Маргарет рассмеялась, ее глаза распахнулись от удивления:— Милорд, вы необыкновенно щедры!— Но я претендую на половину выигрыша. — Он взял ее под руку и повел к другому столу.За шумом в комнате Октавия не расслышала, о чем они говорили, но от нее не ускользнул блеск золота, пересыпаемого в сумочку Маргарет Дрейтон. Сначала она не поверила собственным глазам, но тут же возмутилась: неужели Руперт разбазаривает их драгоценные средства на шлюху? Что это — плата за обещанную услугу? Деньги вперед?С трудом, но все же ей удалось скрыть ярость, и она продолжила вести игру с Филиппом, демонстрируя философское равнодушие к поведению мужа. Но когда она услышала смех за спиной, ярость снова затопила ее.— Триктрак в моем доме! Мне следовало бы его запретить!— Не сыграете ли с нами, сэр? — заговорила Октавия сахарным голосом. — Ставки необременительны. Ведь правда, граф Уиндхэм?— Совершенно необременительны, — кивнул Филипп и достал табакерку. — Вы позволите? — Он взял ее руку, положил понюшку на запястье и поднес к лицу.Октавия вспомнила, как то же самое сделал когда-то Руперт, и она еще тогда подумала, что ни одна леди не позволила бы джентльмену так фамильярно с ней обращаться. Но здесь не играли в джентльменов и леди… по крайней мере в ту благородную породу, которую она знала в Нортумберленде.В следующую секунду Руперт положил ей руку на плечо — мимолетный жест, подчеркивающий его право собственности на Октавию. По тому, как у Филиппа сузились глаза, Октавия поняла, что этот жест задел его за живое. Руперт, видно, не зря говорил, что Филиппа больше всего привлекает то, что ему не принадлежит, а не то, что можно взять свободно, просто попросив. Воистину — запретный плод сладок.Она радовалась этой теплой и сильной ладони, и в другое время это прикосновение было бы прелюдией того, что произойдет, когда закончится скучный вечер. Но сегодня Октавия не хотела думать о том, как они останутся наедине — слишком живо она помнила сцену с леди Дрейтон.В некотором недоумении Руперт вернулся к игорным столам: ярость, которую он заметил в глазах Октавии, поставила его в тупик.
Почти рассвело, когда последний гость покинул дом. Октавия смотрела на комнату, карточные столы с явным отвращением. Руперт разлил в два бокала коньяк.— Держи. Заслужила, — подал он ей бокал.— Не хочу, — покачала она головой. — Лучше пойду спать.— Присядь, Октавия. — Голос Руперта звучал спокойно и ровно.Октавия бросила на него хмурый взгляд:— Уже пять часов утра. Я хочу спать.— Посиди.Что-то было в нем такое… в его тоне, что заставило ее повиноваться.— В чем дело?— Это ты должна мне сказать. Тебе что-то не понравилось в сегодняшнем вечере. Филипп Уиндхэм? — Руперт спокойно смотрел на нее, его глаза лучились теплотой и озабоченностью.— Нет.Он пригубил коньяк.— Так отчего же ты так разозлилась?— А ты подумай сам! — Октавия сердито вскинула голову. — Какие еще я могу испытывать чувства, когда вижу, как ты ссыпаешь в ридикюль Маргарет Дрейтон целое состояние? За что ты ей платишь?Заботливое выражение словно испарилось из глаз Руперта, и его сменило раздражение:— Неужели ты настолько глупа? Если чего-то не понимаешь, сначала спроси, а потом делай выводы.— Не смей так разговаривать со мной! — Октавия побелела, глаза метали золотистые молнии. — Я не делаю никаких выводов. Я видела, как ты давал этой женщине кучу золота! И все это видели!— Именно, — заметил он холодно. — Видели все. Октавия уставилась на него в недоумении:— Так ты хотел… чтобы это видели?— Именно, — снова повторил он. Потом заговорил с резкостью мужчины, который не переносит чужую глупость:— Если бы ты взяла на себя труд хоть немного подумать, то поняла бы: именно присутствие Дирка Ригби и Гектора Лакросса было причиной моей щедрости с мадам Дрейтон. Мне было нужно, чтобы они заметили, как я сорю деньгами.Октавия почувствовала себя неловко. Ревность привела ее в такую ярость, а отнюдь не деньги. Догадывался ли Руперт об этом? Октавия предпочла бы, чтобы ее обвинили в глупости, но только не в ревности. Но в следующую минуту она уже поняла, как отвести от себя подозрение.— Как я могу что-либо понять, если ты ничего мне не говоришь?Руперт помолчал.— Мне казалось, ты уже знаешь — я люблю играть с закрытыми картами.— Тогда нечего пенять, что я делаю глупые выводы. В его глазах появилась изумленная догадка:— То, о чем ты думаешь, не правда.Октавия с минуту молчала, разглядывая собственную туфельку, наконец сказала:— Почему же? Я заметила, как она получила цену, и знаю, что в свое время с ней переспали все придворные мужского пола.— И ты полагаешь, что я настолько неразборчив, что готов наброситься на лежалый товар? — Руперт пожал плечами. — Ты меня обижаешь, Октавия! И я думаю… да, я считаю, ты должна за это заплатить. — И злость Октавии куда-то ушла. Она стояла, не зная, что сказать и что сделать.— Вопрос состоит лишь в том, какую плату я сочту приемлемой? — продолжал поддразнивать ее Руперт, глядя на угли в камине. — Что бы это могло быть? — Он поднял глаза и так посмотрел на нее, что Октавия засомневалась, сумеет ли она выйти из комнаты на собственных ногах.— Хочешь, чтобы я выбирала сама? — От нахлынувшего желания ее голос прозвучал очень низко.— Готов выслушать любые предложения, хотя окончательный выбор оставляю за собой.Октавия облизала губы: мозг бурлил чувственными фантазиями, затмевавшими усталость дня, опасения, недобрые предчувствия и страхи. Больше не имело значения, почему они играют в эту игру, важно было лишь то, что они в нее играют.— Не подняться ли нам в спальню, сэр?— Непременно. Мне почему-то кажется, что в спальне тебе будет проще расплатиться.— Мне тоже так кажется, сэр. — Октавия присела в реверансе, глядя на Руперта снизу вверх из-за развернутого веера. От предвкушения наслаждения глаза ее увлажнились, в каждом изгибе тела — страстное обещание.Руперт торжественно взял ее за руку:— Идемте, мадам. Глава 12 — Граф Уиндхэм, миледи! — донесся как всегда назидательный голос Гриффина. — Вы дома?— Да, Гриффин, проведи его в зал. Я сейчас выйду. — Октавия отложила газету, которую читала отцу. — Извини, папа.— Конечно, конечно, — ответил он ласково. — Иди, делай что следует. Я вижу, дверной звонок просто не замолкает. Мне кажется, вы стали очень популярной парой.— Да, — скромно согласилась дочь, расправляя складки на юбке розового муслинового платья. — Но это потому, что мы новые люди на сцене, а общество обожает новизну. — Она оглядела себя в зеркало.— У Уорвика большие доходы, — заметил Оливер. — Это видно по его гостеприимству.Октавия взглянула в зеркало на отца. Закидывает удочку? Вряд ли. Это не в его характере.— Он богатый человек, папа. Не хочешь прокатиться? Сегодня превосходный день.— Спасибо. Я, как обычно, прогуляюсь. Иди, твой гость заждался.Октавия поцеловала отца и выпорхнула из комнаты. В повседневной жизни Оливер всегда разбирался плохо, а после несчастья и вовсе перестал замечать окружающую действительность. Однако в последнее время отец вернулся к реальности. Что будет, если он начнет интересоваться хитросплетениями их домашней жизни? Как придумать хоть сколько-нибудь удовлетворительное объяснение скоропалительному браку, неожиданному возврату богатства и возвращению в Хартридж Фолли? Октавия могла только надеяться на то, что отец поверит любому ее объяснению, как это было раньше.Но все это пока еще в будущем, говорила себе Октавия, сбегая по лестнице вниз. А настоящее требовало напряжения всех сил.На нижней ступеньке она перевела дыхание. Если Филипп Уиндхэм пришел один, а Октавия подозревала, что это именно так, то сегодня состоится их первое свидание.Слуга растворил двери, и Октавия, приняв соответствующее выражение лица, вошла в зал.— Граф Уиндхэм! Какой неожиданный сюрприз? Филипп оторвался от созерцания улицы за окном и, приставив лорнет к глазам, принялся изучать хозяйку. Наконец граф поклонился:— Я в восхищении, мадам. Вы одеваетесь с безукоризненным вкусом.— А вы знаток дамских нарядов? — колко поинтересовалась Октавия.— Я разбираюсь в том, что мне нравится. — Он тепло пожал ее руку. — Извините, если моя бесцеремонность вас обижает, но при виде вас сразу забываешь об условностях.— О, сэр, а я думала, что вы выше банальных комплиментов, — игриво упрекнула графа Октавия. — Мы оба знаем, какова их настоящая цена.— Уверяю вас, то, что я говорю, не пустые комплименты. — Он пристально смотрел на нее, и снова возникло неловкое чувство, что есть в нем что-то знакомое… знакомое, но в то же время злое.— Тогда я их принимаю с той же доброжелательностью, с какой они были сказаны. — Октавия обворожительно улыбнулась. — Хотите шерри?— Благодарю вас. — Октавия дернула за шнурок колокольчика. — Я пришел за долгом… Могу я у вас его потребовать?— Конечно. — И, обратившись к вошедшему дворецкому:— Гриффин, пожалуйста, шерри. Его светлость дома?— Нет, миледи, лорд Руперт уехал к портному. — Дворецкий поклонился и вышел.Знал ли об этом граф Уиндхэм заранее?— Итак? — повернулась к нему Октавия. — Я ваша должница? Я запамятовала, кто проиграл партию.— Вы, мадам. Две. — Она не могла разобрать выражение его глаз. — Две из трех.— У меня никудышная память. Поставь на стол, — обратилась она к дворецкому. — Я сама налью графу. — Как только дверь за слугой закрылась, Октавия разлила вино по бокалам. — Так за что мы выпьем?— За выигрыш и за проигрыш. — Филипп поднял бокал. — И за будущие игры.Октавия улыбнулась и пригубила шерри.— Вы оспариваете свой долг, леди Уорвик?— Ни в коем случае. — Октавия покачала головой. Господи, как же можно целовать мужчину одними губами? Как пережить эти неприятные минуты?Она этого не знала. В своей жизни она целовала лишь одного мужчину, и душа и разум неизменно сливались с телом, когда она прижималась к Уорвику.Филипп притянул ее к себе, взял пальцами за подбородок, приблизил губы к ее губам.Октавия говорила себе, что следует ответить на поцелуй. Она ничего не добьется, если станет ждать, как истукан, пока все кончится. Вздохнув, она закрыла глаза и ответила на поцелуй. Язык Филиппа тут же отозвался на приглашение, и она ощутила во рту привкус вина и присутствие чего-то мускулистого. Он крепко прижал ее к себе.Касайся его! Шарь руками по телу! Может быть, нащупаешь то, что ты ищешь!Октавия, словно в ответном порыве желания, провела рукой по груди в поисках кармашка, обследовала бедра. Филипп застонал и внезапно впился зубами в ее нижнюю губу. Октавия, ощутив вкус крови, инстинктивно попыталась освободиться из его объятий, но граф стискивал ее с такой силой, что Октавии никак не удавалось упереться ему рукой в грудь. По всхлипываниям, раздававшимся совсем рядом с ее лицом, она поняла, как велика его страсть.Она задыхалась в огне его нетерпения, билась, точно птица в силке. Но вдруг краем уха различила, как хлопнула входная дверь. Прошло совсем немного времени, и дверь хлопнула снова.Нутром Октавия почувствовала, что это Руперт — все успел сделать и теперь вернулся. Но увидел, что происходит в доме, и потихоньку ушел, потому что понял, что она делает свое дело — то самое, на которое так опрометчиво согласилась. Соблазняет его врага. А Руперту было не важно, что губы, недавно отвечавшие ему с таким жаром, теперь целует другой мужчина — человек, которого он ненавидел.Для него это не имело никакого значения. Ведь если бы было по-другому, он не стал бы терпеть.Октавия боролась из последних сил, и Филипп Уиндхэм наконец отстранился.— Вы сопротивляетесь? Но секунду назад были пылки, как и я!Лицо графа горело, глаза сверкали, зубы и подбородок алели от крови. Октавия невольно отшатнулась: в этот миг он напоминал ей зверя.— Вы меня пугаете, милорд. Такая страсть! — кротко проговорила она и отвернулась, чтобы глаза не выдали ее отвращения. — Я не привыкла к такому. — Она потрогала нижнюю губу.— Значит, ваш муж не так страстен! — В смехе Филиппа слышались презрение и похвальба. — Вот я, дорогая, покажу вам, на что способен мужчина. В вас есть страсть, я это чувствую. И вам нужен мужчина, способный ответить на нее.— А вы такой мужчина и есть?— Конечно!Глупый, надутый индюк! Несмотря на отвращение, Октавия чуть не рассмеялась. Тщеславный человек! Неужели он считает, что способен заткнуть за пояс Руперта Уорвика во всем?— Имейте ко мне снисхождение, милорд, — взмолилась Октавия. — И простите — сейчас мне нужно прийти в себя, перед тем как вернется муж.— Ради Бога! — с готовностью согласился Филипп, как будто само собой разумелось, что после сногсшибательного поцелуя Филиппа Уиндхэма женщине требовалось время прийти в себя. — Вскоре увидимся. — Он погладил ее по спине, рука задержалась на ягодицах.Октавия наконец осталась одна. Взглянув в зеркало, она увидела, что губа распухла. Тело ломило, словно своими кольцами ее обвивал питон. Внешняя хрупкость Филиппа Уиндхэма оказалась обманчивой — теперь она знала, что на самом деле граф был сильным мужчиной.Скрип двери заставил ее обернуться — на пороге стоял Руперт. С непроницаемым выражением лица он помедлил у порога и наконец произнес:— Значит, ты начала.— Как видишь, — ответила она спокойно, даже равнодушно и пригубила шерри. Вино обожгло израненную губу.. — Это хорошо. — Он потянулся к бокалу.— Ты приходил и раньше? — Голос Октавии чуть дрогнул. Она сделала еще глоток, надеясь, что вино поможет ей справиться с водоворотом страхов, отчаяния и разочарования, вынесет наконец в спокойную воду холодного расчета.— Да, и почел за лучшее удалиться, — ответил Руперт, не оборачиваясь.Когда он увидел Октавию в объятиях брата, кровь ударила ему в голову. Он и сейчас никак не мог справиться с собой. А при виде ее распухшей губы и растрепанных волос испытал такой гнев, что только долгие годы мучительных тренировок позволили сохранить самообладание. Октавии незачем знать, что он чувствует на самом деле.— Новое свидание назначили? — спросил он небрежно.— Конкретно нет. Но готова спорить, что Уиндхэм долго не утерпит и придумает что-нибудь сам. — Октавия чувствовала себя так, точно была на экзамене, а строгий наставник проверял ее знания. — Я пыталась его ощупать, но ничего не нашла. Мне было бы легче, если бы ты сказал, что я ищу. — Она снова наполнила свой бокал.Руперт достал из кармана маленький шелковый мешочек, открыл его и вытряхнул содержимое на стол:— Вот это.Октавия впилась глазами в предмет — маленькое, искусно сделанное серебряное колечко сверкнуло в солнечном луче.— Какое крошечное! — Она сжала кольцо между пальцами. — У Уиндхэма такое же?— Их два. Вот тут есть устройство… с помощью которого его можно открыть… спрятано в глазу птицы. — Он показал мастерски выгравированного орла. — Слишком миниатюрно для человеческих пальцев. Нужна булавка.— Ножницы подойдут? — Октавия порылась в корзинке с работой для вышивания и достала небольшие ножницы.Руперт осторожно вставил острый кончик в глаз. Колечко раскрылось.— То, что у Уиндхэма, соединяется с этим, и получается кольцо, которое можно надеть на палец взрослого мужчины, — объяснил он и зачем-то прибавил:— Нетолстый палец.— И что это означает? — Октавия взглянула Руперту в лицо, но, только что открытое и дружелюбное, при ее вопросе оно померкло. Дверца захлопнулась.— Этого тебе не нужно знать. — Он закрыл кольцо и спрятал его в мешочек.— Разве я не имею права?— Будешь иметь, если заслужишь.В его словах прозвучало такое холодное пренебрежение, что Октавия осеклась. Она ни на что не имела права, кроме того, что он ей обещал.— Послушай, Октавия. — Тон Руперта изменился, стал почти мягким. Он взял ее за руку. — Я не могу рассказать тебе больше, чтобы окончательно не смутить твои мысли. Если ты узнаешь, что лежит между мной и Уиндхэмом, то можешь нечаянно выдать тайну. И тогда он догадается о правде — настолько невероятной, что поначалу даже не поверит. В этом случае весь наш план пропадет. Сейчас тебе надо знать лишь то, что ты должна знать. Верь мне, Октавия, когда все окажется позади, ты узнаешь все. Это я тебе обещаю.Тогда узнает и Октавия, и целый мир. Он зажал ее лицо меж ладонями и улыбнулся, словно его улыбка могла развеять ее разочарование и обиду, стереть следы поцелуев Филиппа.— Доверься мне.— Хорошо, — нехотя согласилась Октавия. — Хотя работать впотьмах очень трудно. Почему ты считаешь, что я могу проговориться, если узнаю правду?Руперт вздохнул:— Кроме себя, я этот секрет не доверяю никому. Но если ты хочешь расторгнуть наше соглашение, я согласен.— Разве я могу? Мы зашли слишком далеко.— Я тоже так думаю, — серьезно согласился Руперт. — Но пойми, Октавия, я тебя ни к чему не принуждаю.Конечно, нет, горько думала она. Не принуждает. Но если она не выполнит свою часть сделки, он не выполнит свою. И тогда придется забирать отца и снова перебираться на грязную, убогую улицу в Шордиче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Почти рассвело, когда последний гость покинул дом. Октавия смотрела на комнату, карточные столы с явным отвращением. Руперт разлил в два бокала коньяк.— Держи. Заслужила, — подал он ей бокал.— Не хочу, — покачала она головой. — Лучше пойду спать.— Присядь, Октавия. — Голос Руперта звучал спокойно и ровно.Октавия бросила на него хмурый взгляд:— Уже пять часов утра. Я хочу спать.— Посиди.Что-то было в нем такое… в его тоне, что заставило ее повиноваться.— В чем дело?— Это ты должна мне сказать. Тебе что-то не понравилось в сегодняшнем вечере. Филипп Уиндхэм? — Руперт спокойно смотрел на нее, его глаза лучились теплотой и озабоченностью.— Нет.Он пригубил коньяк.— Так отчего же ты так разозлилась?— А ты подумай сам! — Октавия сердито вскинула голову. — Какие еще я могу испытывать чувства, когда вижу, как ты ссыпаешь в ридикюль Маргарет Дрейтон целое состояние? За что ты ей платишь?Заботливое выражение словно испарилось из глаз Руперта, и его сменило раздражение:— Неужели ты настолько глупа? Если чего-то не понимаешь, сначала спроси, а потом делай выводы.— Не смей так разговаривать со мной! — Октавия побелела, глаза метали золотистые молнии. — Я не делаю никаких выводов. Я видела, как ты давал этой женщине кучу золота! И все это видели!— Именно, — заметил он холодно. — Видели все. Октавия уставилась на него в недоумении:— Так ты хотел… чтобы это видели?— Именно, — снова повторил он. Потом заговорил с резкостью мужчины, который не переносит чужую глупость:— Если бы ты взяла на себя труд хоть немного подумать, то поняла бы: именно присутствие Дирка Ригби и Гектора Лакросса было причиной моей щедрости с мадам Дрейтон. Мне было нужно, чтобы они заметили, как я сорю деньгами.Октавия почувствовала себя неловко. Ревность привела ее в такую ярость, а отнюдь не деньги. Догадывался ли Руперт об этом? Октавия предпочла бы, чтобы ее обвинили в глупости, но только не в ревности. Но в следующую минуту она уже поняла, как отвести от себя подозрение.— Как я могу что-либо понять, если ты ничего мне не говоришь?Руперт помолчал.— Мне казалось, ты уже знаешь — я люблю играть с закрытыми картами.— Тогда нечего пенять, что я делаю глупые выводы. В его глазах появилась изумленная догадка:— То, о чем ты думаешь, не правда.Октавия с минуту молчала, разглядывая собственную туфельку, наконец сказала:— Почему же? Я заметила, как она получила цену, и знаю, что в свое время с ней переспали все придворные мужского пола.— И ты полагаешь, что я настолько неразборчив, что готов наброситься на лежалый товар? — Руперт пожал плечами. — Ты меня обижаешь, Октавия! И я думаю… да, я считаю, ты должна за это заплатить. — И злость Октавии куда-то ушла. Она стояла, не зная, что сказать и что сделать.— Вопрос состоит лишь в том, какую плату я сочту приемлемой? — продолжал поддразнивать ее Руперт, глядя на угли в камине. — Что бы это могло быть? — Он поднял глаза и так посмотрел на нее, что Октавия засомневалась, сумеет ли она выйти из комнаты на собственных ногах.— Хочешь, чтобы я выбирала сама? — От нахлынувшего желания ее голос прозвучал очень низко.— Готов выслушать любые предложения, хотя окончательный выбор оставляю за собой.Октавия облизала губы: мозг бурлил чувственными фантазиями, затмевавшими усталость дня, опасения, недобрые предчувствия и страхи. Больше не имело значения, почему они играют в эту игру, важно было лишь то, что они в нее играют.— Не подняться ли нам в спальню, сэр?— Непременно. Мне почему-то кажется, что в спальне тебе будет проще расплатиться.— Мне тоже так кажется, сэр. — Октавия присела в реверансе, глядя на Руперта снизу вверх из-за развернутого веера. От предвкушения наслаждения глаза ее увлажнились, в каждом изгибе тела — страстное обещание.Руперт торжественно взял ее за руку:— Идемте, мадам. Глава 12 — Граф Уиндхэм, миледи! — донесся как всегда назидательный голос Гриффина. — Вы дома?— Да, Гриффин, проведи его в зал. Я сейчас выйду. — Октавия отложила газету, которую читала отцу. — Извини, папа.— Конечно, конечно, — ответил он ласково. — Иди, делай что следует. Я вижу, дверной звонок просто не замолкает. Мне кажется, вы стали очень популярной парой.— Да, — скромно согласилась дочь, расправляя складки на юбке розового муслинового платья. — Но это потому, что мы новые люди на сцене, а общество обожает новизну. — Она оглядела себя в зеркало.— У Уорвика большие доходы, — заметил Оливер. — Это видно по его гостеприимству.Октавия взглянула в зеркало на отца. Закидывает удочку? Вряд ли. Это не в его характере.— Он богатый человек, папа. Не хочешь прокатиться? Сегодня превосходный день.— Спасибо. Я, как обычно, прогуляюсь. Иди, твой гость заждался.Октавия поцеловала отца и выпорхнула из комнаты. В повседневной жизни Оливер всегда разбирался плохо, а после несчастья и вовсе перестал замечать окружающую действительность. Однако в последнее время отец вернулся к реальности. Что будет, если он начнет интересоваться хитросплетениями их домашней жизни? Как придумать хоть сколько-нибудь удовлетворительное объяснение скоропалительному браку, неожиданному возврату богатства и возвращению в Хартридж Фолли? Октавия могла только надеяться на то, что отец поверит любому ее объяснению, как это было раньше.Но все это пока еще в будущем, говорила себе Октавия, сбегая по лестнице вниз. А настоящее требовало напряжения всех сил.На нижней ступеньке она перевела дыхание. Если Филипп Уиндхэм пришел один, а Октавия подозревала, что это именно так, то сегодня состоится их первое свидание.Слуга растворил двери, и Октавия, приняв соответствующее выражение лица, вошла в зал.— Граф Уиндхэм! Какой неожиданный сюрприз? Филипп оторвался от созерцания улицы за окном и, приставив лорнет к глазам, принялся изучать хозяйку. Наконец граф поклонился:— Я в восхищении, мадам. Вы одеваетесь с безукоризненным вкусом.— А вы знаток дамских нарядов? — колко поинтересовалась Октавия.— Я разбираюсь в том, что мне нравится. — Он тепло пожал ее руку. — Извините, если моя бесцеремонность вас обижает, но при виде вас сразу забываешь об условностях.— О, сэр, а я думала, что вы выше банальных комплиментов, — игриво упрекнула графа Октавия. — Мы оба знаем, какова их настоящая цена.— Уверяю вас, то, что я говорю, не пустые комплименты. — Он пристально смотрел на нее, и снова возникло неловкое чувство, что есть в нем что-то знакомое… знакомое, но в то же время злое.— Тогда я их принимаю с той же доброжелательностью, с какой они были сказаны. — Октавия обворожительно улыбнулась. — Хотите шерри?— Благодарю вас. — Октавия дернула за шнурок колокольчика. — Я пришел за долгом… Могу я у вас его потребовать?— Конечно. — И, обратившись к вошедшему дворецкому:— Гриффин, пожалуйста, шерри. Его светлость дома?— Нет, миледи, лорд Руперт уехал к портному. — Дворецкий поклонился и вышел.Знал ли об этом граф Уиндхэм заранее?— Итак? — повернулась к нему Октавия. — Я ваша должница? Я запамятовала, кто проиграл партию.— Вы, мадам. Две. — Она не могла разобрать выражение его глаз. — Две из трех.— У меня никудышная память. Поставь на стол, — обратилась она к дворецкому. — Я сама налью графу. — Как только дверь за слугой закрылась, Октавия разлила вино по бокалам. — Так за что мы выпьем?— За выигрыш и за проигрыш. — Филипп поднял бокал. — И за будущие игры.Октавия улыбнулась и пригубила шерри.— Вы оспариваете свой долг, леди Уорвик?— Ни в коем случае. — Октавия покачала головой. Господи, как же можно целовать мужчину одними губами? Как пережить эти неприятные минуты?Она этого не знала. В своей жизни она целовала лишь одного мужчину, и душа и разум неизменно сливались с телом, когда она прижималась к Уорвику.Филипп притянул ее к себе, взял пальцами за подбородок, приблизил губы к ее губам.Октавия говорила себе, что следует ответить на поцелуй. Она ничего не добьется, если станет ждать, как истукан, пока все кончится. Вздохнув, она закрыла глаза и ответила на поцелуй. Язык Филиппа тут же отозвался на приглашение, и она ощутила во рту привкус вина и присутствие чего-то мускулистого. Он крепко прижал ее к себе.Касайся его! Шарь руками по телу! Может быть, нащупаешь то, что ты ищешь!Октавия, словно в ответном порыве желания, провела рукой по груди в поисках кармашка, обследовала бедра. Филипп застонал и внезапно впился зубами в ее нижнюю губу. Октавия, ощутив вкус крови, инстинктивно попыталась освободиться из его объятий, но граф стискивал ее с такой силой, что Октавии никак не удавалось упереться ему рукой в грудь. По всхлипываниям, раздававшимся совсем рядом с ее лицом, она поняла, как велика его страсть.Она задыхалась в огне его нетерпения, билась, точно птица в силке. Но вдруг краем уха различила, как хлопнула входная дверь. Прошло совсем немного времени, и дверь хлопнула снова.Нутром Октавия почувствовала, что это Руперт — все успел сделать и теперь вернулся. Но увидел, что происходит в доме, и потихоньку ушел, потому что понял, что она делает свое дело — то самое, на которое так опрометчиво согласилась. Соблазняет его врага. А Руперту было не важно, что губы, недавно отвечавшие ему с таким жаром, теперь целует другой мужчина — человек, которого он ненавидел.Для него это не имело никакого значения. Ведь если бы было по-другому, он не стал бы терпеть.Октавия боролась из последних сил, и Филипп Уиндхэм наконец отстранился.— Вы сопротивляетесь? Но секунду назад были пылки, как и я!Лицо графа горело, глаза сверкали, зубы и подбородок алели от крови. Октавия невольно отшатнулась: в этот миг он напоминал ей зверя.— Вы меня пугаете, милорд. Такая страсть! — кротко проговорила она и отвернулась, чтобы глаза не выдали ее отвращения. — Я не привыкла к такому. — Она потрогала нижнюю губу.— Значит, ваш муж не так страстен! — В смехе Филиппа слышались презрение и похвальба. — Вот я, дорогая, покажу вам, на что способен мужчина. В вас есть страсть, я это чувствую. И вам нужен мужчина, способный ответить на нее.— А вы такой мужчина и есть?— Конечно!Глупый, надутый индюк! Несмотря на отвращение, Октавия чуть не рассмеялась. Тщеславный человек! Неужели он считает, что способен заткнуть за пояс Руперта Уорвика во всем?— Имейте ко мне снисхождение, милорд, — взмолилась Октавия. — И простите — сейчас мне нужно прийти в себя, перед тем как вернется муж.— Ради Бога! — с готовностью согласился Филипп, как будто само собой разумелось, что после сногсшибательного поцелуя Филиппа Уиндхэма женщине требовалось время прийти в себя. — Вскоре увидимся. — Он погладил ее по спине, рука задержалась на ягодицах.Октавия наконец осталась одна. Взглянув в зеркало, она увидела, что губа распухла. Тело ломило, словно своими кольцами ее обвивал питон. Внешняя хрупкость Филиппа Уиндхэма оказалась обманчивой — теперь она знала, что на самом деле граф был сильным мужчиной.Скрип двери заставил ее обернуться — на пороге стоял Руперт. С непроницаемым выражением лица он помедлил у порога и наконец произнес:— Значит, ты начала.— Как видишь, — ответила она спокойно, даже равнодушно и пригубила шерри. Вино обожгло израненную губу.. — Это хорошо. — Он потянулся к бокалу.— Ты приходил и раньше? — Голос Октавии чуть дрогнул. Она сделала еще глоток, надеясь, что вино поможет ей справиться с водоворотом страхов, отчаяния и разочарования, вынесет наконец в спокойную воду холодного расчета.— Да, и почел за лучшее удалиться, — ответил Руперт, не оборачиваясь.Когда он увидел Октавию в объятиях брата, кровь ударила ему в голову. Он и сейчас никак не мог справиться с собой. А при виде ее распухшей губы и растрепанных волос испытал такой гнев, что только долгие годы мучительных тренировок позволили сохранить самообладание. Октавии незачем знать, что он чувствует на самом деле.— Новое свидание назначили? — спросил он небрежно.— Конкретно нет. Но готова спорить, что Уиндхэм долго не утерпит и придумает что-нибудь сам. — Октавия чувствовала себя так, точно была на экзамене, а строгий наставник проверял ее знания. — Я пыталась его ощупать, но ничего не нашла. Мне было бы легче, если бы ты сказал, что я ищу. — Она снова наполнила свой бокал.Руперт достал из кармана маленький шелковый мешочек, открыл его и вытряхнул содержимое на стол:— Вот это.Октавия впилась глазами в предмет — маленькое, искусно сделанное серебряное колечко сверкнуло в солнечном луче.— Какое крошечное! — Она сжала кольцо между пальцами. — У Уиндхэма такое же?— Их два. Вот тут есть устройство… с помощью которого его можно открыть… спрятано в глазу птицы. — Он показал мастерски выгравированного орла. — Слишком миниатюрно для человеческих пальцев. Нужна булавка.— Ножницы подойдут? — Октавия порылась в корзинке с работой для вышивания и достала небольшие ножницы.Руперт осторожно вставил острый кончик в глаз. Колечко раскрылось.— То, что у Уиндхэма, соединяется с этим, и получается кольцо, которое можно надеть на палец взрослого мужчины, — объяснил он и зачем-то прибавил:— Нетолстый палец.— И что это означает? — Октавия взглянула Руперту в лицо, но, только что открытое и дружелюбное, при ее вопросе оно померкло. Дверца захлопнулась.— Этого тебе не нужно знать. — Он закрыл кольцо и спрятал его в мешочек.— Разве я не имею права?— Будешь иметь, если заслужишь.В его словах прозвучало такое холодное пренебрежение, что Октавия осеклась. Она ни на что не имела права, кроме того, что он ей обещал.— Послушай, Октавия. — Тон Руперта изменился, стал почти мягким. Он взял ее за руку. — Я не могу рассказать тебе больше, чтобы окончательно не смутить твои мысли. Если ты узнаешь, что лежит между мной и Уиндхэмом, то можешь нечаянно выдать тайну. И тогда он догадается о правде — настолько невероятной, что поначалу даже не поверит. В этом случае весь наш план пропадет. Сейчас тебе надо знать лишь то, что ты должна знать. Верь мне, Октавия, когда все окажется позади, ты узнаешь все. Это я тебе обещаю.Тогда узнает и Октавия, и целый мир. Он зажал ее лицо меж ладонями и улыбнулся, словно его улыбка могла развеять ее разочарование и обиду, стереть следы поцелуев Филиппа.— Доверься мне.— Хорошо, — нехотя согласилась Октавия. — Хотя работать впотьмах очень трудно. Почему ты считаешь, что я могу проговориться, если узнаю правду?Руперт вздохнул:— Кроме себя, я этот секрет не доверяю никому. Но если ты хочешь расторгнуть наше соглашение, я согласен.— Разве я могу? Мы зашли слишком далеко.— Я тоже так думаю, — серьезно согласился Руперт. — Но пойми, Октавия, я тебя ни к чему не принуждаю.Конечно, нет, горько думала она. Не принуждает. Но если она не выполнит свою часть сделки, он не выполнит свою. И тогда придется забирать отца и снова перебираться на грязную, убогую улицу в Шордиче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37