Словом, родители в конце концов успокаиваются, смиряются и даже не пытаются похоронить своего несчастного ребенка. Мертвый и мертвый, что поделаешь. Там готовы и документы оформить так, что в итоге женщина выходит из роддома как бы после аборта.
Язык уже не очень-то слушался хозяина, но рассказывал Самойленко хотя и несколько путанно, все же увлеченно, в очередной раз загоревшись сегодня и воспрянув духом:
– Ну, в общем, дела так разворачиваются, что ни похорон, ни могилки – ничего, никаких следов... Кое-кто из родителей об этом и не спросит. Что ж, если они это дитя никогда живым не видели, чего и хоронить-то? Кому-то расскажут о том, что ребенок родился хоть и живой, но с такой патологией, что и нескольких минут не мог прожить вне материнской утробы, – вроде не хватает какого-то жизненно важного органа, например, так что спасти было никак нельзя...
– Да, дела! – присвистнул Банда, а Коля тем временем продолжал:
– Словом, до определенного момента все шло в этой больнице очень четко... Слышь, Банда, давай еще по глотку, потому как ночью без водки о таких страстях и рассказывать-то трудно.
– Давай, я что, против? – Банда заинтересовался и ждал продолжения.
Они выпили, и Коля заговорил снова:
– Короче, все было нормально, только, может, в Управлении здравоохранения слегка удивлялись статистическим данным о детской смертности. Но мало ли что? Может, Чернобыль так влияет или еще какая «холера» – наша экология, слава Богу, всему миру известна... Да. Так вот. Слухи пошли по городу неожиданно. Как они возникли – одному Господу известно. Может, две несчастные матери встретились. А может, какая-нибудь утечка информации произошла. Не знаю. Главное – вся Одесса вдруг заговорила об этой больнице. Ну и ваш покорный слуга, естественно, заинтересовался. А тут как раз такая удача подворачивается...
– Что именно?
– Да моя коллега, напарница, мы с ней часто вместе работаем, Дина... В общем, она залетела по каким-то там женским делам в гинекологию этой самой больницы, – Самойленко отчего-то вдруг смутился, и Банда, вспомнив, как нежно вымолвил он имя женщины, Лишь усмехнулся про себя – «конспиратор». – А знаешь, как у нас, роддом, гинекология – все в одном корпусе, только на разных этажах.
– Ну и?
– Короче, она там, естественно, помимо лечения, начала заниматься сбором информации... – Коля вдруг посерьезнел и помрачнел. – Но я боюсь за нее. Если там что серьезное... Вот я и хотел Олега попросить о подмоге. Взял бы его с собой, устроил в эту больницу хоть санитаром, хоть электриком... Там вакансии, сам понимаешь, найти всегда можно. А он – бывший офицер, медподготовку прошел. Может, даже на медбрата претендовать бы мог. В общем, надо было хоть немножко прикрыть Дину, а заодно постараться что-нибудь интересное высмотреть...
– А сам чего же? – Банда с недоверием покосился на Самойленко, не понимая, что может помешать мужчине самому защитить свою любимую, попавшую в опасную ситуацию.
– Сам?! Ха-ха! Да меня каждая собака в городе знает. Здрасьте! Самойленко в санитары попросился! А больше вы нигде, господин журналист, поработать не желаете? – он передразнил возможную реакцию на его появление в больнице, но тут же снова посерьезнел:
– Нет, я сам не могу никак. Мне именно такой парень, как Олег, нужен был.
– Ну я бы тебе постарался помочь, но...
– Да... Ладно, забудем об этом. Давай лучше отвлечемся. Какая ночь-то, а?
– Здорово, ничего не скажешь.
Они долго-долго сидели молча, задумавшись каждый о своем. Городок спал, погрузившись в полную тишину, и даже природа, казалось, замерла, не нарушая вселенского покоя ни шелестом листвы под дуновением ветерка, ни криком цикад. Лишь мириады огромных ярких звезд прямо над головой безмолвно взирали на землю, полную тревог, печалей и бедствий. Там, наверху, все было куда спокойнее.
Где-то совсем рядом вдруг хлопнула дверца автомобиля, и Банда встрепенулся, кивнув в ту сторону:
– Наши друзья-сторожа не спят. Все слушают, о чем мы тут с тобой.
– Да... Слушай, у меня в сумке приемник есть. Хочешь, я его принесу, так хоть новости или музыку послушаем? Все ж веселее будет до утра сидеть, – Самойленко встал и, поднеся спичку к бутылке, постарался рассмотреть, сколько там осталось. – Заодно еще водочки захвачу да закуски какой. А то на этом сказочном воздухе трезвеешь в один момент – пьешь-пьешь, вроде и выпил много, а никакого тебе кайфа.
– Давай, – рассмеялся Банда, – неси и то, и другое. Гулять так гулять.
Коля вернулся очень скоро, разложил на лавке прихваченное на кухне сало, хлеб, огурцы и помидоры. Затем с торжественным видом извлек из внутреннего кармана куртки бутылку и водрузил ее посреди закуски. Наконец из другого кармана вытащил маленький приемник «Нева» и, включив его, начал шарить по волнам эфира, разыскивая какую-нибудь музыку. Сквозь треск и шум вдруг пробился чистый голос Расторгуева из «Любэ»:
Да, стая, я старик.
Я словно стертый клык.
Не перегрызть
Мне память вольных-снов.
В них пыл давно затих,
И больно бьют поддых
Глаза моих друзей,
глаза моих друзей волков.
Я раны залижу,
Я с прошлым завяжу.
Капканы вижу
и с тропы сверну.
Не потому что слаб,
А потому что кровь
не греет старых лап.
Ночами долго-долго
вою на луну.
Луна, луна, луна,
Взрываю воем тишину.
Луна, луна, луна!
Луна и волк в ночном лесу.
Возьми меня к себе,
Луна...
Над деревьями, заливая все вокруг призрачным голубоватым светом, сияла луна. Огромная, круглая, она, казалось, глядела прямо на Серны, на ребят, сидящих в саду, внимательно и понимающе.
Часть вторая
Помолись за меня
I
Нету у меня никого,
Кроме Родины-матушки.
Да! Нет у меня никого,
Кроме ветра-дружка.
Ох, да помолись за меня,
Сиротинушку, батюшка!
Да! Ты помолись за меня,
Помолись за меня...
Степан Петрович сбросил наушники и, выключив аппаратуру прослушивания, пересел в кабину машины. Закурив, он кивнул водителю:
– Сходи, обрежь телефон.
– Есть.
Котляров остался один. Тишина ночи не приносила облегчения – в ушах, уставших от наушников, стоял звон, и Степан Петрович, нащупав в темноте ручку автомагнитолы, включил ее. Видимо, он попал на ту же волну той же станции, которую слушали в нескольких десятках метров от него Банда и Самойленко, – играла «Любэ».
– Товарищ полковник, мне продолжать прослушивание? – вернувшийся офицер заглянул в форточку «рафика»
– Провода обрезал?
– Так точно, товарищ полковник... Так как насчет прослушивания?
– Как хочешь, – вяло махнул рукой полковник, погруженный в собственные мысли.
Старший лейтенант службы безопасности потоптался несколько минут возле машины, смущенный таким ответом полковника Котлярова, затем, справедливо решив не мешать шефу хандрить, залез в салон микроавтобуса, оставив полковника в кабине одного.
Да, Котляров хандрил. И были тому весьма серьезные причины – до конца отпущенного Мазуриным срока оставались лишь сутки, а решения проблемы Степан Петрович не видел. Дело Банды за эти дни так и не сдвинулось с мертвой точки: штурмовать дом было нельзя, оставлять Банду в покое – тоже. Тем более объявился еще и этот долбаный писака из Одессы, Самойленко, нелегкая его принесла...
«Постой-ка! – Котляров вдруг встрепенулся и почувствовал, что какая-то очень важная мысль, даже не мысль, а всего лишь зацепка скользнула в совершенно пустой от усталости и напряжения голове. – Подожди... Что там говорил этот Колян про роддом? Так, рост смертности, родителям не дают хоронить детей... Точно! Это ведь очень похоже на то, чем занимается наш капитан Федоров. Только журналист этот из Одессы, а Федоров работает в Питере...»
Федоров, один из лучших оперативников отдела Котлярова, «крутил» дело, которое при успешном завершении обещало стать одним из самых громких не только в его личной практике, но и в практике Котлярова и даже генерала Мазурина.
Более того, это дело послужило бы великолепной рекламой всей деятельности органов безопасности за последние три-четыре года. О нем обязательно было бы рассказано журналистам со всеми подробностями. А те бы уж раззвонили об успехах ФСБ по всей стране. И, главное, то дело, которое вел Федоров, странным образом точно совпадало с тем, о чем рассказывал этот самый Самойленко.
Котляров вдруг понял, что он нашел решение проблемы. Если бы только Банда согласился!
Степан Петрович вышел из кабины и направился к дому Востряковой. Выпрыгнувший следом из салона старший лейтенант пошел было за ним, но затем, окликнув начальника и не удостоившись ответа, остановился, с интересом наблюдая, как его шеф подошел к воротам и решительно постучал в калитку.
Старлей быстренько вернулся в машину и включил аппаратуру прослушивания и магнитофон, нервно крутя ручку настройки, чтобы не пропустить ни одного слова, сказанного у Востряковых...
* * *
От неожиданного стука в калитку, показавшегося чересчур громким в ночной тиши, оба парня вздрогнули и удивленно переглянулись, но в ту же секунду вскочили и бросились к забору, понимая, кто именно мог постучать в это позднее время.
Банда вытащил из кармана пистолет, снял с предохранителя и, сделав Коле знак отойти чуть подальше, рванул калитку и мгновенно отскочил в сторону. На прицеле его «Макарова» оказался седоватый, но еще крепкий мужчина лет сорока, одетый в неплохой серый костюм с ярким галстуком. Профессиональным жестом он показал, что в руках у него нет оружия.
– Разрешите войти?
– Вы кто?
– Полковник службы безопасности Котляров Степан Петрович. Мне нужно с вами поговорить.
Банда не ожидал такого оборота дела и удивленно оглянулся на Самойленко. Тот стоял, с интересом разглядывая незнакомца, будто недоумевая, откуда тот взялся.
– Интересно, о чем? – нашелся-таки Банда, отнюдь не выразив особой радости.
– Может, я все же войду?
– Заходите, – Банда, не опуская пистолета, пропустил «федерала» во двор, снова тщательно запер все засовы и только после этого указал куда-то в глубь темного двора:
– Пойдем, сядем.
– Александр, вы пистолет уберите, – голос полковника был удивительно мягок и доброжелателен. – Я не вооружен. Да и не воевать пришел.
Банда, конечно, знал, что их внимательно слушают, что на них давно собрали обширнейшее досье, но обращение по имени этого совершенно незнакомого человека все же подействовало на Сашку.
Поставив пистолет на предохранитель, он засунул его в карман.
– Ну вот, так наш разговор получится более спокойным, – полковник сохранял полное самообладание, и это понравилось Сашке – ему импонировали выдержанные люди. – Я, конечно, прошу извинения за столь поздний визит, но ведь вы все равно не спите, правда?
– Конечно.
– Добрый вечер, Николай, – поздоровался тем временем полковник и с Самойленко, пожав ему руку. – В доме все спят уже?
– Да.
– Ну и хорошо. Где бы мы могли поговорить?
Ребята отвели гостя к своей лавке, и Котляров заметно оживился, увидев початую бутылку водки и закуску:
– О, да мы хорошо сидим!
– А то вы не знаете? Небось, слушали в своей машине, о чем мы здесь с Колей беседовали, – съязвил Банда, но вдруг, сам не понимая почему, предложил полковнику:
– А вы присоединитесь?
– С удовольствием, – Котляров даже потер руки, наглядно демонстрируя это самое удовольствие.
– Коля, будь другом, раздобудь еще стакан.
Когда водка была разлита и Банда нарезал еще огурцов, полковник поднял свой стакан и, обведя взглядом парней, произнес:
– Знаете что, ребята? Давайте выпьем за наше знакомство. Я скажу честно – все эти дни мы были по разные, как говорится, стороны баррикад, но я хочу отдать должное – ты. Банда, извини, но под этим именем мы тебя лучше знаем, поэтому я, если позволишь, так тебя и буду называть, ты, судя по всему, парень не промах. И мне действительно приятно поговорить с тобой, увидеть тебя воочию, а не подслушивать. Ну, ты понимаешь меня, я думаю.
– Я понимаю, не волнуйтесь. Я все уже давно понял... Впрочем, вы... Степан Петрович? Я правильно запомнил? Так вот. Вы, Степан Петрович, наш гость, а тост предлагается за нас, так что не вижу причин, чтобы не выпить.
– Ек, – подхватил Самойленко, опрокидывая в себя водку.
Когда все выпили, Котляров снова заговорил:
– Я представляю, Банда, какие чувства ты можешь испытывать ко мне и к моей организации... Да, мы пытались тебя убрать, ты не ошибся... Извините, господин журналист, – неожиданно повернулся он к Самойленко, – диктофона у вас с собой, надеюсь, нет?
– Есть, – почему-то покраснел Самойленко.
– А вы его не включайте, пока мы беседуем, хорошо?.. Так вот, – он снова обратился к Банде. – Да, мы, точнее, наша организация пыталась тебя убрать. Для этого я, собственно говоря, и нахожусь здесь. Я был изначально против такого решения, но у меня, черт возьми, тоже есть начальство. Оно-то и отдало приказ о вашей ликвидации. Между прочим, к нападению на тебя здесь, в Сарнах, я не имел ни малейшего отношения.
– К чему все эти извинения, Степан Петрович? – нахмурился Банда, не в силах разгадать игру «федерала». Он даже нервно оглянулся, всматриваясь в темноту, – опасаясь, не является ли внезапный визит этого типа частью плана штурма дома.
– Это я к тому говорю, чтобы ты меня лучше понял. Мне совсем не хочется твоей смерти. А кроме всего прочего, она бы уже не повлияла на ход операции, так как первоначальный смысл всего плана безвозвратно утерян. Операция «Большаков» по большому счету провалена. Но даже после провала операции необходимо замести следы, а ты – главный след. Поэтому твоя смерть неизбежна.
– Это я знаю и готов...
– Точнее, была неизбежна, – перебил Банду Котляров. – Была неизбежна до сего момента.
– А что же такого потрясающего случилось в этот момент? – сарказм Банды был совершенно очевиден. Он не верил полковнику и даже снова демонстративно вытащил из кармана пистолет.
– Мне в голову вдруг – благодаря вам! – обернулся он к Самойленко, – пришла замечательная идея. При ее реализации и овцы будут, как говорится, целы, и волки сыты.
– И что же это за идея?
– Думаю, вас это крайне удивит, но... Я предлагаю тебе. Александр, работать с нами.
– То есть? – Банда действительно от удивления открыл рот.
– То есть я получаю поддержку своего начальства, и бывший старший лейтенант Вооруженных Сил Александр Бондарович становится старшим лейтенантом службы безопасности. Стаж службы в общий срок для пенсии тебе зачтется. Ты ее как бы продолжишь. Операция, таким образом, будет закрыта, Алина вернется к родителям, никаких следов уничтожать более не придется.
– А зачем я вам нужен, черт побери?
– Для детальной разработки и осуществления нашей следующей операции.
– Какой еще операции? – Банда не мог прийти в себя от изумления, и до него с трудом доходило все, сказанное Котляровым. – Что это за операция? Что от меня будет нужно? Разве я могу что-то для вас сделать? Да и вообще, почему я должен вам верить?
Он вдруг снова подозрительно огляделся по сторонам, прислушиваясь к ночной тишине.
– Не беспокойся, никто без моего приказа ничего здесь не посмеет сделать. А я такого приказа, поверь, не отдавал... – Котляров вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. – А насчет задания и новой операции ты что-нибудь сможешь узнать только после того, как согласишься с моим предложением. Это будет логично, не так ли? Ну а что ты можешь сделать, то, я думаю, многое... Сам посуди – сколько нам пришлось с тобой возиться? Да еще пока и безрезультатно... Ведь если ты откажешься, неизвестно, чем это наше противостояние обернется.
– Как-то неожиданно все это... – Банда задумался, пытаясь лихорадочно просчитать все плюсы и минусы внезапного предложения «федерала».
– Конечно. Думай. Только учти, что времени на раздумья у тебя очень мало. Мой шеф поставил передо мной задачу решить исход операции к вечеру завтрашнего дня. Я ее решу в любом случае. Но мне, чтобы убедить шефа в необходимости столь нестандартного решения, тоже нужно какое-то время, понимаешь?
– Да.
– Так что не обижайся, но додуматься до чего-либо ты должен никак не позже, чем к утру.
– Ясно... А какие вы можете дать гарантии, если я вдруг соглашусь?
– Никаких, – полковник ответил не задумываясь, и его откровенность понравилась Банде. – Никаких. Потому что я не знаю еще толком, с какой ноги встанет утром генерал. Пойдет ли он на это? Одобрит ли мой план? Не знаю. Поэтому не могу дать гарантий. Хотя...
– Ну? – нетерпеливо подтолкнул его Банда.
– Могу обещать, могу дать слово офицера, что если после твоего согласия получу приказ от начальства на ранее запланированное завершение операции, я ему не подчинюсь. Я заберу своих людей, и ты на время будешь свободен. Но тогда этим займутся другие.
Котляров понимал, на что шел. Он был уверен, что их разговор сейчас слушает и записывает старший лейтенант, оставшийся в машине, и этот сосунок, не слишком удачливый в службе, «пересидевший» в старлеях, «сдаст» его, Котлярова, с потрохами, чтобы выслужиться перед Мазуриным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Язык уже не очень-то слушался хозяина, но рассказывал Самойленко хотя и несколько путанно, все же увлеченно, в очередной раз загоревшись сегодня и воспрянув духом:
– Ну, в общем, дела так разворачиваются, что ни похорон, ни могилки – ничего, никаких следов... Кое-кто из родителей об этом и не спросит. Что ж, если они это дитя никогда живым не видели, чего и хоронить-то? Кому-то расскажут о том, что ребенок родился хоть и живой, но с такой патологией, что и нескольких минут не мог прожить вне материнской утробы, – вроде не хватает какого-то жизненно важного органа, например, так что спасти было никак нельзя...
– Да, дела! – присвистнул Банда, а Коля тем временем продолжал:
– Словом, до определенного момента все шло в этой больнице очень четко... Слышь, Банда, давай еще по глотку, потому как ночью без водки о таких страстях и рассказывать-то трудно.
– Давай, я что, против? – Банда заинтересовался и ждал продолжения.
Они выпили, и Коля заговорил снова:
– Короче, все было нормально, только, может, в Управлении здравоохранения слегка удивлялись статистическим данным о детской смертности. Но мало ли что? Может, Чернобыль так влияет или еще какая «холера» – наша экология, слава Богу, всему миру известна... Да. Так вот. Слухи пошли по городу неожиданно. Как они возникли – одному Господу известно. Может, две несчастные матери встретились. А может, какая-нибудь утечка информации произошла. Не знаю. Главное – вся Одесса вдруг заговорила об этой больнице. Ну и ваш покорный слуга, естественно, заинтересовался. А тут как раз такая удача подворачивается...
– Что именно?
– Да моя коллега, напарница, мы с ней часто вместе работаем, Дина... В общем, она залетела по каким-то там женским делам в гинекологию этой самой больницы, – Самойленко отчего-то вдруг смутился, и Банда, вспомнив, как нежно вымолвил он имя женщины, Лишь усмехнулся про себя – «конспиратор». – А знаешь, как у нас, роддом, гинекология – все в одном корпусе, только на разных этажах.
– Ну и?
– Короче, она там, естественно, помимо лечения, начала заниматься сбором информации... – Коля вдруг посерьезнел и помрачнел. – Но я боюсь за нее. Если там что серьезное... Вот я и хотел Олега попросить о подмоге. Взял бы его с собой, устроил в эту больницу хоть санитаром, хоть электриком... Там вакансии, сам понимаешь, найти всегда можно. А он – бывший офицер, медподготовку прошел. Может, даже на медбрата претендовать бы мог. В общем, надо было хоть немножко прикрыть Дину, а заодно постараться что-нибудь интересное высмотреть...
– А сам чего же? – Банда с недоверием покосился на Самойленко, не понимая, что может помешать мужчине самому защитить свою любимую, попавшую в опасную ситуацию.
– Сам?! Ха-ха! Да меня каждая собака в городе знает. Здрасьте! Самойленко в санитары попросился! А больше вы нигде, господин журналист, поработать не желаете? – он передразнил возможную реакцию на его появление в больнице, но тут же снова посерьезнел:
– Нет, я сам не могу никак. Мне именно такой парень, как Олег, нужен был.
– Ну я бы тебе постарался помочь, но...
– Да... Ладно, забудем об этом. Давай лучше отвлечемся. Какая ночь-то, а?
– Здорово, ничего не скажешь.
Они долго-долго сидели молча, задумавшись каждый о своем. Городок спал, погрузившись в полную тишину, и даже природа, казалось, замерла, не нарушая вселенского покоя ни шелестом листвы под дуновением ветерка, ни криком цикад. Лишь мириады огромных ярких звезд прямо над головой безмолвно взирали на землю, полную тревог, печалей и бедствий. Там, наверху, все было куда спокойнее.
Где-то совсем рядом вдруг хлопнула дверца автомобиля, и Банда встрепенулся, кивнув в ту сторону:
– Наши друзья-сторожа не спят. Все слушают, о чем мы тут с тобой.
– Да... Слушай, у меня в сумке приемник есть. Хочешь, я его принесу, так хоть новости или музыку послушаем? Все ж веселее будет до утра сидеть, – Самойленко встал и, поднеся спичку к бутылке, постарался рассмотреть, сколько там осталось. – Заодно еще водочки захвачу да закуски какой. А то на этом сказочном воздухе трезвеешь в один момент – пьешь-пьешь, вроде и выпил много, а никакого тебе кайфа.
– Давай, – рассмеялся Банда, – неси и то, и другое. Гулять так гулять.
Коля вернулся очень скоро, разложил на лавке прихваченное на кухне сало, хлеб, огурцы и помидоры. Затем с торжественным видом извлек из внутреннего кармана куртки бутылку и водрузил ее посреди закуски. Наконец из другого кармана вытащил маленький приемник «Нева» и, включив его, начал шарить по волнам эфира, разыскивая какую-нибудь музыку. Сквозь треск и шум вдруг пробился чистый голос Расторгуева из «Любэ»:
Да, стая, я старик.
Я словно стертый клык.
Не перегрызть
Мне память вольных-снов.
В них пыл давно затих,
И больно бьют поддых
Глаза моих друзей,
глаза моих друзей волков.
Я раны залижу,
Я с прошлым завяжу.
Капканы вижу
и с тропы сверну.
Не потому что слаб,
А потому что кровь
не греет старых лап.
Ночами долго-долго
вою на луну.
Луна, луна, луна,
Взрываю воем тишину.
Луна, луна, луна!
Луна и волк в ночном лесу.
Возьми меня к себе,
Луна...
Над деревьями, заливая все вокруг призрачным голубоватым светом, сияла луна. Огромная, круглая, она, казалось, глядела прямо на Серны, на ребят, сидящих в саду, внимательно и понимающе.
Часть вторая
Помолись за меня
I
Нету у меня никого,
Кроме Родины-матушки.
Да! Нет у меня никого,
Кроме ветра-дружка.
Ох, да помолись за меня,
Сиротинушку, батюшка!
Да! Ты помолись за меня,
Помолись за меня...
Степан Петрович сбросил наушники и, выключив аппаратуру прослушивания, пересел в кабину машины. Закурив, он кивнул водителю:
– Сходи, обрежь телефон.
– Есть.
Котляров остался один. Тишина ночи не приносила облегчения – в ушах, уставших от наушников, стоял звон, и Степан Петрович, нащупав в темноте ручку автомагнитолы, включил ее. Видимо, он попал на ту же волну той же станции, которую слушали в нескольких десятках метров от него Банда и Самойленко, – играла «Любэ».
– Товарищ полковник, мне продолжать прослушивание? – вернувшийся офицер заглянул в форточку «рафика»
– Провода обрезал?
– Так точно, товарищ полковник... Так как насчет прослушивания?
– Как хочешь, – вяло махнул рукой полковник, погруженный в собственные мысли.
Старший лейтенант службы безопасности потоптался несколько минут возле машины, смущенный таким ответом полковника Котлярова, затем, справедливо решив не мешать шефу хандрить, залез в салон микроавтобуса, оставив полковника в кабине одного.
Да, Котляров хандрил. И были тому весьма серьезные причины – до конца отпущенного Мазуриным срока оставались лишь сутки, а решения проблемы Степан Петрович не видел. Дело Банды за эти дни так и не сдвинулось с мертвой точки: штурмовать дом было нельзя, оставлять Банду в покое – тоже. Тем более объявился еще и этот долбаный писака из Одессы, Самойленко, нелегкая его принесла...
«Постой-ка! – Котляров вдруг встрепенулся и почувствовал, что какая-то очень важная мысль, даже не мысль, а всего лишь зацепка скользнула в совершенно пустой от усталости и напряжения голове. – Подожди... Что там говорил этот Колян про роддом? Так, рост смертности, родителям не дают хоронить детей... Точно! Это ведь очень похоже на то, чем занимается наш капитан Федоров. Только журналист этот из Одессы, а Федоров работает в Питере...»
Федоров, один из лучших оперативников отдела Котлярова, «крутил» дело, которое при успешном завершении обещало стать одним из самых громких не только в его личной практике, но и в практике Котлярова и даже генерала Мазурина.
Более того, это дело послужило бы великолепной рекламой всей деятельности органов безопасности за последние три-четыре года. О нем обязательно было бы рассказано журналистам со всеми подробностями. А те бы уж раззвонили об успехах ФСБ по всей стране. И, главное, то дело, которое вел Федоров, странным образом точно совпадало с тем, о чем рассказывал этот самый Самойленко.
Котляров вдруг понял, что он нашел решение проблемы. Если бы только Банда согласился!
Степан Петрович вышел из кабины и направился к дому Востряковой. Выпрыгнувший следом из салона старший лейтенант пошел было за ним, но затем, окликнув начальника и не удостоившись ответа, остановился, с интересом наблюдая, как его шеф подошел к воротам и решительно постучал в калитку.
Старлей быстренько вернулся в машину и включил аппаратуру прослушивания и магнитофон, нервно крутя ручку настройки, чтобы не пропустить ни одного слова, сказанного у Востряковых...
* * *
От неожиданного стука в калитку, показавшегося чересчур громким в ночной тиши, оба парня вздрогнули и удивленно переглянулись, но в ту же секунду вскочили и бросились к забору, понимая, кто именно мог постучать в это позднее время.
Банда вытащил из кармана пистолет, снял с предохранителя и, сделав Коле знак отойти чуть подальше, рванул калитку и мгновенно отскочил в сторону. На прицеле его «Макарова» оказался седоватый, но еще крепкий мужчина лет сорока, одетый в неплохой серый костюм с ярким галстуком. Профессиональным жестом он показал, что в руках у него нет оружия.
– Разрешите войти?
– Вы кто?
– Полковник службы безопасности Котляров Степан Петрович. Мне нужно с вами поговорить.
Банда не ожидал такого оборота дела и удивленно оглянулся на Самойленко. Тот стоял, с интересом разглядывая незнакомца, будто недоумевая, откуда тот взялся.
– Интересно, о чем? – нашелся-таки Банда, отнюдь не выразив особой радости.
– Может, я все же войду?
– Заходите, – Банда, не опуская пистолета, пропустил «федерала» во двор, снова тщательно запер все засовы и только после этого указал куда-то в глубь темного двора:
– Пойдем, сядем.
– Александр, вы пистолет уберите, – голос полковника был удивительно мягок и доброжелателен. – Я не вооружен. Да и не воевать пришел.
Банда, конечно, знал, что их внимательно слушают, что на них давно собрали обширнейшее досье, но обращение по имени этого совершенно незнакомого человека все же подействовало на Сашку.
Поставив пистолет на предохранитель, он засунул его в карман.
– Ну вот, так наш разговор получится более спокойным, – полковник сохранял полное самообладание, и это понравилось Сашке – ему импонировали выдержанные люди. – Я, конечно, прошу извинения за столь поздний визит, но ведь вы все равно не спите, правда?
– Конечно.
– Добрый вечер, Николай, – поздоровался тем временем полковник и с Самойленко, пожав ему руку. – В доме все спят уже?
– Да.
– Ну и хорошо. Где бы мы могли поговорить?
Ребята отвели гостя к своей лавке, и Котляров заметно оживился, увидев початую бутылку водки и закуску:
– О, да мы хорошо сидим!
– А то вы не знаете? Небось, слушали в своей машине, о чем мы здесь с Колей беседовали, – съязвил Банда, но вдруг, сам не понимая почему, предложил полковнику:
– А вы присоединитесь?
– С удовольствием, – Котляров даже потер руки, наглядно демонстрируя это самое удовольствие.
– Коля, будь другом, раздобудь еще стакан.
Когда водка была разлита и Банда нарезал еще огурцов, полковник поднял свой стакан и, обведя взглядом парней, произнес:
– Знаете что, ребята? Давайте выпьем за наше знакомство. Я скажу честно – все эти дни мы были по разные, как говорится, стороны баррикад, но я хочу отдать должное – ты. Банда, извини, но под этим именем мы тебя лучше знаем, поэтому я, если позволишь, так тебя и буду называть, ты, судя по всему, парень не промах. И мне действительно приятно поговорить с тобой, увидеть тебя воочию, а не подслушивать. Ну, ты понимаешь меня, я думаю.
– Я понимаю, не волнуйтесь. Я все уже давно понял... Впрочем, вы... Степан Петрович? Я правильно запомнил? Так вот. Вы, Степан Петрович, наш гость, а тост предлагается за нас, так что не вижу причин, чтобы не выпить.
– Ек, – подхватил Самойленко, опрокидывая в себя водку.
Когда все выпили, Котляров снова заговорил:
– Я представляю, Банда, какие чувства ты можешь испытывать ко мне и к моей организации... Да, мы пытались тебя убрать, ты не ошибся... Извините, господин журналист, – неожиданно повернулся он к Самойленко, – диктофона у вас с собой, надеюсь, нет?
– Есть, – почему-то покраснел Самойленко.
– А вы его не включайте, пока мы беседуем, хорошо?.. Так вот, – он снова обратился к Банде. – Да, мы, точнее, наша организация пыталась тебя убрать. Для этого я, собственно говоря, и нахожусь здесь. Я был изначально против такого решения, но у меня, черт возьми, тоже есть начальство. Оно-то и отдало приказ о вашей ликвидации. Между прочим, к нападению на тебя здесь, в Сарнах, я не имел ни малейшего отношения.
– К чему все эти извинения, Степан Петрович? – нахмурился Банда, не в силах разгадать игру «федерала». Он даже нервно оглянулся, всматриваясь в темноту, – опасаясь, не является ли внезапный визит этого типа частью плана штурма дома.
– Это я к тому говорю, чтобы ты меня лучше понял. Мне совсем не хочется твоей смерти. А кроме всего прочего, она бы уже не повлияла на ход операции, так как первоначальный смысл всего плана безвозвратно утерян. Операция «Большаков» по большому счету провалена. Но даже после провала операции необходимо замести следы, а ты – главный след. Поэтому твоя смерть неизбежна.
– Это я знаю и готов...
– Точнее, была неизбежна, – перебил Банду Котляров. – Была неизбежна до сего момента.
– А что же такого потрясающего случилось в этот момент? – сарказм Банды был совершенно очевиден. Он не верил полковнику и даже снова демонстративно вытащил из кармана пистолет.
– Мне в голову вдруг – благодаря вам! – обернулся он к Самойленко, – пришла замечательная идея. При ее реализации и овцы будут, как говорится, целы, и волки сыты.
– И что же это за идея?
– Думаю, вас это крайне удивит, но... Я предлагаю тебе. Александр, работать с нами.
– То есть? – Банда действительно от удивления открыл рот.
– То есть я получаю поддержку своего начальства, и бывший старший лейтенант Вооруженных Сил Александр Бондарович становится старшим лейтенантом службы безопасности. Стаж службы в общий срок для пенсии тебе зачтется. Ты ее как бы продолжишь. Операция, таким образом, будет закрыта, Алина вернется к родителям, никаких следов уничтожать более не придется.
– А зачем я вам нужен, черт побери?
– Для детальной разработки и осуществления нашей следующей операции.
– Какой еще операции? – Банда не мог прийти в себя от изумления, и до него с трудом доходило все, сказанное Котляровым. – Что это за операция? Что от меня будет нужно? Разве я могу что-то для вас сделать? Да и вообще, почему я должен вам верить?
Он вдруг снова подозрительно огляделся по сторонам, прислушиваясь к ночной тишине.
– Не беспокойся, никто без моего приказа ничего здесь не посмеет сделать. А я такого приказа, поверь, не отдавал... – Котляров вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. – А насчет задания и новой операции ты что-нибудь сможешь узнать только после того, как согласишься с моим предложением. Это будет логично, не так ли? Ну а что ты можешь сделать, то, я думаю, многое... Сам посуди – сколько нам пришлось с тобой возиться? Да еще пока и безрезультатно... Ведь если ты откажешься, неизвестно, чем это наше противостояние обернется.
– Как-то неожиданно все это... – Банда задумался, пытаясь лихорадочно просчитать все плюсы и минусы внезапного предложения «федерала».
– Конечно. Думай. Только учти, что времени на раздумья у тебя очень мало. Мой шеф поставил передо мной задачу решить исход операции к вечеру завтрашнего дня. Я ее решу в любом случае. Но мне, чтобы убедить шефа в необходимости столь нестандартного решения, тоже нужно какое-то время, понимаешь?
– Да.
– Так что не обижайся, но додуматься до чего-либо ты должен никак не позже, чем к утру.
– Ясно... А какие вы можете дать гарантии, если я вдруг соглашусь?
– Никаких, – полковник ответил не задумываясь, и его откровенность понравилась Банде. – Никаких. Потому что я не знаю еще толком, с какой ноги встанет утром генерал. Пойдет ли он на это? Одобрит ли мой план? Не знаю. Поэтому не могу дать гарантий. Хотя...
– Ну? – нетерпеливо подтолкнул его Банда.
– Могу обещать, могу дать слово офицера, что если после твоего согласия получу приказ от начальства на ранее запланированное завершение операции, я ему не подчинюсь. Я заберу своих людей, и ты на время будешь свободен. Но тогда этим займутся другие.
Котляров понимал, на что шел. Он был уверен, что их разговор сейчас слушает и записывает старший лейтенант, оставшийся в машине, и этот сосунок, не слишком удачливый в службе, «пересидевший» в старлеях, «сдаст» его, Котлярова, с потрохами, чтобы выслужиться перед Мазуриным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27