Я позвоню в Майами, чтобы они там были готовы к приему больной. Ты знаешь, как вести себя. У тебя роль терзаемой неведением матери, озабоченной случившимся, не находящей себе место от волнения. Сценарий я сам напишу, тебе останется лишь быть убедительной и назубок выучить роль. Я ясно выразился?Ливи снова послушно кивнула, подчиняясь приказу своего повелителя.– Тогда убирайся с глаз моих долой, пока я не брякнул чего-нибудь, о чем впоследствии придется пожалеть! – Проорав это, он повернулся к ней спиной. 9 Дэвид глубоко затянулся сигаретой, начиненной марихуаной, до отказа наполнив свои легкие первосортным наркотиком, а остаток дыма выпустил тонкой струйкой из ноздрей, после чего удовлетворенно промычал:– Мммммммм...Напарница вынула сигарету из его обмякших пальцев и тоже затянулась, но не столь глубоко, так как еще не достигла его уровня наслаждения марихуаной. Закашлявшись так, что на глазах выступили слезы, и просыпав при этом часть содержимого сигареты, она вернула ее ему.– Фу, гадость какая, – прохрипела она, – никак не могу к ней привыкнуть. Совсем не похоже на обычные сигареты. Зачем тебе это нужно? Мне казалось, что после всего, чем мы занимались в течение часа, ты будешь как выжатая губка, я уже не говорю, что полностью расслабишься.– Марихуана – это как бы завершающий штрих, вот и все.– Ну не знаю, лично я точно как выжатая губка. Не представляю, как тебе это удается, – она легко дотронулась до него пальцами, – да еще разными способами.– Богатейший опыт, – с напускной серьезностью заверил ее Дэвид. – Началось все в «Уитчвуде», где я впервые переспал с девушкой-конюхом. Мне тогда было четырнадцать, ей – двадцать один. Джилли... так ее звали. Блондинка, здоровенная, совершенно не знающая усталости... Мы встречались на сеновале... Бедра... шире не бывает... ногами обхватит, не вывернешься, как ни старайся. Все это благодаря верховой езде... Да... хорошее было времечко...– Что-то я не заметила, чтобы ты был очень опечален все это последнее время, – обиженно вспыхнула девушка.– А я и не печалюсь. Я один из тех, кто всегда счастлив. Взлеты и падения принимаю как должное.– Оно и видно, когда ты падаешь, то всегда очень удачно приземляешься.– Просто везет, – заверил ее Дэвид, гася окурок. – Ладно, мне пора. Через пятнадцать минут я должен предстать пред светлыя очи своего наставника.– А как насчет вечера?– Не могу. У меня генеральная репетиция в любительском театре.– А как ты туда попал? – В голосе ее смешались зависть и уважение.– Они сами меня попросили.Да, подумала девушка, так же как и он заканчивающая второй семестр первого года обучения в Кембриджском университете, тебя всегда будут просить. Не тебе стоять, уткнувшись носом в наружное стекло. Независимо от того, кем и чем ты являешься, имея такого папочку, как сэр Уильям Банкрофт, и такую мамочку, как Оливия Гэйлорд Банкрофт, за спиной Харроу, а впереди «Тринити колледж» Кембриджского университета, можешь не сомневаться, что твое участие где бы то ни было обеспечено заранее. Скорее всего, уже и документы готовы, в которых ты будешь представлен как самый одаренный из студентов.Она вылезла из постели Дэвида, резким движением головы откинув со лба свои длинные, по тогдашней моде, светлые волосы. Может, так оно и должно быть, кто знает? Надвигались пробные экзамены на аттестат зрелости, и, в отличие от него, ей, чтобы получить хорошие оценки, придется здорово попотеть. К тому же Дэвиду не нравилось, когда кто-либо из его девиц требовал от него постоянства. Обнаружив это, он тут же становился неуловимым. Лучше всего сконцентрироваться на предстоящем экзамене, попытаться не думать о нем и той, кто сегодня вечером займет покидаемое ею сейчас, в полдень, место. Нужно принять как должное, что она для него всего лишь одна из многих.– Невероятно способный ученик, – заявил старший наставник Дэвида рдеющим от гордости родителям; особенно радовался этому Билли, так как наконец у него был сын, которым он мог по праву гордиться: истинный Банкрофт. И внешне, и внутренне. Двойняшки всегда напоминали ему о своей матери, потому он давно вычеркнул их из своей жизни. Нельзя сказать, чтоб от них не было никакого проку: оба были вполне компетентными служащими, хотя за ними нужен был глаз да глаз, но самое главное, они явно были детьми Йетты, а не его. Дэвид же был почти полным Банкрофтом. От матери он взял только одно – ее обаяние.– Первоклассный мозг в удивительно красивой голове, – заметил старший наставник. – Я совсем не удивлен, что ему присуждено право получать повышенную стипендию. При таких способностях он может добиться всего, что пожелает.Билли намеревался сделать все, чтобы так оно и было на самом деле.Стипендия была только началом, в качестве поощрения Билли купил ему новую машину. Зная, что он ее очень хотел, хотя Ливи пришла в ужас, увидев, что они вместе уехали на «бентли», а домой Дэвид вернулся за рулем собственного «порше». Но Дэвид развеял ее страхи:– У меня был один из лучших инструкторов по вождению автомобиля, человек, который всю жизнь провел за рулем полицейской машины. Я, дорогая моя мамочка, намереваюсь прожить долгую жизнь, поэтому не вижу никаких оснований для беспокойства. Знаешь что, поехали со мной, и ты сама убедишься, на что я способен.Его отец только усмехнулся.– Давай, давай, – подзадорил он жену. – Убедись на собственном опыте. Лично я позволил бы ему везти себя куда угодно, а ты сама знаешь, как я щепетилен в этом отношении.Ливи считала, что ее муж чересчур потакал младшему сыну, его старшим братьям такое и не снилось. Но и Дэвид, вынуждена была признать Ливи, действительно был весьма разносторонним юношей. Он выступал за сборную школы по крикету и легкой атлетике, читать научился в четыре года, а в шесть уже свободно изъяснялся по-французски. Он был послушен, никому не причинял беспокойства, был обаятелен в общении. Подруги Ливи, приезжая к ней на званый ленч, неизменно просили ее привести его из детской, чтобы поахать от восторга, как элегантно склонялся он над их ручками, чему научила его француженка-гувернантка. Обаяние его вошло в легенду, и, по мере того как он взрослел, что бы ни произошло, какая бы грязь ни оказалась за его спиной, его никогда ни в чем не винили. Дэвид Банкрофт, гласило общее мнение, вел зачарованный образ жизни.Даже когда на втором курсе «Тринити колледжа» во время похода на лодках с шестами по реке Кем он стал одним из участников трагедии, вышел из нее белее белого. Позже никто толком не мог объяснить, что же именно произошло, помнили только, что Дэвид и еще один стипендиат из Бирмингема по имени Роберт Диксон долго добродушно подзуживали друг друга, что все это в конце концов кончилось не очень добродушным вызовом, в результате которого Дэвид и Роберт одновременно прыгнули в воду, чтобы выяснить, кто из них первым доплывет до моста «Куин матемэтикал». Никто сразу не сообразил, что Роберт – не такой хороший пловец, как Дэвид, – каким-то образом получил сильный удар по голове одним из шестов, которыми их товарищи активно орудовали в воде, стремясь удержать лодки, чтобы их не снесло рекой, и, хотя все видели, как он нырнул, никто не видел, как он вынырнул. Те, кто подумал, что он плывет под водой, обеспокоились только тогда, когда Дэвид доплыл до моста, а его соперника и след простыл. Дэвид и еще двое других студентов стали нырять и ныряли до тех пор, пока не вытянули на сушу тело своего утонувшего девятнадцатилетнего товарища.Дэвид отправился к родителям Роберта. Он был их единственным сыном, но убитые горем родители были тронуты визитом Дэвида, заверив его, что ни в коем случае не винят его в случившемся. Это был несчастный случай и, конечно, они много бы дали, чтобы его не было, но ему винить себя не в чем.Дэвид сказал, что они очень добры к нему. Про себя же с удивлением подумал, что он даже и мысли не допускал, что в чем-то виновен. Тем более в том, что совершенно не зависело от него. Да, был брошен вызов – глупый, конечно, как это совершенно ясно теперь, когда мысленно возвращаешься назад, – но вызов этот был принят, хотя Роберт и оказался плохим пловцом. Ему бы просто согласиться, что он не сможет этого сделать, и дело с концом. С точки зрения Дэвида Роберт поступил невероятно глупо, так как лично для него вызов этот был не чем иным, как попыткой хоть как-то скрасить скучный день, попыткой, о которой он уже тогда пожалел. Сам он никогда не рисковал зря, и эта нелепая смерть только лишний раз подтвердила правильность его политики.Истиной было то, думал он беспристрастно, как врач, анализируя случившееся, что Роберт был сам во всем виноват. Но он обратился за советом к своей матери, знающей толк в таких делах, чтобы та подсказала, какие цветы следует выбрать для похорон.В шестнадцать лет его обвинили в том, что от него забеременела четырнадцатилетняя дочь одной из подруг его матери, и, когда обе взволнованные мамаши потребовали от него ответа, он честно признался: да, действительно занимался сексом с Пэтти, но почему, собственно, выбор пал именно на него? Разве другие не занимались с ней тем же?Мать Пэтти, как выяснилось, была совершенно не в курсе того, что вот уже довольно продолжительное время ее дочь спала с каждым мужчиной, который проявлял к ней хоть малейший интерес или ласково заговаривал с ней. Узнав об этом, она зашлась в истерике, а после того как Пэтти простодушно признала, что сама толком не знает, кто отец ее ребенка, просто Дэвид был последним, с кем она спала, и указала именно на него. Дэвид был не только полностью реабилитирован – перед ним еще и извинились.Пэтти отправили в швейцарскую клинику, где беременность ее была прервана, после чего она оказалась в женском монастыре, монахини которого не видели никого из мужчин, кроме своего духовного исповедника.Отец сказал сыну, что гордится им за то, что он честно во всем признался, но Дэвид знал истинную подоплеку его гордости, так как прекрасно изучил своего отца. Мать сказала ему, чтобы впредь он был более осторожен, и спросила, откуда ему было известно про других? Дэвид честно признался, что занимаясь с ней этим, был пятым в очереди.Но все сложилось иначе с танцовщицей, которую он встретил, когда отец повез его на съемки своего телевизионного шоу на киностудию «Пайнвуд». Она не шла ни в какое сравнение с четырнадцатилетней девчушкой, ей было двадцать пять: высокая, гибкая, эффектная блондинка. Дэвид поймал на себе ее взгляд и понял, что ему остается только ждать, когда она сама подаст знак. Их роман длился полтора месяца, и к концу этого срока его интерес к ней – всегда недолговечный – полностью испарился. Он уже был в Кембридже, когда получил от нее письмо, в котором она сообщала ему о беременности и спрашивала, что он собирается делать по этому поводу. Если, допустим, не вышлет ей 500 фунтов стерлингов, необходимых для аборта, она пойдет к его отцу. Дэвид опередил ее, тщательно все обдумав во время игры в триктрак со своим товарищем по комнате. Если платить станет он сам – он мог себе это позволить, карманных денег у него было более чем достаточно, к тому же он их почти не тратил, придерживаясь того мнения, что гораздо разумнее позволять другим расходовать свои деньги на него, – то можно ли поручиться, что это не пробный камень целой серии последующих вымогательств? В конце концов, он был тем, кем был, а в мире достаточно людей, горевших желанием поживиться за его счет. То, что она скажет, будет несомненной ложью. Если он сам пойдет к отцу и признается, что попал в щекотливое положение, то опытнейший, прекрасно осведомленный обо всем и, главное, всемогущий Билли Банкрофт непременно найдет способ, как вытащить его из этого неприятного положения; он не сомневался, что его отец поступит именно так, ибо одно дело – слегка пожурить сына за распутство, тайно гордясь им – весь в меня! – и совсем другое дело позволить всякой дешевке-танцовщице возомнить себе, что... и прочее.Все произошло так, будто он нажал на нужную кнопку в системе программного управления своего отца, удовлетворенно думал он позже. Реакцию Билли он предусмотрел до мелочей. Билли взял решение этого дела в свои руки. Каким образом было достигнуто положительное решение, Дэвид не интересовался. Достаточно было того, что волноваться по этому поводу больше не было никаких оснований. Несколько месяцев спустя он смотрел это шоу по ТВ вместе с матерью – в просмотр постановок его отец вкладывал деньги, и это входило в обязанности всех домочадцев – и увидел свою танцовщицу, высоко вскидывающую стройные длинные ноги и улыбающуюся своей дивной улыбкой. Что она, мелькнуло в голове у Дэвида, потянувшегося за фаршированной маслиной, теперь вряд ли уже делает. Идиотка! Так ей и надо, если не сумела принять меры предосторожности. Если же это действительно был пробный камень, то она явно ошиблась адресатом. Случай этот, однако, научил его тому, что связывать себя отношениями с наемной рабочей силой не следует.Он помог ему осознать и другое: как же здорово повезло его матери с Джеймзом! Как служащему, ему не было цены. Кровными узами связанный с верхушкой английской аристократии, он был беден как церковная крыса. Самый близкий поверенный матери одновременно был одним из группы гомосексуальных рыцарей, составлявших верное окружение Ливи. При этом каждый из них неукоснительно отвечал определенным требованиям: имел обширные связи, был интересным и остроумным собеседником и абсолютно преданным ей человеком, даже в мыслях не допускал каких-либо вульгарных действий по отношению к ней. Именно благодаря этой группе людей Дэвид познал и другие сексуальные интересы и к восемнадцати годам сделался бисексуальным.Из всех детей Банкрофтов Дэвид был единственным, к кому Джеймз не особенно благоволил и кому не доверял. Слишком много в нем было показного, улыбчивого уважения, слишком много лучезарного обаяния. Улыбка его была прилипчивой как смола. И, как сказала Тони фон Ангальт, в третий раз вышедшая замуж, рассуждая, правда, о другом сомнительном субъекте, он был такой же фальшивкой, как трехдолларовая купюра.Розалинда со своим взбалмошным характером и острым язычком была врожденно порядочным человеком. Благожелательность ее брата Джонни многими трактовалась как глупость, но Джеймз знал, что доброта его проистекала из его сущности. Джонни и представить себе не мог, что можно лгать и изворачиваться. Джеймз был уверен, что Дэвид легко проделывал и то и другое, причем намеренно и без каких бы то ни было угрызений совести. Дважды ловил он его на том, что тот безжалостно травил Диану, слишком хорошо знавшую свои недостатки, чтобы огрызаться, и только безутешно рыдавшую от хлестких эпитетов, которыми награждал ее брат. Оба раза он извинился перед ней, даже как будто устыдился своего поведения, но чувствительное внутреннее ухо Джеймза уловило в его тоне звон фальшивой монеты.Знал он и то, что Дэвид, с обожанием относившийся к своей матери, на самом деле глубоко презирал ее. Джеймз как-то проследил, с каким видом исподтишка он наблюдал за своей матерью, но стоило ей посмотреть в его сторону и улыбнуться, как он тотчас превратился в почтительного внимательного сына, выражавшего полную готовность куда угодно сопровождать ее, всем своим видом показывая, как он гордится ею. По-настоящему Дэвид считался только со своим отцом, и это лучше всего говорило об истинном характере самого младшего из Банкрофтов.Джеймс тотчас сообразил, что затевает Дэвид, и на этот раз. В один из жарких и знойных дней на острове, после подводной охоты с аквалангами, которой они занимались в отдаленной бухточке, оставив улов в садке, оба вылезли из воды, чтобы немного обогреться на солнышке. Джеймз был заядлым пловцом, он получал поистине эстетическое удовольствие, ощущая, как обтекает вода его тело, и, когда позволяли условия, когда он бывал один, плавал совершенно голым.На берегу Дэвид сдернул с себя тонюсенькие плавки, чисто условно скрывавшие наготу, и сказал при этом: «Дам здесь нет, краснеть некому, а я обожаю купаться голым, а вы? К тому же ненавижу, когда на теле остается белая полоска». И растянулся прямо на камнях, подставив всего себя жарким лучам полуденного солнца. Джеймз не последовал его примеру. Он просто лег рядом и стал ждать дальнейшего развития событий.Чуть погодя Дэвид спросил:– А как это, быть гомосексуальным? – Когда Джеймз ничего не ответил, он обеспокоенно продолжал: – Я вовсе не желаю совать свой нос в чужие дела, но тут ко мне один парень пристал. И, по правде говоря, у меня было большое искушение поддаться соблазну... мне бы хотелось, если вы, конечно, не возражаете, – чтобы вы меня хоть немного просветили на этот счет.– Мне казалось, что эта проблема лично вас интересует меньше всего, – осторожно заметил Джеймз.– Мне тоже так казалось – до недавнего времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43