А-П

П-Я

 

Это даже не мои интересы, пойми! – он как-то растерянно развел руками. – Это большая политика. Здесь затрагиваются очень серьезные вещи. Никто, кроме нас, не должен знать всего.
– Я понимаю...
– Нет, ты не все понимаешь! – Большаков вдруг вскочил и взволнованно заходил по комнате. – Ты не все понимаешь! Все я не рассказал даже Федеральной службе безопасности!
– Может, и правильно...
– Садись, чего стоишь! – Большаков кивнул на кресло у стола. Затем сам устроился напротив.
В этот момент отворилась дверь, и на пороге с подносом, на котором дымились две чашки кофе и лежала горка запеченных в СВЧ-печке бутербродов, появилась Настасья Тимофеевна.
– Мальчики, я вам кофе принесла... – несмело проговорила она, с опаской поглядывая на мужа.
– Отлично, Настенька! И очень вовремя. А ну-ка, подай нам из бара пару рюмок и коньячок. Мы вчера не допили, – подчеркнуто бодро и чуть ли не весело вскричал Большаков.
– Ты уверен?..
– На сто процентов!.. Спасибо, а теперь оставь нас, пожалуйста, Настенька. Нам надо поговорить, – категорично, не допуская возражений, приказал Владимир Александрович, когда рюмки и початая бутылка оказались между ним и Бандой.
Настасья Тимофеевна смутилась, с тоской взглянула на Банду, как бы ища поддержки, но перечить мужу не стала и вышла, тихо прикрыв за собой дверь кабинета.
– Так вот! – сказал Большаков, наливая в рюмки янтарную жидкость. – Я, если знаешь, возглавляю институт в Химках. Контора закрытая. Работаем исключительно на оборонку. Поэтому даже и генералом стал.
Он кивнул куда-то в угол, и Банда невольно взглянул туда, куда он показывал, – на огромный платяной шкаф, громоздившийся рядом с маленьким кожаным диванчиком. Наверное, там висел обычно его генеральский мундир. Большаков просто забыл, что и сейчас он в форме.
– Мне Алина говорила.
– Да... Я, вообще-то, считаюсь крупным специалистом по части ракетных двигателей. Мы работаем в тесном контакте с Силами стратегического назначения и с Военно-космическими силами. Понимаешь?
– Кажется...
– То есть, наши двигатели нужны и для космоса, и для баллистических ракет.
– Так, – Банда слушал внимательно, стараясь не пропустить ни одного слова, и почувствовал, как засосало у него под ложечкой: дело закручивалось по-крупному, это были действительно интересы государственного значения. Неясно было пока только одно – при чем тут Алина?
– Примерно год назад со мной связались... Это были люди Амроллахи. Ты знаешь, кто это?
– Честно говоря...
– Я тоже не знал. Это – председатель Организации по атомной энергии Ирана. Какой-то дальний родственник самого Хомейни.
–?.. – Банда не нашел и междометия, чтобы выразить свое изумление, и Большаков взглянул на него с какой-то даже гордостью, почувствовав, как поразился парень.
– Да-да, Хомейни. Иран затевает очень своеобразные игры с ядерной энергией. Ты знаешь о скандале, связанном с экспортом так называемых двойных технологий?
– Так...
– Короче, наш министр атомной энергии Малахов и Амроллахи подписали в свое время протокол, согласно которому Россия поставляет Ирану две тысячи тонн природного урана, а также помогает строить Ирану исследовательские реакторы малой мощности. Сколько реакторов – никому не известно. А на этих реакторах можно запросто получать обогащенный уран, из которого крайне просто изготавливать ядерное оружие.
– Это я слышал.
– Так вот. В США публиковали доклады, один – исследовательской службы Конгресса, другой – Монтеррейского института. В этих документах утверждается, что хотя прямых доказательств создания Хомейни ядерного оружия и нет, но деятельность Ирана в этом направлении не вызывает сомнений. Они ищут двойные технологии в Германии, Бельгии, Китае и, как видишь, у нас. В России, в нашей неразберихе и беззаконии, это сделать, конечно, легче всего.
– Да уж, – Банда сидел растерянный и подавленный. Он не представлял, какие силы замешаны в похищении Алины. Он готов был сражаться со всем криминальным миром одновременно. Но одни названия – Иран, США, Хомейни, Германия – повергали его в какое-то оцепенение. Он постарался побыстрее избавиться от этого чувства и поторопил Владимира Александровича:
– А при чем же здесь вы и Алина?
– Ты слушай. Я же говорил тебе, что это длинная история... Служба внешней разведки, ФСБ, ФСК – все сильно лажанулись. Подписание протокола они прошляпили, делая вид, что там все чисто, мол, просто исследовательские программы. А ты знаешь, как было с ЮАР? Все спорили, создает она ядерное оружие или нет. И никто не мог найти тому подтверждения. Аж до тех пор, пока сейсмологи не зафиксировали... ядерное испытание! То есть бомба, ракета, заряд, словом, ЮАР изготовила свое оружие и испытала его, обманув весь мир. Вот тебе и Договор о нераспространении! Вот тебе и контроль со стороны мирового сообщества!
– Да уж!
– А сейчас они лажанулись еще больше. Для ФСБ было просто ужасной новостью, оказывается, что этот самый Амроллахи желает заполучить создателя ракетных двигателей. Ты ведь понимаешь, о чем я? Можно с полной уверенностью предположить, что одновременно с созданием ядерных зарядов Иран занялся и носителями. Денег у них хватит, фанатизма тоже. Можешь себе представить, что такое фундаментализм с ядерной ракетой в руках?! Мировая сенсация, а наши хлопают ушами. Впрочем, ФБР, кажется, тоже кое-что упускает.
– У меня голова кругом, Владимир Александрович! – взмолился Банда, совершенно убитый полученной информацией.
– А ты выпей коньяк-то! – вдруг улыбнувшись, приказал Большаков.
Он оживился и повеселел, чувствовалось, что, рассказывая все это Банде, он как будто перекладывает с себя часть ответственности и теперь ему становится немного легче.
– Выпивай и слушай дальше. Эти ребята сулили мне все условия и неограниченное денежное вознаграждение. На все мои попытки замять дело отмазками о невыездном режиме они только смеялись: в России, говорят, все можно. Ваш загранпаспорт уже готов, и виза иранская там есть, скажите только «да» и завтра же будете работать в самом престижном институте Тегерана... Я сказал «нет».
Теперь он замолчал, как будто что-то вспоминая, и Банда поостерегся нарушить это молчание.
– Одновременно, – снова заговорил Большаков, – начались страсти и у нас. Ты слышал, что Военно-морской флот обладает собственным ядерным потенциалом. Но знаешь ли ты, что их ракеты-носители годятся не только для того, чтобы летать через материки, но и для того, чтобы вывести на орбиту спутник? И всего-то – некоторые усовершенствования двигателей! Помнишь, грохнулся израильский спутник, который запускала Россия?
Так вот, Россия сама теперь ничего не запускает.
Запускают ведомства. Тот спутник выводили на орбиту именно Военно-морские силы. За всем этим стоят огромные деньги, контракт с Израилем приносил немалые суммы, а самое главное – на подходе были контракты с Германией и Францией. Телевидение, связь – теперь все держится на коммерческих спутниках. Все ищут возможности вывести свои аппараты на орбиту, да чтобы подешевле. Но все хотят и надежности. Тот израильский институт, который сделал спутник, потерпел немалые убытки после катастрофы, хоть контракт и был застрахован. А реноме ВМС как космических коммерсантов сильно пошатнулось. В Военно-космических силах потирали руки, искренне радуясь неудаче коллег...
– Владимир Александрович, я не понимаю, при чем тут Алина, арабы и наши ведомственные споры! – Банде показалось, что его голова пухнет и раскалывается от обилия и необычности полученной информации, и он буквально запросил пощады, чуть не сложив молитвенно руки на груди.
– А при том! – победоносно посмотрел на него Большаков. – При том, что ВМС тоже заинтересовались вашим покорным слугой. А я им также отказал. Теперь, не знаю уж, какими механизмами, они задействовали ФСБ, и меня шантажируют с двух сторон.
– То есть?
– Иранцы требуют поехать к ним и ради этого похищают Алину. Я должен дать согласие. Звоню Степанкову – это мой давний приятель, руководитель одного из отделов ФСБ, – а он меня огорошивает: мол, Алину мы найдем и спасем, а за это ты должен уйти в ВМС. Как тебе нравится?
– Дурдом какой-то!
– Хуже! – чуть ли не радостно вскричал Владимир Александрович. – И самое смешное – от меня почти ничего не зависит. Я сижу здесь, как пень, и ничего не могу сделать. Если я скажу «да» иранцам, из России меня не выпустят. Все очень просто будет например, маленькая автокатастрофа по дороге в аэропорт «Шереметьево». Если я скажу «нет» – они запросто вытворят что-нибудь с Алиной. ФСБ тем временем будет работать на ВМС, а ФСК, например, на ВКС. Все вроде бы ищут ее, но все поодиночке, стараясь ничем не выдать себя конкурентам. Вот так!
– Вы точно знаете, что ее выкрали иранцы? – Банда решил, что теоретическая часть разговора окончена и можно переходить непосредственно к похищению девушки.
– Да. Мне сегодня звонили, – Владимир Александрович сразу погрустнел, заговорив о дочери, и невольно посмотрел на телефон. – Дали пять дней на раздумье!..
– И вы молчите!..
– ФСБ пыталась засечь номер. Из города. Из автомата. Запеленговать не успели.
– Но это все равно хоть какая-то зацепка! Когда они свяжутся с вами снова? Как?
– Если бы знать! – Большаков налил себе еще рюмку и выпил, пододвинув бутылку ближе к Банде. – Наливай, пей.
– Нет, спасибо... Так. – Банда лихорадочно соображал, пытаясь привести мысли в порядок. – Значит, шантаж. Они с вами периодически будут связываться...
– Да, все это уже под контролем ФСБ.
– Но я что-то не заметил никого у вашего дома.
– А зачем? Ребята Степанкова считают, что отлично контролируют ситуацию и электронными способами.
– Ясно... А «мерседес» искали?
– Какой «мерседес»?
– На котором увезли Алину.
– Мне про детали ничего не говорят. Наверное, ищут.
– Ясно, ясно... Владимир Александрович, спасибо вам, что вы все так подробно рассказали. Я теперь хоть понимаю, что к чему... Можно вас попросить, если что-то будет известно еще, сразу же сообщить мне?
– Да, пожалуйста...
– Я буду вам звонить. Часто звонить.
– Звони, Саша. Но что ты сделаешь?
– Не знаю. Но Алину мы спасем, – Банда говорил это уверенно. Он чувствовал, что что-то должно получиться.
– Дай-то Бог! – голос Владимира Александровича звучал резким диссонансом с настроением Банды. В нем не было никакой уверенности. Это был голос обреченного, почти смирившегося человека...

* * *

Поразмыслив, Банда все-таки решил, что федералы зря пренебрегают старыми проверенными детективными способами. Внешнее наблюдение еще никогда не бывало лишним. Впрочем, он подозревал, что ФСБ может вести и еще одну, третью, совершенно непонятную для него игру, руководствуясь своими интересами. Для них, вполне возможно, розыск девушки даже не был первостепенной задачей.
Он решил сам установить наблюдение.
Вечером, когда стемнело и двор дома Большаковых опустел, Банда, осмотревшись и убедившись, что здесь он совершенно один, вооружившись монтировкой, оторвал пружину на входной двери подъезда, а затем, вставив монтировку в щель у косяка и резко дернув, вырвал дверную петлю. Использовав пару булыжников, он укрепил дверь в широко открытом состоянии так, чтобы закрыть ее было бы совсем не просто даже для очень сильного мужчины.
Расчет Банды оказался точным.
Он поставил свою «мицубиси» в тени дерева напротив подъезда и через свои полностью затонированные окна мог теперь с легкостью наблюдать все, что творится у входа, а также в самом подъезде, на площадке у почтовых ящиков, не рискуя быть замеченным снаружи. Он даже заменил лампочку на площадке, чтобы видеть все в подъезде даже ночью.
А дальше все было делом техники и терпения.
Банда практически безвылазно просиживал в своем джипе, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. Он даже двигался внутри автомобиля медленно и осторожно, стараясь не раскачивать машину, чтобы все было как можно более похоже на то, что она пуста. Он сидел теперь исключительно на заднем сиденье, там, где тонировка стекол была полной, совершенно исключая возможность постороннего взгляда. Во дворе целыми сутками стояли десятки машин, чьи владельцы не смогли расстараться насчет гаража, и «паджеро» не привлекал среди них особого внимания.
Он старался предусмотреть все действия бандитов и с радостью нашел подтверждение тому, что шаги иранцев могут быть просчитаны. Буквально на следующий день после похищения Алины газета «Московский комсомолец» сообщила о происшествии в Лужниках: средь бела дня здесь сгорел «мерседес-190Е», предположительно черного цвета, без государственных номеров, с номерами кузова и двигателя, не зарегистрированными в Москве. Банда не сомневался, что это тот самый «мерс», на котором увезли Алину, и с удовлетворением отметил про себя, что предвидел попытку иранцев избавиться от самой большой улики.
За день Банда выпивал три огромных термоса кофе, который заваривала ему Настасья Тимофеевна, но почти ничего не ел. От волнения и бессонницы ему кусок в горло не лез...
Он сидел в машине уже третьи сутки, воспаленными глазами всматриваясь в двери подъезда и изо всех сил стараясь не уснуть. Была уже половина двенадцатого ночи, и дом Большаковых постепенно затихал, погружаясь в сон, когда вдруг из-за угла появился этот парень.
Он сразу привлек внимание Банды Парень был черноволосым, смуглым и бородатым, и даже в наступившей темноте Банда голову мог бы дать на отсечение, что без арабских или еврейских кровей в этом парне не обошлось Он вышел из-за угла и, на секунду замешкавшись, оглядывая двор, направился прямиком к подъезду Большаковых.
Банда съежился и вжался в сиденье, будто боясь, что его заметят в кромешной тьме за затемненными стеклами, когда араб остановился у самого подъезда, оглядывая двор А когда подозрительный гость вошел в подъезд и остановился у почтовых ящиков как раз там, где висел ящик Большаковых, Банда выскочил из машины и пулей полетел через двор прямо в подъезд.
Араб даже не успел бросить в ящик какой-то конверт, как в подъезд ворвался разъяренный Банда.
– Стоять! – крикнул Александр как можно более яростно, используя старый прием запугивания противника звуком, но араб, видимо, был подготовлен неплохо. Он отпрянул к стене, и в руках его тут же сверкнул длинный и тонкий закаленный арабский клинок, скорее, даже не нож, а что-то среднее между кортиком и короткой шпагой.
– Нэ падхады! – истерично завопил он, размахивая своим оружием, но Банда был слишком разъярен и слишком рад своей удаче, чтобы вспомнить про висевший под мышкой пистолет Он налетел на араба, как танк, как тайфун, как самое страшное стихийное бедствие, обрушив на него целый град неотразимых ударов. Нож улетел в сторону в мгновение ока, и араб, заливаясь кровью из разбитого носа и теряя сознание, привалился к стене, сползая по ней на пол.
Банда схватил его за шиворот и резко встряхнул, снова поднимая на ноги, а затем классически, как в десанте, заломил ему руку за спину, одновременно сдавливая шейные позвонки, полностью лишая противника возможности сопротивления.
Вспомнив о наручниках, висевших у него на поясе, Банда крепко сковал руки араба за спиной и потащил к машине. Затолкав его на заднее сиденье, Александр для верности прикрепил наручники к ремню безопасности, подтянув их как можно выше.
Теперь араб валялся на сиденье с высоко задранными к потолку руками, утыкаясь носом в мягкие подушки и заливая их собственной кровью – Вот так-то, урод! – удовлетворенно хмыкнул Сашка и, вытащив из кармана пленника пакет, предназначавшийся Большакову, вскочил за руль.
Взревел двигатель, и «мицубиси» стремглав вылетела из двора дома Алины, устремляясь за город...

* * *

Банда несся по ночной Москве, старательно объезжая все известные ему посты ГАИ, не желая нарваться на внезапный ночной досмотр машины, по направлению к лагерю «Валекса» Но, уже выехав за город, он резко свернул в более-менее густой лесок, на всякий случай отъезжая подальше от дороги.
Выбрав место поглуше и потише, он остановил машину и, вытащив араба, привязал его к толстой сосне – Говорить будем сразу или как? – на всякий случай, не надеясь на быстрый успех, спросил он пленника.
– Сабака! – прорычал тот в ответ, бешено сверкая своими черными глазищами.
– Ясно. Что ж, даю тебе время подумать, – Банда отошел назад, к машине, и развернул наконец конверт, отобранный у этого неудавшегося посыльного.
В несколько раз сложенный листок бумаги были вложены волосы. Маленькая каштановая прядь. Волосы Алины.
Банда почувствовал, что кровавая пелена ненависти заливает его глаза, а руки сами собой сжимаются в кулаки. Боясь, что он сейчас убьет этого араба на месте, парень постарался опомниться и буквально заставил себя прочитать две строчки, кривым корявым почерком начертанные на листке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34