– Что еще? – спросила Миллисент, когда они вышли на Пятую авеню.– Нижнее белье, которое я заказала у графини Ческа... но если ты устала, тебе необязательно идти со мной.– Хорошо, я не пойду, но давай лучше зайдем к Румпельмейеру и немного посидим...– У меня времени в обрез, мама. Иначе выбьюсь из графика.– Чьего графика? – проворчала Миллисент.– У меня в шесть встреча с Билли, и к этому времени я хочу все сделать. Ты знаешь, он ненавидит ждать.– Если мужчина влюблен, может и подождать, – не без ехидства заметила Миллисент.– Просто Билли любит, чтобы все шло без сучка без задоринки.– А вдруг что-нибудь пойдет не так? Что он сделает? В угол тебя поставит, что ли?Ливи рассмеялась.– Не говори глупостей, мама.Но Миллисент было не до смеха. Ослепленная блестящей перспективой стать леди Банкрофт, Ливи явно не замечала главного. Миллисент уже не раз пыталась показать ей, как все это смотрится со стороны, так сказать, вдали от света рампы, но Ливи видела только то, что хотела видеть.– И все из-за того, что он намного старше меня, ведь так? – бросилась она в атаку. – Потому что мне только тридцать, а ему уже сорок пять и у него два девятнадцатилетних сына! Но у меня нет проблем ни с Рупертом, ни с Джереми, а Билли отлично ладит с Розалиндой и Джонни-младшим.– С Джонни, может быть, и ладит, но Розалинда явно его недолюбливает, и нет смысла утверждать обратное.– Розалинда всегда была папиной дочкой, – бросила Ливи. – Но к тому времени как я выйду замуж за Билли, пройдет больше года со смерти Джонни, не могу же я носить траур по нему целую вечность, даже если этого хочется Розалинде. – И уже с оттенком злости, стремясь оградить Билли от нападок матери, спросила: – Это потому, что он еврей, да? Ты к нему явно пристрастна. Тебе не нравится, что я лишаюсь статуса госпожи Рэндольф и становлюсь второй женой человека, который в твоих глазах вообще не имеет никакого статуса!– Не стану скрывать, у меня есть кое-какие сомнения...– Сомнения расиста, который только и делает, что печется о чистоте англосаксонской расы! – В отчаянии, так как хотела, чтобы второй ее брак был принят матерью так же тепло, как и первый, Ливи выдвинула новый аргумент: – Церемония гражданского бракосочетания состоится в твоем собственном доме, который находится рядом с поместьем Делии, проведет его судья, коллега нашего папы по Верховному суду! Чего тебе не хватает?– Я хочу, чтобы ты была счастлива, – ответила мать. Затем с упрямством, рожденным от уверенности в своей правоте, добавила: – Но с ним ты никогда не будешь счастлива.Ливи набрала в грудь побольше воздуха и подумала: «Теперь или никогда!» Никогда раньше не смела она выступать против воли матери. Но сейчас слишком много было поставлено на карту: ее будущая жизнь, например.– Ты сама не знаешь, что говоришь, – холодно бросила она Миллисент, повернулась и пошла к огромному черному «роллс-ройсу», в котором по настоянию Билли она разъезжала по Нью-Йорку. Шофер уже стоял наготове у открытой задней дверцы и, едва Ливи оказалась внутри машины, быстро захлопнул за ней дверцу, сел за руль и тотчас отъехал от обочины, оставив Миллисент стоять там, где она стояла.Ливи боялась обернуться. Знала, что стоит ей это сделать, увидеть мать столь бесцеремонно и недвусмысленно покинутую, – и она пропала. Одно дело – бросить Миллисент Гэйлорд открытый вызов, другое – переспорить ее.– Что мне с ней делать, Тони? – вечером в отчаянии пожаловалась она сестре, в то время как по другую сторону кофейного столика Билли и молодой Стэндиш обсуждали преимущества «роллс-ройса» по сравнению с «бентли». – Она буквально на дух не переносит Билли и не желает изменить своего отношения, что бы я ни говорила и ни делала.– В этом вся наша мамочка. Если что возьмет себе в голову, дубиной не вышибить.– Я-то думала, что она будет рада сыграть еще одну свадьбу и заново сбыть меня с рук, – продолжала Ливи. – А все, видимо, оттого, что он еврей, но ведь, насколько помнится, мама никогда не была ярой антисемиткой, у папы было полно друзей-евреев.– Не забывай, что Билли еще и англичанин и что тебе придется жить на другом конце света.– Но Билли часто наезжает сюда, и я буду жить то здесь, то там.– Ладно, не принимай близко к сердцу, все обойдется, – попыталась утешить ее Тони. – Вот увидишь.Но сестре своей Делии озабоченно сказала:– Как думаешь, Ливи будет хорошо с Билли?– Не сомневаюсь. Она же на седьмом небе от счастья. Билли ни в чем ей не отказывает. Понятия не имела, что мужчина может так сильно влюбиться. Он буквально души в ней не чает.– Это-то мне понятно, ведь она дает ему то, о чем он мог только мечтать.Корделия, при всем своем уме не обладавшая интуицией сестры, озадаченно спросила:– Что ты имеешь в виду?– Ты не замечала в Билли ничего особенного?– Например, что?– Его чрезмерное честолюбие.– Да кто же этого не знает!– Я имею в виду социальные корни его честолюбия. Замечала ли ты, что все, кого Билли здесь знает, все, с кем он встречается, кого принимает у себя и кто принимает его, – это белые англосаксонского происхождения и обязательно протестанты? Среди них нет ни одного еврея, впрочем, вру... один есть: Давид Соломонз, но у Билли с ним какие-то общие крупные дела, поэтому здесь явный экономический расчет.– Ну, знаешь! – осуждающе воскликнула Корделия. – Мне казалось, уж кто-кто, а именно ты первая встанешь на защиту Билли. В конце концов, ты раньше всех познакомилась с ним, ты ввела его в дом Уорда...– Вот именно, – отрезала Тони.– Ты имеешь в виду, что он сам попросил тебя об этом? – нахмурилась Корделия.– И не только это.– Ничего себе! – несколько смешавшись, воскликнула она, затем спохватилась: – Но имей в виду, тогда он здорово выручил Уорда. Одно могу сказать: Билли никогда не забывает друзей.– Особенно тех, кто ему полезен. – Улыбка Тони была острее обоюдоострой бритвы.– Я всегда думала, что он тебе нравится, – обеспокоенно протянула Корделия.Тони вела себя с Билли Банкрофтом легко и непринужденно. Ввела его в их общий круг, и он держался безукоризненно, был мил и обаятелен, без намека на нахрапистость или назойливую бесцеремонность. К тому же Билли имел незаменимые связи, а стоимость его советов была равна их эквиваленту в чистой платине. Он отлично хранил секреты, – доверенная ему тайна как бы растворялась в нем без следа. Корделия считала, что Ливи делала правильный выбор, выходя замуж за столь образцового человека.Церемония бракосочетания состоялась погожим августовским вечером в двенадцатикомнатном коттедже Эдварда в имении Уинслоу, который несколько лет тому назад он подарил своей свекрови. Свадебное платье Ливи произвело фурор. Венок из роз абрикосового цвета на черных ее волосах прелестно сочетался с венчальным кольцом. Обручальное же кольцо, сплошь золотое, двойного плетения, принадлежало когда-то, как сказал Билли, его польской прабабушке.Гостей принимали прямо под открытым небом на лужайке перед домом, было их немного, в основном члены обеих семей и группа самых близких друзей. Атмосфера была непринужденной, почти домашней, но Билли надел официальный темно-серый костюм. Он не отрывал восхищенных глаз от своей невесты, блиставшей в подвенечном платье цвета игристого шампанского. Они скормили друг другу кусочки венчального пирога и попозировали для фотографий, снятых другом Ливи Ричардом Аведоном.В великолепном шелковом, в цветочек, платье и в соломенной шляпке, отделанной шелковыми цветами, Миллисент внешне была довольна, хотя одному Богу было известно, что творилось у нее на душе. Но ее внучка, десятилетняя Розалинда, все время державшаяся подле своей бабушки (вторая бабушка отказалась присутствовать на этом торжестве, сославшись на слабое свое здоровье, что было вопиющей ложью, ибо организм Долли Рэндольф был не хуже, чем у хорошо ухоженного буйвола), даже не пыталась скрыть своего недовольства происходящим. Младший ее брат, Джон, принимал все как должное и от души веселился со своими двоюродными братьями и сестрами, детьми Делии и Тони.Осыпаемые лепестками роз, новобрачные отбыли в Нью-Йорк – брачную ночь они проведут в гостинице «Плаза», а свой медовый месяц – в Европе, часть его они будут гостями на яхте Аристотеля Онассиса, одного из близких друзей Билли.К концу 1968 года они окончательно осели в Лондоне в большом доме на Честерской площади. Ливи решила переделать его на свой вкус, что означало перевернуть его вверх дном и, основательно выпотрошив, начать все с пустых стен. Перемены обошлись в целое состояние, но Билли предоставил ей чек с непроставленной суммой. Сам же он делал деньги играючи, вкладывая свои капиталы в различные предприятия и увеличивая и без того огромный пакет ценных бумаг, за передвижением которых на рынке исправно присматривали старший партнер и целая брокерская фирма, только этим и занимающаяся.Билли ходил гоголем, ибо жена его была беременна. Только личному акушеру Ее Величества доверили наблюдать за леди Банкрофт, так как Билли оказался весьма нервным и щепетильным отцом. Он мечтал о дочери, будущего ребенка называл только «она», и когда Ливи после кесарева сечения, рекомендованного ей акушером из-за того, что ребенок оказался большим, а бедра у нее были узкие, произвела на свет девочку весом в восемь с половиной фунтов, Билли, как шутливо заметила она сама, был как собака, у которой выросли сразу два хвоста.– Ерунда, – горделиво улыбался счастливый отец. – С этим я управился и одним хвостом, который у меня был и есть. Или я ошибаюсь?Когда-то Ливи непременно покраснела бы, но теперь пропустила вольность мимо ушей. Она радовалась, что Билли получил то, что хотел, ибо уже знала другого Билли. И потому только молча смотрела, как он в восторге суетился подле произведения искусства ручной работы, какой была изукрашенная рюшами, оборочками и ленточками детская коляска его ненаглядной дочурки.Она не стала перечить ему и тогда, когда встал вопрос об имени девочки. Ей бы хотелось продолжить традицию отца и назвать ее Биатрисой, но Билли возразил:– Биатриса Банкрофт! Ни в коем случае. Звучит, как имя какой-то полузабытой звезды немого кино. Лучше Диана... Диана Франсис.Годы спустя, когда другая девочка, названная точно так же, стала принцессой Уэльской, Билли самодовольно улыбнулся и пожал плечами:– А я что говорил!Как бы там ни было, из церемониала крещения он устроил целый карнавал, пригласив для этой цели епископа и избрав местом действия одну из самых посещаемых церквей; ребенок же, укутанный в белые, белее Белого дома, шелковые пеленки в брюссельских кружевах, в течение всего действа мирно посапывал на руках у своей норлендской няньки. Крестными девочки стали Эдвард и Корделия Уинслоу, лорд Бенвелл, недавно возведенный в это достоинство крупный издатель, леди Девениш, новая подруга Ливи, однажды временно исполнявшая должность фрейлины Ее Величества королевы Англии, герцог и графиня Морпеты, с которыми Билли в данный момент вел переговоры о покупке их дома в Сент-Джеймсе, так как герцог, только недавно унаследовавший этот титул, должен был выложить наличными несколько миллионов фунтов в качестве налога на наследство.– И веревочка в хозяйстве пригодится, – успокаивал герцог свою раздосадованную жену. – Изменились не только обстоятельства, изменилось и само общество. Теперь надо быть в хороших отношениях с такими людьми, как Билли Банкрофт, потому что только у них есть деньги, с помощью которых можно спасти наше общество от краха.Графиня только повела своим аристократическим носиком:– Во всяком случае, жена его, хоть и американка, но весьма представительная дама.Описание церемонии крещения и фотоснимки были даны в «Татлере» «Татлер» («Сплетник») – журнал светской хроники.

.– Как я и говорила, – пробормотала Тони Стэндиш, когда прочла его. – Звездой Давида тут и не пахло...Но журнал, тем не менее, переслала своей матери, которой было рекомендовано, в связи с острым приступом артрита, воздержаться от длительного путешествия.Миллисент, блаженствуя и уже не чувствуя боли, читала статью, рассматривала снимки. Очевидно, она ошиблась в оценке своего зятя. На фотографии Ливи сверкала лучезарной улыбкой и действительно выглядела счастливой. Ей, видимо, доставляло огромное удовольствие быть леди Банкрофт. А что же еще может просить у Бога любящая мать?Увы! Самые мрачные предчувствия Миллисент все-таки оправдались. Ливи не чувствовала себя счастливой, и, будь ее мать поближе, имей она возможность воочию увидеть дочь, эта истина для нее стала бы очевидной. Она разглядела бы у дочери первые признаки переутомления. Должность леди Банкрофт не была синекурой, и Ливи уже не раз мысленно благодарила мать за долгие годы напряженной муштры, отточенные потом пребыванием в должности г-жи Джон Питон Рэндольф. Но даже Миллисент было далеко до Билли Банкрофта, в лице которого Ливи обрела нового учителя.Помешанный на качестве, он требовал, чтобы нужды его не только удовлетворялись, но и предвосхищались. С солдафонской щепетильностью хронометрировал время, полагая, что все обязаны потакать малейшим его капризам и принимать как должное внезапные и резкие перемены его умонастроения. Главное же – требовал, чтобы жена его всегда, даже в самые ранние часы дня, выглядела превосходно.Никаких пеньюаров, даже самых изысканных, великолепно скроенных и сшитых! При дворе Билли все без исключения обязаны были являться ровно в восемь утра к завтраку в верхней одежде. Утренняя пища готовилась с той же тщательностью и подавалась на стол с той же утонченностью, с какой это делалось во время обеда. Билли обожал английские завтраки. Бекон, яичница – Ливи пришлось перебрать уйму поваров в поисках единственного, кто удовлетворял бы требованиям Билли, – один превосходно запеченный помидор, поджаренные на несоленом масле грибы, кусочек свежего хлеба, тоже поджаренного, но на этот раз на оливковом масле. Маслу надлежало быть только итальянскому, из особой оливковой рощи, которую, чтобы обеспечивать бесперебойную поставку данного продукта, он закупил на корню. Пил он только ямайский кофе «Голубая гора» и потому владел на острове небольшой плантацией, снабжавшей данным сортом кофе только его одного. Если Билли дарил мешочек со своими кофейными зернами – это был верный признак его расположения. Первую чашку кофе – пил он из больших чашек, поэтому Ливи подавала ему кофе в фарфовой чашке из голубого итальянского сервиза фабрики Споуда, – он не забелял. Вторую чашку выпивал со свежими сливками, снятыми с верха бутылки ламаншского молока, надоенного от коров джерсейской породы: молочная ферма на одном из островов пролива снабжала этим молоком опять же только его. Ливи обычно тоже садилась на свое место за столом и, хотя в течение многих лет выпивала за завтраком только одну чашечку умопомрачительно черного кофе, теперь часто поигрывала свежевыпеченной булочкой. Завтракали в гробовом молчании, так как Билли, предписывая обязательное ее присутствие, не разговаривал с ней. Вместо этого он читал свою «Таймс». Только когда кончал есть свой завтрак и только после того, как Ливи нальет, забелит и положит сахар (ровно половину чайной ложечки мелассового сахара) в его вторую чашку кофе, открывал он рот, чтобы произнести несколько фраз. В основном распоряжений – относительно того, что он намерен сегодня делать, где это будет, что сегодня подать на званый обед (редкий вечер проходил у них без званого обеда). Приемы Билли обожал, устраивал их на широкую ногу, хотя обычно застать его было неимоверно трудно. Только несколько человек знали номер личного телефона Билли. Покидая пределы дома, он вольно распоряжался своим временем, и отрывать его от дел по семейным обстоятельствам можно было лишь в чрезвычайных случаях.Ливи всегда полагала, как и все, знавшие ее, что обладает отличным вкусом при выборе одежды, однако вскоре ей было дано понять, что свой вкус она обязана приводить в полное соответствие со взыскательными требованиями мужа.Вещи для своего гардероба Ливи закупала в Париже. Несмотря на то что у нее было достаточно собственных денег, Билли выделял ей особые суммы на покупку одежды. Он не хотел, чтобы она, его жена, пользовалась «рэндольфскими деньгами», как он их называл. Главой семьи и кормильцем был он, а не кто иной. Миллионы же, оставленные ей Джонни, он посоветовал перевести на счета Розалинды и Джонни. Ливи его послушалась, оставив, однако, себе около четверти миллиона долларов ежегодно, – она называла их «карманными деньгами» и собиралась тратить по пустякам, на любые приглянувшиеся ей побрякушки. Билли о них ничего не знал, и она была достаточно осторожна: купив на них какую-нибудь вещицу, которую он одобрял, Ливи говорила, что это куплено на его деньги.Ливи целиком отвечала за ведение хозяйства в различных домах Банкрофтов, но высшим авторитетом во всех ее начинаниях считался Билли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43