На ней было что-то непомерно большое и красное с перьями. «Хорошо еще, что я убедила ее надеть что-нибудь строгое», – подумала Анни, поморщившись.
– Надеюсь, это – вымирающий вид, потому как он заслуживает этого, – проворчала Элиз.
Анни сама ненавидела мех и перья. Хорошо, что они еще были искусственные. Но какого черта она их на себя нацепила! Анни украдкой взглянула на Элиз, но та казалась спокойной. Да, Элиз никогда не выставляет напоказ недостатки своих гостей.
– Привет, Бренда, – Элиз широко улыбнулась, произнеся эти слова так, чтобы все слышали, как она поздоровалась. «Только из поколения в поколение передается так и воспитанность. И только они могут вызывать такую самоуверенность, – подумала Анни. Ей доставило немало усилий не оказаться в объятиях Бренды.
– Ага, вся шайка в сборе! – сказала Бренда, радостно улыбаясь. – Что у вас здесь происходит, мать вашу?
Элиз и бровью не повела.
– Так, веселимся, – ответила она, и Анни опять заметила какие-то странные нотки в ее голосе. Анни и Бренда посмотрели на Элиз в ожидании того, что она скажет.
– Мне кажется, что-то нарушилось в балансе вещей, и необходимо восстановить равновесие.
Элиз взглянула сначала на одну, затем на другую подругу.
– Я полагаю, нам следует этим заняться.
– А в чем, собственно, дело? – спросила Анни.
– Ты же знаешь, Билл бросил меня, и ты знаешь, что люди говорят о женщине, которую унизили и оскорбили, – без тени злобы в голосе, с улыбкой на лице ответила Элиз.
– Элиз, поверь, мне искренне жаль…
– Бренда, к черту эти сочувствия. Я специально выбрала людное место, так что надеюсь, обойдемся без слез. И если мне нужен будет муж, я куплю себе еще одного. А сейчас я желаю восстановить справедливость.
– То, что надо, Элиз! – вырвалось у Бренды. – Ох, доберусь я до этой сучки Ван Гельдер!
Элиз посмотрела на Бренду так, что, окажись на ее месте кто-нибудь другой, от него не осталось бы и мокрого места.
– Я позвала вас сюда, потому как думала, что вы все же немного умнее, – неторопливо произнесла она. – Кажется, вы не поняли. Я имела в виду не женщин, меня не беспокоят новые жертвы. Я имею в виду мужчин – Джил Гриффин, Мор-ти, Аарон и, конечно, Билл. Должно же быть какое-то возмездие, в конце концов, надо свести счеты. Мы должны всем показать, что нас нельзя просто так взять и списать. Мы должны что-то предпринять. У нас есть силы, ум, связи, воображение, наконец. Пусть они заплатят сполна.
Анни вспомнила о письме Синтии, которое все еще лежало у нее в сумочке. Она была не в силах просто выбросить его, и слова, написанные там, казалось, не шли у нее из головы. Может, если она все-таки расквитается с Джилом, то избавится от этого несчастного клочка бумаги.
– Я обеими руками «за», – сказала Бренда, взявшись за меню. – Но может, все же закажем сначала что-нибудь поесть? – Как только официант отошел, Бренда спросила:
– Речь идет о мести? «Желание смерти», часть третья! Прямо здесь или как?
– Не совсем месть. Что-нибудь поизысканнее. Справедливость, – возразила Элиз.
– Во-во, мне всегда нравились законы Хаммурапи. Глаз за глаз – по-моему, то, что нужно. Так как насчет небольшой ритуальной кастрации? Мы схватим их, свяжем, наденем маски а-ля индеец на тропе войны. Мне вообще-то всегда шли перья. – Бренда поправила прическу. – И одного за другим мы их почикаем. Как собачек. И в будущем никаких проблем. По-моему, это довольно гуманный приговор. Больше не будут отравлять окружающую среду своими гормонами.
– Кастрация, м-м-м… – Элиз помолчала, как будто на самом деле обдумывала это. – Заманчиво, но грязно. Нет, слишком грязно.
– Ну да, ты всегда критикуешь. У тебя есть план?
Пока Анни слушала подруг, ее ум работал с поразительной быстротой. Месть? Справедливость? Нет, они так не думают. Нам нужно держаться вместе. А то, что предлагает Элиз, слишком жестоко. Нет, думала она, это не то, что ей нужно.
Вдруг ей пришла в голову идея. Может, им стоит создать что-то вроде клуба или общества брошенных жен, чтобы хоть как-то справиться со своим горем, поддерживать друг друга. Чтобы, наконец, сделать хоть что-нибудь с Джилом. «И мы не будем так одиноки, – думала Анни, – у нас у каждой хватает причин для гнева».
Она взглянула на Элиз и Бренду. С первого взгляда – две совершенно разные женщины, но, в принципе, такие похожие. Обе честны. Обе надежны. Для них обеих существуют истинные ценности. Жаль, что они не любят друг друга. Анни улыбнулась в душе. Кто, кроме нее, поверит, что у Бренды, толстушки из Бронкса, наполовину еврейки, наполовину итальянки, и у Элиз, шикарной наследницы двух огромных состояний, может быть что-то общее?
Но Анни чувствовала – может. И было. Они обе испытывали одинаковую боль, заглушая ее одна – едой, другая – вином. Но если они не могли прямо взглянуть в глаза своей боли и ярости, то, может, они найдут облегчение при помощи Синтии. Они втроем могли бы объединиться из чувства сострадания к Синтии и ненависти к Джилу. Только с тем, чтобы он знал, что им все известно.
И может быть, тогда они смогут противостоять своим собственным трудностям. Проблемы Бренды с ее весом, ее ненависть к Морти. Теперь ей даже некогда воспитывать своих двух детей из-за постоянных дел, телефонных звонков. Элиз, которая с каждым месяцем становится все грустнее и холоднее. Надо открыть ей глаза на то, как уход Билла подействовал на нее, – ведь она стала больше пить.
«А я? А моя ненависть к Аарону?» – подумала Анни. И тут тоненький голосок где-то внутри возразил: «Он не такой плохой, как остальные». Все-таки ей нужна была чья-то поддержка. Жить с такой болью равносильно самоубийству.
Вероятно, можно сделать какой-то вывод из гибели Синтии. Анни признавала за собой эту привычку – превращать плохое в хорошее, видеть светлое там, где никто его больше не видит, хотя, кто знает, может, сейчас это как раз и сработает. Идея была слишком хорошая, чтобы отказаться от попытки реализовать ее. Они могли бы создать нечто вроде группы поддержки, типа общества матерей детей с болезнью Дауна, в котором она когда-то состояла.
Элиз подалась вперед и улыбнулась:
– Возможно, мы сможем кастрировать их без единой капли крови. – Ее брови бесовски поднялись, и Анни с Брен-дой как зачарованные наклонились к ней. – Надо найти у каждого из них слабое место. Не могут же они быть неуязвимыми. Вот тут-то они заплатят сполна. Пусть наказание соответствует преступлению. Вот, например, Билл. Должен же быть какой-то выход его энергии. Или он ненавидит свою мать.
– Не обязательно быть Фрейдом, чтобы определить это, – заметила Бренда.
– Поможем ему подрыгаться. Чтоб выпустила девчонка-другая из него пар. Может, наймем кого-нибудь, чтоб пощекотать ему нервишки. Ну или что-то в этом роде, – сказала Элиз.
Бренде идея понравилась, но Анни все поняла, и ей стало как-то не по себе от этих слов. Господи, еще хуже, чем она могла себе представить. Ее надежда на теплую, дружескую поддержку растворилась в воздухе.
– Я не думаю… – начала было Анни, но Элиз прервала ее.
– Послушайте, что я вам хочу сказать. Лет сто назад все было по-другому. Вот двое поженились. Пусть муж и зарабатывал на хлеб, пусть создавал законы, но законы общества гласили, что если он добропорядочный мужчина, если он хочет признания со стороны общества, то он должен быть женатым. Это давало женщине определенное положение, на которое она всегда могла рассчитывать. А если он нарушал правила, то его карьере конец. В обществе его называли изгоем. И кто бы ни вышел за него после этого замуж, наказывался и отвергался. Так что приличной женщиной нельзя было попользоваться, как тюбиком зубной пасты, и выбросить, как она опустеет. Как Джил, например, бросил Синтию, а Билл – меня.
– А меня – Морти, – согласилась Бренда.
– Слушайте, – продолжала Элиз, вытащив из сумочки копию журнальной статьи.
– О Боже, только не вырезка «Помоги себе сам»! Я тебя умоляю!
– Нет, это не то. Из последнего выпуска «Форчен».
Элиз подняла газетную вырезку и указала на фотографию Каролин Ром.
– Это происходит повсюду, удачливые, солидные мужчины меняют своих жен на других, «поновее и получше». Послушайте: «Эти «подарочные» женушки заставляют пятидесяти– и шестидесятилетних солидных джентльменов почувствовать, что они могут еще посоперничать с молодыми в сексуальном плане». – Элиз взглянула на Бренду и Анни. – Ну, как, звучит соответственно? – и продолжила: – «Не будучи заклейменными «разводом», эти люди хотят начать все сначала». И вот это из «Форбс». – Элиз откашлялась. – «Сегодняшний имидж солидного джентльмена не обходится без новенькой высокой блондинки, «второй жены». Она – вознаграждение за успехи. Отбрасывая в сторону ярлык «женат вторым браком», наша мораль дошла до того уровня, когда роскошная «вторая жена» – не только личное имущество, но и предмет первой необходимости».
Элиз сделала паузу и оглядела своих подруг. Она ждала.
– Это написали до или после того, как Малколм «списал» Либби? – сухо спросила Бренда. Мать Элиз была близкой подругой миссис Форбс. – Ой, да ладно. Это не новость. Ничего не изменилось. Для женщин карты всегда были подтасованы.
– Да я не об этом! – нетерпеливо воскликнула Элиз. – Поймите, как далеко это зашло, если деловой журнал признает этот «обмен» в качестве жизненной нормы. Ах, Боже мой, «Донсбери» уже снимает мультфильмы на эту тему.
Она разгневанно бросила на стол еще одну статью.
– Так что же ты хочешь, чтобы мы делали? Надели форму пикетчиков и патрулировали улицы? Убили Жоржетт Мос-бэчер и Каролин Ром? Это не было бы лишено приятности, но я не думаю, что остаток жизни стоит провести, деля камеру с Джин Хэррис. – Бренда улыбнулась. – А может, я и не права насчет этого.
Анни знала, что Элиз не нравится, когда при ней вспоминают скандал между заведующей и диетологом в Скарсдейле. Но знала ли об этом Бренда? Анни улыбнулась.
– А не думаешь ли ты, что Джин Хэррис поможет мне сбросить вес? – спросила Бренда невинно. – Может, все-таки стоит попробовать?
Анни наблюдала, как Элиз теряет самообладание. Их команда разваливалась, они теряли основу беседы. Элиз права, но вот подход к проблеме требовал коренных изменений.
– Прекратите это, довольно. Синтия умерла. Вы что, не понимаете, насколько это серьезно?
Анни сжала губы, чтобы они не задрожали.
– С какой это стати вы говорите «довольно!»? Вы что, не понимаете? Речь идет не только о Синтии, но обо всех нас! Поймете вы это? – Анни перешла на крик: – Мы же ведь исчезаем! Таем! Они проткнули нас насквозь, и мы превращаемся в ничто! Испаряемся! Общественная мораль утверждает, что все это замечательно, а мы даже не в состоянии защитить самих себя! – Анни не удержалась и добавила: – У меня меньше причин, чем у любой из вас, прийти в ярость. Аарон не был так плох, как Морти и Билл.
– Да, это ты так думаешь, – сказала Бренда.
– Нет, это он так думает, – заметила Элиз. И после небольшой паузы продолжила: – Вношу предложение. Мы все ходим вокруг да около, но давно пора высказаться прямо. Давайте поговорим о полном разложении этих мужчин. Эмоциональном, социальном, финансовом. Мы убеждены, что семьи у них теперь нет, дела идут кисло, друзья покинули их. И они сделали все это с нами. В наших силах проделать то же самое с ними. И у нас есть средство. Вот вам мой план. Я говорю, что мы размажем их по стенке.
– Мне нравится, – сказала Бренда, – хотя, вероятно, этого недостаточно. – Она повернулась к Анни. – Что думаешь?
– Я не знаю, – сказала Анни озадаченно, – вы шутите? Или вы шутите, или вы обе сумасшедшие! – Анни посмотрела на Элиз, но та была серьезна. – Элиз, Бренда, я вас правильно понимаю? Страшная месть? Вы предлагаете объединиться для этого?
– Да, – ответила Элиз, выпрямляясь на стуле. – Кто сказал: «Только слабые мстят, сильные ищут справедливости»? Предлагаю открыть организационное собрание Клуба брошенных жен.
Элиз подняла кофейную ложечку и постучала ею как судейским молоточком. Потом внимательно посмотрела на Анни.
– Присоединяешься? Анни сидела молча.
– Давай, Анни, не ломайся, – поторопила ее Бренда.
– Присоединяюсь, – мрачно произнесла та и кивнула.
– Собрание считаю открытым. Ваши предложения будут выслушаны, одобрены и проведены в жизнь, – провозгласила Элиз.
– Ура! – прокричала Бренда.
Женщины молча подняли бокалы, отдавая дань торжественности момента.
– А теперь, – Элиз продолжала играть роль председательствующей на собрании, – кто-то должен выступить с предложением о целях и задачах клуба. Бренда?
– Вношу предложение втоптать этих подонков в грязь. – Бросив на Анни многозначительный взгляд, она добавила: – Всех четверых. А больше всего я хочу, чтобы Морти разорился. Это единственное, чего он не перенесет.
Председательствующая повернулась к Анни.
– Анни?
– Я хочу, чтобы Джил лишился власти. Власти и положения в обществе.
– А Билл – благосклонности женщин, – быстро подхватила Элиз. – Чтобы как любовнику ему наступил конец. В переносном смысле, конечно.
Анни боролась с собой, но, наконец, вздохнув, произнесла:
– И еще я хочу, чтобы Аарона бросили. Предали и бросили.
Элиз одобрительно улыбнулась.
– Ну и отлично, – заключила она. – Кстати, завтра мы имеем возможность лицезреть всех четверых на благотворительном балу в пользу больных СПИДом. Это будет началом их конца.
– Или по-другому: конец их новым начинаниям, – вставила Бренда.
Они еще раз подняли бокалы.
– За нас, – сказала Элиз. – За брошенных жен.
– Послушайте, – взяла слово Анни. – Пусть нашим девизом будет: «Не месть, но справедливость».
– Ну почему же? – не согласилась Бренда. – Одно другому не мешает.
13
ВО СЛАВУ ЗОЛОТОГО ТЕЛЬЦА
– Весь Нью-Йорк, весь Нью-Йорк собрался, – проворковала Гунилла Голдберг, остановившись в дверях банкетного зала «У Пьера», чтобы получше рассмотреть присутствующих и дать им возможность полюбоваться собой.
Гунилла была, как сказали бы французы, женщиной неопределенного возраста. Трудно было даже предположить, сколько ей лет, благодаря достижениям пластической хирургии, косметике, диете и специальным упражнениям. Ее светлые волосы, уложенные «под пажа», были схвачены сзади бриллиантовой заколкой в форме полумесяца, ставшей уже неотъемлемым атрибутом ее имиджа. Как всегда, на ней был потрясающий наряд: на этот раз платье от Лакруа – лиф из муарового шелка и пышная присборенная юбка из черного бархата до колен. Густо накрашенные ресницы подчеркивали красоту ее темных глаз, а выщипанные тонкой, аккуратной дугой брови придавали ее лицу выражение постоянного удивления.
Ее муж, Сол Голдберг, известный финансист, уже вошел в сверкающий зал, а Гунилла задержалась на пороге, чтобы дать возможность оглядеться новой протеже, Хайме Мэлис-сон, и насладиться открывшимся видом.
В центре зала три огромные люстры из австрийского хрусталя сверкали и переливались как внезапно оледеневшие каскады воды. На каждом столе стояли букеты нежных белых роз и изящных дельфиниумов, похожих на стремящиеся ввысь струи фонтана. Настенные бра ненавязчиво подсвечивали превосходный загар, великолепный макияж и роскошные драгоценности собравшихся. Уже звенели бокалы, и официанты сновали в проходах между столами. На танцевальной площадке появились первые пары. Идеальное время для выхода.
Это был четвертый ежегодный благотворительный бал в пользу больных СПИДом, и на нем присутствовали все, кто имел какой-либо вес в Нью-Йорке. Женская благотворительная «мафия» сумела распродать все билеты. «Бал в пользу жертв СПИДа становится слишком заметным событием, чтобы его пропустить», – с удовлетворением отметила Гунилла. Всегда в центре событий, она с самого начала предугадала его успех.
Три нескончаемые недели в Веве не прошли зря, решила она. Она выглядела прекрасно и с удовольствием демонстрировала легкий загар и нежную свежесть кожи на оголенных плечах. Гунилла повернулась к Хайме, новой протеже, которая была намного младше ее, и улыбнулась, показав превосходные белые зубы.
– Ну, а теперь смотри, как это делается, – промурлыкала она и поплыла по залу, приветствуя и одаривая улыбками избранных.
– А вот и наша chatte, – приглушенным голосом пробормотала Мелани Кемп подруге и партнерше по бизнесу Сьюзан. Многие дамы из нью-йоркского высшего света продолжали подсмеиваться над пристрастием Гуниллы к французским словечкам, над вычурностью ее интерьеров и умопомрачительными нарядами. За спиной они называли ее Мишка Гамми из-за расхожей истории, конечно же, совершенно неправдоподобной, что она познакомилась со своим первым мужем, когда работала девушкой по вызовам. История гласила, что, когда она вынула свои зубные протезы и обслужила его, он тут же в нее влюбился. После этого она еще дважды выходила замуж, и каждый ее новый муж был гораздо богаче и толще предыдущего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Надеюсь, это – вымирающий вид, потому как он заслуживает этого, – проворчала Элиз.
Анни сама ненавидела мех и перья. Хорошо, что они еще были искусственные. Но какого черта она их на себя нацепила! Анни украдкой взглянула на Элиз, но та казалась спокойной. Да, Элиз никогда не выставляет напоказ недостатки своих гостей.
– Привет, Бренда, – Элиз широко улыбнулась, произнеся эти слова так, чтобы все слышали, как она поздоровалась. «Только из поколения в поколение передается так и воспитанность. И только они могут вызывать такую самоуверенность, – подумала Анни. Ей доставило немало усилий не оказаться в объятиях Бренды.
– Ага, вся шайка в сборе! – сказала Бренда, радостно улыбаясь. – Что у вас здесь происходит, мать вашу?
Элиз и бровью не повела.
– Так, веселимся, – ответила она, и Анни опять заметила какие-то странные нотки в ее голосе. Анни и Бренда посмотрели на Элиз в ожидании того, что она скажет.
– Мне кажется, что-то нарушилось в балансе вещей, и необходимо восстановить равновесие.
Элиз взглянула сначала на одну, затем на другую подругу.
– Я полагаю, нам следует этим заняться.
– А в чем, собственно, дело? – спросила Анни.
– Ты же знаешь, Билл бросил меня, и ты знаешь, что люди говорят о женщине, которую унизили и оскорбили, – без тени злобы в голосе, с улыбкой на лице ответила Элиз.
– Элиз, поверь, мне искренне жаль…
– Бренда, к черту эти сочувствия. Я специально выбрала людное место, так что надеюсь, обойдемся без слез. И если мне нужен будет муж, я куплю себе еще одного. А сейчас я желаю восстановить справедливость.
– То, что надо, Элиз! – вырвалось у Бренды. – Ох, доберусь я до этой сучки Ван Гельдер!
Элиз посмотрела на Бренду так, что, окажись на ее месте кто-нибудь другой, от него не осталось бы и мокрого места.
– Я позвала вас сюда, потому как думала, что вы все же немного умнее, – неторопливо произнесла она. – Кажется, вы не поняли. Я имела в виду не женщин, меня не беспокоят новые жертвы. Я имею в виду мужчин – Джил Гриффин, Мор-ти, Аарон и, конечно, Билл. Должно же быть какое-то возмездие, в конце концов, надо свести счеты. Мы должны всем показать, что нас нельзя просто так взять и списать. Мы должны что-то предпринять. У нас есть силы, ум, связи, воображение, наконец. Пусть они заплатят сполна.
Анни вспомнила о письме Синтии, которое все еще лежало у нее в сумочке. Она была не в силах просто выбросить его, и слова, написанные там, казалось, не шли у нее из головы. Может, если она все-таки расквитается с Джилом, то избавится от этого несчастного клочка бумаги.
– Я обеими руками «за», – сказала Бренда, взявшись за меню. – Но может, все же закажем сначала что-нибудь поесть? – Как только официант отошел, Бренда спросила:
– Речь идет о мести? «Желание смерти», часть третья! Прямо здесь или как?
– Не совсем месть. Что-нибудь поизысканнее. Справедливость, – возразила Элиз.
– Во-во, мне всегда нравились законы Хаммурапи. Глаз за глаз – по-моему, то, что нужно. Так как насчет небольшой ритуальной кастрации? Мы схватим их, свяжем, наденем маски а-ля индеец на тропе войны. Мне вообще-то всегда шли перья. – Бренда поправила прическу. – И одного за другим мы их почикаем. Как собачек. И в будущем никаких проблем. По-моему, это довольно гуманный приговор. Больше не будут отравлять окружающую среду своими гормонами.
– Кастрация, м-м-м… – Элиз помолчала, как будто на самом деле обдумывала это. – Заманчиво, но грязно. Нет, слишком грязно.
– Ну да, ты всегда критикуешь. У тебя есть план?
Пока Анни слушала подруг, ее ум работал с поразительной быстротой. Месть? Справедливость? Нет, они так не думают. Нам нужно держаться вместе. А то, что предлагает Элиз, слишком жестоко. Нет, думала она, это не то, что ей нужно.
Вдруг ей пришла в голову идея. Может, им стоит создать что-то вроде клуба или общества брошенных жен, чтобы хоть как-то справиться со своим горем, поддерживать друг друга. Чтобы, наконец, сделать хоть что-нибудь с Джилом. «И мы не будем так одиноки, – думала Анни, – у нас у каждой хватает причин для гнева».
Она взглянула на Элиз и Бренду. С первого взгляда – две совершенно разные женщины, но, в принципе, такие похожие. Обе честны. Обе надежны. Для них обеих существуют истинные ценности. Жаль, что они не любят друг друга. Анни улыбнулась в душе. Кто, кроме нее, поверит, что у Бренды, толстушки из Бронкса, наполовину еврейки, наполовину итальянки, и у Элиз, шикарной наследницы двух огромных состояний, может быть что-то общее?
Но Анни чувствовала – может. И было. Они обе испытывали одинаковую боль, заглушая ее одна – едой, другая – вином. Но если они не могли прямо взглянуть в глаза своей боли и ярости, то, может, они найдут облегчение при помощи Синтии. Они втроем могли бы объединиться из чувства сострадания к Синтии и ненависти к Джилу. Только с тем, чтобы он знал, что им все известно.
И может быть, тогда они смогут противостоять своим собственным трудностям. Проблемы Бренды с ее весом, ее ненависть к Морти. Теперь ей даже некогда воспитывать своих двух детей из-за постоянных дел, телефонных звонков. Элиз, которая с каждым месяцем становится все грустнее и холоднее. Надо открыть ей глаза на то, как уход Билла подействовал на нее, – ведь она стала больше пить.
«А я? А моя ненависть к Аарону?» – подумала Анни. И тут тоненький голосок где-то внутри возразил: «Он не такой плохой, как остальные». Все-таки ей нужна была чья-то поддержка. Жить с такой болью равносильно самоубийству.
Вероятно, можно сделать какой-то вывод из гибели Синтии. Анни признавала за собой эту привычку – превращать плохое в хорошее, видеть светлое там, где никто его больше не видит, хотя, кто знает, может, сейчас это как раз и сработает. Идея была слишком хорошая, чтобы отказаться от попытки реализовать ее. Они могли бы создать нечто вроде группы поддержки, типа общества матерей детей с болезнью Дауна, в котором она когда-то состояла.
Элиз подалась вперед и улыбнулась:
– Возможно, мы сможем кастрировать их без единой капли крови. – Ее брови бесовски поднялись, и Анни с Брен-дой как зачарованные наклонились к ней. – Надо найти у каждого из них слабое место. Не могут же они быть неуязвимыми. Вот тут-то они заплатят сполна. Пусть наказание соответствует преступлению. Вот, например, Билл. Должен же быть какой-то выход его энергии. Или он ненавидит свою мать.
– Не обязательно быть Фрейдом, чтобы определить это, – заметила Бренда.
– Поможем ему подрыгаться. Чтоб выпустила девчонка-другая из него пар. Может, наймем кого-нибудь, чтоб пощекотать ему нервишки. Ну или что-то в этом роде, – сказала Элиз.
Бренде идея понравилась, но Анни все поняла, и ей стало как-то не по себе от этих слов. Господи, еще хуже, чем она могла себе представить. Ее надежда на теплую, дружескую поддержку растворилась в воздухе.
– Я не думаю… – начала было Анни, но Элиз прервала ее.
– Послушайте, что я вам хочу сказать. Лет сто назад все было по-другому. Вот двое поженились. Пусть муж и зарабатывал на хлеб, пусть создавал законы, но законы общества гласили, что если он добропорядочный мужчина, если он хочет признания со стороны общества, то он должен быть женатым. Это давало женщине определенное положение, на которое она всегда могла рассчитывать. А если он нарушал правила, то его карьере конец. В обществе его называли изгоем. И кто бы ни вышел за него после этого замуж, наказывался и отвергался. Так что приличной женщиной нельзя было попользоваться, как тюбиком зубной пасты, и выбросить, как она опустеет. Как Джил, например, бросил Синтию, а Билл – меня.
– А меня – Морти, – согласилась Бренда.
– Слушайте, – продолжала Элиз, вытащив из сумочки копию журнальной статьи.
– О Боже, только не вырезка «Помоги себе сам»! Я тебя умоляю!
– Нет, это не то. Из последнего выпуска «Форчен».
Элиз подняла газетную вырезку и указала на фотографию Каролин Ром.
– Это происходит повсюду, удачливые, солидные мужчины меняют своих жен на других, «поновее и получше». Послушайте: «Эти «подарочные» женушки заставляют пятидесяти– и шестидесятилетних солидных джентльменов почувствовать, что они могут еще посоперничать с молодыми в сексуальном плане». – Элиз взглянула на Бренду и Анни. – Ну, как, звучит соответственно? – и продолжила: – «Не будучи заклейменными «разводом», эти люди хотят начать все сначала». И вот это из «Форбс». – Элиз откашлялась. – «Сегодняшний имидж солидного джентльмена не обходится без новенькой высокой блондинки, «второй жены». Она – вознаграждение за успехи. Отбрасывая в сторону ярлык «женат вторым браком», наша мораль дошла до того уровня, когда роскошная «вторая жена» – не только личное имущество, но и предмет первой необходимости».
Элиз сделала паузу и оглядела своих подруг. Она ждала.
– Это написали до или после того, как Малколм «списал» Либби? – сухо спросила Бренда. Мать Элиз была близкой подругой миссис Форбс. – Ой, да ладно. Это не новость. Ничего не изменилось. Для женщин карты всегда были подтасованы.
– Да я не об этом! – нетерпеливо воскликнула Элиз. – Поймите, как далеко это зашло, если деловой журнал признает этот «обмен» в качестве жизненной нормы. Ах, Боже мой, «Донсбери» уже снимает мультфильмы на эту тему.
Она разгневанно бросила на стол еще одну статью.
– Так что же ты хочешь, чтобы мы делали? Надели форму пикетчиков и патрулировали улицы? Убили Жоржетт Мос-бэчер и Каролин Ром? Это не было бы лишено приятности, но я не думаю, что остаток жизни стоит провести, деля камеру с Джин Хэррис. – Бренда улыбнулась. – А может, я и не права насчет этого.
Анни знала, что Элиз не нравится, когда при ней вспоминают скандал между заведующей и диетологом в Скарсдейле. Но знала ли об этом Бренда? Анни улыбнулась.
– А не думаешь ли ты, что Джин Хэррис поможет мне сбросить вес? – спросила Бренда невинно. – Может, все-таки стоит попробовать?
Анни наблюдала, как Элиз теряет самообладание. Их команда разваливалась, они теряли основу беседы. Элиз права, но вот подход к проблеме требовал коренных изменений.
– Прекратите это, довольно. Синтия умерла. Вы что, не понимаете, насколько это серьезно?
Анни сжала губы, чтобы они не задрожали.
– С какой это стати вы говорите «довольно!»? Вы что, не понимаете? Речь идет не только о Синтии, но обо всех нас! Поймете вы это? – Анни перешла на крик: – Мы же ведь исчезаем! Таем! Они проткнули нас насквозь, и мы превращаемся в ничто! Испаряемся! Общественная мораль утверждает, что все это замечательно, а мы даже не в состоянии защитить самих себя! – Анни не удержалась и добавила: – У меня меньше причин, чем у любой из вас, прийти в ярость. Аарон не был так плох, как Морти и Билл.
– Да, это ты так думаешь, – сказала Бренда.
– Нет, это он так думает, – заметила Элиз. И после небольшой паузы продолжила: – Вношу предложение. Мы все ходим вокруг да около, но давно пора высказаться прямо. Давайте поговорим о полном разложении этих мужчин. Эмоциональном, социальном, финансовом. Мы убеждены, что семьи у них теперь нет, дела идут кисло, друзья покинули их. И они сделали все это с нами. В наших силах проделать то же самое с ними. И у нас есть средство. Вот вам мой план. Я говорю, что мы размажем их по стенке.
– Мне нравится, – сказала Бренда, – хотя, вероятно, этого недостаточно. – Она повернулась к Анни. – Что думаешь?
– Я не знаю, – сказала Анни озадаченно, – вы шутите? Или вы шутите, или вы обе сумасшедшие! – Анни посмотрела на Элиз, но та была серьезна. – Элиз, Бренда, я вас правильно понимаю? Страшная месть? Вы предлагаете объединиться для этого?
– Да, – ответила Элиз, выпрямляясь на стуле. – Кто сказал: «Только слабые мстят, сильные ищут справедливости»? Предлагаю открыть организационное собрание Клуба брошенных жен.
Элиз подняла кофейную ложечку и постучала ею как судейским молоточком. Потом внимательно посмотрела на Анни.
– Присоединяешься? Анни сидела молча.
– Давай, Анни, не ломайся, – поторопила ее Бренда.
– Присоединяюсь, – мрачно произнесла та и кивнула.
– Собрание считаю открытым. Ваши предложения будут выслушаны, одобрены и проведены в жизнь, – провозгласила Элиз.
– Ура! – прокричала Бренда.
Женщины молча подняли бокалы, отдавая дань торжественности момента.
– А теперь, – Элиз продолжала играть роль председательствующей на собрании, – кто-то должен выступить с предложением о целях и задачах клуба. Бренда?
– Вношу предложение втоптать этих подонков в грязь. – Бросив на Анни многозначительный взгляд, она добавила: – Всех четверых. А больше всего я хочу, чтобы Морти разорился. Это единственное, чего он не перенесет.
Председательствующая повернулась к Анни.
– Анни?
– Я хочу, чтобы Джил лишился власти. Власти и положения в обществе.
– А Билл – благосклонности женщин, – быстро подхватила Элиз. – Чтобы как любовнику ему наступил конец. В переносном смысле, конечно.
Анни боролась с собой, но, наконец, вздохнув, произнесла:
– И еще я хочу, чтобы Аарона бросили. Предали и бросили.
Элиз одобрительно улыбнулась.
– Ну и отлично, – заключила она. – Кстати, завтра мы имеем возможность лицезреть всех четверых на благотворительном балу в пользу больных СПИДом. Это будет началом их конца.
– Или по-другому: конец их новым начинаниям, – вставила Бренда.
Они еще раз подняли бокалы.
– За нас, – сказала Элиз. – За брошенных жен.
– Послушайте, – взяла слово Анни. – Пусть нашим девизом будет: «Не месть, но справедливость».
– Ну почему же? – не согласилась Бренда. – Одно другому не мешает.
13
ВО СЛАВУ ЗОЛОТОГО ТЕЛЬЦА
– Весь Нью-Йорк, весь Нью-Йорк собрался, – проворковала Гунилла Голдберг, остановившись в дверях банкетного зала «У Пьера», чтобы получше рассмотреть присутствующих и дать им возможность полюбоваться собой.
Гунилла была, как сказали бы французы, женщиной неопределенного возраста. Трудно было даже предположить, сколько ей лет, благодаря достижениям пластической хирургии, косметике, диете и специальным упражнениям. Ее светлые волосы, уложенные «под пажа», были схвачены сзади бриллиантовой заколкой в форме полумесяца, ставшей уже неотъемлемым атрибутом ее имиджа. Как всегда, на ней был потрясающий наряд: на этот раз платье от Лакруа – лиф из муарового шелка и пышная присборенная юбка из черного бархата до колен. Густо накрашенные ресницы подчеркивали красоту ее темных глаз, а выщипанные тонкой, аккуратной дугой брови придавали ее лицу выражение постоянного удивления.
Ее муж, Сол Голдберг, известный финансист, уже вошел в сверкающий зал, а Гунилла задержалась на пороге, чтобы дать возможность оглядеться новой протеже, Хайме Мэлис-сон, и насладиться открывшимся видом.
В центре зала три огромные люстры из австрийского хрусталя сверкали и переливались как внезапно оледеневшие каскады воды. На каждом столе стояли букеты нежных белых роз и изящных дельфиниумов, похожих на стремящиеся ввысь струи фонтана. Настенные бра ненавязчиво подсвечивали превосходный загар, великолепный макияж и роскошные драгоценности собравшихся. Уже звенели бокалы, и официанты сновали в проходах между столами. На танцевальной площадке появились первые пары. Идеальное время для выхода.
Это был четвертый ежегодный благотворительный бал в пользу больных СПИДом, и на нем присутствовали все, кто имел какой-либо вес в Нью-Йорке. Женская благотворительная «мафия» сумела распродать все билеты. «Бал в пользу жертв СПИДа становится слишком заметным событием, чтобы его пропустить», – с удовлетворением отметила Гунилла. Всегда в центре событий, она с самого начала предугадала его успех.
Три нескончаемые недели в Веве не прошли зря, решила она. Она выглядела прекрасно и с удовольствием демонстрировала легкий загар и нежную свежесть кожи на оголенных плечах. Гунилла повернулась к Хайме, новой протеже, которая была намного младше ее, и улыбнулась, показав превосходные белые зубы.
– Ну, а теперь смотри, как это делается, – промурлыкала она и поплыла по залу, приветствуя и одаривая улыбками избранных.
– А вот и наша chatte, – приглушенным голосом пробормотала Мелани Кемп подруге и партнерше по бизнесу Сьюзан. Многие дамы из нью-йоркского высшего света продолжали подсмеиваться над пристрастием Гуниллы к французским словечкам, над вычурностью ее интерьеров и умопомрачительными нарядами. За спиной они называли ее Мишка Гамми из-за расхожей истории, конечно же, совершенно неправдоподобной, что она познакомилась со своим первым мужем, когда работала девушкой по вызовам. История гласила, что, когда она вынула свои зубные протезы и обслужила его, он тут же в нее влюбился. После этого она еще дважды выходила замуж, и каждый ее новый муж был гораздо богаче и толще предыдущего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55