Шестеро сотрудников под командованием лично полковника Котлярова с разрешения местных органов приступили к операции по отслеживанию особо опасного преступника Александра Бондаровича. Его деятельность, как было объявлено, угрожала безопасности Российской Федерации.
Разрешения на задержание и арест у группы Котлярова не было, но во всех прочих следственных действиях украинские коллеги обещали помочь...
* * *
Уже пятую ночь дежурил Банда во дворе дома Востряковых. Женщины за эти дни пообвыкли и успокоились, и Банда не делился с ними своими наблюдениями, не желая накалять страсти. А ситуация осложнялась с каждым днем.
Если первое время присутствия посторонних лиц в Сарнах не было заметно, то теперь ребята из «федералки» практически не прятались. Их «РАФ» денно и нощно торчал метрах в ста от дома Галины Пилиповны, и Банда знал, что каждое произнесенное ими слово в ту же секунду становилось достоянием сотрудников ФСБ Их «оперы» почти в открытую дежурили около дома, и две «Волги» обеспечивали их мобильность.
Банда понимал, что выхода у них с Алиной теперь нет. Вопрос заключался только в том, как долго все это будет продолжаться? И Банда то и дело нервно сжимал рукоятку пистолета Макарова, откопанного в клуне Галины Пилиповны, готовясь принять свой последний бой.
Тяжело и обидно было Банде. Никогда не предавал он свою Родину, не мыслил себе жизни без нее. Детдомовец, выросший без родительской ласки, без родного угла, отучившись в «Рязановке», пройдя Афган, получив несколько ранений в боях и ни разу не струсив, даже в самые черные периоды своей жизни, когда он почти два года провел среди бандитов Москвы и Таджикистана, – никогда он не делал ничего, что могло бы причинить ущерб Родине.
Да, они с Олегом Востряковым могли с горьким сарказмом рассуждать в свое время за стаканом водки о «необходимости» Афганской войны, о дурацких приказах и подлости высшего военного руководства, о бездарности военачальников. Но ведь они имели на это право, собственной кровью завоевав его и только чудом оставшись в живых.
Да, в Таджикистане год-два назад он положил немало людей, если их можно было так назвать, но пусть хоть один суд попробует доказать, что это была не та самая ситуация, спасавшая от статьи, когда убитые непосредственно угрожали жизни других людей или его самого. Конечно, он нарушил закон, нелегально и с оружием в руках покинув страну следом за конвоем, увозившим Алину.
Но он спас девушку, разрушив попутно шпионский заговор, который самым непосредственным образом затрагивал интересы страны, да и не только его страны.
И вот теперь из-за каких-то странных игр, из-за чьих-то амбиций он стал этой стране не нужен. Более того, он стал врагом, с которым боролась теперь мощнейшая машина государственной безопасности. И исход поединка был предрешен. Можно было справиться с тремя отдельными представителями этой системы, но нельзя было справиться с самой системой.
Выхода он не видел и только со дня на день ждал развязки.
Единственное, что успокаивало его в эти часы, – это сознание того, что он успел сделать все, что мог.
Алину он спас, отцу ее все сообщил, и у ФСБ в любом случае не будет другого выхода, кроме как вернуть девушку домой.
Галине Пилиповне он тоже сумел помочь, как мог. Он успел еще до появления «федералов» съездить в фирму, в которой работал Олег, объяснить его коллегам, тоже бывшим «афганцам», что случилось и почему, и ребята тут же приняли решение не забывать мать Вострякова и ежемесячно отчислять ей ту часть прибыли, которая приходилась на долю Олега в их общем деле.
Он даже позвонил в Москву, в охранную фирму «Валекс», в которой работал до похищения Алины, и еще раз поблагодарил шефа и ребят за поддержку и понимание.
Все дела на этой грешной земле были уже, вроде бы, сделаны, и ничего, кроме Алины, больше не держало его в жизни. Ничего... кроме желания жить и любить...
* * *
Котляров часами сидел в «рафике», ломая голову над задачей, поставленной Мазуриным.
«Засветка» перед украинцами обеспечивала помощь в оперативных действиях, но никак не позволяла убрать Банду тихо и незаметно. Можно было, конечно, просто пристрелить парня, но... Во-первых, объясняй хохлам, зачем был нужен штурм, на который у них нет санкции. Но это еще полбеды, дело можно было бы замять. Степан Петрович боялся другого. Он уже достаточно хорошо присмотрелся к Бондаровичу, подробно изучил его дело и прекрасно понимал, что перестрелка с этим парнем обернется настоящим боем, а сколько человек в таком случае можно потерять – одному только Господу известно.
Нет, эти методы не годились. Слишком крутая заварилась бы каша, по сравнению с которой нынешние его проблемы показались бы мелкими и незначительными.
Нужно было искать другое решение, и, вслушиваясь в разговоры в доме Востряковых, полковник Котляров напряженно думал, не без основания надеясь на свой опыт и интуицию.
Ситуация срочно требовала кардинального и какого-то неординарного решения, и Котляров чувствовал, что выход, пусть даже совершенно невероятный, все же есть...
* * *
Неожиданный гость появился в доме Востряковой среди бела дня, громко постучав в ворота.
Банда, уже успевший выспаться после ночной «вахты», сам пошел открывать.
Сжимая в руке пистолет и в любую секунду ожидая выстрела, он откинул щеколду и резко распахнул калитку в высоких воротах, в ту же секунду отпрыгнув в сторону.
Парень в джинсовом костюме и солнцезащитных очках, стоявший на улице за калиткой, вздрогнул и чертыхнулся, явно не ожидая такого приема:
– Черт, что это значит?
– Чего тебе надо? – грубо спросил Банда, не опуская пистолет и не снимая палец со спускового крючка.
– Слышь, ты пушку-то убери, – парень поднял руки, показывая, что он не вооружен. – Я ищу Олега Вострякова. Ведь это его дом?
– А ты кто?
– Постой, а ты случайно не Банда? – вопросом на вопрос ответил парень.
– Я Банда, допустим. А кто ты?
– Самойленко. Бывший лейтенант Самойленко, ВДВ. Банда, я был взводным в соседнем батальоне. Ты меня совсем не помнишь? – он снял очки, давая Сашке возможность получше себя рассмотреть.
– Не помню.
– Зато я тебя помню... Слышь, Банда, мне Олег очень срочно нужен.
– Откуда ты его знаешь?
– Да мы в училище в одной роте «курсами» были. Все годы. А потом и в Афган вместе загремели. Мы с ним часто там встречались, в соседние батальоны попали... Ну неужели не помнишь?
– Тебя не Колей зовут?
– Колей, Колей!
– Вспомнил, – Банда опустил пистолет. Он действительно вспомнил этого парня, которого видел несколько раз вместе с Олегом. Кажется, однажды они даже выпивали вместе. Не мудрено, правда, что он его не сразу узнал, как-никак времени прошло уже прилично, да и узнать в этом джинсовом фраере афганского «летеху» было не просто. – Заходи.
Пропустив Николая во двор, Банда быстро выглянул на улицу и, убедившись, что все пока спокойно, старательно задвинул засов и набросил щеколду.
И только потом обернулся к удивленно смотревшему на него бывшему лейтенанту.
– Чего тут у вас происходит, а?
– Долго рассказывать, братан.
– А где Олег?
– Пошли, сядем.
Банда привел его к той самой яблоне, под которой они любили сидеть с Олежкой.
– Ты сядь, Коля... – и сам опустился рядом, засунув пистолет в карман" куртки и вытащив пачку сигарет. – Кури.
– Завязал недавно, пока держусь.
– Правильно сделал. А я, братан, отвыкнуть никак не могу.
– Банда, что здесь происходит?
– Как тебе сказать... Ладно, не это главное. Так ты к Олегу?
– Ну.
– Нет Олежки.
– А когда будет?
– Никогда. Нет его больше.
– Как нет?
– Погиб Олег. Погиб. После всего, что прошел... После Афгана. Погиб...
* * *
Вечером, оставив женщин в доме, они снова сидели на этой же самой лавке. Банда уже успел рассказать Самойленко вкратце всю историю, в которую они влипли с Алиной. Рассказал, как погиб Олег. Они уже помянули друга и теперь вышли во двор, на воздух, чтобы посидеть по-мужски, с бутылкой, не встречая ежеминутно горький взгляд Галины Пилиповны, у которой приезд Самойленко снова разбередил незаживающую рану на сердце.
– Да, нелегко ей, – Банда кивнул в сторону дома.
– Еще бы! У меня вообще такое чувство... Неловко как-то. Будто я, мое присутствие все время напоминает ей об Олеге. Знаешь, будто глаза Галине Пилиповне мозолю, как нарочно, – вот, мол, я, его друг, здесь, живой, а его самого... И никогда больше не будет, – с горечью сказал Самойленко.
– Нет, мы ей сейчас как раз нужны. Хотя, конечно, слов нет – мы здесь, а Олежки нет.
Николай разлил водку и протянул стакан Банде:
– Ты чего-то совсем не пьешь.
– Понимаешь, нельзя мне пока.
– Чего, болеешь?
– Хуже.
– Подшился? Закодировался? Так закодированным вообще нельзя, а ты, я смотрю, все же пятьдесят граммов принял за столом.
– Упаси Бог! – не сдержал Банда улыбки. – Только подшиться мне и не хватало. Тут другие дела.
– Это что, связано с тем, как ты меня встретил?
– Догадливый.
– Ну не тяни! – явное нетерпение сквозило в словах Самойленко.
– Если очень коротко, то в результате некоторых приключений я стал опасным человеком для ФСБ...
– Для кого?
– ФСБ.
– Это ты КГБ российское имеешь в виду?
– Да-да.
– А чего им здесь, на Украине, нужно? – недоумевал Коля, с недоверием посматривая на Банду. – И чего ты такого натворить успел, что они тебя... Это все после похищения?
– Да. Я тебе там, в хате, не все рассказал. Теперь я окружен, меня пытаются убрать, и, собственно говоря, каждую ночь я жду штурма, – Банда горько усмехнулся. – Дослужился, брат, на благо России – чужой среди своих. Как в кино.
– Ни хрена себе история!.. Но, послушай, это же такой материал!..
– В каком смысле? – тут уж Банда удивленно взглянул на собеседника.
– Ну, в смысле такую статью забомбить можно – отпад! Служба безопасности России в открытую действует на территории нашего государства – ты представляешь, какой резонанс в обществе это вызовет? Ох, бляха...
– А ты что...
– Да, журналист. Я обозреватель в одесской вечерней газете. Специализируюсь в основном на репортажах обо всяких крутых делах, темных историях и прочих сенсациях. Но я балдею – ты же мне такую тему даришь!
Банда с удивлением следил за неумеренным выражением восторга Самойленко, но постепенно во взгляде «врага государства» удивление сменилось почти неприкрытой насмешкой.
– Ты, Коль, рано радуешься.
– Чего? – переспросил слегка опьяневший Самойленко, в недоумении уставившись на Банду. – Почему ты так думаешь? Я что, по-твоему, написать об этом не смогу? Да я, если ты хочешь знать, один из самых популярных у нас журналистов. Да мои материалы, хоть и нехорошо самому себя хвалить, на «ура» принимаются. Если я себе строчки в номер заказываю – что угодно слетит, но мою писанину редактор поставит. Ты понял?
– Это я понял. И что журналист ты толковый – не сомневаюсь. Я о другом, – печально улыбнулся Банда.
– О чем?
– Понимаешь, меня когда-то давно, еще в детстве, поразила одна вещь. Я об этом в какой-то книжке вычитал. Ты знаешь, как на волков охотятся? В лесу развешивают веревки с красными флажками. Волк боится и никак не может вырваться с очерченной для него охотниками территории. – Банда почему-то начал издалека, задумчиво глядя в черное звездное небо. Он говорил уверенно, не торопясь, – чувствовалось, что не раз уже думал об этом.
– Допустим, я тоже что-то такое читал. Ну и что из этого следует?
– Охотники окружают волка этими флажками все теснее, а потом спокойно подходят и убивают зверя. Ему уже просто некуда деться... С другой стороны, волки действуют точно так же: стая окружает выбранную жертву. Молодые волки гонят козу или там еще кого на старых и сильных убийц, которым остается только выскочить в определенный момент, броситься на загривок и – ш-шах! – зубами по горлу. И все кончено. Понимаешь, тактика что у одних, что у других совершенно одинаковая – окружить, загнать в угол и убить. И кто волк, а кто охотник – сам черт не разберет... По жизни я себя всегда чувствовал волком. Мне всегда казалось, что волки точно так же, как я, одиноки. Им не за кого беспокоиться. Они отвечают только сами за себя. Они сильные, смелые, ничего не боятся и ни перед чем не пасуют. Они, как и я, настоящие охотники. Я всю свою сознательную жизнь, после детдома, только и делаю, что охочусь, образно говоря. Все время воюю с кем-то. То с «духами», то с шушерой всякой блатной... И всю свою жизнь я был по ту сторону красных флажков. А теперь я сам окружен. Понимаешь?
Банда не был уверен, что доходчиво объяснил Коле причины той смутной тоски, которая грызла в последние дни его сердце, но лучше высказаться он не сумел. Но Самойленко, видимо, понял его. Коля сидел теперь притихший, задумчивый и, когда Банда замолчал, подытожил:
– Не хочется волку попадать в пасть волкам же.
– Да, не хочется.
– А ты и не попадешь; Не грусти, – вдруг оживился Самойленко. – Тебе просто повезло, что я приехал. Я подниму хороших людей, на уши поставлю кого следует...
– Ты ничего не сумеешь.
– Слушай, – не на шутку рассердился журналист. – За кого ты меня держишь, в натуре? А ну пошли в дом к телефону, сейчас позвоним ребятам в пресс-службу МВД, в КГБ... Да не в одесские управления, а в Киев. Я телефоны знаю, ребята там знакомые. Сейчас придумаем что-нибудь.
– Сиди, Коля.
– Я тебя не понимаю...
– Вон там, – Банда неопределенно махнул рукой куда-то за забор, – метрах в пятидесяти от дома притаился «рафик», в котором стоит отличная прослушивающая аппаратура. Каждое наше слово они уже услышали, оценили и сделали соответствующие выводы. Иди, сними трубку – я больше чем уверен, что она будет молчать. И вообще могу тебя поздравить – в загоне с красными флажками теперь уже не один волк. Тебя они отсюда тоже не выпустят, понимаешь?
– Ты хочешь сказать... – растерялся Самойленко, удивленно глядя на Банду.
– Ты стал такой же персоной нон грата для ФСБ, как и я. Отстреливать будут нас обоих.
– Ну ты сказанул!
– Не веришь? Ха! Они просто слишком далеко зашли, Колян. У них нет теперь другого выхода. Правильно я говорю, а, товарищ майор или полковник – не знаю? – крикнул Банда в темноту, страшно и странно улыбаясь. И сам подтвердил:
– Правильно. Совершенно правильно.
Куда вдруг разом подевалась кипучая энергия Самойленко, бившая, казалось, через край еще четверть часа назад! Журналист сидел сейчас с Бандой грустный и притихший, о чем-то сосредоточенно думая и иногда утвердительно кивая головой в ответ на собственные мысли. Сашка тоже молчал, докуривая очередную сигарету.
Наконец Николай встрепенулся, как будто сбрасывая с плеч тяжелый груз, и потянулся к бутылке, снова разливая водку в стаканы.
– Э, да ты снова не выпил! Брось, Банда, хрен с ними. Давай вмажем по единой, а там – будь что будет!
– Не-ет, так просто я им не дамся... Но по единой, как ты сказал, можно, – и Банда решительно опрокинул в себя полстакана водки, даже не поморщившись.
– Вот так-то, – радостно подхватил Самойленко, тут же с энтузиазмом поддержав Сашку. – Этак нам веселее ночь коротать будет. Правда, старлей?
– Слушай, а чего ты к Олегу-то приехал? Просто так или по делу какому? – вдруг вспомнив о неожиданном появлении Самойленко, спросил Банда.
– Вообще-то по делу. Мне его помощь нужна была. У нас в Одессе крутые дела творятся, и мне нужен был человек вроде Олежки – свой, надежный, который и спину мне, если что, прикрыть сможет. Да, видать, не судьба...
– Так, а что за дело-то, если не секрет?
– От тебя секретов нет. А вот они, – Коля махнул в ту сторону, где Банда засек автомобиль прослушивания, – услышат... А впрочем, пусть слушают, раз так. Мне-то этим делом заниматься уже не придется, видно.
– Ну так наливай еще, а то и впрямь тоскливо как-то, да рассказывай – все равно всю ночь сидеть, так хоть компанию мне составишь, – Банда протянул пустой стакан, и Коля живо исполнил его просьбу.
Они выпили. Самойленко уселся поудобнее и, снова «развязав» – как тут удержаться, если столько тяжелых и невероятных известий сразу валится на голову, – попросил у Банды сигарету и начал рассказывать:
– Это мог бы быть «материал века». Может быть, не уступил бы по сенсационности и рассказу об этих деятелях, – он кивнул в сторону улицы. – Короче, у нас в Одессе есть одна больница, при ней роддом, и там вдруг стали происходить странные вещи – резко возросла детская смертность. Во время родов. Представь, оклемается мать от наркоза...
– Слушай, а рожают разве под наркозом? – Банда был не очень-то сведущ в этом деле, но представлял себе роды несколько иначе.
– Нет, без наркоза. Но если кесарево сечение делают...
– А-а, тогда понятно.
– Короче, оклемается роженица, а ей – очень сожалеем, но ваш ребенок родился мертвым. Ну и следуют всякие разные объяснения... Дескать, и показать нельзя – плод, мол, выглядит так, что вам лучше его не видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Разрешения на задержание и арест у группы Котлярова не было, но во всех прочих следственных действиях украинские коллеги обещали помочь...
* * *
Уже пятую ночь дежурил Банда во дворе дома Востряковых. Женщины за эти дни пообвыкли и успокоились, и Банда не делился с ними своими наблюдениями, не желая накалять страсти. А ситуация осложнялась с каждым днем.
Если первое время присутствия посторонних лиц в Сарнах не было заметно, то теперь ребята из «федералки» практически не прятались. Их «РАФ» денно и нощно торчал метрах в ста от дома Галины Пилиповны, и Банда знал, что каждое произнесенное ими слово в ту же секунду становилось достоянием сотрудников ФСБ Их «оперы» почти в открытую дежурили около дома, и две «Волги» обеспечивали их мобильность.
Банда понимал, что выхода у них с Алиной теперь нет. Вопрос заключался только в том, как долго все это будет продолжаться? И Банда то и дело нервно сжимал рукоятку пистолета Макарова, откопанного в клуне Галины Пилиповны, готовясь принять свой последний бой.
Тяжело и обидно было Банде. Никогда не предавал он свою Родину, не мыслил себе жизни без нее. Детдомовец, выросший без родительской ласки, без родного угла, отучившись в «Рязановке», пройдя Афган, получив несколько ранений в боях и ни разу не струсив, даже в самые черные периоды своей жизни, когда он почти два года провел среди бандитов Москвы и Таджикистана, – никогда он не делал ничего, что могло бы причинить ущерб Родине.
Да, они с Олегом Востряковым могли с горьким сарказмом рассуждать в свое время за стаканом водки о «необходимости» Афганской войны, о дурацких приказах и подлости высшего военного руководства, о бездарности военачальников. Но ведь они имели на это право, собственной кровью завоевав его и только чудом оставшись в живых.
Да, в Таджикистане год-два назад он положил немало людей, если их можно было так назвать, но пусть хоть один суд попробует доказать, что это была не та самая ситуация, спасавшая от статьи, когда убитые непосредственно угрожали жизни других людей или его самого. Конечно, он нарушил закон, нелегально и с оружием в руках покинув страну следом за конвоем, увозившим Алину.
Но он спас девушку, разрушив попутно шпионский заговор, который самым непосредственным образом затрагивал интересы страны, да и не только его страны.
И вот теперь из-за каких-то странных игр, из-за чьих-то амбиций он стал этой стране не нужен. Более того, он стал врагом, с которым боролась теперь мощнейшая машина государственной безопасности. И исход поединка был предрешен. Можно было справиться с тремя отдельными представителями этой системы, но нельзя было справиться с самой системой.
Выхода он не видел и только со дня на день ждал развязки.
Единственное, что успокаивало его в эти часы, – это сознание того, что он успел сделать все, что мог.
Алину он спас, отцу ее все сообщил, и у ФСБ в любом случае не будет другого выхода, кроме как вернуть девушку домой.
Галине Пилиповне он тоже сумел помочь, как мог. Он успел еще до появления «федералов» съездить в фирму, в которой работал Олег, объяснить его коллегам, тоже бывшим «афганцам», что случилось и почему, и ребята тут же приняли решение не забывать мать Вострякова и ежемесячно отчислять ей ту часть прибыли, которая приходилась на долю Олега в их общем деле.
Он даже позвонил в Москву, в охранную фирму «Валекс», в которой работал до похищения Алины, и еще раз поблагодарил шефа и ребят за поддержку и понимание.
Все дела на этой грешной земле были уже, вроде бы, сделаны, и ничего, кроме Алины, больше не держало его в жизни. Ничего... кроме желания жить и любить...
* * *
Котляров часами сидел в «рафике», ломая голову над задачей, поставленной Мазуриным.
«Засветка» перед украинцами обеспечивала помощь в оперативных действиях, но никак не позволяла убрать Банду тихо и незаметно. Можно было, конечно, просто пристрелить парня, но... Во-первых, объясняй хохлам, зачем был нужен штурм, на который у них нет санкции. Но это еще полбеды, дело можно было бы замять. Степан Петрович боялся другого. Он уже достаточно хорошо присмотрелся к Бондаровичу, подробно изучил его дело и прекрасно понимал, что перестрелка с этим парнем обернется настоящим боем, а сколько человек в таком случае можно потерять – одному только Господу известно.
Нет, эти методы не годились. Слишком крутая заварилась бы каша, по сравнению с которой нынешние его проблемы показались бы мелкими и незначительными.
Нужно было искать другое решение, и, вслушиваясь в разговоры в доме Востряковых, полковник Котляров напряженно думал, не без основания надеясь на свой опыт и интуицию.
Ситуация срочно требовала кардинального и какого-то неординарного решения, и Котляров чувствовал, что выход, пусть даже совершенно невероятный, все же есть...
* * *
Неожиданный гость появился в доме Востряковой среди бела дня, громко постучав в ворота.
Банда, уже успевший выспаться после ночной «вахты», сам пошел открывать.
Сжимая в руке пистолет и в любую секунду ожидая выстрела, он откинул щеколду и резко распахнул калитку в высоких воротах, в ту же секунду отпрыгнув в сторону.
Парень в джинсовом костюме и солнцезащитных очках, стоявший на улице за калиткой, вздрогнул и чертыхнулся, явно не ожидая такого приема:
– Черт, что это значит?
– Чего тебе надо? – грубо спросил Банда, не опуская пистолет и не снимая палец со спускового крючка.
– Слышь, ты пушку-то убери, – парень поднял руки, показывая, что он не вооружен. – Я ищу Олега Вострякова. Ведь это его дом?
– А ты кто?
– Постой, а ты случайно не Банда? – вопросом на вопрос ответил парень.
– Я Банда, допустим. А кто ты?
– Самойленко. Бывший лейтенант Самойленко, ВДВ. Банда, я был взводным в соседнем батальоне. Ты меня совсем не помнишь? – он снял очки, давая Сашке возможность получше себя рассмотреть.
– Не помню.
– Зато я тебя помню... Слышь, Банда, мне Олег очень срочно нужен.
– Откуда ты его знаешь?
– Да мы в училище в одной роте «курсами» были. Все годы. А потом и в Афган вместе загремели. Мы с ним часто там встречались, в соседние батальоны попали... Ну неужели не помнишь?
– Тебя не Колей зовут?
– Колей, Колей!
– Вспомнил, – Банда опустил пистолет. Он действительно вспомнил этого парня, которого видел несколько раз вместе с Олегом. Кажется, однажды они даже выпивали вместе. Не мудрено, правда, что он его не сразу узнал, как-никак времени прошло уже прилично, да и узнать в этом джинсовом фраере афганского «летеху» было не просто. – Заходи.
Пропустив Николая во двор, Банда быстро выглянул на улицу и, убедившись, что все пока спокойно, старательно задвинул засов и набросил щеколду.
И только потом обернулся к удивленно смотревшему на него бывшему лейтенанту.
– Чего тут у вас происходит, а?
– Долго рассказывать, братан.
– А где Олег?
– Пошли, сядем.
Банда привел его к той самой яблоне, под которой они любили сидеть с Олежкой.
– Ты сядь, Коля... – и сам опустился рядом, засунув пистолет в карман" куртки и вытащив пачку сигарет. – Кури.
– Завязал недавно, пока держусь.
– Правильно сделал. А я, братан, отвыкнуть никак не могу.
– Банда, что здесь происходит?
– Как тебе сказать... Ладно, не это главное. Так ты к Олегу?
– Ну.
– Нет Олежки.
– А когда будет?
– Никогда. Нет его больше.
– Как нет?
– Погиб Олег. Погиб. После всего, что прошел... После Афгана. Погиб...
* * *
Вечером, оставив женщин в доме, они снова сидели на этой же самой лавке. Банда уже успел рассказать Самойленко вкратце всю историю, в которую они влипли с Алиной. Рассказал, как погиб Олег. Они уже помянули друга и теперь вышли во двор, на воздух, чтобы посидеть по-мужски, с бутылкой, не встречая ежеминутно горький взгляд Галины Пилиповны, у которой приезд Самойленко снова разбередил незаживающую рану на сердце.
– Да, нелегко ей, – Банда кивнул в сторону дома.
– Еще бы! У меня вообще такое чувство... Неловко как-то. Будто я, мое присутствие все время напоминает ей об Олеге. Знаешь, будто глаза Галине Пилиповне мозолю, как нарочно, – вот, мол, я, его друг, здесь, живой, а его самого... И никогда больше не будет, – с горечью сказал Самойленко.
– Нет, мы ей сейчас как раз нужны. Хотя, конечно, слов нет – мы здесь, а Олежки нет.
Николай разлил водку и протянул стакан Банде:
– Ты чего-то совсем не пьешь.
– Понимаешь, нельзя мне пока.
– Чего, болеешь?
– Хуже.
– Подшился? Закодировался? Так закодированным вообще нельзя, а ты, я смотрю, все же пятьдесят граммов принял за столом.
– Упаси Бог! – не сдержал Банда улыбки. – Только подшиться мне и не хватало. Тут другие дела.
– Это что, связано с тем, как ты меня встретил?
– Догадливый.
– Ну не тяни! – явное нетерпение сквозило в словах Самойленко.
– Если очень коротко, то в результате некоторых приключений я стал опасным человеком для ФСБ...
– Для кого?
– ФСБ.
– Это ты КГБ российское имеешь в виду?
– Да-да.
– А чего им здесь, на Украине, нужно? – недоумевал Коля, с недоверием посматривая на Банду. – И чего ты такого натворить успел, что они тебя... Это все после похищения?
– Да. Я тебе там, в хате, не все рассказал. Теперь я окружен, меня пытаются убрать, и, собственно говоря, каждую ночь я жду штурма, – Банда горько усмехнулся. – Дослужился, брат, на благо России – чужой среди своих. Как в кино.
– Ни хрена себе история!.. Но, послушай, это же такой материал!..
– В каком смысле? – тут уж Банда удивленно взглянул на собеседника.
– Ну, в смысле такую статью забомбить можно – отпад! Служба безопасности России в открытую действует на территории нашего государства – ты представляешь, какой резонанс в обществе это вызовет? Ох, бляха...
– А ты что...
– Да, журналист. Я обозреватель в одесской вечерней газете. Специализируюсь в основном на репортажах обо всяких крутых делах, темных историях и прочих сенсациях. Но я балдею – ты же мне такую тему даришь!
Банда с удивлением следил за неумеренным выражением восторга Самойленко, но постепенно во взгляде «врага государства» удивление сменилось почти неприкрытой насмешкой.
– Ты, Коль, рано радуешься.
– Чего? – переспросил слегка опьяневший Самойленко, в недоумении уставившись на Банду. – Почему ты так думаешь? Я что, по-твоему, написать об этом не смогу? Да я, если ты хочешь знать, один из самых популярных у нас журналистов. Да мои материалы, хоть и нехорошо самому себя хвалить, на «ура» принимаются. Если я себе строчки в номер заказываю – что угодно слетит, но мою писанину редактор поставит. Ты понял?
– Это я понял. И что журналист ты толковый – не сомневаюсь. Я о другом, – печально улыбнулся Банда.
– О чем?
– Понимаешь, меня когда-то давно, еще в детстве, поразила одна вещь. Я об этом в какой-то книжке вычитал. Ты знаешь, как на волков охотятся? В лесу развешивают веревки с красными флажками. Волк боится и никак не может вырваться с очерченной для него охотниками территории. – Банда почему-то начал издалека, задумчиво глядя в черное звездное небо. Он говорил уверенно, не торопясь, – чувствовалось, что не раз уже думал об этом.
– Допустим, я тоже что-то такое читал. Ну и что из этого следует?
– Охотники окружают волка этими флажками все теснее, а потом спокойно подходят и убивают зверя. Ему уже просто некуда деться... С другой стороны, волки действуют точно так же: стая окружает выбранную жертву. Молодые волки гонят козу или там еще кого на старых и сильных убийц, которым остается только выскочить в определенный момент, броситься на загривок и – ш-шах! – зубами по горлу. И все кончено. Понимаешь, тактика что у одних, что у других совершенно одинаковая – окружить, загнать в угол и убить. И кто волк, а кто охотник – сам черт не разберет... По жизни я себя всегда чувствовал волком. Мне всегда казалось, что волки точно так же, как я, одиноки. Им не за кого беспокоиться. Они отвечают только сами за себя. Они сильные, смелые, ничего не боятся и ни перед чем не пасуют. Они, как и я, настоящие охотники. Я всю свою сознательную жизнь, после детдома, только и делаю, что охочусь, образно говоря. Все время воюю с кем-то. То с «духами», то с шушерой всякой блатной... И всю свою жизнь я был по ту сторону красных флажков. А теперь я сам окружен. Понимаешь?
Банда не был уверен, что доходчиво объяснил Коле причины той смутной тоски, которая грызла в последние дни его сердце, но лучше высказаться он не сумел. Но Самойленко, видимо, понял его. Коля сидел теперь притихший, задумчивый и, когда Банда замолчал, подытожил:
– Не хочется волку попадать в пасть волкам же.
– Да, не хочется.
– А ты и не попадешь; Не грусти, – вдруг оживился Самойленко. – Тебе просто повезло, что я приехал. Я подниму хороших людей, на уши поставлю кого следует...
– Ты ничего не сумеешь.
– Слушай, – не на шутку рассердился журналист. – За кого ты меня держишь, в натуре? А ну пошли в дом к телефону, сейчас позвоним ребятам в пресс-службу МВД, в КГБ... Да не в одесские управления, а в Киев. Я телефоны знаю, ребята там знакомые. Сейчас придумаем что-нибудь.
– Сиди, Коля.
– Я тебя не понимаю...
– Вон там, – Банда неопределенно махнул рукой куда-то за забор, – метрах в пятидесяти от дома притаился «рафик», в котором стоит отличная прослушивающая аппаратура. Каждое наше слово они уже услышали, оценили и сделали соответствующие выводы. Иди, сними трубку – я больше чем уверен, что она будет молчать. И вообще могу тебя поздравить – в загоне с красными флажками теперь уже не один волк. Тебя они отсюда тоже не выпустят, понимаешь?
– Ты хочешь сказать... – растерялся Самойленко, удивленно глядя на Банду.
– Ты стал такой же персоной нон грата для ФСБ, как и я. Отстреливать будут нас обоих.
– Ну ты сказанул!
– Не веришь? Ха! Они просто слишком далеко зашли, Колян. У них нет теперь другого выхода. Правильно я говорю, а, товарищ майор или полковник – не знаю? – крикнул Банда в темноту, страшно и странно улыбаясь. И сам подтвердил:
– Правильно. Совершенно правильно.
Куда вдруг разом подевалась кипучая энергия Самойленко, бившая, казалось, через край еще четверть часа назад! Журналист сидел сейчас с Бандой грустный и притихший, о чем-то сосредоточенно думая и иногда утвердительно кивая головой в ответ на собственные мысли. Сашка тоже молчал, докуривая очередную сигарету.
Наконец Николай встрепенулся, как будто сбрасывая с плеч тяжелый груз, и потянулся к бутылке, снова разливая водку в стаканы.
– Э, да ты снова не выпил! Брось, Банда, хрен с ними. Давай вмажем по единой, а там – будь что будет!
– Не-ет, так просто я им не дамся... Но по единой, как ты сказал, можно, – и Банда решительно опрокинул в себя полстакана водки, даже не поморщившись.
– Вот так-то, – радостно подхватил Самойленко, тут же с энтузиазмом поддержав Сашку. – Этак нам веселее ночь коротать будет. Правда, старлей?
– Слушай, а чего ты к Олегу-то приехал? Просто так или по делу какому? – вдруг вспомнив о неожиданном появлении Самойленко, спросил Банда.
– Вообще-то по делу. Мне его помощь нужна была. У нас в Одессе крутые дела творятся, и мне нужен был человек вроде Олежки – свой, надежный, который и спину мне, если что, прикрыть сможет. Да, видать, не судьба...
– Так, а что за дело-то, если не секрет?
– От тебя секретов нет. А вот они, – Коля махнул в ту сторону, где Банда засек автомобиль прослушивания, – услышат... А впрочем, пусть слушают, раз так. Мне-то этим делом заниматься уже не придется, видно.
– Ну так наливай еще, а то и впрямь тоскливо как-то, да рассказывай – все равно всю ночь сидеть, так хоть компанию мне составишь, – Банда протянул пустой стакан, и Коля живо исполнил его просьбу.
Они выпили. Самойленко уселся поудобнее и, снова «развязав» – как тут удержаться, если столько тяжелых и невероятных известий сразу валится на голову, – попросил у Банды сигарету и начал рассказывать:
– Это мог бы быть «материал века». Может быть, не уступил бы по сенсационности и рассказу об этих деятелях, – он кивнул в сторону улицы. – Короче, у нас в Одессе есть одна больница, при ней роддом, и там вдруг стали происходить странные вещи – резко возросла детская смертность. Во время родов. Представь, оклемается мать от наркоза...
– Слушай, а рожают разве под наркозом? – Банда был не очень-то сведущ в этом деле, но представлял себе роды несколько иначе.
– Нет, без наркоза. Но если кесарево сечение делают...
– А-а, тогда понятно.
– Короче, оклемается роженица, а ей – очень сожалеем, но ваш ребенок родился мертвым. Ну и следуют всякие разные объяснения... Дескать, и показать нельзя – плод, мол, выглядит так, что вам лучше его не видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27