иронии», – подумала Линн, присаживаясь у окна своей спальни и с наслаждением прихлебывая дымящийся кофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18