Ибо не знает, как вести себя с ним, предположила Роз. С одной стороны, он один из его слуг, с другой – был на короткой ноге с королевой Англии. И даже на работу взял его не он сам. Это сделала мама. И потому сомнения буквально терзают его: как должен вести себя он, всегда пресмыкавшийся перед аристократами, со слугой-дворянином, которому наплевать, как к нему относятся.Блеск! – злорадно подумала она. Лето, видимо, обещает быть очень интересным...После обеда желающие могли выбрать триктрак, бридж, бильярд, а тем кто не хотел напрягаться, показывали еще не вышедший на экраны новый фильм. У Билли были широкие связи в мире кино с тех пор, как он вложил деньги в несколько «кассовых» фильмов, принесших ему довольно крупный доход. Теперь он подумывал о музыкальной комедии, и потому на этот уик-энд были приглашены продюсер и две его звезды – женщина, когда-то известная как «любимица киноэкрана», все еще сохранившая чудесный голос, и ее постоянный партнер, тоже немолодой, но в пору своего расцвета пользовавшийся огромной популярностью у дам. Билли хотел познакомиться с ними поближе.Он уделял особое внимание актрисе; ей было уже за пятьдесят, но она сохранила отличную фигуру, и публика, как ни старалась, не могла рассмотреть на ее лице ни одной морщинки. У нее была масса поклонников среди пожилой части населения, для которой она была своеобразным символом их юности. Она бесстыдно флиртовала, по-девичьи хихикая и игриво похлопывая Билли своим веером по руке, что было ее отличительным знаком и уже стало легендой.Роз была только рада поскорее избавиться от этой компании и пошла играть в настольный теннис с Джеффом, который разгромил ее в пух и прах. Затем она играла с Джонни, обладавшим хорошей врожденной реакцией, но лишенным хитрости Джеффа, и потому сумела обыграть его.– Еще немного практики, и ты станешь сносно играть, – прокомментировал этот факт Джефф и едва увернулся от брошенной Роз ракетки.– Меня примете в игру? – спросил чей-то голос. Обернувшись, они увидели Джеймза, облокотившегося о дверной косяк.– Если, конечно, сможете выдержать темп, – заносчиво сказал Джефф.– Попробую.Джеймз снял свой смокинг, а Джонни предложил:– Возьмите мою ракетку, если хотите.– Спасибо, – ответил Джеймз. Господи, как же носился Джефф вокруг стола!– Где это вы так здорово научились играть? – еле отдышавшись после тяжко доставшейся ему победы с ничтожным перевесом, – спросил Джефф.– В Гонконге. Китайцы без ума от этой игры. И, на мой взгляд, играют в нее лучше всех.– Теперь понятно. Сгоняем еще одну партию?– Спасибо, но, увы, нет. У вас преимущество в двадцать лет. Как-нибудь в другой раз. Сейчас мне пора на службу, – сказал Джеймз, надевая свой смокинг.– А вам не кажется странным служить у моей матери? – как всегда в лоб спросила Роз, когда они выходили из комнаты для игры в настольный теннис. – Я имею в виду, быть слугой в доме, где многие из гостей ваши друзья?– Нет. Лично мне это не кажется странным. Странно то, что другие находят это странным.Роз покраснела.– Я имела в виду, – упрямо продолжала она, – что вы, от правды никуда не денешься, принадлежите к классу, до которого людям, подобным моему отчиму, еще расти и расти. Единственное, что у него имеется, так это деньги.– Я бы не стал так легко сбрасывать деньги со счета, – покачав головой, заметил Джеймз. – Именно потому, что их у меня нет, мне и пришлось пойти к нему в услужение.– Именно поэтому? Вы шутите.Джеймз остановился. Роз, обернувшись, вопросительно посмотрела на него.– Не следует столь сурово осуждать свою мать, – после непродолжительного молчания посоветовал он. – В вашем возрасте глаза еще не в состоянии хорошо различать все оттенки серого.– Волосы у моего отчима серые, – язвительно заметила Роз, – правда, в журналах его неизменно подают, как «всеми уважаемого седовласого человека».– И тем не менее, он – муж вашей матери, – напомнил ей Джеймз. – Она сама выбрала его, нравится вам это или нет.– Мне не нравится! – Роз с вызовом посмотрела ему в глаза. – Я его ненавижу! Я ненавижу то, что он делает с моей матерью, – а ее за то, что она позволяет ему это делать! Ни один мужчина не посмеет унизить меня, как он унизил ее сегодня.– А вам не приходило в голову, что леди Банкрофт относится к тому разряду женщин, которые вполне серьезно воспринимают брачный обет, особенно ту его часть, где говорится «в радости или печали»?– Моя мать американка! А мы не принимаем печаль! Мы принимаем ванну, а потом садимся в самолет и летим в Рено!– Кто-то другой – да, но только не ваша мама.– Вы что, тоже ее поклонник? – раздраженно бросила Роз, уловив в его тоне одобрение.– Я действительно в восхищении от нее. Она в высшей степени изысканна и эффектна, и у нее очень тонкий вкус. – Он немного помолчал. – И в дополнение к этому она очень мужественная и стойкая женщина. Быть женой такого человека, как сэр Уильям, уверяю вас, не самая легкая работа, что бы там ни болтали злые языки.Роз открыла было рот, чтобы сказать ему, что в последнее время мать существует единственно за счет того, что одурманивает себя таблетками валиума, только это и помогает ей справляться со своими обязанностями, но так ничего и не сказала. Пусть тешит себя иллюзиями! По крайней мере, с завистью мысленно продолжила она свою тираду, у нее есть хоть один человек, который искренне принимает в ней участие.– Я рада, что вы ее друг, – сказала она. – По-моему, вы не из тех, кто поет только тогда, когда хорошо поест. – Она приподняла края своего длинного элегантного платья. – Пойду, кстати, посмотрю, дали ли поесть Роб Рою. Спокойной ночи.Джеймз посмотрел вслед ее удаляющейся гибкой фигурке. С такой не оберешься хлопот, мелькнуло в его голове. И возраст еще не тот, и время еще не то, да и мозги еще слишком зеленые, чтобы судить других. А собственная ее мать и завидует ей, и одновременно боится ее...Стояла чудесная ночь; теплый воздух словно загустел от запаха жасмина, кусты которого Ливи в изобилии насадила в саду, начинавшемся сразу за газонами. Мягко шелестели листья, шуршание напоминало Роз звуки, всегда ассоциировавшиеся в ее памяти с матерью: когда та в шорохе длинного вечернего платья входила в детскую, чтобы пожелать им доброй ночи. В лесу заухал филин и закричал какой-то ночной зверь, скорее всего, лиса. Есть что-то волшебно-магическое в английской природе, мечтательно, как во сне, подумала Роз. В Вирджинии было очень хорошо, но чего-то там не доставало. Именно этого романтического духа Англии. Каким-то непостижимым образом деревья, трава и цветы сада, вобрав в себя этот дух, явились типичнейшим его выразителем (чему, несомненно, способствовали, в меру своих сил, и Ливи, и целый наемный штат садовников). Шаги Роз были совершенно не слышны, когда она ступала по траве, за которой присматривали более тщательно, чем за пациентами дорогостоящей частной лечебницы, и над ее головой о чем-то перешептывались между собой пышные кроны деревьев.Когда она огибала подножие холма, на вершине которого соорудили небольшую декоративную садовую беседку, ей показалось, что оттуда раздался сдавленный стон: стонала женщина. Роз остановилась и прислушалась. Стон повторился. Протяжный, резко оборванный вздохом.Будучи от природы ужасно любопытной, она, не долго думая, решила выяснить, в чем дело. Подхватив длинный подол платья, она начала подниматься вверх по плоским ступеням, серпантином обегавшим холм, но что-то, какой-то неосознанный, но безошибочный инстинкт заставил ее, по мере того как она подходила все ближе к беседке, сойти со ступенек на траву, отчего ее движения стали совершенно неслышными. Подойдя поближе, она сообразила, что значит это ритмическое постанывание, отчего быстро пригнулась, чтобы ее не заметили за невысоким бордюром, на котором крепились колонны, поддерживавшие куполообразную крышу. Звуки эти были хорошо ей знакомы: она довольно часто слышала их, когда ее школьная подруга, с которой они жили в одной комнате, исходила ими, содрогаясь в пылких объятиях одного из инструкторов по верховой езде. Причем делала она это довольно громко: если бы децибелы ее страстных вздохов действительно соответствовали степени получаемого наслаждения, то ее любовнику не было бы равных на свете. Именно эта мысль пришла в голову Роз, когда она осторожно подняла голову, чтобы взглянуть через бордюр из-за одной из колонн внутрь беседки.На противоположной стороне мужчина прижимал к колонне женщину. Подол ее платья был задран, а лиф, наоборот, спущен, и огромные, отвислые груди похотливо вывалились наружу. Ноги ее были широко расставлены, и мужчина, надсадно дыша, так как, по-видимому, напряжение было чрезмерно большим для него, ритмично, в такт сдавленным стонам, тыкался в нее. При свете звезд, поскольку луна еще не взошла, Роз видела, что голова женщины запрокинута назад, расслабленное лицо покрыто испариной, рот широко открыт, а глаза закрыты. Это была Пенелопа Как-ее-там. Лицо мужчины было скрыто массивной грудью, которую он держал во рту, но нельзя было не узнать знаменитую седину. Роз шумно втянула в себя воздух, но ни мужчина, ни женщина не могли услышать ее. Они приближались к оргазму, и Роз, глядя на них расширившимися от любопытства глазами, увидела, как женщина, словно лошадь, пытающаяся сбросить с себя седока, начала дергать ягодицами взад и вперед, лицо ее исказилось, а сжатые кулаки забарабанили по заднице партнера. Из горла ее теперь несся какой-то прерывающийся хрюкающий звук, совпадающий с общим ритмом их совместного движения. Как свинья, холодно подумала Роз. Темп движения резко увеличился, и обе вцепившиеся друг в друга фигуры дергались взад и вперед, как две марионетки. Живые качели, мелькнуло в голове у Роз, она едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться, находя все это дико забавным. Обеими ладонями она зажала себе рот и даже больно укусила себя за палец. Затем она увидела, как ее отчим с запрокинутой назад головой и искаженным, словно от страшной боли, лицом неожиданно застыл, из напружинившегося горла его вырвался сдавленный крик, и тело его обмякло, уткнувшись в женщину. В это же мгновение кулаки женщины разжались, пальцы растопырились, тело ее, дернувшись в последний раз, вдруг тоже обмякло, как воздушный шарик, из которого разом выпустили воздух.Повернувшись спиной к бордюру, Роз опустилась на траву. Со ступенек, по которым они пойдут вниз, чтобы возвратиться в дом, ее не заметят, и она, затаившись стала ждать.– О Господи, дорогой, – после продолжительного молчания, наполненного только их тяжелым дыханием, услышала Роз прерывающийся голос Пенелопы. – Это было нечто. У меня такое чувство, что чем больше ты стареешь, тем лучше это у тебя получается.Значит, у них это уже не впервые, подумала Роз.– Приведи себя в порядок, – услышала она приказ Билли. – Мы должны вернуться быстрее, пока нас не хватились.– Брось, дорогой... даже если бы мы отсутствовали с неделю, и то Ливи не заметила бы! – В голосе ее зазвучали воркующие нотки. – А я бы не возражала провести с тобой целую неделю, вообще не вылезая из постели... – Медовым голоском она заворновала: – Мог бы ты как-нибудь это устроить?– В обозримом будущем вряд ли, – ответил Билли.– Всегда один и тот же ответ... Ну да ладно... помоги мне застегнуться, дорогой... еще вот этот малюсенький крючочек... А потом я застегну тебя... о... – разочарованно протянула она, – ты уже убрал его... а я хотела поблагодарить его за проявленное мужество...– У нас мало времени, – практично заметил Билли.– Испортить такой момент! – и затем: – Ну-ка, осмотри меня повнимательнее, дорогой. Меньше всего хотелось бы мне выглядеть женщиной, которую только что так славно трахнули.Роз услышала, как хмыкнул Билли.– Ты неисправима.До ее ушей донесся звук поцелуя, потом по каменным ступенькам застучали каблучки Пенелопы. Только когда они совсем затихли, она решилась выглянуть из-за бордюра. Любовники уже были почти в самом низу холма, направляясь к дому.Интересно, что скажут они в свое оправдание? – подумала Роз. Послеобеденная прогулка на свежем воздухе? Во время которой Билли обсуждал с Пенни ее финансовые дела? Да, это, пожалуй, сработает. У нее вечно были финансовые затруднения.А мама? – думала Роз. Знает ли она правду? Или это ее мало тревожит? А сколько их было до Пенелопы? Да как же он может этим заниматься? Он же старик!Она поспешила туда, куда направлялась с самого начала: если вдруг Билли заподозрит, что она была в саду в тот самый момент, когда он занимался любовью с одной из «подруг» жены, как она докажет, что в это время была на конюшне?Она провела с Роб Роем не более пятнадцати минут и, когда услышала, что часы в конюшне пробили десять тридцать, сказала:– Прости меня, Роб, но дольше не могу оставаться. Завтра пробуду в два раза дольше, хорошо? И обязательно выведу тебя на свежий воздух, обещаю!Когда она возвратилась в дом, подавали напитки на сон грядущий: кофе, чай, горячий шоколад; каждый выбирал то, что с его точки зрения было самым благоприятным для ночного сна. Если для этого требовался глоток хорошего виски, то подавали и виски.Отчим ее сидел на своем обычном месте: в огромном георгианском кресле с подголовником, стоявшем рядом с камином, являя собой апофеоз порядочности и беседуя с будущим продюсером своего шоу. Пенелопа стояла в тесном кружке о чем-то шептавшихся между собой женщин. Когда Роз вошла в комнату, ее мать, которой надоело слушать, как престарелая актриса пересказывала ей все фильмы, в которых снялась, раздраженно спросила ее:– Где ты шаталась?– Я была на конюшне.– Ты и без того проводишь там слишком много времени.Лицо Ливи было напряжено, и голос чересчур резок. Ей все известно, догадалась Роз. Она знает и тяготится этим, но ничего не может, – а точнее, не хочет изменить. Если желает и дальше быть леди Банкрофт.– Но я целую вечность не видела Роб Роя, – запротестовала Роз, входя в роль. Можно было сколько угодно травить своего отчима, но не свою мать.– Как будто он тебя помнит, – насмешливо бросила Ливи.– Так оно и есть на самом деле. Он любит, когда с ним разговаривают, некоторым лошадям это очень нравится.– И прекрасно. Если то, что они говорят, лучше, чем то, что говорят некоторые из знакомых мне мужчин, то продолжай в том же духе, – посоветовала ей актриса, раздосадованная, что ее кокетство ни к чему не привело и планы на вечер были напрочь разрушены этой сукой-блондинкой в течке. Судя по виду, у нее мужиков перебывало больше, чем огурцов в бочке. У нее, видите ли, срочный междугородный разговор! – Я смотрю, все кому не лень уже побывали в саду, не было там, пожалуй, только сказочных фей, – злобствовала она. – Билли и Пенни тоже только что возвратились оттуда.Роз успела перехватить мимолетный взгляд, брошенный Билли в сторону разъяренной актрисы, и она поняла, что та никогда не будет сниматься в его музыкальной комедии.Позже, лежа в постели с сигаретой, что было строго-настрого запрещаемо Билли, и даже его жена вынуждена была скрывать это от него, размышляя о том, что ей удалось подсмотреть, Роз удивлялась, почему же она ничего не чувствовала. Видимо, потому, что каждый из двух этих людей, оказавшихся перед ней в столь нелепо-смехотворном положении, был ей глубоко безразличен. Если бы люди, занимающиеся любовью, могли видеть себя со стороны, вряд ли бы они стали заниматься ею после этого, пришло ей в голову.Но больше всего она дивилась Билли – и впрямь козел, Билли Козел, подумала она, и с этой поры мысленно только так и именовала его. Видимо, он действительно был хорошим любовником, потому что Пенни и впрямь выглядела вполне удовлетворенной. Странно, думала Роз. Отчим и секс никак не ассоциировались в ее голове. Они с матерью и спали-то в разных спальнях, а вот когда был жив ее отец, он с мамой спал в огромной двухспальной кровати. Воскресные утра были особенно памятны Роз, так как в этот день ей и брату разрешалось залезать в кровать родителей, где им доставались лакомые кусочки от их завтрака и читались забавные истории.С отцом, который умел веселиться от души, ей было хорошо и весело. Роз всегда была гораздо ближе к нему, чем к матери, она буквально купалась в неизменной его любви и одобрении. Она могла влететь к нему, когда он одевался, и он подхватывал ее на руки и начинал вертеть; мать же, быстро отстраняясь, всякий раз говорила: «Нет, Розалинда, ты помнешь мамино платье», или «Мама приводит в порядок свое лицо, иди, доченька, поиграй где-нибудь в другом месте», или «Не трогай мамины волосы, милая, прическу испортишь».Мама всех называла «милая» или «милый». Папа же всегда называл маму «любимая». И он часто обнимал и целовал ее, и она тоже обнимала и целовала его. Роз никогда не видела, чтобы это делал Билли. И тем не менее произвели же они на свет Диану и Дэвида! Роз снова представила себе дикую нартину совокупления Билли и Пенни и попыталась приставить к пышнотелой ее «подруге» прелестное холодное лицо и изящное тонкое тело матери, но обнаружила, что не в состоянии этого сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43